Until It Hurts

Февраль 2012 г., Йокогама – Токийский?! А ты на мелочи не размениваешься, мой друг, – ловко лавируя между особо жуткими сгустками грязи и таявшего снега, заявила рыжеволосая. – Я собираюсь лишь попробовать, язва ты такая, – буркнул собеседник, не так хорошо справляясь с природными препятствиями. – У меня есть и другие варианты. – К чёрту варианты! Я тебя знаю, Юкимура. Если есть хотя бы малейший шанс пополнить ряды холёных, честолюбивых гордецов в Токийском, ты обязан его урвать. Ты же лучший в выпуске, в литературе поднатаскался так, что меня обошёл. Получишь свои рекомендации, сдашь пару тестов, сорок минут в дороге и вуаля – ты перспективный, талантливый программист без выходных до самой пенсии. – Какая поддержка от человека, ни разу даже не взглянувшего на список предлагаемых университетов. – Для чего ещё нужны беспечные друзья? Парочка вышла на более оживлённый проспект. Они больше половины дня проторчали в библиотеке. Юкимура едва ли не силой, что смешно, затащил волчицу туда. Главным аргументом выступало то, что официальный экзамен – не контрольная, и помочь ей он может быть уже не в силах. Эцуко полагала, что будь у неё даже самый низший бал, горгулья-директриса с горем пополам вручит ей аттестат, выставит из школы, захлопнет двери и повернёт ключ, дабы больше никогда в глаза не видеть свою величайшую головную боль. Но вот уже с середины месяца девушка пребывала в реальном отпуске, с подачи самого подпольного хирурга, дабы нормально сдать последние экзамены. Список университетов, вот ещё... Если рыжеволосая вдруг и прочувствует болезненную необходимость в высшем образовании, то не в этом году. Ибо она всё ещё не знала, чем хочет заниматься. Её академические познания не были на самом высшем уровне. Зато Кавамура отлично разбиралась в ведении подпольной бухгалтерии, медсестринском деле, огнестрельном оружии и уголовном праве. Последнее она начала изучать из интереса, чтобы просчитать свой возможный тюремный срок. Число вышло неутешительное. Если добавить к вышеперечисленному умение вытягивать информацию, настойчивость и изворотливость, волчица была почти готовым коллектором. Заманчиво, но технически работа у неё уже была. Даже с возможностями карьерного роста. Так что пока она ограничиться какими-нибудь языковыми курсами. Будет учить себе итальянский, на нём все оскорбления звучат так экспрессивно и изысканно одновременно. А вместе с этим будет постигать основы преступного мироустройства по методичке мафиозного доктора. Да, вот её план. Жаль в твиттере о таком не напишешь. – Мне в ту сторону. Надо встретиться кое с кем, – сказала Эцуко, когда они остановились на перекрёстке. – Да. Но в понедельник... – Помню я, помню! Мне будильник твоим голосом ежедневно это напоминает, – страдальчески запрокинула голову волчица. – Возможно, Огава-сэнсэй будет более снисходительна. Всё ещё не понимаю, почему она резко прониклась к тебе симпатией. Эцуко считала, что всё благодаря болтливой светловолосой санитарке, оповестившей пришедшую в себя старушенцию об обеспокоенной, рыжеволосой посетительнице. – От ударов головой бывают такие удивительные последствия, – хмыкнула Эцуко и развернулась на каблуках в нужном направлении. – Кавамура... – Пока-а-а, – не разворачиваясь, помахала рукой. Парню оставалось лишь с улыбкой покачать головой. Продолжая хлюпать по бесцветной кашице из того, что недавно можно было назвать снегом, Эцуко дошла до скромного кафе в традиционном, аскетичном стиле. Войдя, сразу приметила сребровласого самурая, расположившегося возле декоративной ширмы и в отдалении от остальных посетителей. Он весьма органично вписывался в атмосферу заведения, точно под себя выбирал. Рыжеволосая не видела Юкичи даже дольше, чем Мори. Того вообще в последние дни в городе не было. Поэтому этот звонок с просьбой встретиться был очень неожиданным. И очень подозрительным. Девушка усиленно давила в себе дурацкое, не сулящее ничего хорошего предчувствие. – Здравствуй, Эцуко, – мужчина отставил свой чай и указал на место напротив. – Спасибо, что пришла. – Да, конечно, – ей предложили горячий напиток, но она отказалась. – Едва ли ты позвал меня чаи распивать. Давай сразу к делу. – Предположу, ты ещё не встречалась с... Мори-доно. С его отъезда, – Фукудзава конечно не был фанатом хирурга от слова совсем, но то, с каким резким отторжением он произнёс его имя, окончательно стёрло позитивный настрой Кавамуры. Ей точно понадобиться терапия в виде пререканий с Широ. – Нет. Что-то произошло? – замолчала в ожидании, как перед объявлением смертельного диагноза. Волк напряженно повел ушами. – Пообещай выслушать до конца, не перебивая. И она выслушала. Про девочку с удивительной