***
Шли годы. Высокий решетчатый забор, густо увитый старым плющом, скрывал подробности жизни двух мальчишек от внимательных соседей. Каменное здание скрывалось за листвой многолетних деревьев. Казалось, что именно здесь солнце не способно пробиться сквозь к ветви к окнам, оставляя поместье погруженным в серость в любое время года. Отец семейства, Циндер Седой, славился на всю столицу своим целительским даром. Около его дома иногда собиралась очередь, жаждущая, но напуганная: высушенный магией Циндер всегда смотрел исподлобья, отталкивая своим видом.Жители приходили за помощью, как в пасть к змее, трепеща и молясь. Было в этом мрачном имении место и чему-то светлому: из почти бесплодной, старой земли росли хризантемы, высаженные легкой женской рукой. Вручную вышитые узоры на белых занавесках, деревянные фигурки на веранде и потрёпанная временем и погодой собачья будка также отчаянно пытались привнести уют. В тот день, как и всегда, мальчишки убежали вглубь участка, к отделяющему поместье от леса забору, стараясь не попадаться визитерам отца.Очередной богатей волочил за собой заплаканную девушку, выкрикивая, что избавит ее от никчёмной ноши. Среди корней раскидистого дерева сидел светленький мальчик и старательно зарисовывал листья нежно-розового цветка к себе в книжку, пока его брат играл с собакой. Лопоухий пес ластился и с безмерным счастьем бодался, подставляя бока.Длинный хвост весело мотался из стороны в сторону. — Что ты вечно рисуешь? — Папа рассказывал, что этот цветок особенный. — И всё же, зачем оно тебе? Смотри: родителей нет, Троер хочет в лес! — Дарк обнял пса и зарылся носом в его шерсть. — Айда с ним! — А если тут где-то могильник или что похуже? — Мунлайт обиженно надул губы. — Это паслён, папа мне… — Фигаслён. — Дарк вырвал книжку из рук брата. — Идем искать твой могильник! Худенький мальчишка резво взметнулся на холм и, представляя себя искателем приключений, всматривался куда-то вглубь леса. Он любил воображать, как пробирается через пургу и стряхивает снег с темных волос, или как ползет по руинам сгинувших цивилизаций, взбираясь на камни. Его брат энергичностью не отличался. Тихий Мун был домашним мальчиком, проводящим вечера, слушая сказки матери или открывая для себя глубины семейной библиотеки. Лес казался умиротворённым. Насекомые, испуганные звонким детским смехом, разлетелись, а зверьки прятались в норах и отсыпались. Ярко-зелёная листва и ягодный ковер постепенно сменялись холодной хвоей и потрескавшимися стволами, укутанными старым мхом. Под ногами становилось всё меньше молодых ростков. Лесное царство приглядывалось к двум братьям. Игривый пес навострил уши, вслушиваясь в каждый треск. — Давай вернемся. Мунлайт остановился. Холодная дымка у ног слегка пощипывала ранки от травы. — Смотри, я нашел твой маслён! — Паслён, — горестно вздохнул Мун. Рубиновые бусины волчьей ягоды мерцали на фоне мрачного леса. Высокие плетистые стебли разветвлялись и сходились, образуя паучью сеть, а одеревенелые корни подминали под себя землю.Темно-розовые цветки-звездочки издавали сладковатый запах, предлагая свои плоды. Раскинув руки, Дарк беззаботно кружился, сбивая капельки росы с ягод и брызгая ими в брата, рассматривающего бутоны. Мун подозвал Дарка: — Тут что-то торчит. Под шапкой из листьев угадывалось что-то тускло-белое, явно непохожее на корень.Прорвавшись сквозь зеленую завесу, мальчики достали исцарапанную кость. Длинная и тонкая, она явно была сколота чем-то острым. — Ну, может, ты и прав, что тут чье-то захоронение… Брось ее. — Поищем еще или все-таки вернемся домой? — Мунлайт резко перешел на шепот. — Давай домой, а то мне как-то не по себе. Отойдя шагов десять от страшной находки, дети услышали тихое скуление. Троер, поджав хвост, залаял на лес. Мун попытался подозвать к себе пса, но тот становился все более неконтролируемым: как ужаленный, он кидался в разные стороны и выл, срываясь на визг. Черная дымка клочками стала подниматься от земли. Чем выше она взвивалась, тем слышнее становился чужой рваный лай, похожий на отголоски грома где-то вдалеке. Бежать было бесполезно. Десятки красных огней в тумане стягивались к детям, окружая. Клацанье оголенных челюстей, горячее дыхание, гнилой скрежет костей. Черные сгустки растягивались и комкались, принимая облик обглоданной призрачной стаи. Братья крепко схватились друг за друга. Парализованные страхом, они боялись дышать, не успевая считать, сколько пар глаз мерцает во рокочущей мгле. Верный пес тихо рычал, припав к земле. Обнаженные клыки и вздыбленная шерсть могли отпугнуть волка, но таких тварей это только заводило. Троер дернулся вперед. Хруст. Рычание сменилось булькающим хрипением. Горячие струи крови побежали по светлой шерсти, распатливая ледяную корку на земле. Подкосившись, пес рухнул, еще больше потешая бездушных гончих. Тихий ужас запульсировал в горле у обоих мальчиков. Иссушённая черная гончая победоносно поставила когтистую лапу на свою добычу. Стылая аура затянула инеем шерстку Троера. Только что она была такой светлой и мягкой, а сейчас стала слипшейся, блеклой и с кровавыми ледяными иголочками на концах. Казалось, в любую секунду один из братьев последний раз вдохнет, ощущая вкус собственной крови и жгучий холод смерти.Духи смотрели на детей и ждали. Ждали малейшего движения, которое бы спровоцировало на рывок. Мальчишки крепко держались за руки, будто это хоть как-то могло помочь им. Даже лихорадочная дрожь унялась, чтобы не злить псов. Кольцо плавно стягивалось. Демонические гончие скалились. Каждый их шаг сопровождался мерзким скрипом ссохшихся мышц, торчащих из-под облезлой шкуры. Из острых морд, едва обтянутых потрескавшейся кожей, доносился лязг клыков. Красные глаза сверкали, чуя чистый, первобытный страх. — Прочь! Мужчина стремительно вонзил посох в землю. Белая сфера взмыла в воздух, засвечивая всё вокруг. Ее ослепительные лучи прожигали черные туши тварей, из-за чего лесной дурман сменился вонью горелого мяса. Темные сгустки стаи поползли прочь от света, оставляя за собой дорожки из льда. — Папа! — Дарк бросился ко отцу, уткнувшись лицом в кожаные одежды. — Они… они… — Тише. Все кончилось. Циндер увидел, как Мун упал на колени над еще теплым телом собаки. Мальчик раскрыл свою книжку и достал из нее цветок, чтобы возложить последней данью.