About instincts

Чонгук обычно не доводил до такого. Несмотря на порой отвратные будни и такие же вбросы жизни, он старался контролировать настолько интимную и сложную вещь, как гон. И своего зверя. Обычно называть так свою сущность было не корректно уже как много лет, и люди хитрили, придумывая замену: просто сущность, частичка, душа, второе сердце. Иногда доходило до смешного, правда. У Чонгука был зверь и никак иначе. И не потому, что он так сильно из кожи вон лез, чтобы казаться крутым или пытаться бросить вызов кому-то, показывая силу. Хотя, признаться честно, именно этим в последнее время он и занимался. Обстоятельства вынуждали. Район Квачхона, где жил Чонгук, не был эпицентром опасности, отвратительным, жутким и наименее посещаемым местом в стране. Не слишком благополучным — да. Здесь были неплохие магазины с хорошими продуктами и вещами, тянулись линии транспорта и даже метро, стояли высокие офисные здания. Пара штук, правда, и были они наглухо ограждены. А Чонгук обитал подальше от негласного «богатого» центра города, подальше от благ, поближе к окраине и иной жизни. Чонгук родился, вырос здесь и почти что все свои двадцать три года жил с мыслью, что никак, кроме как зверь, он к себе обращаться не может. В детстве, будучи робким и тихим, к тринадцати годам Чонгук начал осознавать это полностью. Тогда он впервые подрался, узнал, как жестоки могут быть дети и как приятно было выпустить свою сущность в ответ на их придирки и агрессию. Тогда он впервые ощутил себя альфой, и, избитый, с вывихнутой рукой и расквашенным носом, он довольный сидел в больнице. В шестнадцать он окончательно убедился, что в их районе не могло быть по-другому. По-крайней мере, у большинства людей. Звери — одним словом. Мало омег, много альф, как в таких условиях могла зародиться спокойная жизнь, наполненная безопасностью и уютом? Чонгук быстро, ещё со школы, понял, как выживать, тесно сплёлся с несколькими ребятами из класса, с которыми общался до сих пор, и резко выпрыгнул из своей раковины робкости и неуверенности. Наверное, последним толчком к этому стало нападение на омегу прямо у него на глазах. Хотя, на нападение это мало походило, — того паренька просто держал за руку один крайне неприятного вида здоровяк, — но шестнадцатилетнему Чонгуку, украдкой заметившему это, почудилось что-то более серьёзное, ведь в лице омеги, который был в разы меньше напавшего, явно загорался ужас, он пытался вырваться, судорожно оглядываясь, мотал головой на чужие слова. Тогда Чонгук почти бездумно кинулся вперёд, плохо осознавая, что он вообще-то собирался рискнуть своей жизнью. Но почти сразу же после нескольких шагов из-за поворота показался ещё один человек, разделяющий взгляды Чонгука, и он ощутил прилив сил и бесстрашия, когда вместе с ним кинулся к опешившему и оказавшемуся трусливым альфе. В тот же вечер, вспоминая испуганные, но полные благодарности слова омеги, он долго размышлял над своим поступком, своим телом и собой в принципе. Ему нравились мысли о своей силе, возможностях и о том, сколько ещё благодарностей от таких редких омег он мог наслушаться в дальнейшем. Как была важна хладнокровность и постоянная готовность в их районе. Поэтому неудивительно, что в нём уже столько лет взращивался зверь, альфа, который чувствовал себя уже не так плохо в школе. А когда школа закончилась, Чонгук понял, что настоящее дерьмо было впереди. Оказывается, в их районе действительно были проблемы с дальнейшим обучением. Чонгук, как и многие, не мог определиться с будущим до последнего: не до этого было. А когда прижало, то ему пришлось туго. Ему нравилась история, но он не хотел связывать с ней будущее, он увлекался информатикой как интересной вещью, но не видел её в своей жизни больше, чем простое пользование экселем и вордом. У Чонгука оставалось ещё два месяца до начала подачи заявок в их два