Смех богов

«Некоторые двери как приглашения, скрывающие неизвестное нутро»

      Оживлённый ужин в зале напоминал дневные посиделки, но всё же Кирса ощущала себя спокойней, держа в руках то вилку, то деревянную ложку, то стакан. Когда было, где спрятать взгляд и добрую часть непростых раздумий. Сидела по левую руку от родственника, и тот не слишком настойчиво прижимал ногу к её ноге. Мягко, хоть и плотно. Она ощущала его присутствие почти что в воздухе и то, что тот передавал таким тактильным образом. Бдительную заботу, поскольку за столом Рейнард, верно истолковав её закрытое настроение, не лез к ней и не опекал. Девушка сама себе наливала питьё, по чуть-чуть отламывала вчерашний хлеб и медленно, еле-еле одолевала варёную рыбу. Особого аппетита не возникало, несмотря на то, что овощное варево в плошке пахло не дурно. Впрочем, лесничий не чувствовала и «неаппетита» — просто не очень любила рыбу. И несколько раз Гардог с улыбкой, не отрываясь от застольного разговора, который касался пирушек в других краях, проворачивал ей тарелку с этим яством нетронутой стороной. Чтобы она продолжала есть. И кое-как девушка доела речную живность, чей вкус неприятно ложился на язык, отдалённо напоминал ил, а кости усложняли процесс трапезы. Дальше молча цедила отвар из трав, прислушивалась к голосам, безотчётно запоминая их, и в какой-то момент мужчина её полуобнял одной рукой. Она оторвала взор от омута глиняного стакана и повернула лицо к нему. — Сыта? — негромко спросил маркграф, довольно прикрыв серые глаза.       Кирса, собрав спокойствие и уняв тревожные раскаты на душе, открыто читала все его эмоции. Рейнард смотрел тепло, немного жадно, однако и с вниманием. И девушка насупилась тому, как всё это сочетается в нём. На аккуратном лице с островатым подбородком улыбка: заботы, знания, умиления и предвкушения. В остальных же чертах угадывалась и чуткость. Наклон головы, зоркость. Ей хотелось верить, что за этим не скрывается той боли для неё. Но она тщательно разбирала каждую деталь, уравновешенно оценивала. И, поиграв пальцами по стакану, выдохнула. Расслабленно. Шум ужина вокруг лился по-прежнему ровно, витал эхом под потолком. Стук посуды, голоса. — Да, — наконец ответила девушка, разгладила лоб. — Отлично, — мужчина всё же протянул к ней руку, поправил орехово-русые волосы у виска — те отрасли уже в нечто более женственное. — Моя маленькая возлюбленная. Тогда пойдём наверх? Или можем посидеть ещё тут, если хочешь. — Наверх, — коротко откликнулась Кирса, сжала губы.       Ей самой предстояла нелёгкая работа: довериться более осознанно и больше быть в процессе. Для себя. Именно для себя. Аккуратно взять то, что ей предлагали даже в соитии. Быть собой. Улыбка Гардога стала шире, хищнее, и он встал со скамьи, перешагнув назад. Протянул ей ладонь.       И лесничий с колебанием всё же приняла её, разрешила помочь себе встать с места. Маркграф повёл их из шумного зала, и девушка ощущала чужие взгляды в затылок. Не совсем приятные и очевидные. От этого поморщилась, но Рейнард прижал её к себе: — Не обращай внимания, — прошептал он, касаясь носом её виска. — Даже не думай об этом. Ничего из этого не важно.       Она лишь кивнула, позволяя увести себя дальше в коридор. Гомон затихал, вдогонку никто не шёл. И когда ощущение многолюдности растворилось за очередным углом, лесничий всё же выдохнула. По темнеющей лестнице они поднимались без спешки. И мужчина не делал ничего излишнего. Никаких особых касаний, слов или настроений. На изгибах винтового подъёма он, впрочем, придерживал её надёжней. Словно опасался за то, что она оступится. А сама Кирса думала о предстоящем. Волновалась, но и старалась рассуждать. Не теряться. Ступенька за ступенькой. Внутри поднималось смущение, тревога, неуверенность. И для начала она решила самостоятельно определиться хоть с чем-то. На одном из этажей девушка притормозила их ход и поймала вопросительный взгляд Гардога. Огненные пряди в полумраке смотрелись темнее обычного, напоминая кровь. Сама его фигура, мужчины, который насиловал её, сделалась мрачнее. Но только от освещения. В нём она по-прежнему не чуяла того недоброго. — Давай пойдём не в мою комнату? — тихо, но уверено проговорила девушка, смотря прямо ему в лицо. — Почему не хочешь у себя? — спросил тот, подался к ней, отчего стал чуть нависать. — Что-то не так? — Просто пусть это будет моей комнатой, — Кирса взвесила все свои мысли и положила ладонь ему на грудь. — Просто моей. Я знаю, что тут ты держишь комнаты для этого. Да и я вскрыла тот амулет — магию лучше не тревожить.       