Уже поникший, тот будто воспрял, напитываясь кровью. — Как мы скажем маме? — Мун сквозь набегающие слезы посмотрел отцу в глаза. — Она же расстроится. — Мы не скажем. — Отодвинув Дарка, мужчина провел рукой, заставляя синие потоки магии поднять тело над землей. — Идите за мной. Обширный подвал, несмотря на каменные стены и пол, прогревался парой факелов и большим пузатым котлом. За шкафами спрятался алхимический уголок с множеством полок, полных ингредиентов: липких и сухих, больших и маленьких, живых и мертвых. Особо привилегированное место в помещении отдавалось потертому столу, покрытому древними рунами. За ним Циндер мог проводить десятки часов, изучая свойства людских душ и то, как их можно использовать. Заплаканные мальчишки следили за тем, как отец водит рукой над Троером, создавая аметистовые нити. Резкий взмах, и остывшее тело уже уверенно стояло на лапах, механически помахивая хвостом. Пустой взгляд и кровь — все, что выдавало куклу в руках некроманта. Тот день стал переломным в жизни братьев. Время шло, они росли. К шестнадцати годам парни уже освоили базу. Бесконечные ожоги, следы обморожений и выжженные линии молний на ладонях нехотя стирались. Методом проб и ошибок иллюзорные духи становились прочнее и осязаемее, трупики крыс научились выполнять простейшие команды, а неглубокие раны затягивались по щелчку пальцев. Вмешательство Короля Страданий в момент рождения предопределило судьбу близнецов, а постоянный контакт с темной силой только усугубил пропасть между ними. Даркнес, подтянутый худой парень, просачивался в любую компанию, впитывая грязные слухи и оборачивая их против людей. Густые черные волосы до плеч, иногда собранные в хвост, периодически закрывали его невинно-ядовитый взгляд. Галантный кавалер со змеиной душой очаровывал и забалтывал, растаптывая женские сердца, а его пластичные движения неоднократно позволяли ему выйти из мордобоя красиво и с ехидной усмешкой. Неудивительно, что с такими данными Дарк быстро нашёл себе место при дворе на правах шута. Замкнутый и молчаливый, Мунлайт был его полной противоположностью. Педантичность, рассудительность и хладнокровие. Высокий длинноволосый блондин подмечал все, что считал интересным, и пытался повторить. Из-за этого Мун безупречно знал анатомию и мог по памяти пересказать любую статью из отцовской библиотеки, что в скором времени позволило ему стать незаменимым жрецом в ближайшем храме, проводящим погребальные обряды. Мертвые молчаливы и податливы, а живые слишком часто лезут под руку. Слишком жгучее сердце у одного, и лишенное сочувствия у другого. За время, проведенное в храме Девятерых, Мун почуял лишь одну великую, сильную душу — у уличного мальчика, просившего еды. Вопрос, почему именно у него, долго терзал парня. Одно дело — обычная душа. Такие люди рождаются, существуют и умирают, а их имена быстро стираются из истории. Для некроманта подобные души мало отличаются от животных. Другое дело — великая. Она звучит, как трель соловья в какофонии простых. Редкая, но такая горячая, это желанная добыча для колдунов, пытающихся понять саму суть человеческой души. — Мунлайт, что ты тут делаешь? — спросил новоиспечённый жрец. Этот юноша появился в этом храме относительно недавно, однако уже надоел своими расспросами что да как. — Окуриваю тело усопшего. — Но он же бездомный, мы такими не занимаемся… — И что? — холодно парировал Мун. Едва раскрыв рот для ответа, жрец запнулся. — Тогда надо принести мази и бинты, подготовить ложе. — Парень суетливо заметался по комнате. — Я и не думал, что ты такой добродетельный! Надеюсь, душа этого бедняги обретет покой благодаря тебе. — Более чем. — Я Тизель, если интересно. Мун проигнорировал протянутую руку. Сопровождаемый вопросительным взглядом, он поднял тело и вынес его во двор храма. — Не думал, что… что усопшие подготавливаются на улице. Захоронение в катакомбах под храмом требовало, чтобы мертвые пропитались особыми бальзамами, дабы дольше сохраняться. Кто-то верит, что таким образом их души смогут поддерживать связь с миром живых, смогут слышать голоса своих близких и, возможно, указывать правильный путь в решении проблем. Пока Мун вернулся за необходимыми инструментами, Тизель принялся раздевать бездомного. Разрезав рубаху, жрец стал осматривать тело, чтобы оценить фронт работ.Обтянутые ребра, впалый живот, костлявые, тонкие руки с грязными ногтями. Темное пятнышко на шее выделялось на фоне дряблой бледной кожи. Аккуратно приподняв бороду, жрец отшатнулся. Почти черная, толстая полоска с фиолетово-багровыми пятнами словно опоясывала шею. — Боги! Его убили! — Тизель подскочил, пятясь к выходу со двора. — Надо рассказать всё осталь… Мелкая точечка появилась на груди и разрослась пятном на золотом одеянии. Тонкая струйка крови побежала вниз. Пара хрипящих секунд, и обмякшее тело пластом рухнуло на землю. Лицо юного жреца в последний раз искривилось гримасой испуга. — М-да, надо иногда смотреть, куда идешь, — с явной ухмылкой сказал Дарк, — а то можно напороться на проблемы. О-очень острые проблемы. Даркнес, одетый в бордовый шутовской костюм, демонстративно обтер кинжал об Тизеля. — Ну и зачем? — Меньше лишних глаз и ушей, — с иронией прошептал Дарк, держа палец у рта. — И больше проблем. Мун привычным движением вскинул тело бездомного на плечо и направился к открытой бочке у телеги винодела. Еще утром он вылил ее содержимое, чтобы освободить место для «тренировочного материала». Пыль и песок под Тизелем напитывались кровью. Дарк, закатив глаза, запрыгнул на телегу и опрокинул другую бочку. Резкий поток ежевичного вина стремительно растекся по земле, заливая следы убийства. — Давай, тащи его сюда, пока другие не сбежались. — Я уже говорил, что от тебя одни убытки? — Мун осуждающе взглянул на брата. Погрузив Тизеля, братья поспешно направили телегу к дому. Вино довольно булькало в такт мощеной дороге и ударам копыт, заглушая тупые постукивания мертвых тел в бочках. — Что это такое?! — Отец со всей силы ударил Дарка посохом в живот. — Кто этот оборванец?! — Отец, мы… — Мун еле увернулся. Разъярённый старик расхаживал по подвалу, размахивая посохом. Уже утратившие былой цвет волосы отблескивали серебром и стояли дыбом от гнева, а тонкие венки пульсировали под сухой кожей. Отцовская злоба стелилась по полу потрескивающим туманом. С тех пор, как братья начали чуять души, Циндер разрешил притаскивать бездомных, но, увидев тело юного жреца, он вспыхнул от гнева, круша все вокруг. — Стража, какой бы она бездарной ни была, рыщет по всем углам, а вы убиваете прямо в центре города. Безмозглые? Или страх потеряли? — Еще немного, и он либо сломает посох об их ребра, либо испепелит им же. — Вы … Нежный голос матери позвал отца из глубин дома. Она никогда не делала этого просто так. Циндер зашипел и немедля взметнулся по лестнице из подвала. Дарк откашлялся и сплюнул. Не в первый раз отец срывался на сыновей, считая, что некромантия не терпит ошибок. А сейчас, когда патрулей на улицах стало в несколько раз больше из-за участившихся исчезновений, такие проколы могли быть летальными. В этот раз старик довольно быстро вернулся. — Отнесите их в лес к паслёну. И чтоб до рассвета я вас не видел и не слышал. За окном плясали светлячки. Крохотная комнатка тускло освещалась колдовской сферой. Ее волны всколыхивали пространство, заставляя разбросанные на полу рукописи вибрировать, а чернила — переливаться перламутром. Напротив круглого окна стоял высокий шкаф. Некоторые полки были забиты склянками с сушёными травами, какими-то яйцами и надломанными крыльями бабочек. На других ровненько красовались книги, подписанные рунами на золотом переплёте, и несколько каменных ступок. Среди всего этого колдовского разнообразия, в самом центре стоял потертый череп верного домашнего пса. — Собираешься? — Мун аккуратно нарушил тишину. — А на что это похоже? Темноволосый парень стоял у зеркала и рассматривал следы от ударов. Багровые синяки заметно блекли под посвистывания золотистой магической ауры, опоясывающей живот. — Его не поймешь. То он требует больше практики, то избивает за материалы. — Дарк вздохнул. — Обидно. — Его можно понять: люди пропадают. — Мун открыл окно. — Удачи. Даркнес смерил брата безразличным взглядом и, накинув мантию, вылез через окно.***