единственных колледжа района, и он надеялся, что за это время нужная мысль придёт в голову. Драки в его жизни были не такими частыми, а если и приходились, то ни одна не проходила без крови, до конца выжатой агрессии. В их районе подобное решение затянувшегося конфликта считалось обыденностью, безо всяких специфических моментов. Конечно, иногда не без участия правоохранительных органов, волнения родителей. Отец у Чонгука хороший, и он мог им восхищаться. Он работал в частной автомастерской близко к центру и не забывал воспитывать Чонгука. Но Чонгук знал, что в молодости отец был точно таким же и в нужные моменты понимал его. А ещё ему иногда не хватало папы, который ушёл от них к другому человеку в поисках лучшего восемь лет назад, не хватало его тепла и ласки. Чонгук даже мог понять его, ведь в этом районе была отнюдь не сладкая и спокойная жизнь. Но папа сам согласился переехать сюда с мужем до рождения Чонгука, принял эту жизнь и то, что так просто отказался от неё, причиняло мальчику боль, вызывало недоумение. Но ему надоело злиться на папу достаточно быстро, особенно когда он перестал его видеть и лишь по телефону убеждался, что у него всё замечательно. Так же Чонгук не возненавидел остальных омег в отместку, ища в них сходство с родителем. А то, что общался с ним в последнее время не так часто… Даже это не особо волновало. У него были совсем другие проблемы. И одна из них, наиболее актуальная, — это гон. Жуткое состояние, на самом деле, когда собственную крышу может сорвать окончательно, а так же чью-то ещё в придачу. Обычно Чонгук проводил первые часы гона за домом, ближе к железной дороге, на пустыре. Там он и проветривался, и насыщал тело кислородом, и выпускал пар путём не особо серьёзных стычек с забредшими альфами, у некоторых из которых от ударившего адреналина при виде «соперника» поднималось настроение. Ничего серьёзного, всё быстро решаемо. Только за последние три года было несколько омег, юных, совсем несмышлёнышей, которые за каким-то чёртом забирались на такой пустырь, в самый тупняк. Совсем школьники, у которых ни сформированных запахов не было, и они, похоже, сами ещё не ощущали опасности, не понимали многого. Первый омега так торопился куда-то и захотел сократить путь через железные пути, и судя по удивлённому взгляду, быстро перетёкшему в испуганный, присутствие Чонгука он просто не учуял. А Чонгук тогда разозлился так, что даже боль от только начавшегося гона притупилась. Злость и на омегу, и на туман в голове, и на все сложившееся обстоятельства. Омега не двигался, смотрел, не отрываясь, теребя застёжку ветровки. Чонгука не привлекли ни по-детски пухловатые щёки, ни тускло-зелёные глаза, ни тонкая шея, выглядывающая из воротника. Он с трудом, охрипшим голосом поинтересовался, какого чёрта он всё ещё видел пацана перед собой. А тот, видимо разглядев утонувшие в красноте чоновы зрачки, разглядев трясущиеся руки, растерялся окончательно. Чонгуку буквально пришлось заставить себя сделать шаг вперёд, подтолкнуть омегу в нужную сторону, к просвету и первым домам. К безопасности. Тот же опомнился и сорвался на бег сразу же, как только Чонгук потянулся к его шее, чтобы до конца застегнуть ветровку. Видимо, подумал, что альфа решил его схватить или придушить. Второй омега, которого он встретил на том же месте спустя год сразу после отрезвляющей недавней драки, дрожащим голосом начал предлагать деньги, телефон, лишь бы его не трогали. Даже из кармана достал тонкий кошелек сиреневого цвета, с принтом щенят. Чонгук тогда нервно хмыкнул, и это проявление эмоций вызвало в омеге настоящий ужас. Кстати, омега был тоже худой, юный, буквально ребёнок, только-только закончивший среднюю школу. У Чонгука даже мысль не кольнула его нервировать и запугивать дальше, как-то трогать, поэтому он зло, утирая капающую на куртку кровь с разбитой губы, велел свалить