Подчиниться ей, или своему Богу?

Они прибыли, будто демоны. Верхом на деревянных драконах, крича и радуясь кровавому пиршеству. Драконы низвергли орущих демонов со своей спины, спокойно взирая с волн реки на это безумие. Северяне врывались в церкви, будто бешеные звери, предавались на святых местах своим плотским утехам, насилуя монахинь, пожирая хлеб со столов служителей и утаскивая ценности, предназначенные одному Господу. Во всём этом хаосе выделялась одна: Сестра Волка, как её звали. Первая среди северных демонов. Саксонские воители знали её имя, и помнили её дикой волчицей, врывающейся в монастыри и убивая всех на своём пути. Её лицо было обагрено чужой кровью, как и топор, она часто кричала имя языческого бога, дабы ободрить своих воинов, и будто её бог вселялся в неё, становился частью воительницы, направляя её топор.

***

— Встань, сакс, — приказывает она, сидя на троне. Юноша поднимается, покорно склонив голову. Он уже видел Сестру Волка в бою, её кровавую ярость (именно поэтому он здесь) и боится, что она набросится на него, как бросалась на своих врагов у монастыря, набросится и вырвет глаза за любое неповиновение… — Подойди ко мне, — продолжает говорить воительница. В её голосе сегодня не было той безумной ярости, она была опьянена не битвой, но мёдом; в её голосе был холод севера, холод власти. В её голосе была великая сила, коей жрец никогда не слышал. И он подходит. Несмело, всё ещё не глядя ей в глаза. В зале стоят песни, пьяные крики, запах мяса и чего-то, что ему, христианскому священнику, было неведомо. Она вдруг поднимается перед ним, берёт его за подбородок и позволяет взглянуть ей в лицо. И он поражается её северной и дикой красотой, красотой женщины, которую он видит впервые так близко. Она была далека от саксонских женщин с платками на головах, в платьях до земли и страхом в глазах; она выше его на полголовы, сейчас на ней нет доспехов — лишь лёгкая чёрная туника, не скрывающая от взглядов тёплую и мягкую грудь, — она была свободной, волчицей, готовой растерзать его в любой момент. И она смотрит на него так, как саксонская женщина никогда бы не смогла посмотреть на мужчину — свысока. И он видит в ней женщину не от мира сего, он видит в ней холод огня, пьянящую свободу и дикую смелость. Он видит перед собой истинный север. — Ты впервые видишь женщину, сакс? — усмехаясь, спрашивает она. И в её сильном голосе снова власть. Она хватает его за ягодицу, сжимает так, что он закрывает глаза, представляя, что его здесь нет. Он не имеет права противиться здесь, он не имеет права остановить это… только представить, что этого нет. — Я священник, нам запрещено… смотреть на женщин, — тихо отвечает он. Она ослабляет хватку и сильно шлёпает ладонью по мягкому месту, затем грузно садится перед ним на трон, расставляя широко ноги, и смеётся так, что смех подхватывают остальные викинги в зале. — Почему? И он застывает на миг, не понимая, что ей ответить. Они не поймут. Они — язычники. — Женщины отвлекают. — Я тебя отвлекаю, сакс? — в её северных чистых глазах усмешка, непонимание и спокойное любопытство. — Наш бог запрещает нам наслаждаться женским обществом, — тупо отвечает он и опускает глаза. — А мужским? — восклицает кто-то из зала. Кто-то снова хватает его за зад, на этот раз — один из её воинов. Он резко оборачивается и видит смеющуюся бородатую рожу. — Этот сакс мой! — кричит Сестра Волка, гневно бросив взгляд на воина. Напиток из её рога слегка всплескивается, попадая на робу священника. — Тому, кто тронет его — я лично отрублю руку! Сакс краснеет, поражаясь её нахальству и дерзости. Он никогда такого не видел. — Ваш мёртвый бог запрещает много чего, — усмехается Сестра Волка, обращаясь к нему. — Но ты — теперь мой трэлл. Скажи, твой бог видит тебя? — Он видит всегда и всё. — Вы, саксы, называете своего мёртвого жалкого бога всемогущим, но почему он тогда не спас тебя? — она снова смеётся. По залу также раскатывается смех. — Я не знаю. Его воля известна только ему. — Может, твой слабый бог направил тебя сюда? — она отпивает из рога. — Садись. Воительница хлопает по своему бедру, приглашая сесть. Он мешкает, не зная, что делать: подчиниться ей или своему богу?.. — Я не могу. — Почему не можешь? Твой бог запрещает тебе? — Это разврат. — Твой бог так сказал тебе? Его братья-священники, сидящие в оковах позади него, с ужасом в глазах от происходящего, молвят тихо молитвы. Он оборачивается на них. Что скажут они после всего этого хаоса? Как будут смотреть ему в глаза, если он послушается эту демоницу? — Тебя смущает твоя дружина? — Они мои братья! — он чуть повышает голос здесь в первый раз, в первый единственный раз он осмелился это сделать здесь. — Я могу это исправить, — она даёт знак своим воинам. — Оставьте одного. Её воители обнажают свои топоры, приближаются к саксонским священникам. Начинаются вопли со стороны пленников и смех со стороны викингов. Брызгает кровь, попадает на робу сакса, стоящего перед Сестрой Волка. Он