Из детских сказок у Дарка сложилось впечатление, что дворцы — это бесконечно шумящий муравейник: слуги и послы, пиры и балы. Занимая должность шута бессменно несколько лет, парень смирился с тем, что каждый его невесомый шаг так или иначе побрякивал бубенцами на костюме. Светлый пустой коридор тянулся куда-то вдаль. Одинаковые каменные вазы и лавки только дополняли ощущение зацикленности. За это утро слуги старательно надраили мрамор так, что парень мог видеть в нем свое отражение. Поправив прядь волос, он вошел. Вилки с ножами лязгали, кубки звенели. Утренняя трапеза королевской семьи была в самом разгаре. — Доброе утро, Ваше Величество, доброе утро, прекрасные да-амы и могучие сэры. Шут игриво присоединился к завтраку, однако за стол не сел. Он ходил меж людьми, активно жестикулируя и заставляя непроизвольно улыбнуться. Нескончаемые движения тонких рук и пальцев будто гипнотизировали, Даркнес одновременно был и тут, и там, и везде к месту. Аккуратный комплимент сменялся колкой шуткой. В этом амплуа он дышал полной грудью, не скрывая саркастической ухмылки. Вынужденно слушая пустословную речь Императора, Дарк почувствовал, как его пожирали взглядом. Принцесса рассматривала его с головы до ног. Каждая деталь в нем заставляла ее сердце биться чаще: черные прямые волосы, хитрый взгляд, пластичные и четкие движения, запах его одежды… Еще будучи юной девочкой, Агнесса завороженно следила за ним, но в один момент всё изменилось: его успокаивающе шепчущий голос зажег ее. Каждая мысль была посвящена ему, а стоило их глазам пересечься, она краснела. Сейчас, когда Даркнес занят, она изучала узоры на его одежде, представляя, как бы она аккуратно проводила по ним своей рукой. Агнесса даже не заметила, что все это время он смотрел на нее. Вздрогнув, она отвела взгляд, но через пару минут снова глянула на него. Он мило улыбнулся. Покраснев еще сильнее, девушка уткнулась глазами в бокал, а внутри будто все пылало, вынуждая скрывать горячий румянец. Наблюдала за шутом не одна пара глаз. Молодой наследник престола чуял, что за этой фальшиво невинной ролью стоит некая звериная опасность или отвратительно мерзкое желание. С заходом солнца улицы почти опустели. Одинокий старик брел к себе домой, стражники собрались в кучку и разложили карты, иногда отворачиваясь, чтобы залить в себя еще немного горячительного. Довольная крыска высунулась из-под ветхой бочки, держа в лапках кусочек чего-то вкусного, украденного прямиком с кухни трактира. Громкий стук двери и последующие крики заставили животное бросить свою добычу и скрыться где-то за ящиками. — Убирайся! — Д-рагая… — Руки! Застывшая в дверях девушка сжимала в кулаке тряпку, угрожающе тряся ею перед лицом пьяного мужчины. Обычное дело для кабака на окраине столичного города. После долгого рабочего дня сюда сбредаются выпивохи, картежники и прочие темные личности и нередко поднимают шум на всю округу, бьют посуду, лапают девчонок, которые уже и бороться перестали. Страже до таких мест дела нет даже сейчас, когда массово по городу стали исчезать люди. На крики о помощи придут только поглазеть да посвистеть. Настойчивая девушка всячески отталкивала от себя мужчину, чья замасленная рубашка держалась на добром слове и паре ниток, источая запах крепкого, но дешевого алкоголя. Ни слова, ни тряпка не помогали остановить его похотливые руки, которые то и дело цеплялись за женское тело. Темноволосый парень наблюдал за сложившейся картиной и выбирал подходящий момент. Пьяница силой вытянул трактирщицу на улицу и пытался заткнуть ей рот рукой, оттаскивая поглубже в безлюдные места. Грязная дорога и стены домов залились голубым свечением. Еле слышно цокая когтями, на середину улочки вышел волк. Его полупрозрачное туловище пронизывали магические потоки, глаза отблескивали яростью, а с зубов капала вполне настоящая горячая слюна. Когда рядом с волком возник парень в мантии, шерсть животного вздыбилась, и где-то из глубины духа начал зарождаться рык. — Он твой. — Парень величественно махнул рукой. В ту же секунду голубоватый дух сорвался с места, в несколько мгновений добравшись до пьяницы и запрыгнув на него. Тяжелый волк прижал к земле обидчика, с превосходством рыча в лицо. Когда клыки волка почти коснулись шеи, дух по щелчку пальцев растворился в воздухе вихрем голубых искр. Объятый ужасом, мужчина сначала порывался столкнуть с себя исчезнувшего зверя, крича что-то несвязное, а потом попытался отползти от человека в мантии. — Какое бескультурье. Еще раз здесь увижу, лично срежу каждый кусочек кожи и скормлю крысам. — Голос из-под капюшона был особенно ласков. — А теперь иди к жене. Испуганная девушка робко приняла руку спасителя, поднявшего ее с уже остывшей дороги и любезно отряхнувшего от пыли. Слова благодарности едва слетали с ее губ, пока пьяница окончательно не скрылся за углом. — Думаю, сегодня мы можем позволить себе пропустить несколько бокалов вина, чтобы забыть произошедшее. — Нежный шепот одновременно и пугал, и притягивал. Даже самая дорогая комната в дешёвой таверне разила запахом старины. Скрипучие полы, ветхая мебель, выглаженная, но пожелтевшая от старости простыня. Девушка суетливо приносила самые вкусные блюда, извиняясь за каждое неаккуратное движение. Даркнес внимательно разглядывал давно уже иссохший букетик, стоявший в вазе на столе. Тоненькие веточки полыни все еще отдавали терпкостью, а листья пока не рассыпались в труху. — А вот и вино! Надеюсь, Вам нравится красное… — Хм, в Вашей компании любое вино прекрасно. Девушка смущенно отвернулась, скрывая краснеющие щеки. — Думаю, стоит добавить веточку полыни, чтобы слегка разнообразить вкусовую палитру. — Девушка покорно приняла веточку из его рук и растерла ее над своим бокалом. — Пейте до дна, это не только вкусно, но и полезно. — О, Вы разбираетесь в травах? Наверное, Вы алхимик или маг… — Да что там, обычный травник, с парой простеньких иллюзий. — Дарк скромно улыбнулся, подливая еще вина. — Простеньких? Он был прям как настоящий! — Девушка закашлялась. — Простите, я… — Ничего страшного. — Парень словно лучился добротой. — Может, хотите еще? Тоненькие нити искр вскружились над столом, принимая образы птичек и бабочек. Полупрозрачные, они порхали, слегка вибрируя. Даркнес бережно взял девушку за руку и раскрыл ладонь: розовое облачко пыльцы завертелось вихрем и приняло очертания вольного коня. Миниатюрный, он скакал по ладони, вставая на дыбы и развевая длинную гриву, рассыпающуюся на блестки. Набегавшись вволю, конь спрыгнул в бокал, сахаром растворяясь в терпком вине. Искренне засмеявшись, девушка принялась разглядывать, как магические розоватые огоньки постепенно угасали в бокале, поднимая со дна частички осевшей полыни. — Пейте, пейте, вино с полынью отлично расслабляет, особенно после такого стресса. Дарк чувствовал, как девушку отпускало, ее сердце забилось чаще, глаза заблестели, а речь становилась всё менее связной. Казалось, в ней проснулся давно забившийся в угол ребенок, радующийся каждому пустяку. — А как Вас зовут? Я… — Не нужно имен, — неожиданно сухо вставил Дарк. — У души, как у истины, нет имени. — Было в его словах что-то резкое, возможно, даже сокровенно-опасное. Девушка хотела что-то возразить, но ее отвлекло странное дрожание