способностью, про разочарование мечника в своём напарнике, про их официально разорванное сотрудничество. В спокойной, почти удручающе скучной обстановке этого кафе, с серым февральским пейзажем за окном и под звон дурацких китайских колокольчиков над входной дверью Эцуко слушала и представляла, как «Титаник» её жизни врезается в айсберг суровой действительности. «Равновесие не получиться создать, пока уравнители не окажутся по разные стороны весов». Так вот, как это должно было произойти, Нацумэ-сэнсэй: близкие напарники, заклятые друзья... Стали врагами. Кавамура истерично хихикнула. Почему, когда в жизни всё налаживается, обязательно происходит что-то разрушительное, удушающее, заставляющее застыть под напряжённым взглядом стальных глаз? – Вот как. Ясно. Юкичи удивлённо моргнул. А что он ожидал от неё? Что она вообще должна чувствовать? Делать? Волк на подкорках сознания бурчал что-то про «увидеть Ринтаро». Действительно, а где он сейчас? По словам мечника, всё это случилось пару дней назад. Но ей хирург не звонил. Какого... – Эцуко, я хочу предложить тебе вступить в Вооружённое Детективное Агентство под моим руководством. Настороженно-удивлённо-скептично-подозрительно посмотрев на мечника, Эцуко выразительно приподняла бровь: – Что, прости? Мужчина нахмурился, и вздохнул с видом, будто собирался объяснять ребёнку элементарные истины. Например, что Земля – круглая, а не стоит на слонах и китах. Хотя, нет, не так. Будто собирался сказать, что Санты не существует. Да, точно. Зверь начал раздражённо скалиться на одну только мысль. – Тебе не место в том преступном мире, куда он тебя затащит, Эцуко. Ты хороший человек, – он старательно пытался донести свою мысль. Но мечом Серебряный Волк орудовал однозначно лучше, чем словами. – Ты сама говорила, что тебе нравиться помогать другим. В агентстве ты сможешь делать это полноценно... «Боже, он... Он ведь это не серьёзно?» Кривоватая улыбка начала растягиваться на губах. – Доктор Мори может быть убедительным. И он тебе помог во многом, не спорю. Но ты не обязана быть с ним рядом всегда. Я помогу, Эцуко. Он правда верил в то, что говорил. Милый Юкичи, хочет её защитить от такого злого-плохого доктора, использующего маленькую дурочку Эцуко. Будто этот доктор не признавался, что начал присматривать за ней, увидев потенциал в способности рыжеволосой. Как будто она не знает, что из себя представляет дьявольский врач. Из её глотки вырвался звук, похожий на всхлип. Потом ещё один. Голова опустилась, закрывая волосами лицо. Самурай, посчитав, что она плачет, покровительственно положил руку ей на плечо. Но девушка тут же подняла голову, заливаясь почти истеричным хохотом. Поражённо отпрянув, мужчина нахмурился. А она продолжала смеяться до нехватки воздуха. На них стали оборачиваться люди. – И не стыдно тебе, благородный Серебряный Волк, – когда смех поутих, заговорила волчица. – Настраивать меня против Ринтаро у него за спиной? – спросила с весёлой ухмылкой. Это ведь было просто смешно. – «Переходи на светлую сторону, Эцуко, ведь ты хороший человек», – снова рассмеялась. Что-то ей нехорошо. – А в людное место позвал, чтобы я припадочно не разрушила что-нибудь? – мгновенно становясь серьёзной, выплюнула девушка. Причем в яблочко, она по глазам видела. Напряжение между ними – хоть ножом режь. – И с чего ты решил, что мне в тягость работать на Ринтаро? В тягость убивать, ведь я – убийца, не забыл? – понизив тон, наносила словесные удары Кавамура. Мечник хранил непроницаемую маску. – С чего ты решил, что я – хороший человек? Нет среди нас плохих и хороших, Фукудзава! – в человеческом обличии она всё равно походила на злую, рычащую волчицу. – И кого бы ты из себя не строил, Серебряный Волк, кровь с твоего меча никогда не отмоется. Да, кажется, этот удар получился болезненным. – Ты звучишь прямо как он. – Приму за комплимент. – Сейчас ты не понимаешь, но я пытаюсь тебя защитить, – не оставлял попыток Фукудзава. А в глазах уже зародилось понимание, что он обречен на провал. – Так объясни. Докажи. Скажи мне, чем твоё желание прибрать меня к Агентству из-за моей силы отличается от желания Мори использовать её в своих целях, которые я, по крайней мере, понимаю? По его лицу пробежала непонятная эмоция. Как будто он собирался что-то сказать, но посчитал, что эти слова не будут достаточно весомыми. В итоге промолчал. Эцуко зло фыркнула. Встала, взяла свой рюкзак. – Прощай, Юкичи. – Двери ВДА будут для тебя открыты, – донеслось ей в спину. – Обойдусь, – буркнула девушка скорее самой себе и вышла на промозглый воздух. Она уже не смотрела под ноги. Просто бездумно шла, привычно вслушиваясь в шум города. Темнело. Что именно её так разозлило? То, что два её