Почувствуй мою душу

— Ты жив… Прикрыв глаза, Мэй прошептала эти слова лишь после того, как сама поверила в них. Сердце бешено колотилось, ком в горле мешал дышать, но на этот раз — от радости и облегчения. Целая неделя одиночества и неизвестности — и всё ради этого самого момента воссоединения. Наверное, можно сказать, что это стоило того, но Мэй предпочла бы, чтобы эти переживания обошли её стороной. Чтобы им с Леви не пришлось разлучаться на столь долгий срок, чтобы он не пропадал, чтобы она не думала, что он погиб… — Жив, — ответил Леви, погладив её по волосам. Мэй пыталась запомнить каждую мелочь этого мгновения, чтобы успокоиться: запах мыла, которым пользовался Леви, и стиранной рубашки, которую он надел после душа, дрожь в пальцах, тепло объятий, приносящих покой, безопасную тишину кабинета… Вдохнув, Мэй наконец-то открыла глаза и отстранилась, чтобы вглядеться в лицо Леви: влажные волосы, уставший взгляд, тёмные круги под родными серо-синими глазами, царапина на скуле, сухие и треснувшие губы, синяк на подбородке. Мэй натянула улыбку — она получилась вымученной и явно кривой, но ей было плевать. Главное — у неё наконец-то появился повод улыбнуться. — И ты жива, — спокойно добавил Леви, разглядывая её в ответ. — Да уж, — она фыркнула. — Куда я денусь. Он покачал головой и снова прижал её к себе — Мэй была совершенно не против. В голове вертелись десятки вопросов, но пока что она игнорировала их, крепко сжимая рубашку на спине Леви, чтобы унять дрожь в пальцах. — Выздоровела? — Вполне, — Мэй отстранилась и снова посмотрела на него. — Это хорошо, — он кивнул и погладил её по плечу. Вопросы, которые она отгоняла от себя, дали о себе знать с такой силой, что она не смогла им сопротивляться. Не выдержав, Мэй наконец аккуратно взяла Леви за перебинтованную руку и спросила: — Что случилось? — Прикрывал твоего Маркуса, — он вздохнул. — Все мои травмы всегда самые тупые, я просто рукой на его лезвие напоролся. Повезло, что это один из последних боёв был. — Сильно болит? — она подняла на него взгляд. — Перо держать не могу, я уже пробовал, — мрачно ответил Леви. — Я не про перо спросила… — Мэй нахмурилась. Вздохнув, он посмотрел куда-то в сторону. Она уже решила, что Леви не ответит, как он коротко бросил: — Терпимо. Его очевидно раздражала эта травма, поэтому Мэй решила не мучить его расспросами, но и руку не отпустила — он сам тоже не спешил убирать её. К счастью, у неё была для него неплохая новость: — Что ж… работы для тебя в любом случае не так много, — она кивком указала на его стол. Леви посмотрел туда, а затем поменялся в лице и тихо сказал: — Мэй, только не говори, что это всё, что осталось. Она поджала губы, почему-то почувствовав укол стыда, ведь именно это она и собиралась сказать. Но делать нечего, поэтому Мэй поймала взгляд Леви и кивнула со словами: — И то из-за того, что с этими документами можешь разобраться только ты. — С ума сошла? — он нахмурился и склонил голову набок, пытаясь заглянуть ей в лицо. — Сколько ты тут сидела? Смутившись на мгновение, Мэй решила не говорить Леви, что практически не выходила из кабинета. К счастью, она и не успела ничего сказать — в дверь внезапно постучали. Мэй еле успела отпустить руку Леви, как в кабинет зашёл Жан — живой и здоровый, лишь голова его была плотно перебинтована. И что он тут забыл в столь поздний час? — Капитан Леви… о, Мэй, — он слабо улыбнулся ей. — Тебя я тоже искал. — Что такое? — резко спросил Леви, оборачиваясь. — Вас обоих вызывает к себе командир Ханджи. — Сейчас? — Мэй удивлённо вскинула брови. — Да. Сказала, нужно отчёты готовить. — Мы подойдём через десять минут, — Леви аккуратно скрестил руки на груди, явно стараясь лишний раз не тревожить правую. Кивнув, Жан бросил странный взгляд на Мэй, прежде чем выйти и закрыть за собой дверь — она даже не пыталась понять, о чём он думал или что хотел ей сказать, потому что не до этого было. Голову заполонили совершенно другие мысли. Снова оставшись наедине, Мэй и Леви несколько мгновений молча смотрели друг на друга — она не знала, что сказать или сделать, а он будто чего-то ждал. Когда тишина начала неприятно давить, Мэй поняла, что пора заняться