свечи. Огонек двоится, троится в глазах, расползаясь, как маслянистое пятно. Потолок будто поплыл, а букетик снова воспрял, наполняясь красками. Нежно-зеленые лапки полыни заколыхались на несуществующем сквозняке. — Думаю, мне стоит прилечь. Трактирщица, кое-как встав, побрела к кровати. Ноги предательски подгибались, но вовремя возникший рядом Дарк помог устоять. — Знаешь, что мне в тебе нравится? Ты смелая. Свободная, как соловей. Слишком чистая для этого места. — Он хищно прильнул со спины. — Такой самородок, наверное, и душа у тебя светлая. Горячее дыхание около шеи вызвало легкую волну дрожи. Крепкая мужская рука нежно коснулась груди, чувствуя каждый удар сердца. Несколько движений, и перед ним уже стояла, едва покачиваясь, обнажённая девушка. Пока она пыталась расстегнуть его рубашку, парень нежно завел прядь ее кудрявых волос за ухо, открывая точеные плечи и тонкую шею. Легкий толчок в грудь, и девушка тут же рухнула на кровать, теряя сознание. Круговым движением руки Дарк создал маленькую огненную сферу, которой поджёг оставшуюся высохшую полынь, а после долил себе вино и достал кинжал. — Я думал, полынь отпугивает темные силы, а не привлекает. — Темноволосый парень покосился в сторону двери. — Что ты здесь забыл? — Окраина города, терпкий запах вина и жженой полыни, следы призыва призрака. Все следы ведут к тебе. — Мун запер дверь. — А ты даже не стараешься избежать разоблачения. — Одной шлюхой больше, одной меньше, какая разница. Мун осмотрелся и задержался около миски с сердцем. — Она была еще жива? — Не знаю, нажралась сухой полыни. Или упала на ножик. А что? — Просто спрашиваю. Братья смотрели на тело с дырой в груди. — Знаешь… учтивость, манерность, словоблудие… нахер всё. — Дарк потянулся к пустой бутылке. — Светлых, великих душ почти не осталось. — Возможно, мы плохо ищем. И это только твоя проблема, что тебе нужно, чтобы жертва сама пришла к тебе в руки. — Да иди ты. — Дарк махнул на тело девушки. –Эстетично это… Они сами отдаются мне, принося свою душу на тарелочке.Прямо-таки дьявольский контракт. Братья переглянулись. Безмолвное согласие повисло между ними. Дарк поправил рубашку и, не застегивая её, направился к выходу. — Она еще теплая, — бросил он.–Хочешь, закончи начатое, у меня эти пустышки уже в глотке сидят. Мун остался один в комнате. Воздух стал постепенно охлаждаться, свеча подрагивать. Белоснежное тело девушки лежало на кровати. Льняные волосы небрежно рассыпались на подушке, а на коже еще ощущался лёгкий след простеньких духов. Парень провел одной рукой по ребрам, подбираясь к зияющей дыре, а в другой сжал сердце. По телу побежал слегка искрящийся след. Из сердца, будто тяжелый туман, стало клубиться фиолетовое облако, а девушку будто стянуло, выгибая грудью вперед. Блондин схватил это облако, и оно со скрежетом стало наполнять камень, лежащий на тумбочке. — Обычная, — Мун вздохнул, бросив сердце куда-то в угол. Аметистовый камушек идеально заполнил пустоту в грудной клетке. Луна подсвечивала облака. Женщина в темно-зеленом платье старалась как можно быстрее вернуться домой с торговой площади. Расползавшиеся слухи порождали в воображении зловещие силуэты. Внимательные, спокойные. Каждый шорох заставлял на секунду замереть, вслушиваясь в тишину ночных улиц. Узкая улочка-лесенка пропахла горелыми травами. Ступенька за ступенькой она чувствовала, как удаляется от чего-то хищного. Из тени стремительно вынырнула рука. Холодные пальцы сжали тонкую шею столь резко, что прервали вдох. Шок парализовал хрупкое тело, женщина оказалась полностью в его власти. Мун подтянул к себе торгашку и заглянул в глаза: его безразличие пугало даже больше, чем его появление. Никакой злорадной улыбки, безумного голода в глазах, хотя бы наслаждения от превосходства. Он смотрел куда-то вглубь нее, будто не замечая. Пальцы все также крепко впивались в шею. Женщина держалась за его руку, не пытаясь вырваться, зная, что это сделает ей только хуже. В глазах стало темнеть, а на его лице все также не мелькнуло эмоций. — Жаль, что ты проснулась, — бросил он. Зеленое свечение ядовитым плющом оплело все тело. Женщина не могла пошевелиться, лишь краем глаза наблюдая, как ее похититель сидел на столе, читая книгу. Пряди почти закрывали его лицо, но даже по его расслабленной позе было понятно, что она не первая, кто оказался на этом столе. Жилетка аккуратно висела на спинке стула, в то время как рубаха обтягивала его крупные плечи. Полностью погрузившись в книгу, он облокотился на колени. Женщина пыталась закричать, но магия, сковавшая ее, едва давала моргнуть, не то что говорить или звать на помощь. Единственное, что осталось подвижным — глаза. Судорожно всматриваясь в комнату, она поняла, что находится где-то на чердаке — окно вдали пропускало в помещение лучи предрассветного солнца, а потолок был слегка скруглённым. Когда шок спал, женщина ощутила притупленную слабость, а затем услышала тихое капанье. В воздухе повис железный, соленый дух. — Лучше расслабься. — Голос прозвучал скорее расслабленно, чем сухо. — Тебе здесь лежать еще долго. Отложив книгу, парень приблизился к ней, проверяя надрезы на руках и ногах. Довольно глубокие, они не могли затянуться быстро: постоянным потоком струйки крови бежали по коже и падали, разбиваясь о поверхность стеклянной посуды. Мун собрал волосы в хвост и достал из ближайшего ящичка мазь, пахнущую сосновым лесом. Неожиданно нежными движениями он растирал морозную субстанцию по ранам, от чего кровь немного шипела, но становилась более жидкой. За окном уже появлялись первые птичьи трели и людские голоса. Блондин с упоением наслаждался процессом. Уверенные движения, мягкая кожа под пальцами, хвойная прохлада. Возможно, не будь у него за спиной опыта некромантии, Мун был бы хорошим лекарем. Сейчас же его интересует, что он сможет сотворить с душой, попавшейся в его капкан. Закончив, парень тщательно оттер руки в ледяной воде и принялся записывать наблюдения. Несколько часов спустя в его блокноте появилась зарисовка женского тела с намеченными пунктирными линиями.***
Запах тушёного оленьего мяса и сладких фирменных булочек с яблоком будил всех в доме. Матушка особенно хлопотно бегала по кухне и подбирала салфеточки к посуде, иногда, как птичка, подлетая к котелку, чтобы добавить специй или попробовать блюдо. Столовая, отделенная от кухни только аркой, казалась довольно просторным и светлым помещением, несмотря на массивный стол в середине. Вазочки, цветы живые и вышитые на каждой салфеточке и занавеске –все придавало некой воздушности. Женщина очень любила в танце перемещаться по комнате и протирать пыль, от чего сервант с посудой всегда сверкал, вызывая чувство неподдельной гордости у хозяйки. Здесь же, в углу стояли девять небольших витражных картин, пускающих разноцветные солнечные зайчики каждое утро. Циндер подарил ей их на свадьбу, хоть всякий раз и смотрел на эти витражи с едва скрываемым отвращением и презрением. Братья же сначала с восторгом разглядывали лики богов, запоминая, кто где, но с возрастом переняли отцовское отношение. Это совершенно не мешало матери семейства иногда сидеть рядом с богами и просить совета. По ее подсчётам, хозяйке оставалось еще несколько часов на завершение домашних хлопот до приезда ее сестры. Мун, пришедший