обменивается взглядом с одним живым братом и замечает, как слезятся глаза. — Теперь тебя не должно ничего смущать. Твоего бога здесь нет, он ведь не спас твоих товарищей. Садись, — от её приказного тона у него бегут мурашки по телу. И он снова сравнивает её с обычными саксонками, тихими и покорными. — Я не буду это делать. Её взгляд с пьяного и задорного сменяется на гневный и возмущённый, а свободная рука тянется к топору. — Ты теперь не принадлежишь своему богу, — она берёт топор в руку, заводит голову оружия за его бедро и мягко тянет к себе, — ты принадлежишь мне, трэлл. Ему ничего не остаётся, кроме как повиноваться и неловко усадиться верхом на её бедро. Она смотрит на него снизу верх, но всё равно остаётся выше. Жрец давно давал обет, но... он не может не лицезреть её лицо, её длинный шрам, её волосы цвета пшеницы, её татуировку ворона и глаза цвета морской волны, полные неведомой ему свободы, знаний и пьяной страсти, затем его взгляд опускается ниже, на ложбинку между грудями, над которой красуются татуировки с непонятными для него символами. Он долго глядит на это яркое напоминание о том, что она — женщина, и не может оторваться, ведь он впервые видит её так близко. Ещё он чует запах металла и крови. — Расскажи мне, сакс, почему твой распятый бог запрещает вам общаться с женщинами на равных? Он сглатывает. — Потому что бог создал женщину из ребра мужчины. Она — часть плоти мужской. Все остальные слышат это и хохочут. — Твой бог считает, что я — часть твоей плоти? — Сестра Волка дерзко усмехается.— Какая чушь. Боги создали мужчину и женщину из ясени и ивы, Один вдохнул в них жизнь, Вили дал им разум, а Ве — кровь и румяные щеки. Наши Боги создали нас равными, сакс, и горе тому мужчине, который попробует поставить северную женщину ниже себя. Он закрывает глаза, снова пытаясь представить себя в любом другом месте, но только не здесь. — Скажи своё имя, сакс, — она тянет к нему в руки рог с недопитым мёдом. — И выпей. — Я Элрик, — он принимает рог и делает глоток. — Зови меня своим ярлом, Элрик. С этого дня ты мой трэлл, — она хватает его за волосы, тянет вниз, а тот — не противится, лишь слегка морщится и стонет в конце. Её ладонь опускается чуть ниже и хватает за шею, давит так, что ему приходится приблизиться к её лицу настолько близко, что он чувствует её дыхание. Глубоко внутри он признаёт, что хочет её, хочет коснуться её, тронуть её груди и стать с ней единым целым, вопреки своим клятвам Господу. Но они, столь разные, из разных миров, оказались здесь лишь по воле Сестры Волка, по воле её одной, ведь она всемогуща, она берёт всё, что захочет, покоряет эти земли своей яростью, вселяя страх в сердца саксонских воинов, а жрецов, как он — тем более. И он понимает, что она играет с ним. Её губы касаются его губ властно и грубо. И он вспоминает не к месту разговоры паладинов о том, что переспать с северной женщиной — подвиг, что взять северную женщину в плен, унизить её — достижение перед лицом бога. Ведь все язычники демоны и должны быть наказаны. Она вдруг его отрывает от себя, смотрит куда-то вниз, а он со смущением и стыдом понимает, что его член упирается ей в живот, отчаянно требуя внимания. — Ты и впрямь впервые познаёшь женщину, — подмечает она с усмешкой, подаваясь чуть вперёд, давя телом на его мужское достоинство. Зал отдаётся смехом, пьяными криками и свистом, но он уже этого не замечает. Он полностью поглощен тем запретным плодом, к которому так близко упирается. Она вдруг берёт его руку, суёт к себе по тунику, там где грудь. И он касается её, позволяет себе сжать мягкое и тёплое, чувствуя, как женский сосок упирается в кожу ладони, он позволяет себе шумно сглотнуть и выпустить тихий протяжный стон с губ, а она снова усмехается. — Я не могу… больше сдерживаться, — тихо и смущённо шепчет он, наклонившись к её уху. Его кисть тянется к шнуровке на её штанах. — Ярл, позволишь?.. Она смеётся ему в лицо, резко вскакивает, а тот заваливается на спину. — Ты быстро учишься, но твой бог же запрещает тебе наслаждаться женщиной, — напоминает ему она слегка заплетающимся языком, возвышаясь над ним, будто гора. — Или вы нарушаете свои клятвы, будто жалкие ничтожные крысы? Воительница возвращается на трон, беря в руки топор, приказывая жестом саксу подняться и подойти. Он покорно подчиняется, снова робко опустив голову и шепча молитвы себе под нос. Она делает надрез лезвием топора на робе, скрывающий бедро жреца, помогает рукой порвать ткань, — рвёт, пока перед ней не показывается полностью голое бедро. — Трэллам оставляют метки, сакс, — холодное лезвие касается его кожи, давит так, что вскоре показывается набухающая капля крови. Он сжимает губы и всхлипывает. Сестра Волка ведёт линию разреза вбок, выводя некий узор. — И запомни: трэллы никогда не возлегают с ярлами, как и ярлы — с трэллами. Она махает рукой, приказывая его вернуться к своему святому брату. Викинги снова заковывают его в цепи, и их двоих, напуганных, куда-то уводят.