Отголоски

      Рубаха давно пропиталась потом и тяжело обвисла, но до конца смены еще час, не меньше.       Поначалу Мо Жань считал, что с ним приключилось настоящее чудо — пять фунтов в месяц, и в рейс берут через четыре дня! Так он думал до бункеровки. Он привык к тяжелой работе, его руки давно огрубели, но после того, как он целый день забрасывал уголь в лацпорт, Мо Жань понял — никто эти пять фунтов не отдаст ему просто так.       В черную команду “Титаника” его взяли помощником кочегара — считай, повезло. Он и не хотел стоять у топки, где от жара почти невозможно дышать. Когда закончилась первая смена, он просто упал, не раздеваясь, покрытый угольной пылью, сквозь которую проложили себе дорогу капли пота.       Джон Прист, парень с “Титаника”, который и наплел ему на берегу про эту работу, говорил, что триммеров и стюардов добирали в страшной спешке, нанимали едва ли не всех желающих — так и Мо Жань проскользнул на роскошное судно. Глянув на него, старший кочегар довольно хмыкнул и назвал узкоглазым громилой. И подивился, что япошки такими бывают.       — Я китаец, — сказал Мо Жань и чуть было не лишился места, потому что его кулак готов был разбить ебало этому говорливому мудаку. Тот увидел в темных глазах неприкрытое желание калечить и заткнулся.       И вот он на “Титанике”, начался третий день плавания.       В конце своей смены Мо Жань радостно попрощался с лопатой, а то ладони начали уже прирастать к рукояти. Ему предстояло вернуться сюда только после ужина.       Чернота котельной сменилась светлыми коридорами, и Мо Жань вдохнул прохладный воздух. Он стянул рубаху, утирая лицо и мечтая попасть поскорее в душ. Чуть впереди шумели такие же радостные триммеры и кочегары, обсуждали, когда лучше пойти перекинуться в картишки. Его не звали, да Мо Жань и не особо хотел. Половина ребят из его смены была ирландцами, и после стычек в Америке даже те, что жили в Британии, смотрели на китайцев со злостью и пренебрежением, словно и они вот-вот начнут отбирать у них работу.       — Эй, Мо Жань! Твой потерялся. Выведешь его? — крикнул ему Джон, обернувшись.       Чей? Кто? Прибавив шаг, он подошел ближе и едва не споткнулся от изумления. Джон махнул рукой и поспешил за товарищами, а Мо Жань остался наедине с… соотечественником, видимо.       — Duì bù qǐ(1)…— заговорил с ним незнакомец, а Мо Жань только открыл рот от удивления, разглядывая его.       Одетый с иголочки, в безупречном черном костюме с наверняка накрахмаленной рубашкой. Как он попал на эту палубу?       — Wǒjiào Chǔ Wǎnníng (2), — продолжал мужчина, уставившись на него в ответ. — Zěn me chēng hū(3)?       — Wǒ tīng bu dǒng(4), — медленно ответил Мо Жань. Он давно не слышал родную речь и мало что разобрал из слов незнакомца.       — Не говорите по-китайски? — перешел тот на английский.       — Немного понимаю — и все. Но вы так быстро говорили... — Мо Жань почесал макушку и улыбнулся, словно извиняясь за свою глупость.       — Чу Ваньнин, — снова представился тот и протянул руку.       Мо Жань уставился на нее с удивлением, потом глянул на свою антрацитово-черную ладонь и смущенно вытер руку о штаны.       — Мо Жань.       Чу Ваньнин не отдернул свою, и они обменялись рукопожатием. Мо Жань поймал нового знакомого на том, что прямо он не смотрел, а чуть отводил взгляд. Мысленно хлопнув себя по лбу, Мо Жань натянул измятую рубаху и извинился.       Ему показалось, что Чу Ваньнин выдохнул с облегчением.       — Потерялись? Неудивительно, тут настоящий лабиринт.       — Просто спросил направление, но ваш друг так воодушевился...       — Джон? Болтливый он без меры, это да. Пойдемте, выведу вас на свежий воздух.       — Не надо! — быстро ответил Чу Ваньнин.       Оставалось только пожать плечами и поинтересоваться, куда же ему нужно попасть.       — Каюты второго класса на палубе "E". Я просто хочу вернуться к себе.       — Мы почти соседи, — ухмыльнулся Мо Жань и повел его за собой.       Чем выше они поднимались, тем коридоры становились шире, а публика благообразнее. Нисколько не смущаясь своего вида (Мо Жань веселился, замечая возмущение на лицах пассажиров второго класса), он довел Чу Ваньнина до нужного места и хотел было уйти, как тот попросил:       — Зайдите. Отдохнете немного и согреетесь.       Он говорил сдержанно, но Мо Жаню казалось — волнуется.       — Господь всемогущий! — воскликнула высокая тощая дама, замерев у распахнутой двери соседней каюты, так и не сделав шаг за порог. — Это что же такое делается? Тут не первый класс, но должны же быть какие-то приличия.       — У вас какие-то вопросы к члену экипажа? — холодно спросил Чу Ваньнин.       — Матушка? — из каюты выглянула маленькая девочка с золотистыми кудряшками и светлой улыбкой — и не скажешь, что плоть от плоти этой мегеры.       — Потом погуляем, — сказала она и захлопнула дверь.       Чу Ваньнин так мило сердился, что Мо Жань махнул рукой на неприятную дамочку и принял приглашение войти.       — Возьмите, — сказал тот, протягивая полотенце. — Из-за меня вам пришлось идти по холодным коридорам вместо того, чтобы отдыхать. Вы ведь работаете в котельной?       — Ага. Помощник кочегара, — Мо Жань с наслаждением умылся, стараясь не слишком заливать водой пол вокруг небольшой раковины. Как мог, оттёр руки и шею.       На полотенце все равно остались черно-серые разводы, но Чу Ваньнин и слова ему не сказал. Вместо этого набросил на плечи плед и отвернулся, не проронив ни слова.       — Вы из Китая?       — Что? — встрепенулся Чу Ваньнин, поворачиваясь. — Нет. Родился там, но когда мне было шесть, я попал в Британию.       — Вы хорошо знаете язык.       — Не так уж хорошо... — проговорил Чу Ваньнин. — Работа требует.       — А я родился уже тут, — признался Мо Жань. — В смысле, там, — он махнул рукой куда-то в сторону.       — Вам нужно что-нибудь еще? — спросил Чу Ваньнин, неловко откашлявшись.       — Перестаньте выкать, пожалуйста. Чувствую, словно мне вот-вот сделают выговор, — улыбнулся Мо Жань.       — И часто такое случается? — невозмутимо спросил Чу Ваньнин.       — Я не очень дружу с дисциплиной.       — Ты… Ты можешь звать меня Ваньнин. Но только если мы одни.       Мо Жань просиял. Значит, они еще встретятся?       — Какие иероглифы в твоем имени? “Мо” как “искать”? — спросил Чу Ваньнин.       — Неа, как "сажа", — рассмеялся он. — Видишь, работа мне по имени. А “Жань” значит "сжигать". Только я не знаю, как это пишется.       Чу Ваньнин огляделся, словно хотел обнаружить в каюте стол, и поджал губы.       — Приходи завтра, я покажу, — сказал он. — Найдешь библиотеку второго класса?       — Ха-ха, вопрос, скорее, найдешь ли ты? — улыбнулся Мо Жань и увидел в глазах Чу Ваньнина крупными буквами возмущенное “Наглец!”       Они договорились встретиться в два часа дня и на этом распрощались.

* * *

      Чу Ваньнин захлопнул дверь и прислонился к ней горящим лбом.       Мо Жань.       Думал ли он встретить соотечественника на корабле, плывущем в Америку?       Хотя, можно ли его считать таковым? Говорил по-английски Мо Жань бегло и совсем без акцента, он был высоким, выше даже своих товарищей-англичан, и его лицо притягивало взгляд своей правильной красотой. А как он смотрел!       Чу Ваньнин не сомневался, Мо Жань — полукровка. Но расспрашивать о таком при первом знакомстве…       А сама эта встреча? Он умудрился забраться в глубины “Титаника”. Его мысли были далеко, ноги шли словно сами по себе. Сегодня Чу Ваньнин готов был сбежать куда угодно, только не выслушивать снова разглагольствования Наньгун Лю о том, какую невероятную промышленную империю он построит. Еще бы. В Америке под угрозой выселения сотни тысяч китайцев, и тот собрался вывезти самых отчаявшихся к себе на мануфактуру. А Чу Ваньнину предстояло отбирать кандидатов и организовывать обучение. Ему хотелось просто-напросто послать главу подальше, но он понятия не имел, что ему делать после этого. У него не было накоплений или связей. Одно слово Наньгун Лю — и он останется на улице.       