домой. И это на самом деле сработало. Большинство омег, которые встречались Чонгуку в последнее время, были едва ли не малышнёй по его мнению: школьники и всё тут. И их смущённые взгляды, ужимки. Либо сами не понимали, что творили, либо действительно пытались таким образом привлечь внимание альфы. У Чонгука мысли о том, чтобы поддаться, где-нибудь зажать и попытаться взять не возникали, а за руку отвести по домам — ещё как. В идеале, прямо в руки родителям. А ещё провести беседу о том, что идея шляться под вечер по некоторым местам не самая лучшая, ну никак. Хотя, кто такой Чонгук, чтобы их воспитывать, к тому же они и сами прекрасно знали, в каком месте жили. Он это списывал на столь распространённое подростковое желание привлечь к себе внимание противоположного пола, ведь и сам когда-то был не прочь покрасоваться перед такими редкими омегами, особенно после жёсткой драки и даже с распухшим носом. Гон действительно угнетал, нервировал, вынуждал чуть ли не сходить с ума, и когда Чонгук решил начать приём успокаивающих подавителей, всё стало ещё хуже: он стал раздражительным в обычные будни, похерил аппетит. Он пропил лекарства год, когда осознал, что всё летит в пропасть. Поэтому и пришлось так же медленно, под полным контролем достаточно хорошего врача из центра с таблеток слезать. А потом понял, что за это время цикл выровнялся. Гон начинался относительно в одинаковый период, больше не вызывал такой боли, такой агрессии и метаний. Был вполне терпим, хотя Чонгук всё ещё проводил большую часть вечера, когда начиналось самое неприятное, на улице.

***

Сейчас же, вновь оказавшись на пустыре, Чонгук не хотел ничего, кроме как наконец-то выпустить внутреннего себя. За последние несколько дней, которые приближали к гону, раздражения накопилось достаточно. Закинувшись тремя таблетками для подавления восприятия запахов, надев привычную для таких походов тёмную маску, скрывающую нос со ртом, Чонгук с неспокойным сердцем покинул квартиру. За неделю похолодало так, что пришлось купить новую, более тёплую куртку по неплохой такой скидке. Чуть приспустив маску и глотнув воздуха, Чонгук вытянул ноги, рассматривая немного плывущим взглядом землю рядом с выступом, на котором сидел. В груди неприятно давило, а вот в животе от жара вполне приятно ныло. Затухшая агрессия всё ещё плавила кровь, покалывала пальцы. Чонгук буквально пару минут назад чуть не вступил в конфликт с одним из охранников, который придрался к его маске, да и вообще «слишком подозрительному виду». Конечно, умом понимал, что человек имел на это право, ведь в их районе появиться в таком виде было почти что сродни началу ограбления. Но внутренностями Чонгук хотел как можно быстрее и жёстче избавиться от проблемы в лице охраны, поэтому пришлось быстро купить две бутылки воды и смотаться оттуда, пока мозг окончательно не поплыл. Половину одной бутылки он выпил ещё по дороге к пустырю, вторую приберёг. Вода утоляла нестерпимую сухость во рту, смывала кровь, которая выступала от прорезавших дёсна клыков. Нужно было побольше взять, бутылок три-четыре, но сейчас об этом уже думать поздно. Чонгук готов уже выпустить зверя, полностью отдаться, сбросить скопившееся напряжение и наконец-то вступить в гон. Только он не успел настроиться, как сквозь тяжесть в ушах и стук сердца услышал голоса. Клык едва не порезал внутреннюю сторону губы, когда Чонгук сжал зубы в раздражении. Он открыл глаза, тяжело сглотнул и одним движением поднялся. Если бы это были люди, которые просто проходили мимо, он бы и внимания на них не обратил. Но проблема была в том, что эти люди шли к нему. Его захлестнули напряжение и настороженность. И почти сразу же злые эмоции схлынули, когда он увидел, кто и как к нему шли. Два человека, одетых в обычную, ничем не приметную одежду, двигались не слишком быстро. Сделав пару шагов в их сторону и