faire tomber amoureux

***

Ненависть. Хаджиме бы посмеялся тому человеку в лицо, тому, кто осмелится сказать ему, что именно ненависть движет Самоном. Этой раздражающей, громкой, просто-напросто невыносимой обезьяной. Этой персоной, что начинает беситься с его одного неверного слова или движения. Месть, зависть, ревность в конце концов, но не ненависть, Сугороку готов поклясться в правоте своих убеждений на крови Уно, но точно уж не на своей. Открытая дверь 13 камеры говорит о побеге арестантов, ну, что же. Пора размять ноги. Пробегает мимо 5 корпуса. Хочется замаскироваться. Стать стеной. Лишь бы не встречаться с этой мелочью. Однако же, блять. Судьба явно хочет ему насолить. Удача не хочет смилостивиться. Хотя бы сегодня. В этот день, когда разгулялась непогода. В коридоре мелькнул красный хвост, Хаджиме закатил глаза, молясь всем богам, на то, что тот не видел убежавших заключённых. Но Самон не обратил ни малейшего внимания на присутствие главного «врага» и прошагал в направлении кабинета начальницы. Нашёл он своих опездолов скоро. Новые ловушки действительно творят чудеса. Ещё он заметил этих двух педиков из корпуса Петуха, но не придал этому особого значения. Побил всех, исключительно в благих целях. У Уно сотрясение, у Джуго повреждена коленная чашечка, Нико просто блюёт — срок действия таблеток, то есть транквилизаторов и обезболивающих, да и многих других препаратов, что он глотает, закончился, а Рок, сука, как всегда теперь будто непробиваемый. Тренировки пошли ему на пользу. Тренировки с Самоном Гокку пошли ему на пользу. Удивительно. Самонадеянная обезьянка. Удивительна его выдержка и любовь к ремеслу учителя, вновь задумался Сугороку. Он загнал этих, уж точно довольных собой, ублюдков в камеру, оставив их Годаю. Прошёл в курилку. Снова заметил надзирателя пятого корпуса. Он без фуражки, волосы вьющиеся превратились в гнездо. Вечно поднятый красный хвост опущен. Что он так? Вечно же блюдёт за своим внешним видом, так ещё и остальных подначивает. Хотя, это как сказать. В большинстве случаев его и слушать не хотят. Некоторые смеются, некоторые, побаиваясь горячего темперамента могут привести себя в порядок за считанные секунды. Хаджиме хочет слушать, но, блять, не скажет. Никому не скажет. Начальнице? Бред, он её до усрачки боится. Кенширо? Ой, увольте. Выслушивать эту нудятину и кивать с умным видом. Нет, вы уж позвольте, хах, что-нибудь поувлекательнее. С Киджи. Ох уж этот Киджи! Да что за размышления, блять! Избавьте. Видит вдалеке рыжую макушку. Слышит крики. Малец (вообще, Хаджиме не знает к чему больше отнести прозвище, к росту ли, к возрасту, но не задумывается об этом часто) снова хочет кого-то переспорить. Видно спор был довольно горячим. Раз уж весь красный от ярости, плещущейся в нём , он вбегает в дымную комнату и захлопывает дверь. Громко. Но дышит он не раздражающе. Да, гоняя по помещению горячий пар, но что поделать. Видимо трудный день. И с каких пор он стал оправдывать Самона? — Дашь? — А не слишком ли низко вы пали, господин Гокку, — было легко так просто с ним попиздеть, после всех испытаний, что они прошли, но подъебать, о, подъебать это пожалуйста. Если тебе плохо и ты ищешь поддержки, пожалуйста не иди к Хаджиме. Ну он реально не помощник. Ты ещё и ебало себе непроизвольно разбить можешь в порыве. — Вы слишком пошлы, Сугороку. Дайте сигару по-человечески прошу. — Прошу заметить, могли и по-обезьяньи. — Обезьяна обезьяне рознь, — короткий смешок, замаскированный под кашель всё же был услышан Хаджиме. Он оскалился или улыбнулся, что больше подначивало на вызов скорой помощи, дабы прервать наступающий инсульт. — Инори заебал, Упа заебал, да и Лян уже конкретно подбешивает, — вдыхает сигаретный дым и выдыхает, выпуская струйки дыма через нос. — Нихуя себе. — Что случилось? — Да не ситуация правда хуйня. Но в смысле ты не закашлялся, когда курил, это же был такой прекрасный момент для моего злорадного смеха. А ещё, ты же вроде по этой глюкозе угораешь и по тренировкам, после которых сдохнуть ещё больше хочется. — Хах, разумеется. Неопытный мальчишка, говорили они, хоть я и приплетаю эту ересь, не понимаю, как курение относится к зрелости. Но ты серьёзно желаешь выслушивать тираду обиженного мальчика? Мне вот комфортнее с тобой в тишине. Надеюсь на понимание, Хаджиме. Я и так вывалил больше, чем мог. Тебе. Да тишина была такой ну, не напряжной что ли. Будто дыхание человека напротив успокаивает и хочется слушать. Рукой по его голове провести. Утешить : "Всё хорошо будет, чувак. Расслабься." Хоть так подбодрить. Но Хаджиме выходит. Уже не запирая за собой дверь, зная, что невольный собеседник плетётся следом. И фуражку напяливает обратно, всё-таки хмыкая. Ухмыляясь. Он услышал его голос ещё раз. Спокойный. Желанный. Чёрт!