Чу Ваньнин сидел на постели, поглаживая испачканное полотенце, а потом вздохнул и начал переодеваться к ужину.       Подцепляя вилкой свежие овощи, он машинально пережевывал каждый кусочек и думал о своем, пока Наньгун Лю обхаживал богатых предпринимателей из Америки. Те смотрели на него с легким презрением и почти не участвовали в разговоре. Глава мануфактуры плыл, конечно же, первым классом и ужинал сегодня в ресторане “À laCarte”, чтобы блеснуть перед возможными партнерами.       Не получалось отделаться от мыслей о новом знакомом, и Чу Ваньнин поймал себя на том, что все это время кончиком пальца выводил на салфетке иероглифы. Мо Жань.       И зачем Чу Ваньнин пообещал показать, как они пишутся? Стыд какой.       После ужина он нерешительно постоял у выхода на палубу, но потом покачал головой и вернулся к себе.       С приходом нового дня Чу Ваньнин уверился, что совершил глупость. Зачем ему встречаться с едва знакомым человеком? О чем они будут говорить? Мо Жаню наверняка станет скучно с ним.       Но он договорился о встрече в библиотеке, а это единственное его убежище на этом дурацком корабле. Место, где он все плавание сидел в тишине, листая прохладные страницы.       Но все же после обеда он вернулся в библиотеку и устроился так, чтобы его легко было заметить от входа.       Он погрузился в чтение, чтобы не мучить себя напрасным волнением, а когда оторвался от книги, то увидел, что стрелка на часах добралась до отметки “3”.       Мо Жань не пришел.       Чу Ваньнин грохнул ни в чем не повинную книгу на столик у кресла и собрался было уходить, когда в дверях появился тот, кто был причиной его гнева.       Он тут же заметил Чу Ваньнина, едва ли не бегом бросился к нему, хватая за руку и увлекая вглубь библиотеки.       — Прости! Пришлось ждать, пока цербер у дверей зазевается, — сказал Мо Жань. — Я не очень похож на человека, который любит читать, — беззаботно рассмеялся он. — Ты не сильно обиделся?       Его что, не пускали в библиотеку? Чу Ваньнин решил, что он полный идиот. Из-за него Мо Жань почти час…       — Приношу свои извинения, — сказал он, стараясь не показать ту бурю эмоций, которая поднялась в его душе.       Они уселись за столик, и Чу Ваньнин разложил на нем заготовленные предметы.       — Стюард помог мне достать… Не каллиграфическая кисть, но лучше, чем ничего.       Мо Жань с удивлением смотрел, как он обмакивает кисточку в черную краску и ведет ею по бумаге, меняя наклон. Чу Ваньнин то усиливал нажим, то едва касался, ставя короткие черточки.       — Вот так пишется “mò”. Хочешь попробовать?       Мо Жань только помотал головой. Он странно смотрел на лист перед Чу Ваньнином. Его брови были сведены, а глаза не отрывались от черных линий.       — Напиши имя, — попросил он чуть хрипловатым голосом, и Чу Ваньнин снова обмакнул кисть в краску.       Он протянул листок, который чуть повело от влаги, и Мо Жань принял его так осторожно, словно это не бумага, а тонкая ледяная пластинка.       — А твое? Покажи.       На стол лег очередной лист, и Чу Ваньнин вывел три привычных иероглифа.       — Можно их забрать?       — Что за глупый вопрос? Для кого я старался? — ответил Чу Ваньнин, пряча за строгим тоном свое волнение.       Он все же уговорил Мо Жаня взять в руки кисточку, но тот бестолково перепачкал два листа и обезоруживающе улыбнулся:       — Не злись, я не очень дружу с грамотой.       — Думай об этом, как о рисовании, а не о письме, — сказал Чу Ваньнин и наклонился к Мо Жаню. Он обхватил его ладонь, сжимающую кисть, и повел по бумаге. — Смотри, сначала слева направо, потом вниз. Добавь сюда же горизонтальную перекладину, а потом два штриха. Вот так, — сказал он, дорисовывая остальное.       