близких человека резко невзлюбили друг друга? Что старый сэнсэй оказался прав? Что всё это произошло, а она ни сном, ни духом? Или может то, что Фукудзава предположил, будто она просто возьмет и переметнётся? Словно доктор для неё ничего не значит. Но мечник точно знал, что значит. И всё равно посмел ей это предложить. А Ринтаро? На него тоже следовало бы позлиться. Надо только выбрать, за что. Он не рассказал ей ничего не потому, что не хотел отвлекать от таких важных посиделок в библиотеке. Вероятно, девушке просто не было места в их стычке. Она не позволила бы им сражаться. Не смогла бы встать на чью-то сторону. А девочка, Йосано, кажется... Что ж, Эцуко было искренне жаль, что ребёнку пришлось пройти через подобное. Война не место для детей. Но это война. Отец не стремился рассказывать ей все ужасы, но она сама просила ничего не утаивать. Она не станет оправдывать действия Ринтаро. Так же, как никогда не оправдывала действия своего отца, состоящего в Мафии. Но всегда понимала и принимала. Так ведь это работает с дорогими нам людьми. Смогла тогда, сможет и сейчас. Мори Огай не был человеком, использующим людей просто для веселья. Всегда с расчётом, с целью. Пусть это тоже было ужасно. Как там писал Конан Дойл: «Врач, вставший на скользкую дорожку, – страшнейший из преступников, так как обладает хладнокровием и знанием». Подходит до жути идеально. Вот только её это не трогало. Эцуко не боялась доктора. Он нужен был ей. Его присутствие в жизни. А прямо сейчас – больше, чем когда либо. Подсознание поняло это раньше, ибо ноги сами привели волчицу к знакомому дому. Не в клинику, сюда. И действительно, в окне кухни горел свет. Девушку заколотило, и это было не от холода. Ей надоело думать. Анализировать, представлять. Оправдывать себя и свои мысли. Она не хороший человек. Она совершенно ужасный человек, и только Ринтаро никогда её не осудит. Та ещё из них парочка. Влетела в подъезд, когда оттуда вышло несколько человек, и быстро оказалась напротив знакомой квартиры. К чёрту звонок, колотить по двери куда приятнее. Тихие шаги, взгляд в глазок, поворот замка. – Эцуко? – настороженно-удивлённо спросил доктор. Наверняка у неё на лице была жуткая смесь из эмоций. Плевать. – Впустишь? – риторически спросила девушка и переступила порог. Доктор всё ещё настороженно сделал шаг назад. На нём совсем не домашняя одежда: обычная белая рубашка и брюки. Чтобы не расслабляться. Это ведь недопустимо. От этой мысли на её лице мелькнула ядовитая улыбка, когда она прислонилась к закрытой двери, сразу отставляя грязные ботинки на коврик. Полезные привычки от пребывания в обществе педанта и чистоплюя. – Ты в порядке? Похоже, она действительно выглядела слегка... не в себе. Бросила взгляд на зеркало: горящие зелёные глаза, нервная дрожь, взлохмаченные волосы. Хах, её любимый образ. – Конечно, Ринтаро. Всё замечательно, – она прикрыла глаза, делая глубокий вздох. Позволила рюкзаку соскользнуть на пол. – Поболтали с Юкичи. Обо всём. Позвал к себе в Агентство, представляешь? – она слабо рассмеялась. Мгновение молчания. – И ты здесь, – прозвучало полувопросительно. – И я здесь, – перевела блуждающий взгляд на мужчину. Стояли, разглядывали друг друга. – Хочешь что-то сказать? – даже излишне спокойно спросил он. – Возможно, – рыжеволосая дёрнула уголком губ, слегка кивая головой. – Да, но... Но не сейчас. Сделала шаг. Обхватила мужскую шею, чтобы требовательно наклонить, сокращая разницу в росте. И поцеловала. Чуть смазано впилась в чужие губы, сухие, но тёплые, всё же привставая на носки для удобства. Глаза Эцуко были прикрыты, не позволяя девушке заметить пристально наблюдавшие за ней алые омуты, лишь на на мгновение расширившиеся в изумлении. Кавамура не стала бы жалеть, если бы он не ответил. Она слишком давно хотела это сделать. Никаких сожалений от переполнявших её спутанных чувств, заставлявших руки подрагивать, а голову отключиться. Но доктор ответил. Не сразу, но ответил. Осторожно, словно смягчая порывистость, с которой его целовала волчица. Неторопливо, в противовес её ярости. Чужие руки только опустились ей на талию, как рыжеволосая сама осторожно отпрянула, чтобы сделать глоток воздуха. Она и вправду его поцеловала. По лицу мужчины сложно было что-то прочесть, но по расширенным зрачкам, по ускорившемуся сердцебиению, по тому, как изящные пальцы оглаживали её спину, ненавязчиво прижимая ближе к себе... Эцуко знала: Мори Огай хотел её. Но не спешил поцеловать снова, а смотрел так, будто решал в голове сложное уравнение. А девушке было мало. И волку было очень мало. Тем не менее, ей хотелось, чтобы Огай сам решил продолжить то... Что бы это ни было. Боже, этот мужчина может хоть иногда не