делом. — Идём, Ханджи ждёт, — она пошла в сторону выхода, но он поймал её за локоть и заставил остановиться. — Ты не ответила. Так вот чего Леви ждал… Вздохнув, Мэй подняла на него взгляд и спокойно заговорила, будто речь шла о ком-то другом, а не о ней и её переживаниях последней недели: — Я один раз выезжала в Трост, чтобы купить то, что ты просил, а для тренировок я была слишком слаба. Что мне оставалось делать? Только работать. Несколько мгновений Леви вглядывался в её лицо, явно пытаясь понять, лжёт она или говорит правду, а затем наконец-то кивнул. Мэй не стала забирать со стула свой китель, оставшись в белой рубашке, галстуке-боло и светлых штанах, а Леви и вовсе не надевал униформу. Вдвоём они вышли в прохладный коридор и побрели в кабинет Ханджи. Мэй наконец-то чувствовала столь необходимое ей присутствие остальных в штабе — видела других разведчиков во внутреннем дворе, слышала приглушённые голоса и хлопанье дверей. Больше всего она радовалась присутствию Леви, но вне кабинета им нужно забыть о другой, настоящей стороне их отношений. Впрочем, Мэй уже привыкла и без проблем переключалась между этими ролями. — Капитан, расскажете, почему вы задержались в экспедиции? — спросила она, когда они начали подниматься по лестнице. — Ханджи решила, что у нас хватит сил и припасов, чтобы зачистить ещё одну деревню, — тут же ответил Леви. — В целом хватило, но пришлось сделать крюк. — Потери? — Одиннадцать человек, — помолчав, он добавил: — Думаю, следующая экспедиция станет последней. Мэй мысленно вздохнула — теперь разведчиков осталось меньше тридцати. Ужасно мало, а пополнения в ближайшее время не предвидится — кадеты сто пятого выпуска будут учиться до весны, а из Гарнизона и Военной полиции перевелись уже все, кто мог или хотел. Тяжёлая ситуация… — Хватит ли нас на неё? — Мэй посмотрела на Леви, пытаясь спрятать поднявшееся внутри беспокойство. — Не знаю, Мэй, — устало ответил он. Наконец они дошли до кабинета Ханджи, ни с кем не столкнувшись по пути. Леви постучал и тут же открыл дверь, после чего, заглянув внутрь, жестом пригласил Мэй зайти первой. Она удивлённо вскинула брови, но всё же не стала отказываться от предложения. В кабинете, как и прежде, царил лёгкий бардак, ставший неотъемлемой частью этого места, но он даже радовал. Однако внимание Мэй привлекли не горы документов и полупустые коробки, а чайник и три чашки на столике у дивана. Их позвали на чаепитие? — Мэй! Не успела она моргнуть, как Ханджи налетела на неё будто из ниоткуда и чуть не сбила с ног, сжав в крепких объятиях. От неожиданности Мэй не знала, как реагировать, поэтому, вдохнув, неловко похлопала её по спине. Не ответить на объятия она не могла, но что это нашло на Ханджи?.. — Эй, Очкастая, не сломай её, — проворчал Леви, закрывая дверь. — Прости, — Ханджи отстранилась и широко улыбнулась, поймав взгляд Мэй. — Просто рада встрече. Тебе уже лучше? — Д-да, спасибо, — она улыбнулась в ответ. — Я тоже рада вас видеть. — Думаю, после такого обращение на “вы” уже не совсем уместно. Мэй сконфуженно поджала губы, не зная, что сказать на это, а Ханджи хлопнула её по плечу и махнула в сторону столика за своей спиной. — Садитесь, только заварила. — Ты нас посреди ночи вызвала, чтобы чай пить? — спросил Леви, поравнявшись с Мэй и скрестив руки на груди. — Приятное можно и нужно совмещать с полезным, — Ханджи выпрямилась и поправила очки. — Мы можем попить чай и нам нужно обсудить дела, потому что я должна быть в курсе всего произошедшего в наше отсутствие, чтобы спланировать дальнейшие шаги. — Нет, объясните мне, пожалуйста, — Мэй развела руки в стороны, с трудом сдерживая недоумение. — Вас не было неделю, а вы вместо того, чтобы отдохнуть и прийти в себя, сразу же в работу бросаетесь. Это не может хотя бы до утра подождать? — Мы и так задержались, — Ханджи вздохнула. — К утру нужно будет сдать все отчёты, чтобы вернуться к прежнему графику, поэтому некогда отдыхать. Пока она говорила, Леви сел на диван и по-хозяйски начал разливать чай, будто ждал этого момента весь день — видимо, его нисколько не смущала необходимость работать сразу после возвращения в штаб. Пожав плечами, Мэй приняла правила игры и устроилась