Иероглиф получился удивительно уродливым, но правильным. И Чу Ваньнин поймал себя на том, что почти прижимается щекой к щеке Мо Жаня, а рука до сих пор лежит поверх его ладони.       — Когда-то меня учили… Но это было слишком давно. Хорошо, что я вспомнил.       Тихо вздохнув, Мо Жань поднял взгляд, и Чу Ваньнин заметил в его глазах что-то вроде… голода? Неужели он так рад встретить соотечественника?       — Ты путешествуешь один? — спросил Мо Жань, голос его звучал чуть глубже, ниже, и он не отводил глаз от Чу Ваньнина.       — Нет, — нахмурился тот.       — С женой? — выдал следующий вопрос Мо Жань и прищурился, ожидая ответа.       — Я плыву в Америку по работе, а твои вопросы неуместные и совершенно бестактные…       Чу Ваньнин выпрямился и хотел было уйти, но Мо Жань, словно сдаваясь, поднял руки и пообещал держать рот на замке.       Вздернув подбородок, Чу Ваньнин сел в кресло. Не то чтобы он разозлился на Мо Жаня, но ему было почти тридцать, а жены не было и не будет, он в этом уверился еще несколько лет назад. Как прикажете об этом говорить?       — Лучше ты ответь, — взял он беседу в свои руки. — У тебя есть родные в Британии?       Мо Жань помотал головой.       — Мы жили с мамой, но она умерла, когда я был ребенком, с тех пор я сам о себе забочусь.       Его слова звучали спокойно, без надрыва и попытки заполучить жалость слушателя. Вот так просто. Остался один и жил сам по себе.       — Она растила тебя в одиночку?       — Ну, где-то в Лондоне живет отец, но я только раз видел его, мельком. Он привез из Гонконга китайскую жену ради экзотики. То есть, это мама так думала, что жену... На деле у него уже была семья. Она приняла свое положение — из-за меня. Но вот узкоглазый ребенок ему точно нахер не сдался. Так что мы вскоре оказались за бортом, так сказать.       Мо Жань не стал продолжать, Чу Ваньнин и сам понимал, как жилось выброшенной на улицу китаянке с маленьким ребенком. Порой он ненавидел себя за то, что не умел говорить. Не знал, какими словами утешить, поддержать. Поэтому Чу Ваньнин решил отплатить откровенностью на откровенность.       — Я не помню родителей. Они умерли еще в Китае. В Британию я приехал с дедом. Но как только подрос — ушел от него и стал работать на Наньгун Лю. Только вот эта работа... Я поздно понял, что он хуже англичан относится к китайцам. И платит за их труд на своей мануфактуре сущие гроши. А я помогаю его делу процветать. Он устроил мое обучение, и я теперь считаю себя обязанным ему, — признался он.       — Ваньнин, — Мо Жань нахмурился. — Не позволяй какому-то мудаку делать из себя раба.       — Все не так, — покачал головой Чу Ваньнин. — Я могу уйти. Просто хочу сначала расплатиться с ним.       — А чем ты занимаешься?       Какой прекрасный, безопасный вопрос! Говорить о работе Чу Ваньнин готов часами. Он уставился на стеллажи с книгами и принялся рассказывать об инженерных решениях, которые ему удалось внедрить на мануфактуре, чтобы облегчить труд наемных работников.       А потом Чу Ваньнин перевел взгляд и обнаружил, что Мо Жань спит, обхватив себя руками и прижавшись щекой к плечу. Он тихонько его позвал, но тот даже не шевельнулся, и Чу Ваньнин задумался — будить или нет? Очевидно, если Мо Жань уснул в таком положении, он измучен работой. А тут его заболтал Чу Ваньнин. Будить было жалко, пока он дойдет до каюты, пока снова заснет. Ведь Мо Жаню скоро опять на смену.       Чу Ваньнин бросил взгляд на часы. Пять. Они проговорили почти два часа.       Он посидел еще, рассматривая Мо Жаня, погрузившись в свои мысли.       Глупо, смешно. Иррационально. Все, что он испытывал — просто нелепость какая-то.       Надо выбросить эту чушь из головы, так решил Чу Ваньнин. Он разбудил Мо Жаня и заглянул в его затуманенные сном глаза.       Мо Жань улыбнулся — и у Чу Ваньнина перехватило дыхание.

