Трудности воспитания

      Особняк Вонголы всегда был местом, где жизнь бьёт ключом. Правда, иногда этот ключ оказывался гаечным, из категории тех монстров, которыми затягивают огромные крепления на железнодорожных путях, и, с лёгкой руки судьбы, сваливался на голову ворохом совершенно неожиданных событий. Не обошёл злой рок и Девятого босса Вонголы, ныне лежащего у себя в спальне наедине с тяжёлым осознанием того, что даже великие боссы мафиозных семей бывают бессильны перед коварством скользких свежевымытых лестниц.       «И как такое могло случится? Совсем старый стал, ноги не держат?» — Размышлял он, прижимая к больной голове пузырёк со льдом. — «Вот ещё! Я ещё молодым фору дам. А может покушение? Кто-то специально её смазал?»       «Конечно специально! Уборщица водой, когда лестницу мыла. Ну сам подумай, кому может придти в голову пытаться тебя убить настолько ненадежным способом? Нет, дорогой, то, что ты чуть не остался в истории семьи как босс, умерший самой нелепой смертью, — исключительно твоя заслуга.» — Раздался в голове противный голосок. То была легендарная вонгольская интуиция. Впрочем, с немалой долей вероятности, на самом деле то могла быть всего лишь необычная форма наследственной шизофрении — точную природу никто не выяснял. Да и зачем, собственно? Пользуются же люди автомобилями, но вот как они работают и от каких законов физики зависит их движение мало кого интересует.       «И слава богу, что чуть.» — Фыркнул ей в ответ Тимотео и философски продолжил: «Живя в окружении мафии невозможно забыть, что ты смертен, и с этим постепенно смиряешься, но оказывается, простое падение с лестницы может напомнить, что ты ещё хуже - внезапно смертен.* Вот умер бы я сейчас, что бы с семьёй стало? Кто бы занял моё место?»       Дон невольно вспомнил своих сыновей и тяжело вздохнул. Классическая русская сказка: было у старика три сына… До того момента, как лет пять назад он нашёл четвёртого. И с тех пор классическая русская сказка пошла кувырком, превратившись в сплошную пародию. Так вот, продолжим. Было у старика четыре сына: первый умный был детина, второй — опытный лентяй, третий — просто раздолбай, а младшенький, несмотря на юный возраст, умудрился заработать репутацию того ещё отморозка и регулярно расшатывал душевное равновесие отца так, как не способны и с десяток скользких лестниц. Вспомнить только недавний инцидент, когда этот деятель побил двоих сыновей глав союзных семей прямо на очередном небольшом приёме, попутно разгромив часть банкетного зала. Сколько нервов потратил Тимотео, чтобы сохранить спокойствие и замять скандал прямо на месте — представить страшно, а сколько придётся потратить, чтобы окончательно разгрести последствия — ещё страшнее. В оправдание парня следовало бы сказать, что пострадавшие отчасти сами виноваты — не стоило им практически в лицо называть Занзаса наглым выскочкой и незаконорождённым. Хоть и то и другое по большому счету правда, вряд ли найдётся человек, который не обиделся бы на не самую приятную для него правду, ещё и в столь грубой форме. А уж если вы решили обидеть сына босса Королевской мафиозной семьи, стоит дважды подумать, переживете ли вы последствия. Не будет лишним упомянуть и то, что попали «обидчики» по самому больному — будучи «случайно найденным» уже в относительно сознательном возрасте внебрачным ребёнком, но обладая большими амбициями Занзас крайне щепетильно относился к вопросу своего происхождения.       «На его счастье, не знает, что не родной. Узнал бы — наверное, не пережил.» — Мелькнула у Тимотео шальная мысль.       «Это твоё-то чудовище — и не пережил бы? Ой, не смеши, он скорее сведёт в могилу всех, кому известен сей факт. Могу поспорить, ты первый будешь в списке.» — Ехидно хмыкнула в ответ интуиция. Дону поплохело: перед глазами ясно встала картина повторения переворота Секондо. Он усиленно замотал головой, стараясь отогнать неприятное видение:       — Нет, нет, нет. Этого не будет. Он никогда не узнает.       «Никогда? Ну-ну, не зарекайся. Судьба — женщина вредная.» — Снова осадила его интуиция.       — Что… — Непонимающе произнёс Тимотео. — На что ты сейчас намекаешь?       Интуиция красноречиво промолчала, предлагая своему обладателю самому пораскинуть мозгами.       — Не томи! К чему все это? — В мыслях раздался неприятный смех. Дон раздражённо скрипнул зубами. Несмотря на всю свою полезность, иногда этот голос буквально издевался над ним, зарождая в душе сомнения — а не демон ли это вообще, решивший поиграть с его судьбой таким вот извращенным образом? Не были ли все верные подсказки всего лишь попыткой втереться в доверие, дабы затем, воспользовавшись им, пустить жизнь босса Вонголы под откос?       «Уйми свою паранойю, конспиролог несчастный. Я тут, между прочим, помочь тебе пытаюсь.» — Снизошла, наконец, интуиция до ответа. — «Вот тебе, недалекий, совет — расскажи ему правду. Дальше затянешь — хуже будет.»       На лице Тимотео отразился ужас студента, вспомнившего, что завтра экзамен, а он о предмете знает только его название. Впрочем, мысли его, по направленности, были недалеки от все того же студента: «Может, и так пронесёт?» А затем запоздало пришло понимание слов интуиции о судьбе, а с ним — чёткое осознание, что лёгкий путь заказан.       Резко встав на ноги и немного подождав, пока пройдёт вызванное резкими движениями головокружение, Дон начал медленно нарезать круги по комнате. К словам интуиции несомненно стоило прислушаться, однако одних её советов было недостаточно — уж такой была манера помощи странного голоска: не давать подробных указаний, ограничиваясь лишь подсказкой направления, если ситуация не являлась критичной. С одной стороны, это было даже проявлением заботы: босс продолжал думать и решать проблемы сам и не привыкал слепо следовать указаниям интуиции. Но с другой… Легче не становилось. Тимотео пытался представить предстоящий разговор, подобрать нужные фразы, но подбираться они отчаянно не хотели. Он чувствовал себя Каем в замке снежной королевы, что пытается сложить из осколков слово «вечность», а осколки складываются во что угодно, только не в нужные буквы.       Вопрос о том, как умудриться не вывести из себя на редкость вспыльчивого Занзаса даже не стоял — Дон прекрасно понимал, что это практически нереально, и уже принял как неизбежное факт грядущего погрома. Гораздо больше его волновало другое — сын абсолютно не терпел лицемерия и обладал удивительным упрямством, явно доставшимся от матери, а значит, если уж сочтёт его объяснения ложью — переубедить потом будет очень сложно. Предстоящий разговор всё больше напоминал попытку выстроить карточную башню: одно неосторожное движение, необдуманное слово, могло свести на нет все усилия, навсегда похоронить возможность хороших отношений между отцом и сыном.       «Если в наших отношениях останется, что хоронить после моего признания» — Невесело додумал Дон, бесцельно рассматривая интерьер. Взгляд зацепился за изящный кальян, скромно спрятавшийся на одной из дальних полок. Тимотео задумчиво подошел к нему и взял с полки. Медленно покрутил предмет в руках, будто он был не вполне обычным кальяном, а лампой с джином, способным исполнить любое желание и ответить на любые вопросы.       «А впрочем, то что надо. Как раз расслаблюсь.» — Решил Тимотео и, через некоторое время, уже вдыхал приятный дым, удобно устроившись в кресле возле окна и чувствуя, как вместе с клубами дыма из головы улетают такие же клубки спутанных мыслей.       Напряжение ушло, сменившись чувством философского умиротворения. Как он вообще оказался в такой ситуации? Как вышло, что он позволил считать себя отцом абсолютно чужому ребёнку? Честно говоря, Тимотео и сам до конца этого не понимал. В первый раз получив письмо от незнакомой женщины, утверждавшей, что у них есть общий сын, он незамедлительно отдал приказ выяснить о ней всё. В кратчайшие сроки отчёт с несколькими фотографиями и полной биографией женщины уже лежал на его столе. Дон перечитывал его несколько раз, подолгу вглядывался в фотографии, но каждый раз приходил к выводу, что её лицо ему не знакомо и где-то встретиться они никак не могли. О чем он в последствии и написал ей в ответном письме. Казалось бы, на этом и должно было все закончиться, но не тут-то было. Следом за первым письмом пришло второе, затем ещё одно, и ещё. Если на первые несколько писем Тимотео отвечал, то остальные попросту игнорировал. Или пытался игнорировать, ведь каждый раз, когда ему сообщали об очередном письме от этой женщины, внутри вместе с раздражением медленно, но верно разгоралось простое человеческое любопытство с примесью сомнений. Это она совсем сумасшедшая, или же он все-таки что-то забыл? Дон был почти уверен, что первое. После одного из долгой вереницы писем, пришла почти безумная мысль: «Может, согласиться на встречу? Посмотрим, хватит ли ей наглости продолжить меня донимать после личного отказа.» Впрочем, интересно Тимотео было также и то, кого же ему так настойчиво хотят пристроить. Фантазия настойчиво рисовала образ полноватого избалованного мальчишки с высокомерным взглядом, полным привитого матерью чувства собственной исключительности. Спустя ещё пару писем, он все же поддался соблазну. Ох и ворчал же тогда Койот**!       — Но мы же выяснили, что никаких общих детей у вас быть не может! Зачем потакать этой сумасшедшей? Просто отдайте приказ, и ей доступно объяснят, почему не стоит донимать босса Вонголы всякой ерундой. Это не та ситуация, что требует вашего личного присутствия, нет смысла тратить время. — Возмущался хранитель, взывая к здравому смыслу босса. Тимотео на любые его выпады только хитро ухмылялся. Может же он иногда позволить себе небольшую шалость?       На встречу Дон ехал с предвкушением, в какой-то степени садистского, удовольствия. Однако весь заготовленный план полетел псу под хвост с самого начала, с первого взгляда на мальчишку, оказавшегося абсолютно непохожим на представлявшийся образ и обладавшего каким-то цыганским очарованием. Тимотео забыл обо всем стоило ему лишь заглянуть в алые глаза с отражавшимися в них искорками пламени. Признание в отцовстве слетело с губ так естественно и искренне, что он усомнился в реальности происходящего. Встреча с безумной женщиной, мальчишка с пламенем ярости, ощущение потери контроля — всё слишком напоминало сон. И даже на следующее утро эти сомнения не покинули Дона, развеявшись лишь после вопроса насчёт обучения мальчика от недовольно поджимавшего губы Койота, очень сильно напоминавшего в тот момент жену, недовольную притащенным с помойки котёнком.       Тимотео выдохнул очередную порцию дыма. Хотел же рассказать правду сразу, но то дела, то встречи, то ещё какие-то обстоятельства - подходящего момента всё никак не находилось.       «Не находилось? Ты и не хотел его искать.» — Хитро протянула давно молчавшая интуиция.       — Отстань. — С блаженно-дурацкой улыбкой протянул Дон. Ну тешил он себя наивной надеждой когда-нибудь услышать от приёмного сына заветное «отец», оттого и опасался говорить правду, что с того? Надежда давно перешла в категорию несбыточной мечты — Занзас каждый раз обращался к нему непосредственным «старик». Тимотео негромко хохотнул, вспоминая лицо своего «правой руки», когда тот впервые это услышал. Возмущенный до глубины души степенью неуважения к своему боссу хранитель на пару минут потерял дар речи, и откровенно напоминал выброшенного на сушу сома, открывая и закрывая рот в попытке произнести хоть слово. Почему именно сома, Тимотео не знал, может, потому что и тот и другой с усами? Сам он на «старика» не обижался, относясь к такому обращению со спокойствием буддийского монаха. Ну посмотреть правде в глаза — жизнь в мафии сильно его потрепала, состарив раньше времени. Весь седой в свои сорок пять, с мешками под глазами, кем он ещё мог выглядеть в глазах восьмилетнего пацана, как не стариком?       «Сейчас ты больше похож на наркомана.» — Хмыкнула интуиция. Тимотео негромко рассмеялся в ответ.       — Я синяя гусеница, а кресло — мой гриб.***       — Какая ещё гусеница? Старик, у тебя уже глюки пошли? — «Странно, чего это интуиция голосом Занзаса заговорила? Похоже, вправду глюки.» — Отметил про себя Тимотео. Но, переведя взгляд в сторону двери, тут же изменил свое мнение, увидев там машущего руками в попытках разогнать дым сына.       — Хоть топор вешай. — Недовольно скривившись резюмировал тот. — Чего звал-то?       — Я тебя звал? — Непонимающе переспросил Дон.       — Угу, поговорить о чем-то хотел. Забыл уже? — Фыркнул Занзас, и тихо добавил. — Память уже подводит, скоро совсем овощем станешь.       Впрочем, Тимотео все же услышал последнюю фразу и задумчиво вздохнул. Может таки послушать Койота и выпороть? Что-то он сегодня часто его вспоминает, хранителя, должно быть, уже икота замучила.       «Потом успеешь, сейчас у тебя есть дело поважнее.» — Проворчала интуиция. Тимотео напрягся. Что? Сейчас? Он ещё не готов. Впрочем… А будь что будет! Дотянет же снова до последнего.       — Да, забыл, прости. — С виноватой улыбкой произнёс Дон. — Мне нужно сказать тебе кое-что очень важное. — Занзас молча закатил глаза в предчувствии очередной нравоучительной беседы. — Понимаешь, я должен тебе кое в чем признаться. Я… — Тимотео на секунду замялся. — не твой родной отец.       — Что?! Старик, ты совсем спятил?! Что за бред ты несёшь?! — ошарашенно выпалил Занзас. Что нашло на старика? Неужели он настолько разозлился из-за того, что он показал очередному мусору, где его место, что решил от него отказаться?       — Я пока что в своём уме, Алессандро. — Припечатал Дон стальным тоном. Занзас недовольно поморщился — он теперь не мог, когда его так называли, своё «настоящее» имя он твёрдо решил оставить в прошлом. Но, раз уж старик обратился именно так, значит и вправду не шутит. — Ты действительно не приходишься мне кровным сыном, твою мать я впервые в жизни увидел, когда забирал тебя.       Занзас стоял, чувствуя как земля уходит из-под ног. Подозрения, опасения и обиды наконец сложились в единую картину. В груди огненным цветком разгоралась ненависть.       — Так я… никто? — Голос предательски дрогнул от накатывавшей истерики. — Всего лишь щенок подобранный из жалости?! И все, что ты мне говорил, о том, что я — твой наследник, тоже ложь?! Все это ложь?! Ненавижу! — Пламя послушно отозвалось на гнев своего обладателя, взгляд затмила алая пелена, а в голове осталась лишь жажда крови предателя. Не замечая ничего вокруг, Занзас бросился на приёмного отца, ведомый одним желанием — убить. Тимотео резко вскочил, перехватил направленную на него руку с пламенем и заломил её за спину.       — Нет. В этом я тебе не лгал. Ты действительно можешь стать моим наследником, стать следующим боссом Вонголы. — Возразил он, крепко удерживая сына.       — Бред! А как же закон крови? — Занзасу все же удалось вырваться из захвата.       — Закон крови, говоришь… — На самом деле он был создан для предотвращения переворотов в семье и помогал скрыть, пожалуй, самый главный её секрет: кольца Вонголы могли принять любого обладателя небесного пламени, вне зависимости от его происхождения, они судили по намерениям, заключённым в Посмертной Воле. Мир мафии жесток, даже самая лучшая охрана не всегда может уберечь кровных наследников от гибели, и в один прекрасный момент их может вовсе не остаться. Вонгола не могла себе позволить потерять возможность использования столь сильного оружия как пламенные кольца только из-за того, что перебили всех потомков её боссов. Потому, в интересах семьи, босс мог пренебречь законом крови, выбрав в наследники «одаренного дальнего потомка семьи» — для остальных, а фактически — любого, кого посчитает нужным.       — Даже если ты и не мой кровный сын, это ещё не значит, что в тебе нет крови Вонголы. — Продолжил Тимотео после короткой паузы. — Любому, кто посмеет в этом усомниться, можешь просто показать портрет Секондо — сходство у вас поразительное. — Он позволил себе ободряюще улыбнуться сыну. Тот немного расслабился, но виду не подал и успокаиваться не собирался.       — Да даже если и так, сколько ещё таких потомков в союзных семьях?! Получается, у меня прав на Вонголу не больше, чем у всего этого мусора?! — Тимотео в который раз украдкой вздохнул, не глядя нащупал кальянную трубку, затянулся и, чувствуя себя кроликом на минном поле, осторожно начал.       — Но я ведь только тебя усыновил, верно? Разве то, что я именно тебя выбрал ничего не значит? Ну сам подумай, как может босс Вонголы признать своим сыном кого попало? — Занзас замолчал, обдумывая услышанное. Дон замер, неотрывно следя за сыном. В последней фразе он несколько слукавил, и теперь гадал, почувствовал ли это Занзас.       — Тогда зачем… Зачем ты только что сказал, что я не твой сын? — Тихо, но с надрывом спросил парень, глядя прямо в глаза отца. Тимотео подошёл к нему ближе, вытянул руку — ладонь на пару мгновений замерла над темноволосой макушкой, а затем осторожно опустилась вниз, пальцами зарываясь в непослушные пряди. Он наклонился, прикасаясь лбом ко лбу ошарашенно замершего от его действий Занзаса.       — Понимаешь, я сам очень долго не хотел об этом говорить. Не хотел, чтобы ты расстраивался или накручивал себя. Но потом понял, что из-за этой тайны кто-нибудь может настроить тебя против меня. Тогда будет больно и тебе, и мне. А я не хочу, чтобы тебе было больно. Понимаешь? — Тимотео чуть отстранился, опуская руку с волос к щеке, и мягко заставил сына приподнять голову.       — Не хочешь? — с чисто детской интонацией переспросил Занзас.       — Конечно не хочу. Потому что очень тебя люблю. — искренне улыбнулся Дон. Сын ответил неловким подобием улыбки. Впервые в жизни он слышал от кого-то подобные слова. Они поселили в его сердце хрупкие ростки доверия, которое несколько минут назад было, казалось бы, навсегда уничтожено. Но смогут ли они окрепнуть и перерасти в нечто большее?