присмотревшись, Чонгук понял, что в их руках был ещё один. Чонгук бы и не шелохнулся, если бы они не держали путь прямо к нему, а он не рассмотрел в третьем человеке то, отчего нехило тряхнуло изнутри. Встрёпанные волосы насыщенного каштанового цвета, губы с оттенком синевы, немного расстёгнутая куртка, открывающая вид на белый воротник, судя по всему, толстовки. Прикрытые глаза и чёрные-чёрные ресницы, густые, пятнами отпечатанные на бледной коже. Симпатичный, молоденький и в держащих его руках смотрящийся совсем маленьким. Чонгука тряхнуло ещё раз, он даже воздух втянул, забыв, что от плотной маски и выпитых блокаторов сможет учуять лишь запах алкоголя. К алкоголю Чонгук не испытывал фанатизма, употреблял изредка, лишь в особых случаях и за компанию, выбирая относительно качественное пиво или соджу на деньги, заработанные путём помощи отцу в автомастерской. К чужим увлечениям относился нейтрально, пока это не касалось его, а сейчас его это вполне касалось, как минимум из-за того, что парни остановились, вскидывая взволнованные и настороженные взгляды. Альфы. По их лицам было понятно, что они никак не ожидали, что Чонгук подорвётся с места. Он и от себя такого не ожидал, ведь, судя по всему, омега не сопротивлялся, выглядя вполне спокойно. Только его губы дрожали, из груди рвались тяжёлые вдохи, а речь была путанной и совершенно неразличимой. На лице и ладонях не видно следов ран. Либо пьян, либо накачан чем посерьёзнее, и его приятели оказывали вполне разумное одолжение, провожая домой. Лишь спустя долю секунды, когда Чонгук получше вгляделся в чужое лицо и краем глаза заметил движение в свою сторону, на него обрушились мрачные догадки. А приятели ли? А домой ли? По этой дороге до самого конца ни одного дома, ни одного магазина. Рельсы, овраг, вдалеке начатая ещё весной и заброшенная ближе к сентябрю постройка магазина. Не такая дорога, по которой обычно ведут, чтобы помочь. Кислота подступила к горлу молниеносно, как и раздражение, когда пришлось заткнуть зверя, стремящегося, как и обычно, рвануть вперёд. Начать подавлять свой гон. При виде приоткрывшихся глаз, оказавшихся карего цвета, заблестевших дорожек слёз на щеках подавить оказалось нетрудно. — Вы какого чёрта делаете? — охрипшим, но ещё адекватным и вроде бы нейтральным голосом поинтересовался он, преграждая дорогу. — Не видишь, что ли? — нервно хмыкнул один, но глаз от земли не поднял. Его лицо казалось уставшим, но в глазах горел огонь. — Ну, это омега. — Вижу, вот только… Мутно всё это, не находите? Вы его друзья? — Друзья? Не-е-ет. Или ты про его вид? Ну, то, что он такой? Да он течный просто. Ну, или что-то типа того, — со смешком, совершенно неуместным и грубым, подал голос второй, что был повыше и менее трезвее. — Ну, сам понимаешь ситуацию. — Не понимаю, — в ответ усмехнулся Чонгук, ощутив стягивание в груди, почти что кипение крови. Пальцы задрожали от предвкушения. — И не думаю, что это хорошая идея. Проблем не боитесь? — От тебя? — Может и от меня, — кивнул Чонгук, всё хуже и хуже соображая, что он творит. Снова готов броситься ради незнакомца? Не в состоянии пройти мимо и наконец-то справить этот грёбаный гон, от которого сейчас буквально терял голову? Во рту от привкуса крови свело, противно сдавило глотку. Наверное, только от его вида альфы напряглись. Они выглядели не шибко крепкими, а ещё выпившими, и если у ослабленного молодого омеги против двоих шансов было немного, то у Чонгука, которому сил и бешенства придавала злость, шансов хватало. Он только успел тронуть одного за плечо, чтобы заставить разжать руки, как тот качнулся сам. — Ты вообще безбашенный, в таком состоянии здесь ходить? — уже не так уверенно, но по-прежнему не отпуская завозившегося и будто пришедшего в себя омегу из рук спросил тот, что был пониже, потрезвее и с прежним вызовом в глазах. — Да вас дожидался. — Это было