думать, а просто делать? Может. Ещё как может. Рыжеволосая не уловила, как её спина оказалась вжата в дверь, как мужские губы накрыли её собственные, в этот раз властно и уверенно, пока одна рука хирурга опустилась ей на бедро, а вторая придерживала шею. Без каких либо препятствий чужой язык проник в её рот. Позволив телу действовать самому, Эцуко предпочла просто чувствовать. Не думать о том, что её опыт поцелуев был довольно скромным, не говоря уже об опыте другого толка. Возможная неловкость вытеснялась другим чувством. Ранее неиспытанным и совершенно диким. Под оглаживающими движениями её нога сама оказалась закинута поверх мужского бедра, руки хаотично проходились по смоляным волосам. Когда ей уже стало не хватать воздуха, губы Огая перешли на шею. Куртка присоединилась к рюкзаку, голова непроизвольно наклонилась, открывая больший доступ к видневшемуся благодаря вырезу участку кожи. Хорошо, что сегодня на ней была не водолазка. Умелые губы прижались к плечу, прошлись по ключице, вернулись к заходящейся в бешеном ритме жилке, посасывая её. В низу живота стянулся тугой комок, а между ног становилось предательски влажно, и девушка слегка толкнулась в ногу мужчины. Пальцы доктора сильнее впились в её бедро. Она кожей ощутила его усмешку на подобную реакцию, после которой последовал весьма ощутимый, собственнический укус. Ох... Мало. Как же мало. – Ринтаро... Исступлённо выдохнула и тут же врезалась по потемневший, хищный взгляд адских глаз. Алых. Кровавых. Правильных. Те изучали её, по-охотничьи внимательно впитывали каждую чёрточку наверняка раскрасневшегося лица. Обладателю этих глаз она могла доверять, без страха отдать и тело, и душу. «Я обещаю, что никогда не наврежу тебе. И не позволю сделать это другим». Эцуко большим пальцем слегка размазала след своей собственной помады на губах Мори. – Я хочу больше. Чрезвычайно осмелев (или просто не контролируя свои действия), рыжеволосая провела рукой по слегка щетинистой щеке, нежно поцеловала мужчину, чтобы потом совершенно бесстыже прикусить его нижнюю губу и немного оттянуть её. Черти в горящих рубинах дружно схватились за сердце. – И как я могу отказать, – сбивчиво пробормотал Огай, помогая Эцуко полностью обхватить себя ногами. Небольшой размер квартиры не позволил ей насладиться тем, как удобно целовать скулы и шею мужчины, удерживающего её под ягодицы на своём торсе. Свет из прихожей рассеивал темноту комнаты достаточно, чтобы можно было в полной мере разглядывать друг друга. На кровать доктор был нагло утянут вместе с волчицей, не желающей терять ощущение чужого тела ни на секунду. Губы снова жадно нашли друг друга, девичьи руки сквозь ткань рубашки изучали всё, до чего могли дотянуться: бицепсы, спина, пресс. Ближе. Сильнее. Больше. Чтобы не думать. Ни о разговоре с Юкичи, ни о собственном туманном будущем. Существовать здесь и сейчас. Вместе с мужчиной, который смотрел на рыжеволосую так, будто в ней было что-то действительно стоящее, чтобы смотреть. Мужчиной, который целовал её, трогал её, хотел её. Только её. Мужская рука прошлась по животу, дразняще задирая ткань кофты, но не проникая под неё. Затвердевшие соски до боли врезались в хлопчатую ткань лифчика, вспыхивая при малейшем трении о чужую грудь. Отстранив от себя мужчину и приподнявшись, Эцуко стянула свитер и отбросила в сторону. Потом пришла очередь рубашки Огая. Сейчас доктор Мори позволял ей вести, давал мнимый контроль. Наслаждался каждым новым действием пусть и неопытной, но бесконечно страстной девушки. Мгновенно отзывался на немые просьбы. Он находил в этом нечто по-особенному будоражащее. Лёгкая вседозволенность перед сокрушающей безоружностью. Не стремясь встречаться с безусловно откровенным изучающим взглядом, рыжеволосая на удивление без проблем справилась с пуговицами на рубашке, отправляя ту в неизвестность. И к восторгу заходящихся в экстазе чертей, перевернула мужчину, оказываясь сверху. Исключительно девственная стеснительность боролась с животным желанием обладать. Прекрасная, безусловно поощряемая брюнетом смесь. Сглотнув, провела по рельефным рукам, по испещрённой полосками шрамов груди. Наслаждаясь тем, что может касаться. Ей не хотелось только получать. Поэтому продолжая полагаться исключительно на собственные ощущения и порывы, Эцуко наклонилась и начала прокладывать дорожку мокрых поцелуев: шея, кадык, судорожно дёрнувшийся под её губами, ключицы, грудь. Переходя к гладкому животу небрежно задела мужской сосок ногтем. На это мужчина тихо зашипел сквозь зубы и сжал её ягодицы словно в отместку. Извиняюще провела по тёмной бусине языком, блудливо глядя прямо в винные омуты с плещущейся в них похотью. Ещё немного – и доктор перестанет