слева от него, а Ханджи села на стул напротив них, притащив бумагу и карандаш для записей. — Что ж, Мэй, теперь выкладывай, что было в штабе за время нашего отсутствия. Желательно во всех подробностях, — сказала она, снова поправляя очки. Потерев лоб, Мэй начала рассказ. Говорить было особо нечего, поэтому она просто пересказала всё, что смогла вспомнить и что было важно. Леви подал ей чашку с чаем, который она начала пить каждый раз, когда в горле пересыхало — за прошедшую неделю Мэй отвыкла так много говорить. Ханджи слушала внимательно, то хмурясь, то кивая, то записывая какие-то детали, а Мэй всё никак не могла перестать бросать взгляд на её распущенные волосы. Было непривычно видеть её такой. Вообще было непривычно сидеть посреди ночи и пить чай с Ханджи и Леви… — Я не стала отвечать на письма из других подразделений, — продолжила Мэй, закончив говорить о делах штаба, — потому что у меня не было инструкций на тот случай, если бы вы все не вернулись. — Надо было сказать тебе… Командир пишет их на случай своей смерти перед каждой экспедицией, — ответила Ханджи, поставив полупустую чашку на столик. — Там указаны имена кандидатов на должность командира и вся необходимая на первое время информация. Если бы мы не вернулись, пятнадцатым командиром Разведкорпуса стала бы ты как единственный оставшийся в живых офицер. Мэй закусила губу, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Нет уж, такой вариант событий её нисколько не устраивал — чтобы она и стала командиром… — Видимо, последним, — пробормотала она, начав крутить в руках чашку с чаем. — Хорошо, что нам не придётся проверять это, — послышался голос Леви. Коротко улыбнувшись ему в благодарность за поддержку, Мэй снова перевела взгляд на Ханджи. Она заговорила после короткой паузы: — Раньше в экспедиции отправлялась только половина состава, сейчас мы не можем позволить себе такую роскошь. Нас и так меньше тридцати человек осталось, что пятнадцать разведчиков смогут сделать? Да даже тридцать человек — это мало, поэтому на днях я обращусь к Пиксису с предложением отправиться в совместную экспедицию, потому что без их помощи мы не справимся. Если он согласится, мы сможем повторить опыт этой вылазки и зачистить территорию стен от основных сил противника, а с остатками разберутся гильотины. — Ты уверена, что эти штуки сработают? — Леви поставил пустую чашку на столик. — Да. Установка прототипа будет завершена через пару недель в Тросте, но строителям понадобится помощь Эрена. Поедешь с ним, заодно проверишь всё, — Ханджи кивнула. — Ещё бы я что-нибудь понимал в этом, — он поморщился. — Тебе всё расскажут, — Ханджи ободряюще улыбнулась. Леви фыркнул. Пряча усмешку, Мэй допила остатки чая и тоже поставила чашку на столик — в кои-то веки она не чувствовала себя лишней в компании старших по званию. — Мэй, у меня есть просьба, — заговорила Ханджи, переведя на неё взгляд. — Как ты могла заметить, Леви травмирован… — Да ладно? — огрызнулся он. — …Пожалуйста, помоги ему написать отчёт, — продолжила она, проигнорировав его выпад. — Нужно сделать это как можно скорее. — Конечно, — Мэй кивнула. — И, видимо, какое-то время тебе придётся побыть его правой рукой. Буквально. — Давай я сам с Мэй об этом поговорю, — Леви резко подался вперёд. — Хорошо, — Ханджи усмехнулась. — Тогда буду ждать отчёт. Тем для разговора больше не осталось, нужно было работать, поэтому Мэй и Леви коротко попрощались и пошли обратно к себе в кабинет, оставив Ханджи наедине с горами документов и пустым чайником. — Значит, теперь вся бумажная работа будет на мне, — выдохнула Мэй, едва они оказались в коридоре. — Вынужден просить тебя об этом, потому что писать левой я не умею, — Леви засунул здоровую руку в карман. — Сортировку и прочее дерьмо возьму на себя. Может, подшивать смогу, но не уверен. — Хорошо, — Мэй кивнула. — Без проблем. — Получишь выходные потом. — Не нужны мне ваши выходные, капитан, — она фыркнула. — Я наотдыхалась за эту неделю. Леви не ответил. Возможно, её ответ звучал чересчур неформально, но Мэй была абсолютна уверена, что их никто не слышит, поэтому и позволила себе эту небольшую вольность. Однако это совершенно не значит, что