* * *

      Мо Жань почти бегом бежал по узким коридорам палубы "E". В руках он держал свернутые трубочкой листы с иероглифами — их надо было уложить к его нехитрому скарбу, и переодеться перед сменой.       Чу Ваньнин.       Соврет он, если скажет, что с первого взгляда у него екнуло сердце. В штанах вот да, стало тесно. Но теперь к желанию (просто желанию) добавилось желание узнать поближе. Раскусить Чу Ваньнина как мягкую конфету и добраться до начинки. И он постарается. Сделает так, что даже когда Чу Ваньнин сойдет на берег, он захочет увидеть его. Снова и снова.       Завтра они опять встречаются, и Мо Жань решил вытащить его на прогулочную палубу. Можно уйти подальше, туда, где не будет лишних глаз, и украсть пару поцелуев. Чу Ваньнин подпустил его слишком близко, и Мо Жань почувствовал — тот не остался равнодушным. Даже в первую встречу он бросил такой взгляд на его обнаженный торс... Не брезгливость в нем была, никак нет, сэр. Мо Жань такую хуйню четко распознавал. Надо закреплять результат.       Его так распалили мысли о предстоящей встрече, что жар, идущий из-за распахнутых заслонок, совсем не тревожил его. Он отработал положенные четыре часа и спешил к себе, отсыпаться. Мо Жань стыдился, самую малость, за то, что заснул под рассказ Чу Ваньнина. Наверняка тот говорил о важных и сложных вещах, но его голос был таким приятным, что он вслушивался в его мелодию, пропуская слова мимо ушей. А загнанный организм обрадовался и бесстыдно вырубился.       На следующий день они встретились на лестнице неподалеку от библиотеки. Чу Ваньнин был в светлом пальто, и Мо Жань посмеялся про себя. Они были настоящими противоположностями. Его место в жаркой котельной, рядом с грудами антрацита, очень далеко от Чу Ваньнина, к которому и прикасаться страшно. Вдруг останутся грязные следы?       — Пойдем. Грех сидеть взаперти, когда мы посреди Атлантики.       — Только если мы не будем приближаться к леерам, — попросил Чу Ваньнин, и казалось, он долго решался, прежде чем открыть рот.       — Но там же самая красота. За бортом.       Чу Ваньнин нахмурился.       — Ладно, понял.       Главное — вытащить его на свежий воздух, а там уж Мо Жань позаботится о всех его страхах.       В итоге они гуляли, почти прижимаясь к переборкам, и не подходили к ограждению. Солнце спустилось к самому горизонту, скоро должен был прозвонить колокол, собирающий пассажиров на ужин.       В этот раз говорил Мо Жань, у него скопилось много забавных историй. Где он только ни работал, кого ни повидал за это время. Чу Ваньнин не смеялся, но уголки его губ то и дело дергались, так что Мо Жань не сдавался.       — Еще два котла запустили сегодня, — он зевнул и со стоном потянулся. — И куда они так несутся?       — Хотят, чтобы о них написали в газетах, — презрительно скривил губы Чу Ваньнин. — Чем займешься после рейса? — спросил он.       — Не знаю, но точно свалю подальше от котельной. Даже за эти деньги я не готов там горбатиться.       Они дошли до конца прогулочной палубы и замерли, прислушиваясь к зову колокола.       Вокруг не было ни души, сильно похолодало, и Мо Жань подошел к Чу Ваньнину вплотную, обхватил его заледеневшую ладонь.       Тот посмотрел испуганно, вырвал руку и отступил.       — Что творишь?       — Проверял, не замерз ли ты, — безмятежно ответил Мо Жань.       — А рта нет? Не мог спросить? — спросил Чу Ваньнин. Кончик его носа покраснел не то от холода, не то от стыда.       — Ты бы мне соврал.       Он прошел мимо Чу Ваньнина, тот отшатнулся, но Мо Жань не думал хватать его или что-то в этом роде. Подошел к ограждению и прижался спиной, чуть откинувшись назад.       — Отойди, — попросил Чу Ваньнин.       — Я не боюсь, тут крепкий металл, — с улыбкой сказал Мо Жань и глянул через плечо на темнеющий океан. — Проверь сам.       — Мо Жань, — в голосе Чу Ваньнина появились взволнованные нотки.       — Иди сюда, только посмотри на эту красоту. Хочешь, держись за меня, если боишься, — чуть подразнил его Мо Жань.       — Я не боюсь!       О да, вот оно. Возмущение. Чу Ваньнин ничего не боится. Мо Жань внутренне рассмеялся. Он протянул руку, но тот ее проигнорировал и сделал несколько шагов ему навстречу, смотря вниз и чуть вправо.       Мо Жань оттолкнулся от ограждения и одной рукой обхватил Чу Ваньнина за талию, притягивая к себе. Второй он крепко держался за леер.       — Посмотри.       Чу Ваньнин крепко зажмурился.       — Я просто не люблю… Отпусти! — хоть в голосе его был гнев, он не вырывался. Боялся свалиться за борт?       — Ваньнин, — снова позвал Мо Жань.       Тот задышал часто-часто, а потом распахнул глаза, но смотрел только в лицо Мо Жаню. Не сказать, что он имел что-то против такого положения, но чувствовал себя немного виноватым, что заставил Чу Ваньнина прижиматься только из страха.       — Ладно, пойдем, — вздохнул Мо Жань. — Извини.       — Нет, погоди!       Чу Ваньнин сделал глубокий вдох, а потом бросил взгляд за борт, вниз, в пучину, которую рассекал “Титаник”.       Его зрачки расширились, а пальцы сжались на темной потрепанной куртке Мо Жаня.