Она чуть улыбнулась, и Рейнард не заставил её мучиться в ожидании ответа или же начать колебаться в чём-либо. Кивнул с улыбкой, взял за пальцы и легонько поцеловал. — Как скажешь, мой лесничий. Пусть это та комната будет для тебя целиком безопасной, — голос звучал полным понимания, и мужчина повёл её дальше по башне. — Если хочешь как-то обустроить её под свой вкус, не стоит стесняться. — Давай, я для начала просто доберусь до ночи. Без кошмаров, — отозвалась девушка и потёрлась на ходу лбом о его плечо.       Не возникало нужды говорить о том, что ей страшно. Хоть они уже лежали в постели спокойно, хоть Гардог уже делал ей приятно в сексе, а не брал только для себя. Он это чувствовал и так, ведь сегодня она впервые сама предложила такое. Сделала шажок. Само доверение сродни муке. Но он не собирался ничего портить. Поэтому бережно вновь прижал её к себе, поцеловал в макушку.       В башне установилась тишина вечера, всё в замке готовилось к ночи. И Кирса мельком смотрела в окна на темнеющее небо. Без дождевых туч, и солнце озаряло продольными, золотистыми всполохами кроны леса. Тот по мере наступления весны не стал выглядеть лучше. Зато изгородь парка продолжала зеленеть, чем радовала. Окна вывернули на восточную, тёмную сторону — маркграф привёл к покою, где частенько занимался сексом, где стояло зеркало той чудной ночи обращения. Удобно обустроенная комната, со всем, что могло бы потребоваться. Сегодня, правда, не хватало тёплой воды. Однако мешкать на приказ слугам, мужчина не стал и не хотел — они должны побыть вдвоём. Открыл дверь и пропустил девушку, словно оставляя той возможность отступить. Кирса тихонько юркнула в проход, и Рейнард зашёл следом, надёжно притворив дверь. Запирать не стал — их и так не потревожат. Лишь в самом крайнем случае и только Гантрам с Корблом. Парень чуть кивнул себе, с чистой совестью отметая мысли о внешнем за пределы комнаты, чтобы сосредоточиться на девушке. Она же прошла к окнам — здесь они, высокие и узкие, окаймляли дугой почти всю наружную стену. Погожим днём хватало солнечного света, чтобы любоваться зрелищем. Сейчас же требовалось разжечь свечи на стенных подставках, люстре-ободе и повернуть зеркала. Пока что Гардог просто прошёл к родственнице, что нервно скрестила руки на груди, ссутулилась. Он положил ладони на плечи, чуть ниже. — Не бойся, будет лучше, чем в прошлый раз, — произнёс он приглушённым, убеждающим голосом, разминая ей руки. — Ты моя, и я принадлежу тебе так же. Я не сделаю тебе больно. Говори, если что-то не так, я услышу.       Кирса сама развернулась в его ладонях лицом к нему. В небольших движениях читалась взвешенная вдумчивость, осторожность.       Выпутываться не стала, просто взглянула на него более искренне, отчего проступило и то внутреннее беспокойство. — Мне страшно, — вслух призналась она, переступив через себя, а потом добавила тише. — У нас давно не было, и я… не знаю, каким ты будешь сегодня. После дней. — Я не изменю своим словам, моя Кирса, — мужчина приник лбом к её, потёрся и сделал небольшой, плавный шаг ближе, вступая в плотное соприкосновение. — У нас всё будет хорошо.       