последнее, что сказал Чонгук, перед рывком, понимания, что разговоры лишь отнимут время. Он крепко сжал чужое плечо и дёрнул на себя. Без сожаления вывернул руку, вынуждая пригнуться к земле, почти опуститься на колени. Тяжёлый хриплый стон прошёл мимо него, и он сильнее сжал руку, надавил и не сразу заметил, что второй подобрался максимально близко, выпустив омегу. Тот неловко опустился на землю, закашлялся и попытался отползти в сторону, упёршись ладонями в землю. — Эй, не трогай его, слышишь! Мы уйдём, ладно? Не будь придурком! Если ещё раз тронешь его, у всех будут проблем-.. Договорить ему не дал немного смазанный, но чёткий удар в челюсть. Костяшки тут же заныли. Он потерял равновесие, но устоял на ногах, рывком вытер губы и кинул загоревшийся предвкушением и агрессией взгляд. Тогда-то Чонгук трясущейся рукой, одновременно делая шаг ближе и краем глаза следя за лежащим на земле вторым, вытащил из кармана складной нож. Хорошая вещь, необходимая. Для самозащиты не достаточно мощная в плане размеров и удобства, да и не применяемая ни разу: Чонгук как позавчера положил его в карман, приняв у отца в автомастерской, так он там и остался. Нечестно? Да. Жутко? Тоже. Только Чонгук не собирался применять его, конечно нет, как и по-настоящему драться. Если сейчас с ним что-то случится и он отключится, что произойдёт после? Его точно не оставят в сторонке, как и омегу, который останется совершенно один против этих двоих. И, как он и предполагал, уловка с оружием сработала: альфы испугались. Один, сидящий на земле, отшатнулся, а тот что на ногах, поднял руки и нахмурился. — Эй, спокойно. Ты ведь это не серьёзно? — от удара он говорил смазано, немного сбиваясь. — Проблемы никому не нужны. Чонгук не сводил глаза, пока один из альф подтаскивал к себе второго, и выдохнуть до конца всё равно не получилось, даже когда они начали отходить. Честно, Чонгук не ожидал такой быстрой победы. Ожидал, что вскоре придётся как минимум сплёвывать кровавую слюну, а завтра переживать о целостности одежды. Он глубоко втянул воздух, слегка приспустив маску, и это стало ошибкой. Слабый, теряющийся в воздухе запах от омеги был вполне конкретным, а его насыщенность, а так же плывущий взгляд и слабые движения омеги подпитывали веру в слова альф и собственные глаза. Действительно не пьяный, не укуреный. Течный. Или предтечный, Чонгук особо не разбирался в таких подробностях, ведь настолько близко с этим никогда не сталкивался. Но, судя по тому, как омега начал отползать, едва увидел шаги в свою сторону, тот прекрасно понимал своё положение. Съёженным он выглядел ещё меньше, что подчёркивала коротковатая куртка, довольно тёплая на вид. Чонгук сжал зубы. — В состоянии идти? — вышло и на свой слух чересчур хрипло, оборванно, будто ему в дыхалку попали, а про чужой и предполагать не нужно было. Конечно, ему страшно. Но незнакомец ответил кивком, вполне уверенным, только с места не сдвинулся, даже не поднял голову. Чонгук и так был на пределе, из последних сил крепился, чтобы сдержать затопивший жар. Все его планы летели в ближайший овраг. И он не имел права винить омегу, которого буквально тащили на издевательства, но и на попытку выстроить диалог терпения не было. Удар по ладони ощутился лёгким шлепком, толчок в область колена не пошатнул. Чонгук сжал зубы сильнее, вновь наклонился и ухватился за плечи, чуть дёрнул вверх, больше не давая себя ударить. Придержал, чтобы тот не упал. — Не трогай, — тихо шелестнул омега, мотнув головой. Он проморгался, глаза испуганно забегали. — Не трогай меня. — Спокойно, я не заодно с ними. Он оказался тяжелее, чем Чонгук предполагал. Но эта тяжесть приятно уместилась в руках, совсем не напряжно. Молочный запах, лёгкий, приятный, надолго не задержался. Чонгук стиснул зубы, ощутив усилившийся жар. Реакция организма была понятна: омега, восхитительный, в момент настолько