можно терять бдительность… В полной тишине они добрались до кабинета — лишь оказавшись там, Мэй наконец-то расслабилась и снова почувствовала себя в безопасности. Стараясь не терять времени, которого и так было мало, она сразу села за стол и начала доставать всё нужное для написания отчёта из верхнего ящика. — Сильно волновалась? Мэй не ожидала этого вопроса. Оторвавшись от поиска чистой бумаги, она подняла голову и встретилась с внимательным взглядом Леви. — Хочешь честный ответ? — Конечно, — он нахмурился. Мэй помолчала мгновение, а затем отвела взгляд в сторону и всё-таки вытащила чистые листы — она не знала, что ему сказать, потому что всё было очевидно по убранному кабинету и количеству оставшихся документов. Леви вздохнул — его явно не удовлетворило её молчание, однако вместо ворчания или повторного вопроса он пошёл за своим стулом. Пока Леви не видел, Мэй спрятала в ящик пустую банку из-под снотворного. Наконец он устроился напротив неё — впервые с тех пор, как она стала помогать ему с бумажной работой, они поменялись местами. На мгновение кольнул стыд, пересиливший страх перед необходимостью встретиться с правдой. Помявшись мгновение, Мэй поймала взгляд Леви и наконец-то решилась на откровение: — Я не я, если не буду переживать. В такой ситуации я прежде не оказывалась, поэтому не знала, что думать или делать, — она поджала губы и добавила уже тише: — А если бы ты не вернулся… я боюсь даже представить, что бы со мной было. На мгновение Леви удивлённо вскинул брови, будто уже не ожидал услышать от неё ответ, а затем молча накрыл её руку своей, напоминая ей, что он здесь и всё хорошо. От этого простого, но такого нужного действия внутри разлилось приятное тепло — чувство, по которому Мэй ужасно скучала. Какое-то время они молча смотрели друг на друга, а затем наконец-то приступили к работе — собравшись с мыслями, Леви начал диктовать текст отчёта. Около часа они писали черновую версию: с последовательностью событий, датами, именами, названиями деревень и городов — так Мэй узнала об экспедиции всё, будто сама отправилась за стену Роза и сражалась с титанами. Пока она писала, Леви иногда вставал и ходил по кабинету, перебирал папки в шкафу или смотрел в окно. Он успел даже заварить и выпить чай, от которого Мэй отказалась, чтобы не растягивать и без того долгий и утомительный процесс. В конечном итоге Леви лёг на диван и последние предложения диктовал оттуда — усталость всё же взяла своё. Дописав внушительный черновик — неудивительно, что события целой недели не уместились на один лист, — Мэй принесла текст на проверку. Пока Леви читал, она сидела рядом на полу и аккуратно перебирала его волосы, которые к тому моменту практически успели высохнуть. Он ничего не говорил и никак не отвлекался на неё, поэтому Мэй предположила, что Леви не против — ей самой до ужаса хотелось касаться его каждое мгновение, что они проводили вместе. Им никуда не надо было бежать, никакая опасность не угрожала, никто не ломился в дверь — можно было просто побыть рядом, перевести дух, набраться сил, чтобы затем бок о бок броситься в новый бой. Но это будет потом — пока что Леви читал отчёт, а Мэй сидела рядом и перебирала его волосы. Вот бы остаться в этом моменте навсегда… Но это невозможно, потому что всё на этом свете рано или поздно заканчивается. — Хорошо, — Леви наконец оглянулся на Мэй. Несколько мгновений они снова смотрели друг на друга. Её взгляд скользнул на его губы, но Мэй, не решившись вторгаться в его личное пространство из-за внезапно проснувшегося стыда, забрала исписанные листы и вернулась за стол. Было в этом молчании и переглядываниях что-то невыразимое и необъяснимое, но воспоминания об их разговоре в лазарете не давали Мэй вести себя так, как прежде. Последовали долгие минуты монотонной работы по переписыванию текста — то, что Мэй не любила больше всего, но что ей приходилось делать практически каждый день и придётся делать в усиленном режиме до тех пор, пока Леви не сможет снова держать перо. Буква за буквой, слово за словом, предложение за предложением… Вскоре отчёт был переписан и подшит в папку. Мэй подняла голову, чтобы спросить у Леви про подпись, и поняла, что он