сдерживаться. К неудовольствию мужчины ей пришлось слезть с него, но только для того, чтобы снять джинсы и носки, оставаясь в бежевом, просвечивающем бюстгальтере и чёрных трусиках. Совершенно мокрых. Снова сверху, на полпути впиваясь в губы доктора, откровенно ёрзая по выпирающему сквозь ткань брюк бугру. Судя по хватке доктора и возросшей частоте укусов он готов был в любой момент поменять их местами обратно. Так что Эцуко, кротко уткнувшись носом в чужую шею, неторопливо завела руки за спину. Вот только если с рубашкой Огая у неё проблем не возникло, застёжка лифчика поддаваться не хотела. – Гадство... – прошипела себе под нос. Раздался тихий смешок. Она тут грудь оголить пытается, а ему смешно! – Нетерпеливая Окаминоко, – бархатный голос заставил заглянуть мужчине в лицо. – Я помогу. Доктор не разрывал зрительного контакта, пока его ловкие пальцы на раз справились с застёжкой. Спустили бретели. Так, исключительно девственная стеснительность снова начала выходить наружу. Они всё ещё смотрели друг другу в глаза, когда лифчик отправился на пол к остальной одежде. Отвернуться – значит проиграть. Эцуко мысленно порадовалась длинным кудрям, опускающимся до самых рёбер. Радовалась недолго, ибо волосы были убраны за спину уверенной мужской рукой. Алые глаза собственнически прошлись по её обнажённому верху. – Вы, доктор Мори, за всю жизнь столько голых тел повидали, что вас уже ничем не удивить? – да, Кавамура, самое время поострить. Неожиданно, но аккуратно брюнет сжал одну грудь, большим пальцем оглаживая горошину соска. Волчица порывисто выдохнула. – Тебе не нужно меня удивлять, Эцуко, – мельком бросил на неё странный взгляд, властно заставил выгнуться, надавив на поясницу, и прильнул губами ко второй груди. Это всё ещё была прелюдия, а она уже ненормально дрожала под настойчивыми действиями мужчины. Где бы он ни касался губами или руками, по отдельности и вместе выбивало из неё беззвучные стоны. Эцуко до сих пор находилась сверху, но больше она ничего не контролировала. Вся власть над процессом вернулась её законному обладателю. Оттянул волосы, открывая шею. Вторая рука гуляла по внутренней стороне её бедра. – Чувствительная Окаминоко, – она не смогла сдержать не то стона, не то хныка, когда два пальца слегка надавили сквозь бельё. «Чёртово прозвище, чёртовы прилагательные... Чёрт, как же хорошо». Но мало. Казалось, ей всегда будет мало. Она настойчиво толкнулась, желая получить долгожданное проникновение. – Скажи, чего ты хочешь, Эцуко, – она с отчаянным раздражением на него зыркнула. Будто это не очевидно. – Нужно учиться говорить о своих желаниях, – точно Люцифер, обернувшийся змеем, продолжал увещевать мужчина. – И не стыдиться их. – Я хочу твои пальцы внутри себя, Ринтаро, – едва не до царапин вцепившись в чужую шею, прорычала рыжеволосая. – Прямо сейчас. Новый стон вышел куда более отчётливым. Это было лучше, чем она представляла. А делала она это часто. Лёжа в темноте и тишине своей комнаты запускала руку себе в трусики, представляя, что кончить её заставляют пальцы адского доктора. И не только пальцы. И проснувшись сегодня утром, Эцуко ну никак не могла представить, что вечером эти самые длинные, изящные пальцы доктора Мори будут умело ласкать её, пока она сама устроилась на мужчине сверху. Но жизнь – такая непредсказуемая штука. Он смотрел на неё снизу вверх, но полностью подчинял себе. Следил за каждой сменяющейся эмоцией. Не позволил насаживаться быстрее, заставляя терпеть издевательски неторопливый темп. Только жадные, горящие глаза выдавали ничем не меньшее возбуждение мужчины. «Превосходная выдержка во всём, доктор Мори?» Эта выдержка много ему стоила, но окупалась сполна. Распалённая, открытая и совершенно точно его волчица совершенно невинно вздрагивала, стоило сильнее надавить на клитор, а после совершенно порочно целовала. И это был лишь первый раз. У них будет ещё много раз. Он всему её научит. Едва ли он позволит кому-нибудь ещё касаться Эцуко так. Необходимость полового контакта всегда подавлялась мужчиной так же легко, как и любая другая физиологическая потребность. Он, конечно, не вёл целомудренный образ жизни, но этот вопрос никогда его не беспокоил. Эцуко же... С ней всегда было по-другому. Его интересовал её ум, её способность, её мысли, обилие чувств и эмоций, проявляющиеся всегда по-разному. Она была уникальной, а Мори Огай любил всё уникальное. Потом оказалось, что за полтора года из лохматого волчонка выросла прекрасная, своехарактерная волчица. Ограничиваясь рамками флирта и пошлых шуточек, он не переходил грань. Но мысль о том, что рыжеволосая могла быть с кем-то другим, была необъяснимо неправильной, почти тошнотворной. Как будто не было