***
Прошлые века оставили нам гармоничность и наслаждение прекрасными мелодиями, которые также ласкают слух, как вкусная еда — желудок, чудесный запах — нос, а прекрасная картина — взор. И тогда были свои обезьяны от музыки, но сейчас их никто не помнит. Какая красота была в мелодиях, в текстах и пении.Скажите, девушки, подружке вашей, Что я не сплю ночей, о ней мечтая, Что всех красавиц она милей и краше, Что сам хотел признаться ей, Но слов я не нашёл. *
Или…Сердце красавиц Склонно к измене И к перемене, Как ветер мая. Клятвами страстными Сердце взволнует, Этими же губками Лжёт и целует. **
И сейчас…Да, ты трахаешь очень влажную киску, Bring a bucket and a mop for this wet-ass pussy, Тащи ведро и швабру для такой влажной киски, Give me everything you got for this wet-ass pussy. Отдай мне всё, что есть, за эту влажную киску.***
А всё потому, что музыкой подтерлись вот эти самые обезьяны, которые в музыке не варят. До от Ля не отличат, но зато мнят себя кумирами и чуть ли не новыми Бетховенами. Люди, которые не умеют писать музыку, не соображают в ней, забрались на музыкальный Олимп и срут оттуда, поливая своих слушателей дерьмом и презрением. Пипл схавает. Естественно, он схавает, его же не учат нормальной музыке. Это кликовое поколение, оно хочет все быстро и ярко. Какая-такая любовь? Не, не слышали. Раньше про любовь пели, оперы создавали, оперетты, сонаты и сонеты, рапсодии и токкаты, симфонии и увертюры… А сейчас что? Ладно, есть эстрадные исполнители, которые пишут музыку, хватающую за душу, но таких мало. Остальные под барабаны с текстом типа:Ты мне дала! Ты блядью была! Ты мне не дала! Значит, сукой была!
И ничего больше их не волнует — блядь, наркота и беготня от органов правопорядка. Музыканты-однодневки.***
Эрик Занн жил на углу Централ Парк Вест и Западная 65 стрит в историческом здании Prasada. Его жизнь отличалась неторопливостью и размеренной последовательности, особенно в последние годы, а раньше он умел кутить и шалить так, что стены дрожали. Кем он не был, где только не был и чем только не занимался. Он был худ, кое-где лыс, нос курнос, глаза впавшие и выглядел лет на пятьдесят… Одежда у Эрика была дорогая, но изрядно поношенная, ибо, как его уволили из Метрополитен-оперы, дела мистера Занна шли плохо. С лживыми улыбочками уволили. — Вы уж извините, мистер Занн, но мы очень толерантные, поэтому на ваше место мы наберем афроамериканцев, индейцев, латиноамериканцев и геев. — Вы понимаете, мистер Занн, что ваша виолончель уже не модна, поэтому мы взяли на ваше место мистера Зака. Он виртуоз игры на саксофоне. И еще уволили двух скрипачей, тромбониста, звонаря и арфиста. Эрик не простил обиду, поэтому заплатил деньги одному музыканту, милому мальчику, играющему на флейте, чтобы он выяснил, откуда взялись новые музыканты, занявшие чужие места. Данные расследования поражали. Мистер Пэдди Зак, черножопая обезьяна, не умеющая играть даже на саксофоне, до этого работал в стриптиз клубе самого мерзкого пошиба. Под его нестройную музыку черножопые бляди вертели своими жирными жопами. Мистер Бернардо Сантана всю жизнь продавал наркотики, пока во время очередной отсидки вдруг почувствовал тягу к музыке. И принялся играть на тростниковой флейте. Но этот тип, в отличие от предыдущего, в три ноты всё же попадал. Мистер Керук Кохэна — индейская флейта. Учился по классу флейта и в музыке понимает. Ладно, этому парню простить можно. Мистер Адам Бутлер — арфист. Ладно, бы он в этой арфе понимал, но не доходит до меня, как он с такими ногтями на ней играть будет?! А ногти у него потому такие, потому что он — пассивный гей. Весь такой манерный, накрашенный и с маникюром. Мистер Сайлес Бишоп — новый звонарь. Небинарный человек с татуировками и пирсингом. И мистер Морган Уорд — валторна. Этот, хоть и квир-гендер, но попадает в семь нот… иногда.***
Пошел однажды мистер Занн на премьеру в Метрополитен-оперу. Давали Волшебную флейту Моцарта. После этой премьеры Занн плевался дня два. Во время увертюры мистер Зак влез со своей клистирной трубкой, внеся хаос и похоть в музыку Моцарта. Понятное дело, когда необразованные обезьяны силятся изобразить музыку, к которой не способны, то получается нечто ужасное. Всю прекрасную музыку написали либо немцы (Людвиг ван Бетховен, Иоганн Себастьян Бах, Рихард Вагнер и другие), либо австрийцы (Йозеф Гайдн, Франц Шуберт, Вольфганг Амадей Моцарт, Иоганн Штраус и другие), либо французы (Шарль Гуно, Жак Оффенбах, Жорж Бизе и другие), либо итальянцы (Антонио Вивальди, Николо Паганини, Джоачино Антонио Россини, Джузеппе Верди, Джакомо Пуччини и другие), либо русские (Михаил Иванович Глинка, Антон Григорьевич Рубинштейн, Модест Петрович Мусоргский, Петр Ильич Чайковский, Николай Андреевич Римский-Корсаков и другие), англичане (Георг Фридрих Гендель, Генри Пёрселл), норвежцы (Эдвард Григ), поляки (Фредерик Шопен, Михал Клеофас Огинский), венгр (Ференц Лист) и не одной черножопой обезьяны. Музыканты-виртуозы негритянского происхождения, возможно, и были во все века, но кто их сейчас помнит?***
Из уволенных музыкантов, на деньги одного из эксцентричных нью-йоркских миллионеров, мистер Занн сколотил маленький, но гордый, оркестр, который выступал на торжественных приемах и свадьбах знаменитостей. Через месяц к ним прибился, уволенный по собственному желанию, пианист Мэтт Друрри. Он был чернокожим, но сказал, что когда мистер Зак пришел на выступление в типичном прикиде черных рэперов, его натура возмутилась… и Мэтт уволился.***
Мистер Эрик Занн пожалел, что оставил ремесло придворного убийцы и призрака Оперы, и решил написать индустриальную симфонию, обличающую нынешние нравы.***
Сиянием звука воздух напоён. И рукоплещет зал. Народ влюблен. И бог сказал, Что это хорошо! Жги, композитор, Давай ещё!