Пыль

Пыль набивается в легкие, разрывая их на части. С трудом двигаюсь, стараясь нашарить среди обломков стен и бетонной крошки твою руку. Теплая и такая живая она тянется к моей тонкими пальцами. Не знаю, каким чудом, но нахожу в себе силы и тяну тебя ближе. Вряд ли это хорошая идея, но теперь, когда до нашей, одной на двоих смерти остается пара минут, такие вещи больше не важны. Гораздо важнее для меня сейчас твоя рука в моей, твое прерывистое дыхание рядом и знание, что ты еще здесь. Пыль забивается в глаза, видимо последнее, что я увижу – это твое лицо сквозь дымку проступающих слез. Будь здесь меньше пыли, мы могли бы сказать друг другу последние слова. Хотя я, как и ты, знаю всё, что нужно и не нужно сказать. Кажется, этот диалог мы сотни раз произносили у себя в головах, не знаю как ты но я точно. Мерзкая пыль! Ты кашляешь, пытаясь избавиться от нее, но теряешь скорее кусочки собственных легких. Хрипишь незнакомым голосом: «Мне страшно». Ты, видимо, хочешь сказать еще что-то, но воздуха не хватает. Мне очень хочется прижаться к тебе, отогнать все твои страхи, помочь подняться, вынести тебя отсюда. Но мои легкие, как и твои, забиты пылью, мои кости переломаны, а тело покрыто ссадинами и синяками. Конечно, мы были готовы к этому, еще тогда в парке. Мы были молоды и счастливы. Молоды – Ха! – это было два года назад. Всего лишь? Как много может измениться, как мы можем состариться всего за два года. Два года попыток борьбы. Сначала романтика уличных маршей, слезоточивый газ и водометы, потом танки, военные. Не помню, кто начал стрелять первым. Это было страшно. Они решили уничтожить нас. Кто-то ответил огнем. Это было похоже на бред. Как так получилось? А потом они сбросили первые бомбы. Оцепили район и предложили сдаться. Обещали суд, но вместо него были принудительные работы и расстрелы. Не знаю, почему мы не ушли тогда, наверное, предвидели. Тогда бомб стало в сто раз больше. Дома трещали, люди гибли под завалами, как мы сейчас. Тех, кто побежал сдаваться, расстреливали практически в упор. И снова бомбы. Нам удавалось выжить почти чудом. Сегодня чудеса закончились. Мы надеялись, что мир (мы так и говорили мир) спасет нас, но мир молчит, молчит и смотрит, как нас убивают, как сейчас под этим завалом два человека превращаются в порванные куски мяса. Отвратительно. Из череды мрачных мыслей меня выводит твой шепот: «Ты еще здесь?» Как же я люблю твой голос. Вместо уверенного «Да» мои связки выдают хрип. Но тебе достаточно и этого. Твоя рука тянется к моим губам. «Молчи, береги силы». Сил спросить зачем у меня нет, поэтому я выполняю твою волю. Видимо то одеяло спасло тебя. Может быть, ты даже переживешь меня на пару часов. Может быть, этот чертов мир все-таки откликнется на наш неслышный зов. Может быть, они испугаются и прибегут нам на помощь. Но для меня будет уже слишком поздно. Кашель рвет легкие, ребра мешают дышать. Мы хотели совсем иного будущего. Я плачу. Не то от пыли, не то от разочарования. Запоздалый вой сирены отдается во всем теле. Я ненавижу ее, потому что она заглушает твой голос, ненавижу пыль, что облепляет меня, ненавижу себя, за то, что лежу здесь, что не могу помочь тебе, что мой выбор оказался неправильным, что я не могу сказать тебе о своей любви в последний раз. Мне страшно. Где-то недалеко слышны взрывы и пулеметные очереди: они перешли в наступление. Наша смерть бродит рядом. Я чувствую ее дыхание. Мне страшно. Бомба разрывается совсем близко, с того, что когда-то было потолком, сыпется новая порция пыли. Следующая упадет на нас. Я знаю это. Почти вижу, как она летит сквозь воздух, как вонзается в пол соседней комнаты и разрывается на части, засыпая нас смертоносными обломками, покрывая слоем пыли наши израненные тела. Это мой последний шанс. Собираю все силы, что есть в остатках меня. И почти кричу, хотя на деле выходит скорее хрип: «Прости меня за все! Я… Я люблю тебя!» Слова выходят с болью, мешаясь с пылью, кровью и кусочками легких, разрывая меня изнутри. Я плачу. Плачу от страха. Ты сжимаешь мою руку и шепчешь: «Тебе не за что просить прощения. Я тоже тебя люблю». Ты плачешь. Ты боишься. Я тоже. В следующий миг, а может спустя много часов, за стеной взрывается снаряд. Сквозь пелену слез я в последний раз смотрю на тебя. Осколки вонзаются в мое тело. Это конец. Тогда в парке мы пообещали друг другу, что будем вместе до конца. Был ясный солнечный день. Мы были молоды и счастливы. Теперь мы мертвы.