не шевелился и молчал всё время, пока она переписывала документ. Однако стоило ей посмотреть на него, как Леви сонно оглянулся на неё, будто почувствовал её взгляд. — Закончила? — хрипло спросил он. — Да. Твоя подпись осталась. Могу попробовать подделать. Потерев переносицу, Леви поднялся с дивана и достал из шкафа какую-то папку, а затем протянул её Мэй. — Потренируйся сначала. Открыв последнюю страницу старого отчёта, она вгляделась в подпись, рассматривая мельчайшие детали. Леви склонился рядом, оперевшись на стол и спинку её стула — от его близости сердце снова забилось быстрее, но Мэй постаралась сосредоточиться на деле. Наконец, почувствовав в себе уверенность, она окунула перо в чернила и попыталась повторить подпись на черновике — на удивление вышло довольно похоже. — Неплохо, — Леви усмехнулся. Пока он не видел её лица, Мэй улыбнулась, довольная собой, и для уверенности потренировалась ещё немного, после чего расписалась уже на самом документе. — Ты теперь опасная, можешь какие угодно дела проворачивать за моей спиной, никто ничего не заподозрит, — Леви выпрямился. — Ты же знаешь, я не стану этого делать, — Мэй отодвинула папку, чтобы дать чернилам высохнуть. — Именно поэтому я и выбрал тебя своим адъютантом. Улыбнувшись ему, она потянулась и поднялась из-за стола, оказавшись совсем рядом с Леви — их разделяли какие-то жалкие сантиметры. Дышать стало тяжелее, но Мэй сделала всё, чтобы не выдать своего волнения. — Иди к себе, я отнесу отчёт Ханджи, — он склонил голову набок. — Нет, — она нахмурилась, поймав его взгляд. — Я приберусь тут и отнесу, а ты отдыхай. Вернусь утром. На удивление Леви не стал сопротивляться, лишь устало спросил: — Сама отдыхать будешь? — Найду чем заняться, не переживай. Оба замолчали, глядя друг на друга — уже в который раз за эту странную и долгую ночь. Что-то не давало им просто так разойтись — к счастью, этого и не пришлось делать. Покачав головой, Леви мягко приобнял её за талию и притянул к себе ближе, в ответ она не стала сдерживать улыбку и аккуратно коснулась его щеки дрожащими пальцами. Наконец-то целуя его после столь долгой и странной разлуки, Мэй почувствовала, что всё встало на свои места. Кошмар закончился. Она дождалась.

* * *

Утром в столовой появились другие разведчики. Мэй со сдержанной улыбкой поприветствовала всех встреченных рядовых, перекинулась парой фраз с Йенсом и Ивонн — Маркус оказался в лазарете, потому что умудрился сломать ногу. Жана, Сашу и Конни она чуть не задушила в объятиях, даже Армину, Микасе и Эрену досталось от неё, а вот Флок предпочёл держаться в стороне, ограничившись приветственным кивком, однако этого уже было более чем достаточно, учитывая характер их отношений. За завтраком сидели обычной большой компанией. Друзья выглядели потрёпанными и уставшими, но они выжили и вернулись в штаб — это лучшее, что могло случиться. Мэй больше молчала, слушая остальных, которые рассказывали об экспедиции. Жан вяло ругался с Эреном, припоминая ему какой-то случай во время боя, Микаса бросала на обоих мрачные взгляды, но не вмешивалась, зато Армин пытался утихомирить их, а Саша и Конни ели, не особо обращая внимание на остальных. Если забыть обо всём, что произошло за последние месяцы, то могло показаться, что это было самое обычное утро в штабе. Однако Мэй видела, что Эрен окончательно растерял весь свой былой энтузиазм, Жан кричал не так громко, как прежде, Микаса выглядела ещё более мрачной, Армин подолгу смотрел в стену и иногда не реагировал на происходящее за столом, Саша ела с меньшим аппетитом, а Конни и вовсе чаще предпочитал молчать. Они все изменились, и это нельзя было отрицать. После завтрака Мэй навестила Маркуса в лазарете — он был рад её видеть и почти вскочил с койки, едва увидев, что она пришла к нему, из-за чего Беатрис пришлось чуть ли не силой укладывать его обратно. Разговор с ним вышел коротким, но бодрым — подчинённый ёмко описал свои впечатления от полуразрушенных деревень, которые они зачищали от титанов, и поворчал на то, как глупо он мог бы погибнуть. Когда Мэй собралась уходить, Маркус попросил снова передать Леви слова благодарности за спасение и сожаления из-за травмированной