поздним утром, уже успел принести свежей воды и протереть приборы. Даркнес же закопался в одеяло и не собирался выходить до самого ужина. Перед тем, как завалиться домой глубоко заполночь, он сделал крюк через озеро, чтобы отделаться от едкого запаха жженых трав, после чего, сшибая все углы на своем пути, скрылся в комнате. — Матушка, присядьте. Матушка, отдохните. Никакие уговоры Муна не могли остановить процесс приготовлений до долгожданного стука в дверь. Тетя, укутанная в меховую накидку не по погоде, казалась немножко запыхавшейся. Волчий мех хорошо сочетался с ее густыми черными кудрями, а золотые украшения моментально выдавали статус женщины. — Сестренка, дорогая! Как всегда, прекрасна! — ворковала она. — А как мальчишки выросли, такие взрослые уже! — Несмотря на холодные взгляды, она крепко обняла каждого. Женщины быстро скрылись на кухне, перещебечиваясь последними новостями. Циндер прожигающе глянул на сыновей и выдавил: «Погостеприимнее». Это абсолютно не означало, что глава семейства сам хоть раз улыбнется и просто расслабится. Иногда, в узком семейном кругу, мужчина расцветал, сбрасывая свою угрюмую маску, нежно обнимал свою жену. Сегодня же он был особенно не в настроении. Довольно шумный для этой семьи ужин разбавлялся бесконечными разговорами сестер о быте и семье. Даркнес постоянно шутил, чем вызывал громкий смех тети. Мун просто старался кривить губы в улыбку к месту, а отец семейства молча сверлил взглядом гостью. — Ой, какая вкуснотища, дорогая, ты превзошла сама себя! — Да ладно тебе, я просто добавляю чуть больше специй, чем надо. — Матушка будто излучала свет добра и заботы. — Сестренка, рассказывай, что за срочность? Обычно ласковая женщина немного обеспокоенно смотрела на свою сестру. Нежные, но от возраста потрескавшиеся руки аккуратно лежали на столе, уже готовые к ободрительным поглаживаниям. — Мы с мужем ждем пополнение, — смутившись, выпалила женщина. Оживленные ахи и охи матушки обрушились волной, кое-как сглаживая сухие поздравления от мужской части семьи. Данная новость настолько растрогала женщин, что обе прослезились. Оставшийся вечер звучали только истории о том, как росли близнецы. Как потерялись в саду, как путали имена богов на витражах, как воровали пирожки с кухни. Абсолютно невинные рассказы совсем не напоминали двух уже выросших парней. Нечто темное ядом наполнило их души, вытесняя когда-то счастливых, смеющихся мальчиков. Ближе к концу ужина Дарк игриво откланялся и удалился в комнату. Стоило ему скрыться в тени, так напряженное в улыбке лицо расслабилось, оставляя только огонек хищного вожделения в глазах.***
Близился бал. Дворец пропитан сказочной атмосферой — сотни важных персон, пышные платья, яркие костюмы, сплетни. На первый взгляд действо походило на водопой райских птиц, кружащихся в танце либо собирающихся вокруг стола с закусками и алкоголем, чтобы наигранно ворковать, перемывая косточки знакомым. Красные и золотые платья в движении смешивались, отчего казалось, что все вокруг горит пылкой страстью. Смех, разговоры, витиеватая мелодия. Даркнес стоял на балконе и всецело отдавался атмосфере. Еще секунда, ион уже вальсировал от одних гостей к другим, словно паук, собирающий единую огромную сеть. Дёрнет одну нить — люди засмеются, дёрнет другую — смахнет напускную пыль приличия, высвобождая грязную похоть. С его легкой подачи людская круговерть тонула в алкоголе, все больше и больше набирая скорость. Шут был словно одурманен, толпа вторила его движениям, затягивая. Ему казалось, он в самом центре воронки шампанского, а тысячи пузырьков — это люди. Лесть, легкомыслие и ложь. Дирижёр чужих душ, Дарк верховодил пороками, давая людям настоящее удовольствие. Он возникал в толпе то тут, то там, также незаметно исчезая. Его магический шлейф заползал под пышные юбки, просачивался под мужские рубахи, блуждал меж лицами. Каждый, кого он коснулся, буквально наполнялся бурной энергией. От светскости осталось только одно название: пышущие тела бешено двигались, раз за разом сменяя партнеров и втягиваясь в новые крепкие объятья. Была в этой сотканной мелодии распутства одна лишняя нота — еле уловимая соловьиная трель души Агнессы. Принцесса старалась держаться подальше от гостей и выискивала глазами горячего шута. Он сам нашел ее. Появившийся из ниоткуда, Дарк нескромно прижался со спины. Приторный запах каштановых волос не мог перебить неуловимое чувство нежной души. — Давай поднимемся, мне холодно. — Агнесса взяла его за руку и потянула в свои покои. Парень удивился, но пленяющее желание заиграло новыми красками. — Возьми меня. — Голос дрогнул. Под приглушенные звуки бала принцесса скинула с себя платье. В белом свете кожа девушки, казалось, светилась даже ярче, чем луна. Тонкий шелк белья струился, подчёркивая изящные изгибы. — Наконец-то. — Четкое, острое слово обнажило хищную натуру. Дарк приблизился к Агнессе и жадно сжал талию. В воздушном танце он вывел девушку на балкон. Белый камень, внизу пышный сад и фигурные деревья, везде играли огоньки факелов, а где-то вдали мерцал город. Воздух был наполнен жизнью, ночная влажность смешивалась с запахом цветов. Лёгкое дуновение ветра заставило девушку зажаться, прибавляя неуклюжести и без того робким движениям. Настойчивые мужские руки аккуратно скользили по нежной коже, чувствуя жар, исходящий от бешено стучащего сердца. Считанные сантиметры отделяют Дарка от желаемого. Огонь в его глазах сменился холодной расчетливостью. Стук каблуков смешался с тихим позвякиванием бубенцов в ритмичной мелодии их вальса. Дверь скрипнула. Шаги, отдающие железным лязгом, остановились в центре комнаты. — Агнесс? Где же ты? — Батар, наследник престола, поправил прическу. — Я же знаю, ты тут. Дарк отшвырнул девушку от себя и прижался к стене. Ошарашенная Агнесса оказалась прямо в дверях своих покоев, такая хрупкая на фоне ночного неба. Растерявшись, она даже не догадалась прикрыться руками. — Я и не думал, что ты меня ждешь, — донеслось из комнаты. — Я долго обдумывал, как лучше признаться в чувствах, но вижу… в этом нет нужды. Хватая ртом воздух, девушка пыталась выдавить из себя хотя бы слово, но жгучий поцелуй не дал ей этого сделать. Особо не церемонясь, брат опрокинул сестру на кровать. Соловьиная трель стала утихать. Дарк стиснул зубы. — Стой, нет! — Онемевшие руки предательски запутывались в простынях. Батар вминал свои пальцы в мягкую кожу. Шелк трещал. Искушение. Слезы. Власть. Унижение. Хруст. Тяжёлое мужское тело придавило девушку. Со звонким свистом окровавленная статуэтка разбилась об пол. Угловатая выемка на черепе принца красиво поблескивала. Дарк слышал только свое дыхание. Игнорируя жалобные всхлипы, Даркнес сгреб Агнесс в объятьях и поволок обратно. Легким движением она оказалась на перилах балкона. Пытаясь отцепить шута от себя, девушка почувствовала жжение и горький привкус. Кинжал вошел по самую рукоять. В её глазах застыл немой вопрос «почему?». Тело девушки неестественно выгнулось. Сотни искр трещали, впитываясь в перламутровый камень и отражаясь безумием в глазах Дарка, заполучившего редкую великую душу. Яркая вспышка озарила ночное небо. Зеленые языки, красные звезды, голубые пятна. Музыка терялась за восторженными возгласами толпы. Бросив принцессу на холодный камень, шут