интимный и будоражащий, что жгло кровь. А ещё довольно милый, что хотелось смотреть и смотреть на него. Но у Чонгука времени на «смотреть» не было, поэтому он начал идти, невзирая на возню в своих руках. Идти в противоположную сторону. — Боишься? — не сдержался, подтягивая чужое тело повыше, поближе, обнимая за талию и стараясь идти медленнее. — В следующий раз будешь умнее и не будешь шляться в течку. Вы должны сидеть дома в такие дни, в мягких тёплых гнёздах и под особым присмотром. Чонгук ему никто, поэтому без возмущений принял ответ: — Это тебя не касается, — тихо, слабо, но со слабым предупреждением. — Зачем ты вообще?.. Кто ты?.. Хмыкнул, плохо расслышав последние невнятные слова. Чужая куртка, такая прохладная, остужала кожу, остужала мысли, и Чонгук крепче сжал пальцы на приятном материале. Он не со зла такое сказал, ведь не от самого хорошего омеги оказываются вне дома в такой трепетный период, большая вероятность, что он не целенаправленно оказался на улице. Может, у него даже пара есть, которая сейчас сходит с ума и волнуется. Стало немного совестно. — Ты живёшь где-то рядом? — в итоге спросил он, ощущая уже явное сопротивление. Он не дожидается ответа. И не хочет грузить больше, задавая вполне очевидные вопросы. — У тебя есть пара? Ну, чтобы помочь в случае чего. Омега качнул головой в отрицании. А после разум заполнило вязкое возбуждение от чужого трепыхания, от тепла тела, от понимания, что его собственное от невыпущенного гона сходило с ума. У Чонгука и мысли не было, чтобы отпустить, оставить, как он делал всегда, отойти хоть на шаг. А когда он краем глаза заметил узкую притоптанную тропинку к оврагу и полосе рельс, в животе резко кольнуло. Он облизал пересохшие губы, крепче прижал к себе парня и глубоко выдохнул. Картина перед глазами, на самом деле жуткая, на мгновение ослепила, едва не вынудила сделать шаг не в ту сторону. А ведь могло всё быть как-никак сложнее и грубее: на нём маска, тёмная одежда, а взгляд омеги совершенно рассеян, не сконцентрирован, слаб. Чонгук каждую тропинку тут знал, каждый поворот, каждый тихий и глухой участок, куда по здравому уму никто просто так не сунется. Ублюдки с уверенностью в девяносто процентов знали, куда идти. — Куда мы идём? Я ничего здесь не знаю… — тихий голос с усталостью, всё ещё будто плавающий. — Я никогда здесь не был. А Чонгук внезапно ощутил и себя недалеко ушедшим от этих ублюдков, когда вспыхнула конченная мысль об одном из вероятных исходов: собственная куртка под омежьим телом для удобства и снижения риска чужого переохлаждения, собственные руки без намёка на сдержанность, ладонь на чужих губах в желании заглушить возможный крик, сила, которой удастся пресечь сопротивление на раз. И гон, как слабое оправдание своей звериности. И он даже не понял, что его реально повело в ту сторону, в сторону зарослей, что он грубее прижал омегу, пока не отступился, споткнувшись о выступ. Он услышал стон, увидел, как омега зажмурился, у него подкосились ноги и в этот раз сдержал свою резкость, позволив слегка согнуться. Омега откашлялся, сделал пару вдохов, а после охрипшим, просящим голосом, от которого мурашки пробрали до поясницы, попросил: — Я хочу позвонить папе. Он заберёт меня. Можешь набрать его номер, пожалуйста? Абсурдность, серьёзность, ступор и реальность всего происходящего хлынули на Чонгука почти сразу, как только омега сунул руку в карман и не с первого раза вытащил телефон. Чёрный «Самсунг». Очевидно, что не малых денег стоит. И за не малые деньги можно продать, спрос обязательно будет. Чонгук сглотнул, нахмурился и не сразу сообразил, когда телефон ткнули ему в руку. — Мои очки пропали, — продолжил омега, и его руки слабо задрожали. — Я потерял их на улице. Поэтому цифры не увижу. Для быстрого поиска можешь открыть журнал вызовов. Последний номер, на который я звонил. Может, и папа мне