руки. Поднимаясь в кабинет, Мэй мысленно радовалась, что экспедиция наконец-то подошла к концу, как и её мучения из-за одиночества. Остался лишь разговор с Леви о произошедшем в лазарете, но она твёрдо решила, что это подождёт до вечера — пока что ей нужно сосредоточиться на работе, которой у неё стало выше крыши. К счастью, остаток ночи Леви отдыхал и теперь выглядел не таким убитым, как перед уходом Мэй — это радовало больше всего остального. Стараясь не терять времени, они сразу же принялись за дела. Целый день Мэй писала ответы на письма, обращения, отчёты и инструкции, а Леви постоянно диктовал текст — ей пришлось с головой погрузиться в его дела и буквально стать его правой рукой, забыв обо всём остальном. К вечеру оба устали так сильно, что не могли разговаривать, поэтому после ужина Мэй не вернулась в кабинет, чтобы отдохнуть самой и дать отдохнуть Леви. Она никогда не думала, что бумажная работа может настолько утомлять и лишать остатков сил. Разговор о произошедшем в лазарете, конечно же, было решено отложить до лучших времён. К счастью, на адаптацию понадобилось всего несколько дней, после которых дело пошло быстрее. Из-за задержки в экспедиции и завала в штабе посещение родственников погибших разведчиков пришлось поручить Конни и его подчинённым — Леви был этим недоволен, но он просто физически не мог находиться в двух местах сразу. Пришлось выбирать. Вскоре объём работы и вовсе уменьшился — Мэй и Леви ответили на все письма, запросы и закончили прочие сложные дела, благодаря чему гора бумаг исчезла. Впервые за годы Мэй почувствовала нечто похожее на гордость за себя — её старания не пропали даром, потому что она видела пустой стол Леви и его самого отдыхающим. — Я с тобой работаю лучше, чем сам по себе, — сказал он, когда они пили чай в свободный вечер после отбоя. В ответ на это Мэй не смогла сдержать широкую улыбку, чем заслужила тихую усмешку. — Постараюсь не зазнаваться, — ответила она, прячась за чашкой с гречишным чаем. — Зазнавайся, ты это заслужила, — Леви пожал плечами. — Эта гора документов была на моём столе с тех пор, как Эрвин свалил на меня бумажную работу, а тут ты пришла и за пару месяцев разобралась с ней, — он поймал её взгляд и тихо добавил: — Спасибо, Мэй. — Рада стараться, — тем же тоном ответила она и снова улыбнулась — на этот раз смущённо. Время потекло медленно и спокойно. Впервые за прошедшие недели Мэй и Леви просто сидели, разговаривали о прошлом и делах насущных, пили чай, который заканчивался чересчур быстро, хотя они растягивали удовольствие как могли. Когда чайник опустел, пришло время расходиться, но Мэй чувствовала, что что-то не даёт ей просто встать, попрощаться и уйти к себе — и дело было вовсе не в том, что ей хотелось провести ещё час с Леви. Пора. Пока не стало слишком поздно. Внутри всколыхнулось странное чувство, которое Мэй привычно проигнорировала. Поставив пустую чашку на столик, она положила руку на запястье Леви и тихо заговорила: — Леви, извини за то, как я повела себя в лазарете. В ответ он лишь вопросительно поднял бровь. Отведя взгляд в сторону, Мэй продолжила: — За то, что выгнала тебя. У меня были на то свои причины, но это всё равно было… некрасиво. Леви молчал несколько мгновений, а затем положил руку поверх её и заговорил: — Тогда я списал всё на температуру, но я уже давно вижу, что с тобой что-то не так. Вот только не могу понять, что именно. Картинка не складывается. Мэй поджала губы, по спине пробежал мерзкий холодок. Она не стала спешить с ответом, а Леви, не получив реакции, спросил тише: — Что тебя так мучает? Сердце пропустило удар и рухнуло куда-то вниз. Мэй ждала и боялась этого вопроса — учитывая все фокусы, которые она выкинула за последние полгода, удивительно, что Леви задал этот вопрос только сейчас. Хотела ли она рассказать ему о том, что её… мучает? Мэй не знала и до ужаса боялась снова вспомнить тот день, будто во время рассказа ей придётся пережить всё снова, но на этот раз она не справится с переживаниями и сойдёт с ума. Но ничто в этом мире не происходит просто так. Чтобы зажила рана, нужно зашить её. Чтобы смотреть вперёд, нужно перестать оглядываться. Чтобы доверились, нужно