Поднял левую ладонь к её щеке, немного придержал в ласке точёное лицо, спустился поцеловать. Коснулся губами рта, мягко и аккуратно для начала. Чувствовал чужое, сжатое дыхание, и через секунд десять ласки, похожей на целомудренную, девушка ответила: чуть приоткрыла губы и сама осторожно перевела поцелуй в более открытый. Обоюдный. И Рейнард внутренне застыл, стараясь блокировать особо сильные позывы похоти, которые резво поднимались даже от этой робкой, незамысловатой взаимности. Долгожданной и терпеливо выведенной из мрака и ужасов памяти. Девушка напряглась в нерешительности, и он разорвал поцелуй, прижал её к себе, пока ненавязчиво оглаживал руками. Нашёптывал, точно баюкая и успокаивая: — Моя маленькая, не бойся, — парень вдыхал запах волос, шеи — внутри трепетало из-за и предвкушения, и радости. — Мы проведём хороший вечер. Приятный.       Гардог скользнул губами поцеловать её в шею, старался не прикусывать сразу, хотя хотелось оставить полноправную метку на своей избраннице. И когда отогнул ворот чужой рубашки, Кирса отвернулась в сторону, но руку подняла к его груди. Чуть сжала пальцами рубашку, проявляя себя, передавая и присутствие. Маркграф отмечал это, поскольку действовал неспешно. Положил ей ладони на талию. Немного опустил к бёдрам, но тут же огладил живот вверх к груди, к рёбрам, попутно усилив посасывание кожи у ключицы. Девушка заглушила дыхание в привычке — это слишком резко проскользнуло в тишине. Но потом она постаралась вновь расслабиться. Принять приятность. Раздался более сбивчивый вдох.       Рейнард в умилении улыбнулся ей в кожу — ей будет много на что отвечать, он постарается. И всё же он не спешил, подготовка требовала времени. Не только ласкал её, гладил тело, чередуя поцелуи, но и оставлял ей возможность для собственного выражения. Несколько раз Кирса чуть подалась навстречу, а потом тихонько скользнула ладонью к его плечу, подняла и вторую руку, устроив ту на другом плече. От этого мужчина довольно хмыкнул, обхватил её под талию и немного наклонил назад, чтобы она как бы держалась за него пару секунд, потом снова притянул к себе, качнулся пахом. Он уже очень хотел, член настойчиво требовал разрядки, но всё равно он показывал низменный голод, чтобы продемонстрировать лишний раз и своё терпение. Во всяком случае, девушка не отклонялась, не пыталась выкрутиться или как-то сократить контакт. И ещё через несколько минут, лесничий начала его исследовать пальцами. Не пыталась гладить или хитро ласкать сквозь одежду крепкое тело — просто знакомилась по-новому, и тем не менее Гардог млел даже от таких простых прикосновений. Реальных. Живых. Искренних. Он поцеловал её в губы, ощущая ставшее малость уверенней чужое движение. Это добавило в единение тех эмоций, коих ни разу не возникало. Мужчина углубил поцелуй, осторожно щупая грань дозволенного на данные мгновения, добавил языка. Его желание и сдерживаемые аппетиты разрастались, ему хотелось и ей доставить не меньшее возбуждение. Но понимал, что нельзя торопиться и портить первое встречное своей опытностью, напором. Уже знакомо оглаживал лесничего сквозь одежду к местах, которые нашёл в прошлые разы. И Кирса начала выводить узоры у него на спине в небольшом поглаживании, что выдавало и нервы, и осторожное желание с любопытством. Рейнард скользнул пальцами ей под рубашку к животу, отчего девушка бездумно напряглась. — Тише, моя девочка, — заверяюще зашептал мужчина ей на ухо. — Всё хорошо. Я буду аккуратен. Ты такая прекрасная.       Она сжала его рубашку на спине, глубоко вдохнула и кивнула, разрешая ему продолжить. Только через несколько секунд, ведя подушечками по бархатной коже, он отметил мурашки.       Не только тех тревожных опасений, но и приятности. Гардог каким-то немыслимым образом сумел это разобрать. Её стеснение даже за такое простенькое удовольствие, за ту незатейливую и пугливую взаимность. Какую она, пожалуй, впервые дарила какому-либо мужчине. Выделяла, обозначала себя, чтобы они могли сцепиться надёжней. Маркграф вновь поцеловал её шею, пока пальцами пробирался выше. Талия, бок, поясница, легонько коснулся округлости груди, отступил. Спустя несколько минут поглаживаний Кирса чуть выгнулась к нему, и он потянул её на себя, отводя от окон к большой кровати. Небольшими шагами, а в воздухе начинал тонким звоном виться магический запах. И сейчас Рейнард впервые различал в том какие-то ноты. Как от куста смороды, накрытого тенью кедра, в жаркий летний день. Так пахло их созвучие. Его и её. Парень усадил девушку на кровать и, взяв её лицо в круг ладоней, несколько минут любовался ею. Её глазами, видом, чертами. Ею самой. Целиком. И во взоре он видел то осторожное, испытующее доверие к нему как к любовнику. Хоть в чертах лица и сквозило понятное напряжение. Гардог склонился перед ней на колени, не отводя немигающего взора, обхватил её сведённые ноги, ластился к ним лицом. Руками блуждал теперь под коленями, у икр, переходил к бёдрам. — Моя Кирса, — шептал он, потираясь щекой. — Моя. И я твой. Весь твой. Я люблю тебя.       