Сущность

      Каждый раз Мелисса душит в горле крик, когда алый блеск её глаз сменяется на привычный карий, а ногтевые пластины и продырявленная кожа губ кровоточат от удлинившихся вампирских когтей и острых зубов.       Мисси – так зовут ту сущность, страшную и тёмную – останавливается глубоко в сознании, никогда не покидая его до конца и нетерпеливо ждёт своего часа, когда маленькой девочке в готическом платье надоест играть в человека.       Стоит только разжать тронутые судорогой пальцы, роняя ледяное – о каком тепле может быть речь в мире теней? – древко на гладкие простыни, как маска падает туда же, разбиваясь об металлический набалдашник, разрезая бледную кожу, вырывая клыки, и тогда пространство наконец-то мутнеет вновь испорченным зрением – это всё равно лучше фантасмагорического искажения, со струнным поддергиванием пугающих образов, кукольной пляской с простреленными коленями.       Вместе со знаком силы из её рук исчезает даже подобие контроля, и тогда стены старого-старого замка – Мелиссе даже страшно подумать, сколько ему веков, – вновь смыкаются вокруг неё каменным саркофагом, погребая на самом дне, где никто никогда не станет искать – ниже только ад, в который дорога ей давно уже вымощена – кто мог предположить, что увлечение романами приведет к такому? – но это всё же лучше отражающейся в глубине зрачков серости.       Тогда же на неё оседает и страх, и Мелисса многое готова отдать за возвращение своего губителя.       Она находит в себе что-то не похожее на ненависть и обиду – это интерес, заставляющий её искать высокую тень за своей спиной, отличную от бесформенных клубков демонов и старых страхов.       Горечь в паре пить если не проще, то хотя бы приятнее.       Разбитую на два горла удавку и рвать легче.       В его руках тени послушные, спокойные – такой же послушной могла бы стать тёмная сущность – и Мелисса всё-таки находит чёртову книжку, на страницах которой отпечатаны сотни мечтательных девичьих глаз, собирает её по частям и перечитывает с насмешкой.       Реальность страшнее, труднее       и привлекательнее.       Безымянная кошка безуспешно пытается разделить с ней присутствие демонов, но их слишком много, и даже щели в стенах сочатся тенями.       Власть над замком противится её воле, не признавая полноправную хозяйку, хотя ладони покоятся на сверкающей рубиновыми всполохами трости.       Мелиссе страшно.       Ей кажется, что Дьюк всё по-ни-ма-ет.       И этого достаточно для того, чтобы желать его присутствия.       Она даже – Мелисса не имеет права это признать вслух – скучает: за тем, как он обнажал зубы в хищном оскале, угловатой тенью нависал над ней, и управлял привязанными к запястьям нитями, охватывая талию широким бархатом лент – чувствовать себя в его власти было одновременно и страшно и безопасно.       У неё на пальцах ещё какая-то алая жидкость и незнакомый привкус на языке – словно отголосок какого-то образа – это чуждое чувство, оно искажается сквозь призму человеческого восприятия, оставляя после себя только..       ..осознание ударяет резко, поднимая волну горечи из глубины желудка – она пила кровь, горячую, вязкую, ржаво-стальную, дарующую смерть – когда растекается лужей под застывшим телом, – и несущую в себе жизнь – когда её касается существо из мрака.       Все человеческое в ней противиться подобному, отрицает и отталкивает, поднимается волной отвращения и ужаса – это легко исправить, стоит только сомкнуть ладонь на ледяном древке трости, но Мелисса тянет своё тяжёлое от дрожи тело по полу, в самый дальний угол, и там рвёт горло криком боли и отчаяния, пока тени схлестываются над ней.       Она могла бы все бросить, прямо сейчас, вернуться в мир живых, в мир света и её объявлений о пропаже, но чувство вины и страха остаётся только ей, обходя стороной тёмную сущность, а разворачиваться и бежать нужно было в самом начале – теперь уже поздно.       Мелисса Дюмариас любит книги, носит очки, не умеет кататься на велосипеде и спит на животе, она слушает классику, ненавидит варёную рыбу и грызет ногти.       Составляющие Мисси невозможно очертить четкими границами: безумие, злость, насмешка, и, самое главное, месть – звенящая сталью, кровавыми каплями закипающая на губах, разъедающая межреберное пространство едкой щелочью, – и всё это направляется на один единственный образ: тощий силуэт с потемневшим мрачно лицом, пачкает заалевшими перчатками её платье, растворяясь в солнечных нитях.       Тьма привлекает только на расстоянии вытянутой руки, подчинённая чужой воле, властная и статная, а не когда она плещется ядом в уже переполненном стакане возле сердца – тьма выглядит на своем месте, когда скользит в пальцах древнего вампира, а не разрывает кожу девочки в готическом платье.       Мелисса знает, кто может помочь.       Мисси его тихо ненавидит.       Но над древними фолиантами и старым котлом они застывают вместе.