очевидно, что она подходила только ему. Во всех смыслах. Он рискнул, намеренно позволив Фукудзаве поговорить с девушкой первым. Тот был до смешного уверен, что знает Кавамуру лучше хирурга. Но она пришла к нему. Хотела его. Была буквально в его руках. «Моя, – с этой мыслью он вывел пальцы, скользяще провёл вдоль половых губ и резко ввёл их полностью. Девушка заглушила стон в его плече. – Только моя Окаминоко». Рыжеволосая прильнула ближе, увеличивая трение сосков о чужую грудь. Стыдливости как таковой она больше не испытывала. Может дело в нужном человеке? Зачем ей стесняться Ринтаро, особенно в такой момент? Всё происходящее было для неё правильно, долгожданно, необходимо. Только с ним и больше никем. – Я хочу больше, – черти жадно следили за тем, как её губы изогнулись в чувственной улыбке. – Я обещала быть избирательной. Ты ведь не откажешь мне, Ринтаро? Этого было достаточно, чтобы брюнет стремительно подмял её под себя. – Почту за честь, – он снова жадно впился ей в губы, но почти сразу отстранился. Без близости чужого тела резко стало холодно и неуютно. Захотелось прикрыться, но она сдержала себя. Привстав, Эцуко выжидательно наблюдала, как доктор избавился от брюк и, оставшись в одних боксерах, заглянул в прикроватную тумбочку. Нахмурившись, закрыл её, прикидывая что-то в уме. – У меня в рюкзаке есть. Доктор поднял на рыжеволосую игривый, подначивающий взгляд. – Похвальная предусмотрительность, Окаминоко. – Просто возьми их, – откинувшись на подушку, промычала Кавамура. Не объяснять же, что предусмотрительной была не она, а Ноа: «Никогда не знаешь, что может случиться. Ещё спасибо мне скажешь». И вправду надо будет сказать. Доктор быстро вернулся, и, бросив серебристый квадратик на кровать, вновь внимательно осмотрел каждый сантиметр её разгорячённого тела, зацепившись за черные трусики, которые всё ещё были на ней. К чёрту. Поддев большими пальцами резинку, Эцуко медленно сняла с себя последний элемент одежды. Колени только начали сводиться, как одним властным движением Огай полноценно раздвинул её ноги, тут же удивительно ласково проводя по упругим икрам. – Ты ведь понимаешь, что тебе не стоит стесняться и закрываться передо мной, Окаминоко? – со странной нежностью спросил брюнет, жадно рыская по ней взглядом и останавливаясь на ярких зелёных глазах. Абсолютно нагая с таким желанным мужчиной, доминирующе возвышавшимся над ней, Эцуко никогда не чувствовала себя настолько беззащитной. И настолько защищенной. – Я не буду стесняться. Мори довольно кивнул и тоже избавился от белья, нависая над ней. Неуёмное любопытство заставило её тут же опустить взгляд на набухший член. Оно же побудило её протянуть к нему руку, огладить головку, обхватить ствол и на пробу несколько раз провести вперёд-назад, с плутоватой полуулыбкой следя за реакцией доктора. Как же оказывается занимательно было доводить мужчину до надрывистых вздохов обычными обратно-поступательными движениями. Что же будет, если попробовать ртом... Отложив эту мысль до лучших времён, Эцуко дотянулась до презерватива, вскрыла и раскатала по члену. Едва она закончила, Огай подтянул рыжеволосую ближе, с удобством размещаясь между её ног. Головка члена уперлась в сочащееся смазкой влагалище. – Мне нужно, чтобы ты сказала, Эцуко, – с неожиданной серьёзностью попросил Мори, одной рукой упираясь в кровать, а второй придерживая её ногу. То есть, если она скажет нет, они просто оденутся и пойдут пить кофе, как ни в чём не бывало? Огай не был подростком со спермотоксикозом. Он мог остановиться, если бы Эцуко неожиданно передумала. Не хотел от слова совсем, но мог. Поэтому ему нужно было услышать. Убедиться, что девушка осознаёт наверняка, что он будет с ней делать. – Я хочу тебя в себе, Ринтаро. Всего тебя. – Будет больно. Останови меня, когда посчитаешь нужным. Он вошёл на всю длину, вызывая в ней болезненный вскрик. Руки сразу упёрлись в мужскую грудь, заставив доктора послушно замереть после первого же движения. На глазах выступили невольные слёзы, и Эцуко запрокинула голову, не давая им скатиться. Последовала череда щемяще нежных поцелуев на прикрытых веках, щеках, подбородке, шее. Рука доктора успокаивающе гладила живот, грудь, бёдра. Он что-то шептал, наверняка что-то неестественно милое и облегчающее, но девушка не разбирала... Естественно она знала, что первый раз редко бывает приятным, но учитывая, что подобная боль варьировалась от «слегка неприятно» до «абсолютно разрывающе», то подготовиться заранее было нельзя. Было больно. Не совсем ужасно, скорее средне. Может от того, что доктор вошёл сразу, а не постепенно. Очень в его стиле. Но это мгновенное ощущение заполненности и разбудило в ней нечто тёмное, звериное