ловко спрыгнул в сад. Магические взрывы сменились десятками колоколов. Их монотонный бой разносился по всему городу. — Не думал, что застану тебя в пустом храме, — хрипло донеслось из пустоты. Мун раскладывал перед собой засушенные травы можжевельника, чертополоха и других растений, выбирая особо красивые экземпляры. — Бездарность. Слово взрезало душу, как скальпель. В тени витражей и мертвых статуй мелькнули два злобных огонька. — У меня не было выбора, — бросил Дарк. — В любом случае написали бы гончий лист, а так хоть… Хоть что-то. Щуплый парень шагнул в круг свечей, озаривших смазанные капли крови на лице и одежде. Звон колоколов продолжал тревожно нестись по улочкам города, иногда сменяясь топотом и криком стражи. Несмотря на царствующую ночь, город вспыхивал все новыми и новыми факелами, истребляя тень. — Эстетичнее было бы видеть твой призрак не со сломанной шеей. — Блондин закончил собирать букет и поставил его на край алтаря. — В чём причина? — Принц на белом коне оказался с гнильцой. А девка была слишком хорошего мнения обо мне… За убийство королевича меня и так бы осудили. А так у меня есть Она. — Большой кристалл, похожий на замок с тремя башнями, запереливался белым.Необыкновенная, великая душа билась о стенки мелкими вспышками. Повисшее молчание затянулось. — Понимаешь… Я устал. Устал терпеть неуважение отца. — Слова казались шершавыми, ядовитыми. — Этим же я должен хоть что-то ему доказать. Мун скрестил руки и перевел взгляд на брата. — Ты же знаешь, что смерть лишь малое, что тебя может ждать после всего этого? — В голосе прозвучали неожиданные нотки сочувствия. — Да плевать уже, — прошипел Дарк. — И куда ты сейчас? — Хоть под землю, честно. — Извечная хитрость сползала, проступая настоящими эмоциями. — Отсюда стоит уходить. — Мун выглянул в окно. — Идём. Окраина. Ошалевшие пьяницы по одному выходили из трактира под невнятные крики караульных. Кто-то из стражников выволок обнаруженное в комнате нагое женское тело с дырой в груди на улицу, накинув на него кое-как грязную простынь. Двое крались вдоль стен. Каждый сантиметр прочесывался. Городская стража выламывала двери, переворачивала телеги, разбивала бочки. Пыльная улочка, переходящая в лестницу, была следующая на очереди. Всюду зажигались окна, потрескивали зажжённые впервые за долгое время урны-фонари. Мун вскинул руку ладонью вверх. Пушистые льдинки роем взвились вокруг. Острые как скальпель, они царапали дома и стекла, гася уличные светильники. Дыхание проявилось паром. Сливаясь с тенью, парни юркнули к нужной двери. Уже на пороге Дарк веером рассыпал соль. Сдув с ладони еще горстку, он пошептал, и кристаллики соли стали вибрировать и биться друг об друга, вздымаясь искорками в темноте. Шелестящее облако оскалилось. Огненные потоки вен стянули дымку, придавая атронарху облик женщины. Не касаясь земли, она послушно парила от одного светильника к другому, иногда роняя капли раскалённой лавы. Под легкое шипение лед сошёл, свет вернулся, а элементаль растворилась, рассыпаясь мелкой солью. Улочка стала такой же, как несколько минут назад. Хвоя. Нотка спирта. Медовые благовония. Тесный чердак стал постоянным пристанищем для Муна. Мебели было негусто: несколько больших столов и шкаф. Стены терялись за десятками страниц из бестиариев, рисунками трав и алхимическими списками. — Так вот что ты делал тогда у трактира. Уютненько. — Дарк удивленно покосился на аккуратно расчлененное тело. — Можешь, конечно, не отвечать, но какого хрена ты тут творишь? Поблекшее женское туловище лежало в центре стола. Рядом лежали остальные куски, на каждом из которых каллиграфически выведены порядковые номера. Дарк поднял женскую кисть и начал перебирать задубевшие суставы. — Не, ну нахера? — Провожу эксперимент. — Вопрос остается тем же… Вздохнув, Мун достал ключик из кармана жилетки и открыл шкаф. Несколько полок были полностью заставлены аметистовыми камнями разных размеров.Каждый лежал на своей собственной бархатной подушечке. Внутри них что-то отчаянно хрипело, перекатываясь темным сгустком. Не менее занимательными были и рисунки рядом с камнями: однотипный образ тела, одинаковые пунктирные линии. Где-то заштрихованы руки, где-то ноги, у кого-то обведена голова, у кого-то кисти и стопы. Мун взял крайний камень душ и повернулся к брату. Несколько изящных движений рук, и искрящая энергия наполнила комнату. Тонкие струи души потянулись из аметиста. — А теперь самое интересное. В комнате проступило со холодным дрожанием мутное нечто. Очертания женщины кое-как проглядывали сквозь аметистовое облако. Как сломанной марионетке, призраку недоставало половины правой руки и левой ноги ниже колена. Ее загробный плач приглушенно звучал где-то в удалении, а она сама с ужасом показывала на стол. — Я думал, что я того. — Дарк, не моргая, наблюдал за духом. — Признаю, ты победил. Мун улыбнулся. — А эти, -Дарк махнул на шкаф, — они такие же? — Почти. У кого-то нет ног, у кого-то рук. Безглавого всадника я повторить пока не смог. — Твою… — Шут с нескрываемым восхищением и удивлением разглядывал стонущий призрак. — Так ты на живую резал? Охренеть… Теплую беседу прервал грохот на лестнице. Дарк толкнул брата и пробормотал: «Беги». — Откройте! Досмотр! Глухие удары заставляли дверь трястись, выбивая клубы пыли. Ещё несколько секунд и петли с скрежетом сдались под напором. Запыхавшиеся, озлобленные стражники столпились на узкой лестнице. Створки окна со скрипом похлопывали, а Дарк стоял напротив стола и приветливо махал отрубленной рукой.***
Стершийся камушек потрескался от многократных ударов о стенку. Подвальная темница пропахла приближающейся осенью: сырость вперемешку с первыми облетевшими листьями, которые уборщики услужливо замели внутрь. Через решётку под потолком камеры можно было услышать, как люди перешептываются, кто-то плачет. Привычные звуки улицы стихли. Траур опустился на город. — Грязный ублюдок. — Комендант не отводил взгляда от шута. Даркнес сидел в углу. Некогда любимчик публики, теперь он, как драный бродячий кот, зализывал магией царапины. Не утратив былого колючего шарма, парень ласково улыбался стражнику, сильнее выводя того из себя. — Лыбься, пока можешь, посмотрим, сколько ударов ты выдержишь. В коридоре раздался ритмичный звук. Шаги, бряцанье ключей, и вдруг — трель соловья снаружи. Замок щёлкнул. — Одной шлюхой больше, одной меньше, правда, братишка? Стража, не церемонясь, скрутила парня и поволокла в глубь коридоров темницы. Из-за решетки доносился только свист сквозняка, приглушавший щелчки кнута. Прохожие брели по своим делам, не замечая парня, стоящего у тюремной стены. Белые длинные волосы скрывали его лицо. — Небо слишком серое. — Слова Муна ушли куда-то в пустоту. Казнь была назначена на полдень. Удивительно, что Император не растерзал Дарка на мелкие куски, как только он попал в его руки. Пустой утес, с едва растущей, стоптанной травой, был довольно романтичен. С высоты открывался вид на дикое море, которое, как обычно, вторило ветру, едва смачивая подножье скалы, усыпанное острыми камнями. Сегодня оно было еще тише, волны едва подрагивали, как и петля на виселице от дуновений ветра. Людей долго ждать не пришлось. Услышав новость, что убийцу поймали и собираются казнить, они чуть ли не сразу устремились