Ему нравилось трогать её, даже не получая взамен. Девичье тело словно ложилось в его руки. И она не широко развела ноги, что мужчина истолковал как разрешение. Приподнялся, подался вперёд, тем самым оттеснив девушку на покрывале вглубь ложа.       Когда он сел, Кирса протянула пальцы к его лицу. Водила нежно и несильно, словно хотела запомнить рельеф кожи. И Рейнард покорно застыл, чтобы она могла не спешить. И сколько прекрасного в этом соприкосновении. Потом её руки спустились к его шее, вороту рубашки, где её решимости ещё не хватало, и парень поцеловал её в губы, бережно заваливая на спину. Начал медленно её раздевать. Припал к открывшимся участкам кожи, сматывал широкий бинт, который закрывал грудь. И дыхание девушки менялось. Маркграф посматривал на неё, отмечая рассеянность зыбкой пугливости за то, что она делает сама в эти секунды. И каждый раз, когда её тревоги усиливались, останавливался и вовлекал в поцелуй. Ласкающий, нежный. Он стянул с себя рубашку, чтобы льнуть кожа к коже. Чтобы их запахи тел, их тепло скорее перемешалось друг с другом. Когда он спустился целовать её живот и груди, Кирса впервые коснулась его волос, зарылась фалангами в алые пряди. Но не позволила ему спуститься влажной дорожкой и языком к низу живота. Обозначила, что эту границу ещё не готова переступить. И Гардог пустил туда только руки, оглаживая, разминая сквозь одежду, согревая. Ощущал, что девушка расслабляется всё естественней, иногда поглядывает на него, несмотря на смущение, на его ладонь, массировавшую ей промежность, после чего откидывала голову, а горло дёргалось в сглатывании. Она словно не заметила или же его новое действо не резануло по её насторожённости — парень скользнул ей под штаны. Сквозь зубы выдохнул. Тепло и влажно. Готовая к его члену. И всё же он приспустил ей одежду, чтобы лучше ласкать, чтобы усилить чувствительность.       В один момент Кирса даже подалась назад, стыдливо зажмурившись. Запах вокруг только усиливался, но Гардог не обращал на него внимания. И так ощущал себя хорошо, тело, магия словно пели одну песню. Снял с неё и с себя последнюю одежду, устроился поудобнее, подтянул девушку, которая не сопротивлялась, которая погружалась в приятность. И когда наконец вошёл, блаженно застонав, она выгнулась. В светло-зелёных глазах промелькнула прежняя растерянность от поистине нового удовольствия. Мужчина двигался осторожно, подгадывая нужный ритм, на который сегодня Кирса реагировала лучше и отзывчивей. Через какое-то время она сама жестом изъявила желание сменить позу, и он брал её сзади, ощущая как внутри становится влажнее, как она сама ищет нужный темп, угол. Наклоняется, выгибается. Её разрядка, её пик удовольствия приближался. Рейнард прекрасно чувствовал, видел это. Теперь она понемногу пускала это во вне, давала это ему и брала сама. Хоть и мало. Мужчине этого её маленького шага хватало с лихвой. Он перевернул её на спину, закинув ноги на плечи, несколько движений и девушка задышала совсем сбивчиво, сжала пальцами его ногу, колено, сжимая его внутри себя. Нежная плоть сокращалось в том пике, и Гардогу стоило не малых усилий не кончить прямо вместе с ней. Он старался двигаться весь тот период, продлевая ей раскат неги. Разделял его, и только потом вышел, кончая следом. Спустя минуту притянул к себе осоловевшую девушку, которая теперь мягко-расслабилась до конца, обнял, легонько зацеловывая. За окном в это время умер последний на сегодня солнечный луч, погружая их двоих в темень.