звонил, я не знаю. — Ты ничего не видишь? — единственное, что спросил Чонгук, осторожно сжав прохладный корпус. — Вижу, дорогу и очертания. Я не думал, что мне станет плохо на улице… Ещё очень рано… Я не успел выпить лекарство. Так доверчиво. Говорить о таком человеку, который буквально тянул его в неизвестность, человеку, чей голос был достаточно не настроенным на дружелюбие. Говорить альфе, чьим подступающим гоном разило за несколько десятков шагов. Чонгука взяла такая злость на весь чёртов мир: на тех уродов, на сбивающиеся циклы омег, на их пугающую слабость и беззащитность во время этого. И на себя тоже, в полном объёме, ведь он находился в адекватном диапазоне, постоянно работал над собой, понимая, как много могло от него зависеть, а сейчас никак не мог взять ситуацию в свои руки. Он представлял угрозу для того, кому совершенно не хотелось делать больно. Теперь понятно, почему омега никак не отреагировал на нож. Почему так озирался, не пытался по-настоящему выкрутить руки, закричать. Он плохо видел, пытался сориентироваться. Испугался, что окончательно потеряется. И несмотря на страх, в нём теплилась надежда, что так не произойдёт. — Он очень волнуется за меня, но я не смогу точно сказать, где нахожусь. У меня на беззвучном стоит и я не могу поменять режим, не увижу, — продолжил омега, либо не показывая, как озадачен настроем Чонгука, либо не ощущая этого. — На балансе есть деньги, это не будет проблемой. — Ты действительно веришь, что я буду звонить? — поражёно выдохнул Чонгук и даже руки чуть разжал, разворачивая омегу к себе лицом. Тот кусал губы, и уверенным в чём-то уж точно не выглядел. Его била слабая дрожь, а в запах, такой приятный и сладкий, пробиралась горечь. Омега в отрицании мотнул головой. А когда Чонгук увидел, что в карих испуганных глазах, смотрящих куда-то за его плечо, заблестела слёзная пелена, из него будто весь воздух выкачали, внутри всё заныло. И зверь, который был на грани того, чтобы просто и без лишних слов удовлетворить своё любопытство, утих, заткнулся. Стало не по себе. — Так, я не насильник. Всё, успокойся, ладно? Сейчас всё сделаю, — рывком вытер лоб и разжал хватку окончательно, поднёс к лицу телефон. — Скажи пароль. И кто вообще ставит на беззвучный, когда выходит на улицу в такое время?.. — Ты правда позвонишь? — Правда. — Меня зовут Мин Юнги. — А, — Чонгук рассеяно кивнул, смотря, как омега прижался ближе, хватая за рукав куртки. — Чонгук. Голос папы омеги оказался похожим на минов, только более глубоким, а ещё более испуганным, дрожащим. Когда он услышал, что случилось с его сыном, Чонгук даже через телефон ощутил чужую волну ужаса, когда узнал, кто находился с омегой, ему пришлось повысить голос, чтобы заверить в отсутствии опасности его сыну. Папа омеги, Мин Тэри смог успокоиться достаточно быстро, особенно когда услышал голос Юнги, попросил точный адрес, а Чонгук и не смог сразу ответить. Не мог же он сказать, что они находились на пустыре, совсем рядом с заброшкой, это точно нельзя было говорить. Поэтому он назвал адрес самого ближайшего дома, до которого оставалось не так долго, заверил, что обязательно будет там и отключился. — Нам далеко идти? — голос омеги сразу повеселел, он сам приободрился, и Чонгук почувствовал себя странно. Ему стало так приятно, будто он отбил это сокровище от целой толпы, а не просто пообещал отвести к родителю. — Нет, — ответил он. Вскоре кусты поредели, вдалеке показались огни дома, паутины проводов, а позади осталась темнота, запах сырости и значительная доля страха. — У тебя дома есть необходимые лекарства? Это не вредно, что ты до сих пор не принял их? — Всё в порядке, у нас есть всё необходимое: и лекарства, и нужные вещи. — М-м. Мысль о том, что совсем скоро омега окажется в безопасности, тепле и уюте, приятно грела. Судя по телефонному разговору и тому, как омега рвался к