и вытащило наружу, размывая грань сознания. Как во время убийства. Или боя. Или погони. Это ощущение значило больше боли. Та преследовала Эцуко уже давно, физическая и моральная, взращивая её болевой порог до потрясающих высот. Что ей боль, в сравнении с наконец удовлетворённой жаждой вобрать в себя этого дьявольского мужчину, позволив тому возобладать над собой? Ничто. Как сквозь толщу воды до неё донёсся уже взволнованный голос Ринтаро. Обезумевший от смеси ощущений волк слился с каждой клеточкой её тела, и подняв веки, она смогла рассмотреть отражение собственных, горящих янтарём глаз в поражённых омутах доктора. – Продолжай, – произнесла она не своим голосом. Голосом зверя внутри. Мужчина подчинился просьбе и возобновил движение. Выходя и входя полностью, но уже размереннее, осторожнее. Горящие глаза Эцуко, а вместе с ней сущности внутри девушки, пристально наблюдали за брюнетом. Его члену было явно тесно в ней, но большое количество естественной смазки значительно улучшало дело. Всё еще было больно и приятнее не становилось, но девушке было всё равно. Болезненные ощущения задвигались подальше от самого факта принятия в себя мужчины. Тут было что-то на психо-эмоциональном уровне. Девушка совсем не замечала дорожки слёз на своих щеках, слегка толкаясь навстречу движениям Огая. Тот, ощущая лёгкую обеспокоенность, продолжал сцеловывать слёзы, ласково обводить руками изгибы талии. Был нежнее, чем когда-либо, ибо с Эцуко творилось что-то совершенно непонятное. Стоило ему настороженно замереть, ибо девушке под ним определённо было больно, она с настоящим рыком приподнялась и вцепилась ему в плечи, настойчиво подаваясь вперёд бёдрами. – Не останавливайся, Ринтаро. Только не останавливайся, – повторяла как заведённая, до дрожи, срываясь на шёпот. Царапая его спину с татуировкой, кажется даже случайно выпустив настоящие когти. – Прости, прости. Только не останавливайся, – прозвучало почти моляще. Едва ли его заботила пара новых царапин. Только девушка под ним, такая хрупкая и таящая в себе невероятную силу одновременно. Целовались они тоже до крови. Жадно. Мужчина чувствовал, как от плотно сжимающих член стенок влагалища, от самого ощущения желанной девушки всем своим телом, от вида горящих безумных глаз его разрядка стремительно приближалась. Но вот Эцуко... Замедлившись и просунув руку между их скользкими от пота телами, Огай надавил на запредельно чувствительный клитор. В ответ раздался до безобразия несдержанный стон. Теперь она чувствовала наслаждение. И боль. Боль и наслаждение. И заполненность. И наслаждение, и... Глаза гасли и снова загорались, но взгляд приобрёл осознанность. Стоны становились развязнее – услада для его ушей. Благо, у Эцуко не было никаких сил, чтобы пытаться их сдерживать. Больше. Быстрее. – Ринтар... – имя прервалось рваным вскриком. Ноги пронзила судорога, веки непроизвольно сомкнулись, тело выгнулось и обмякло, пока болезненное удовольствие и тянущая слабость совершенно беспорядочно растекалось по её телу. Сквозь чуть приоткрытые веки разглядела совершенно прекрасные алые глаза. Ему потребовалось всего несколько ускоренных фрикций, чтобы с глухим стоном кончить в презерватив. Всё ещё оставаясь внутри, Огай уткнулся волчице в шею, вдыхая её запах. И его собственный на её теле. На краю сознания Эцуко запустила руку в волосы доктора и слабо пропустила угольные пряди сквозь пальцы. Потом рыжеволосая ненадолго отключилась. Пришла в себя, когда доктор заставил её выпить стакан воды, возможно, с каким-то растворённым в ней лекарством. Сквозь мутную пелену запомнила, как он бережно взял на руки её обессиленное тельце и перенёс в ванную. Усадил, тёплым, влажным полотенцем прошёлся по всему подрагивающему, вспотевшему телу, с особой аккуратностью обтёр внутреннюю сторону бёдер, на которых кровь смешалась со смазкой. Остатки недавнего оргазма сошли на нет, оставляя в теле девушки только тупую боль и слабость. Родной голос звучал очень близко и очень далеко. Эцуко хотела ответить, но составлять из слов предложения казалось чем-то непередаваемо трудным. Неожиданно стало очень тепло. Мужчина завернул её в свой халат. Её любимый бардовый халат. Потом Эцуко снова вернули в постель, свежую и сухую. Когда он только успел сменить простыни? Продолжая что-то нашёптывать, Мори устроился рядом. Под приятными поглаживаниями волчица снова погрузилась в темноту. ••• Было совсем темно, когда она проснулась во второй раз. Свет был везде выключен, а хозяин жилища безмятежно спал рядом на кровати. Потребовалась вся её сила воли, чтобы заставить себя выпутаться из собственнической хватки доктора, не разбудив того, и добрести до ванной. Белый свет резанул глаза. Проморгавшись, Эцуко