довериться самой. Возьми всё, что разрушает тебя изнутри, и выброси это. — Я уже давно думаю о том, чтобы рассказать тебе, — всё же заговорила Мэй. — Если ты готова, — Леви убрал руку. — Никогда не буду готова, но после всего, что между нами было, ты заслуживаешь правду. Я… — она судорожно вдохнула и, выпрямившись, начала перебирать рукав рубашки. — Я никогда и никому об этом не рассказывала. Ни Леону, ни Жану… ни единой живой душе. — Почему? — Слишком… больно. Отпусти. Мэй собиралась нырнуть в омут головой и заглянуть в глаза монстру, что дремал там и не давал ей покоя ни днём, ни ночью — всё для того, чтобы рассказать то, о чём она старалась не думать. Столько бежала от этих мыслей, чтобы в итоге остановиться и пойти им навстречу. Страшно прикасаться к этим воспоминаниям, открываться, доверяться, становиться слабой… А если Леви осудит или не поймёт? Если скажет, что она переживает из-за ерунды? Или, ещё хуже, что она в самом деле виновата?.. Мэй не знала, не понимала, не могла предположить реакцию Леви, но пути назад уже не было. Она глубоко вдохнула и сжав руки в кулаки, начала: — Это случилось пять лет назад в Хлорбе. Мне тогда было двенадцать. После падения стены Мария к нам хлынул поток беженцев. В городе всегда и без того было тесно, а стало ещё теснее. Много людей, которые принесли с собой больше плохого, чем хорошего. Перед глазами появились образы родного города, который в последнее время снился Мэй всё чаще, но она отогнала их, чтобы не выпадать из реальности, и продолжила: — Люди начали болеть. Нам с Леоном запретили гулять, но в один день мама отправила меня в лавку за хлебом. По пути я встретила своих друзей. Тогда я так устала от домашних дел и своей комнаты… что ослушалась и пошла с ними гулять. Всего на полчаса, просто чтобы не сойти с ума от сидения дома. Маме потом соврала, что долго ждала хлеб. Вместе с друзьями, среди которых был и Итан, она пошла в кондитерскую. В очереди был громко и тяжело кашляющий мужчина — и по сей день Мэй была уверена, что заразилась от него. А ещё она до сих пор помнила вкус тех леденцов, которые купила в тот день — все эти годы она мечтала забыть его. — Я заболела через пару дней. Вскоре заболевших стало слишком много и Хлорбу закрыли, чтобы эпидемия не распространилась по другим городам. Кто-то всё равно успел уехать, но это неважно. Важно то, что вскоре заболели родители и Леон. И они заразились… от меня. Эпидемия бушевала яростно, в закрытом городе началась паника. Мэй смутно помнила, что происходило за пределами дома, важнее было то, что творилось у неё на глазах. Сущий кошмар. Её личный ад. — Помощи не было, потому что во всём городе ситуация была дерьмовая. Все просто… ждали, что будет. Мы лечились всем подряд, просто в надежде, что хоть что-нибудь поможет, но не помогало. Вернее… нам с Леоном помогло, а родители… сгорели… за неделю. Просто в один день мы поняли, что они не дышат. Мы побежали искать доктора, но он пришёл только через пару часов и лишь подтвердил, что они… мертвы… — от напряжения Мэй перешла на шёпот. Силы закончились, к горлу подступил ком. Боль, которую она держала в себе столько лет, вырвалась наружу со слезами, которые Мэй больше не могла сдерживать — они предательски потекли по щекам. Внутренности скрутились в тугой комок, но она продолжила шептать: — И с тех пор… я живу с этой мыслью… — она судорожно вдохнула, — что это я… виновата в их смерти… Мэй больше не могла ни о чём думать, у неё не осталось сил сдерживаться — она закрыла лицо руками и разрыдалась. Вина душила и топила, тянула на дно, и у Мэй больше не было сил сопротивляться. Только слёзы, дрожащие плечи и жгучее чувство в груди — вот что у неё осталось. Всё остальное затихло, отступило, бросило её на произвол судьбы. Она одна. Совсем одна наедине с этой виной… Мгновение спустя Мэй почувствовала, как Леви мягко, но в то же время настойчиво привлёк её к себе и обнял. Она этого не заслуживала, но не нашла в себе сил вырваться или отстраниться. Утонув в чувстве вины, Мэй зарыдала сильнее, вцепившись в рубашку Леви. Она виновата. Она всегда будет виновата. Что бы она ни сделала, чего бы ни добилась, она всегда будет помнить о том, что из-за неё