папе, тот был действительно хорошим человеком и никак не ожидал, что его сын окажется в такой ситуации. А с другой стороны Чонгук испытывал разочарование, что они скоро разойдутся, а он до сих пор находился в смешанных чувствах. — Значит, ты не ожидал, что… Что течка начнётся раньше? — Нет, я бы ни за что не вышел из дома, если бы знал, что так будет. А у тебя… — он запнулся, и Чонгуку пришлось кинуть на него взгляд. — У тебя гон сейчас? — Почти, — хмыкнул Чонгук. Незачем говорить, как сильно он пытался сдержать этот чёртов гон и как не вовремя омега появился на пути. — Не бойся, он тебя никак не коснётся. — Хорошо, — тихо ответил Юнги и сильнее сжал его рукав, когда они начали спускаться вниз. Чонгук увидел человека в нескольких шагах от дома, напрягся, а после, присмотревшись, предположил, что это папа Юнги. Это действительно оказалось так. Старший омега был одет стильно, но небрежно: не застёгнутая куртка, растрёпанные волосы, мятые брюки. — Юнги! Чонгук с дрожью в груди передал омегу в руки его родителю, отошёл на пару шагов. Смотреть на воссоединение он спокойно не мог, потому что покалывали неловкость и ступор, поэтому сглотнул и пихнул руки в карманы куртки, покачиваясь на носках. — Ох, ты помог ему, — голос Мин Тэри раздался совсем близко, а сам он протянул Чонгуку руку. — Я не знаю, как выразить свою благодарность… Спасибо большое, я бы не пережил, если бы что-то случилось. Чонгук пожал прохладную узкую ладонь, кивнул. Он не смог задать ни одного вопроса, потому что всё, о чём он думал, выветрилось из головы. За углом виднелась чёрная машина, намытая, небольшая, такая, которая совсем не вписывалась в окружение. — Вам лучше уехать, — сказал он, когда прочистил горло. — Не очень безопасно. — Да, мы сейчас, — кивнул Тэри и вновь повернулся к Юнги. — Вы живёте далеко отсюда? — Нет, не особо. Я не понимаю, как Юнги оказался здесь. Сказал, что хочет в кинотеатр сходить с друзьями, а потом перестал на звонки отвечать. Обычно он никогда не выходил в такое время, а тут захотел погулять. — Ну, друзей рядом с ним я не видел, — хмыкнул Чонгук, пожав плечами. Омега покачал головой, разжал кулаки, глубоко вдохнул. Было заметно, как ему тяжело. — Я даже не спросил, в какой кинотеатр, а оказалось недалеко отсюда. Я подумал на самое страшное, я хотел уже бездумно броситься на поиски. Ох, вижу, что у него очков нет… Ему нельзя часто щуриться и без них ходить, а нужные линзы ещё не подобрали. В машине лежат запасные очки, я сейчас, милый. Он смотрел на то, как Юнги продолжала сотрясать дрожь, как он крепко держал руку папы, как щурился, глядя на Чонгука. Он заметно был расслаблен, дыхание пришло в норму, а у Чонгука отходила горечь внутри. — Спасибо, — тихо сказал омега, когда его папа пошёл к машине. — Спасибо, что помог. Я понимаю, что тебе тяжело, у тебя ведь гон. — А у тебя течка. — И между нами ничего не случилось, — улыбнулся омега, но нервно, что не укрылось от Чонгука. — Не случилось. Чонгук подошёл к нему, коснулся плеча, слегка погладив. — Надеюсь, что с тобой больше никогда такое не случится, и ты будешь в безопасности. Тот кивнул. Недолгое молчание, а после Чонгук взял себя в руки, сбросил напряжение и наклонился к омеге пониже. — Дашь номер? По тому, как губ Юнги коснулась слабая, неуверенная улыбка, Чонгук понял, что этот вопрос был не самым плохим. — Ну…можно. А после Юнги сделал шаг и обнял его. Несильно, едва сжимая руки, и Чонгуку пришлось обнять в ответ, прижать к себе. Этот порыв вознаградился, когда внутри приятно задрожало, кольнуло, а зверь наконец замолк. Ощущать в руках человека, доверчиво жмущегося, было приятней, чем сопротивляющегося. Чонгук ощутил сердцебиение сквозь одежду, и было неясно, кому оно принадлежало. Чонгук сегодня получил многое, и даже раненные от клыков дёсна сейчас волновали не так сильно, как раньше. Сейчас не волновало ничего.