сполоснула лицо и всмотрелась в зеркало: помимо нескольких покрывавших шею отметин, заставивших девушку в улыбке прикусить губу, выглядела она сносно. И чувствовала себя нормально. Внизу живота чувствовалось остаточные болезненные ощущения, но не критичные. Дело было даже не в сверхисцелении. Во время самого процесса волк нехило помотал её изнутри. Теперь всё стало приходить в норму. Она прикрыла глаза, вспоминая: избыток эмоций, боль, Ринтаро, так желанно вбивающийся в неё, ощущение, будто её тело было её лишь наполовину... В голове загудело, ванная закружилась. Ноги предательски подогнулись, но упасть не дала твердая мужская грудь, прижавшаяся с сзади. Она оказалась в кольце крепких, бледных рук. – Стоило меня разбудить. – Я не какая-то неженка, за которой нужен глаз да глаз, доктор Мори. Я взрослая девочка, – запрокинула голову, плутовато улыбаясь. – Теперь уж точно. Брюнет вскинул бровь и усмехнулся. По-свойски переместил руки на её талию. Так естественно, будто делал это тысячу раз. Потом они одновременно перевели взгляд на зеркало. Бесы в алых глазах довольно облизывались на красно-фиолетовые пятна, покрывавшие кожу. Если сфокусировать регенерацию, они исчезнут секунд за десять. Она этого не сделала. Кто бы знал, что ей потребуется сдерживать исцеление для подобного. Не зря научилась. – Как ты себя чувствуешь? – Хорошо. Мне хорошо, – проговорила девушка, слегка покраснев. – Так... Это ты был слишком хорош или мой организм – слишком впечатлителен? С тихим смешком Огай опустил свой подбородок ей на макушку. – Не хочу умалять собственных умений в данной области, но скорее второе. Из-за особенностей твоей природы, я полагаю, – она с непонятным смущением от сего факта опустила взгляд. С легкой усмешкой Мори невзначай добавил: – В следующий раз будет лучше. – В следующий раз, – рыжеволосая медленно запрокинула голову. – С тобой? – А есть ещё варианты? Собираешься поматросить и бросить одинокого, несчастного доктора? – весьма талантливо изобразил он отчаяние. Глаза, впрочем, смотрели внимательно. – Ну... Вдруг тебе не пришлись по вкусу особенности моей природы. Он взглянул на неё так снисходительно-ласково, как будто она сморозила невероятно милую ерунду. Боже... – Могу клятвенно заверить, мне приходятся по вкусу все твои особенности, – провёл носом по шее, пока наглые руки прижали её к себе плотнее. – Я в стенах этого же дома скромно вручил тебе остатки своего чёрного-чёрного сердца. Кажется, целую жизнь назад, – заливался метафорами доктор, но она профессионально не позволяла мёду затекать в уши. – Я весь твой, Эцуко. Разве ты ещё не поняла? Наша совершенно исключительная связь не перестаёт будоражить мои мысли. Так если ты всё же решишь в полной мере разделить со мной эту нелёгкую, но полную также удовольствий жизнь, взамен мне будет достаточно лишь верности. Во всём, – он вкрадчиво заглянул ей в глаза через зеркало и пообещал с пугающей серьёзностью: – И я всю Йокогаму к твоим ногам положу, Окаминоко. Пьянящая близость, губы, задевающие мочку её уха, руки, почти безумно блуждающие по её телу, вновь и вновь вызывая мурашки, – она не должна позволить этому себя отвлечь. Как бы ни хотелось просто впиться в чужие губы и снова ни о чём не думать, Эцуко отстранилась и присела на бортик ванной. Мужчина показался слегка растерянным. «Вы ведь не думали, доктор Мори, что первый половой опыт совсем отбил у меня способность соображать?» – Честность, – наконец выдохнула она. – Ты хочешь мою верность, я хочу твою честность. Во всём, – выражение его лица стало нечитаемым. – Я не хочу говорить о Фукудзаве, о том, что он мне рассказал, о том, что между вами произошло. Это не моё дело. Но если ты хочешь «разделить жизнь», – она с болезненной насмешкой выделила это словосочетание. – Я не желаю стоять в стороне. В неизвестности. Ты помнишь, чем это обернулось прошлый раз, – брюнет прищурился, дернув уголком губ. – Я не буду просто чудо-приложением к твоим амбициям, Ринтаро, – уверенно закончила Эцуко. Голос полнился непривычной сталью. В белом свете комнаты тёплые зелёные глаза обернулись холодными малахитами. Мужчина словно взглянул на девушку по-новому. С несколько секунд пронзительно рассматривал, потом подошёл к ней вплотную, присел на колено так, что теперь смотрел снизу вверх. Чертей в глазах не было видно. – Справедливое условие. Верность и честность... – мягко взял её руку и поцеловал тыльную сторону ладони. – Мне нравится. Рыжеволосая кивнула. Волк внутри с мрачным удовлетворением облизнулся. Поставив эту точку невозврата, Эцуко скользнула на колени доктора и довольно поцеловала. Так естественно. Правильно. «Если спускаться в Ад, то делать это под руку с Дьяволом».