занимать места поближе, оживляя пустующую скалу. Под дикий гул толпа встречала императорскую карету и пленника. Утес буквально взрывался от людского гнева, бурлящего, отчаянного. Изорванная шутовская одежда, из-под которой проглядывали кровавые полосы от плетей, все еще сидела как влитая. Шут до сих пор в своей роли. Хлеб и вино для одних, эшафот и сцена для него. Дарк с театральной легкостью ухмыльнулся, поднимая глаза на толпу. Тонкая струйка крови стекала с уголка его губ, пока он не смазал ее, как перевернутую улыбку. Весь его образ, то спокойствие, с которым он буквально прогуливался до петли, злило толпу и Императора. — Хочешь ли ты просить прощения перед божьим судом? — прорычал Император, оборачиваясь к толпе. Волны людской жажды простой расправы лишь сильнее раздирали сердце отца, потерявшего сына и дочь. — Да нет, я с детства за сломанные игрушки не извиняюсь. Новая вспышка людской злости опалила ухмыляющегося парня с петлей на шее. Море начало вторить воплям ненависти. — Как ты смеешь так говорить об Агнессе?! — Император выхватил из ножен меч и приставил его к горлу шута. — О моей доченьке… — Верёвка выше, всемилостивый государь, — брезгливо ответил Дарк. Немыслимая дерзость буквально отбросила Императора. Эмоции от ярости до смирения медленно стихали в его глазах. Удаляясь, он дал команду затянуть петлю покрепче. Толпа молча расступалась. Прозвучал текст приговора. Казалось, даже ветер затаился. — Бегите! — раздалось из-за спин. Люди стали озираться в поисках источника крика.Глубинный гул нарастал, прорываясь сквозь вздымающуюся землю. Утес пошел трещиной, которая расползалась молнией и ветвилась с громким треском. Люди побежали. Люди бежали по людям. Когда пыль, поднятая в воздух, немного осела, перед глазами оказались острые, рваные брызги, хлещущие все вокруг. Утес ушел на дно. Холод. Ледяной коркой покрылись расплывшиеся волосы. Придворный шут погружался в морскую тьму. Последнее, что Дарк чувствовал, это то, как он перестаёт ощущать кончики пальцев и как больно в соленой воде кривить разбитые губы в улыбке. Мун еще долго разглядывал изодранные куски былого утеса. Он был настолько погружен в свои мысли, что простоял там час, а может и больше, обтекаемый прохладным ветром. Осколки эшафота всплывали из пучин. Когда парень поднял глаза, то увидел грозное, черное небо. На его рубашке стали появляться мокрые пятна, а потом и вовсе они слились в одно. — Не верю, что по тебе плачет небо, — он обратился к пенистому, как будто тягучему морю. Поместье внутри казалось опустевшим, даже мёртвым. Занавешенные окна, растекшиеся свечи. Женщина стояла на коленях и молилась всем богам в надежде, что сможет помочь сыну после смерти. То и дело она вздрагивала от дуновений свечек, отдающих могильным холодом. Молитва за молитвой, слеза за слезой, она верила, что свечи снова согреют ее и душу Дарка. Мун учтиво повесил заботливо принесенный для нее плед на спинку стула и молча покинул комнату. Его спокойствие было бы непоколебимым, если бы он не замешкался перед дверью в отцовский кабинет. Полностью погруженный в свои рукописи, Циндер внимательно выписывал какие-то заметки из старинной книги, пока чернильница совсем не опустела. — Принеси новую. — Он даже не посмотрел. — Угу. — И это всё? — Блондин сел напротив. — Глубочайше благодарен, — с издевкой процедил отец. — Почему? Почему ты это допустил? — Допустил что? — Циндер взглянул в глаза, от чего холодок пробежался по спине. — Смерть? Он сам нарвался. Его самодурство его и наказало, не больше. А мне теперь необходимо разрешить это так, чтоб вся семья не оказалась в петле. — Но… — Никаких но. — Мужчина взял в руку фиолетовый камень и посмотрел сквозь него. — Наш Король Насилия укажет ему путь. А теперь выметайся. И держись от стражи подальше. Мун покорно удалился. Проблески молнии осветили комнату, а последовавший гром словно пытался не тревожить Циндера, все еще смотрящего на камень. На фиолетовых гранях то возникали небольшие вспышки, то исчезали. Гроза была за окном, гроза была внутри.***
Сладкий запах гнили. Горький привкус пепла. Холод, как голодное насекомое, заползающий под кожу, пробирающий даже мертвых. Здесь никогда не светит солнце, здесь царствуют крик и боль, страдания и отчаяние. Серое, погруженное в вечное пламя небо, острые скалы и тени, тени, тени. Зловещие, брошенные, ненасытные. Выжженные деревья, покрытые слоями пыли и пепла, походили на когтистые руки скелета. — Хладная Гавань?.. Дарк машинально попытался согреть себя, но руки, бледные, почти черные, оказались еще ледянее. Каждая венка пульсировала, пытаясь сдвинуть застывшую багровую кровь. Парень испуганно озирался, надеясь выловить хоть одно «живое» существо. Боль постепенно становилась все назойливее, чувствовалось, как уже мертвое тело еще работает, плавно угасая. — Как сладко наблюдать за тем, как дети не могут прыгнуть выше родителей, и все пытаются урвать кусочек родительской гордости. — Прошептал ледяной поток. — Кто ты?! Ветер завыл средь сухих веток деревьев, напоминая раскатистый смех. Сверлящее чувство беспомощности растекалось по спине дрожью. Дарк обернулся, стараясь отыскать глазами опасность, следящую за ним, но вокруг все также покоилась серая пустошь. Шутовской наряд поблек, яркие шелковые вставки покрылись липким слоем пепла. Дарк пытался отряхнуться, но грязь будто перекидывалась на него, въедаясь. Раны от плетей пульсировали так, будто по кровотоку медленно пробирались черви. Хладная Гавань вытягивала по капле боль и страдания, наполняясь ими, разыгрываясь, как хищник, изводящий жертву до послушного смирения. Дарк знал, что страх сделает только хуже, но он уже поселился в душе, где-то глубоко, противным писком нагнетая тревогу. Парень побрёл куда глаза глядят, пытаясь не сходить с вытоптанной дороги, чтоб не угодить в темную, но тихую, мирную трясину. Дни сменялись, как по щелчку. Серым шумом пролетали закаты и рассветы, людские лица, горький траур, смех и боль. Есть только одно. Море. Безымянное, холодное, братское. Мун часами наблюдал издалека, как пучина выплевывает всё: землю, доски, мусор. Иногда на образовавшийся берег приходили люди и растаскивали все, что находили. Море вернуло все, кроме Него. Оно издевательски ласково покачивалось, а он чувствовал, как в нем оборвалась какая-то тонкая ниточка. Как будто закрыли окно, и наступила тупая тишина. Пустая, тоскливая. Он гулял по улицам, потерявшим былое очарование. Голоса сбивались, треща. Люди выползали, как тараканы, из своих домов, смеялись, обсуждали новости, цены, продукты. Запах жжёной полыни давно выветрился. Ему на смену снова пришел алкогольный смрад. Мун брел в никуда. Отрешенный, он тенью мелькал в толпе. Женский голосок щебетом отозвался в бесконечном шуме. Она звала. Мун чувствовал, что в паре шагов от него стоит беззащитная девушка и машет ему, но он смотрел сквозь нее. — Мун?.. Мун! — Невысокая девушка подбежала к парню. –Мне жаль, что… — Заткнись, — перебил он. Велета привыкла к его пустому взгляду, но все также с любовью и нежностью тянулась, чтобы оказаться в объятьях. Она прижалась к его груди, прислушиваясь, как стучит сердце. Монотонно, как и обычно. Мун продолжал смотреть куда-то вдаль, даже не пытаясь приобнять в ответ. — Я занят. Девушка робко опустила