погибли те, кого она любила больше всего на свете. Те, кто дали ей жизнь и счастливое детство. Те, кто были рядом в лучшие и в худшие моменты её первых тринадцати лет. Те, кого она так сильно хотела увидеть и услышать хотя бы раз. Её родители не заслуживали смерти, но почему всё сложилось именно так?.. Мэй не знала, сколько времени прошло, прежде чем слёзы сами собой закончились — вместо них остались только тошнота и головокружение. Всё это время Леви не шевелился, лишь крепко прижимал её к себе и ждал, пока она успокоится и придёт в себя. Глубоко вдохнув, Мэй с трудом разлепила опухшие глаза и уставилась в пол — впервые за долгое время она по-настоящему не чувствовала ничего. Ни усталости, ни злости, ни ненависти, ни сожаления. Ничего. Пустота. Абсолютная, будто Мэй никогда не знала никаких чувств, но до этого мгновения она не осознавала, насколько же ей была нужна эта тишина в мыслях, которые всегда скреблись на задворках сознания, не давая ей покоя ни днем, ни ночью. — Мне жаль, что это с тобой произошло, — послышался голос Леви. От неожиданности Мэй вздрогнула, будто её ударили по голове, а затем прохрипела: — Прости… — И мне знакомо это чувство, — продолжил он, будто не услышав её извинений. Мэй отпрянула и вгляделась в его лицо — Леви смотрел на неё внимательно и серьёзно, без тени презрения. Он не осуждал и не жалел её — просто понимал. — Что?.. — тихо спросила она. — Я потерял многих друзей, дорогих людей, подчинённых, — медленно заговорил Леви, глядя ей в глаза. — Мог ли я их спасти? Что я сделал не так? — он помолчал и продолжил: — Выжили бы Изабель и Фарлан, если бы я успел им помочь? Где сейчас были бы Петра, Гюнтер, Эрд и Оруо, если бы я не взял их к себе в отряд? Если бы успел прийти им на помощь? Мэй боялась дышать, чтобы не спугнуть внезапное откровение — ей сложно было поверить, что такой человек как Леви жил с тем же чувством вины, что и она. — От этих мыслей никуда не деться, они приходят тогда, когда их не ждёшь. Я чувствую вину за каждого погибшего, потому что не справился. Они называли меня сильнейшим, надеялись на меня, а я не смог спасти их всех. Но сейчас я уже ничего не могу сделать: ни изменить прошлое, ни вернуть их к жизни. Мне остаётся только бороться. За них, за будущее, за всех выживших. К горлу подступил ком, снова захотелось плакать. Леви будто почувствовал это и положил руки на щёки Мэй. Она вздрогнула, но он всего лишь вытер ей слёзы и, заставляя смотреть себе в глаза, заговорил яростнее: — Раз ты жива, раз я жив, значит, так надо. Не всё потеряно и отдавшие свои жизни погибли не напрасно. Их воля помогает нам бороться и жить дальше. — Вот только боль это не заглушает, — тихо сказала Мэй. — И легче от этого не становится. — Боль будет всегда. Мы можем лишь научиться жить с ней, а как справляться с этой болью — это уже твоё дело. И твой выбор. Никто не придёт и не заберёт твою боль у тебя. Она только твоя и нести ты её будешь ровно столько, сколько захочешь сама. От этих слов сердце пропустило несколько ударов и задрожали пальцы. Леви поджал губы, о чём-то задумавшись, а затем заговорил тише и медленнее, будто стараясь, чтобы до Мэй дошёл смысл его слов: — Петра тоже была из Хлорбы. Она рассказывала, что тогда весь город прополоскало этой эпидемией. Никого здорового не осталось, — Леви склонил голову набок и пристально посмотрел Мэй в глаза. — Это ужасное стечение обстоятельств, но ты не виновата в смерти своих родителей, Мэй. Слышишь? Эти внезапные слова эхом отозвались где-то глубоко внутри, заставив брови дёрнуться вверх. Ты… Они резанули по загноившейся ране, причиняя боль, но совсем другую — ту, за которой обязательно последует облегчение. …не виновата. В ушах зазвенело. Эти слова сказал в ответ на её откровение Леви — тот, кто понял и принял её; тот, кому можно доверять безоговорочно; тот, кто не станет обманывать. Внутри всё заныло. Мэй поджала губы и прикрыла глаза, снова давая волю слезам, но на этот раз — тихо и беззвучно. Почему плакала, она не знала, но сдерживаться больше не было сил. Леви притянул её к себе и крепко обнял, гладя по волосам, в ответ Мэй смогла лишь всхлипнуть. Той ночью она не вернулась к себе в комнату.