глаза и отодвинулась. — Прости, — скромно прошептала она. — Я…я… не важно. — Было видно, что она мнется, но, видя самочувствие парня, замолчала. Мунлайт безразлично кивнул и пошел в сторону дома. Дорожка утыкалась в разваленную лестницу. Башни пепельного дворца разрывали небосвод, уходя куда-то далеко вверх. Местами расколотые, удивительно, что они еще не рухнули. Дарк уже потерял счет времени. Он чувствовал, как безмолвная тень следует за ним попятам, ожидая встречи. Прожигает спину. Рокот полз за ним. Разглядывал. Знал, где больнее. Титанически высокие двери замка были распахнуты, но стена вязкого мрака все равно отделяла окружающий мир от бесконечных помещений. Парящие клубы пламени нагнетали холод во всем зале. Каждый шаг по припорошённому пеплом полу отдавался раскатистой волной, вздымающей серую массу. Глаза сокрытых во тьме демонов. Они повсюду. Навстречу изможденному Дарку выползло существо. Высокое, оно походило на скелет огромной змеи. Звенья толстых позвонков уходили куда-то во мглу, а пустые глазницы внимательно наблюдали за гостем. Парень поклонился и заметил, что глаза будто засмеялись. — Твое имя никогда не прозвучит в ис-стории, не говоря о том, чтобы там ос-статься, — высокомерно прошипела змея, не открывая челюсти. Липкий страх начал вскипать, сменяясь горькой обидой. Наливаясь ненавистью, Дарк собрал последние силы: с отчаянным криком он сотворил пылающую ауру, которая, повинуясь рукам, устремилась огненной струей в морду змее. Пламя бушевало, пока Даркнес, обессиленный, не рухнул на колени. Мгла захохотала в ответ. Два тёмно-сиреневых огня вспыхнули в вышине чертога. Острая голова с бычьими рогами подалась вперед. Наконец свет озарил Бога Казней полностью. Костяное чудовище сидело на троне и скалилось акульей улыбкой. Змеиный хвост трещоткой скользил по полу. Огромные, высушенные когтистые руки издевательски аплодировали. — Забавный. Рокот, смешанный с шипением, пробрал Дарка. Он чувствовал, как срастается с этим миром, растворяется в нем. Тысячи стонущих голосов проникали в голову, визжа. Он видел. Видел красноглазых демонов, обгладывающих живые души. Видел вампиров, поднимающих бокалы крови за столом, усыпанным людскими телами. Видел, как личинки прогрызают мертвую плоть, копошась внутри. — Твой отец обещал мне двоих. — Хлопья пепла поднимались, образуя дрожащую поверхность портала. — Я должен обладать обоими. Принеси его мне. В глазах Дарка отразились все бескрайние просторы Хладной Гавани. Шипящий лед пронизывал тело, боль ядом растекалась, одинокая слеза прожигала кожу. Тишина. Семейный сервант покрылся пылью. Прошёл почти месяц с момента казни, но траур так и не покинул семейное поместье. Мун с матерью сидели в столовой. Гробовую тишину нарушали только тяжелые удары посохом об пол на втором этаже. Парень наблюдал за тем, как всегда веселая и добрая женщина с каждым днём угасала. Она перестала улыбаться, морщины добавляли ей лет. Нежные платья сменились черным балахоном в пол. Шелковые волосы собраны в невзрачный пучок. Краем глаза Мун заметил движение.Мимо шкафа что-то промелькнуло, отражаясь тенью на изгибах серебряной посуды. — Тебе подложить ещё немного? –Голос дрогнул. Женщина потупилась в тарелку. Мун даже не притронулся к еде. — Нет, матушка, не нужно. Витражи зашатались. По ликам богов побежал иней, словно плесень, он расползался и странно бурлил. Тонкие узоры льдинок сменялись на пульсирующую сеть капилляров. Разноцветные изображения за считаные мгновения обросли густой тьмой. Вторя сердцебиению, один витраж за другим взрывался сотней осколков. Мун бросился к матери, создавая бирюзовую сферу. Стекла бились об нее, царапались, плавясь об магическую энергию. Он прижимал женщину к себе. Чувство грядущей угрозы свербело внутри. Когда всё утихло, Мун схватил мать за руку и приказал немедленно уезжать к тетушке. — Мам, со мной всё будет хорошо. Уходи как можно дальше. Она сопротивлялась. Ему ничего не оставалось. Вложив матери в руку свой кинжал, он вывел ее на дорогу и поймал первую попавшуюся телегу. Извозчик пытался возразить, но острая ледышка прошила горло насквозь. Фиолетовые путы стянули тело, и пустышка послушно дернула коней. Мертвый трэлл будет везти матушку приямком на север, пока заклинание окончательно не разрушится. Циндер наблюдал за сыном из окна. Вернувшись домой, Мун увидел, что в осколках витражей отражаются шутовские бубенцы. Взметнувшись к отцу в кабинет, парень никого там не обнаружил. Он бежал. Оно шло за ним. Шелестом листьев, скрипом створок, в людской речи. Оказавшись на главной площади, Мун озирался. Лица прохожих стирались, некоторые тела стали рассыпаться, как карточный домик. Колодезная вода запахла солью и хвоей. Он знал, что это иллюзия. Такая же ядовитая и изящная, как ухмылка его брата. Горячее дыхание всколыхнуло детские воспоминая. Цоканье когтей по брусчатке и сладкая нотка паслена. Мун слышал гончих, но не видел. Опасность теперь мчалась следом, пролетая сквозь дома и деревья. Картинка в глазах смазывалась. Он все еще бежал. Площадь, улочки, тюрьма. Город сменился лесом, перетекающим в выкошенное поле. Пытаясь отдышаться, Мун остановился. Сердце горько кололо. Абсолютно пустое открытое желтое поле нежно пошептывало низкой травой, а на безоблачном небе виднелись очертания созвездий. Искорками звезды очерчивали облик рогатой змеи. Оно здесь, рядом, дышит в спину. Такое родное, тянется сквозь слои пространства, подрагивая. Крик терялся в пустоте. Небо покрылось темными точками: жужжа, рой стрел дождем обрушился на Мунлайта. Стрелы с хрустом входили в плоть, как в масло. Усыпанный ими, он стоял, пошатываясь, и кровь бежала по телу горячими ручейками. Жжение точечно прогрызалось изнутри. — Это не ты, — прохрипел Мун. Перед ним возник охотник. Убирая лук за спину, он криво улыбался, а по щекам текли слезы. Его глаза тлели кроваво-красным. Мужчина толкнул блондина, отчего тот упал на землю. Молча охотник достал нож и вогнал меж ребер Муна. И еще. И еще. И еще. В кровавой луже отражался шут. Поломанный судорогами, он пытался остановить свои же руки, но даже призрачное тело ему было неподвластно. Он смотрел на брата и умолял простить его. Потусторонний рев смешивался с пеньем соловья. Белый камень торчал из сумки Муна и захлебывался в крови. Соловьиная трель уныло просвистела в последний раз. Внутреннее свечение тихонько погасло. Деревья вдалеке зашуршали от резкого дуновения холодного ветра. Охотник проморгался и закричал. Одинокая стрела торчала из груди блондина, а рядом валялся нож. Пустой взгляд устремлялся в небо. Голубое и ясное, оно застыло в глазах. Мун улыбался.***
Паутина слегка покачивалась на сквозняке. Ветерок играл с опавшими лепестками хризантем. Циндер ходил взад-вперед, собирая клубки пыли краями старой мантии. Он не смог. Не смог похоронить Муна. Не смог простить себя за предательство сыновей. Тогда, почти двадцать лет назад, он считал, что Бог Казней наделит их даром, а этот дар проклятьем прогнивал в братьях. Искажал. Перекраивал. Книги молчали. Никто до этого момента не пытался призвать души из мира мертвых, не просто вырывая их сквозь пространство, но и отбирая их у Чудовища. Пустые сосуды-трэллы, послушные призраки. Всё не то. Пустышки. Они не усмехнутся, не съязвят, не спросят совета. Каждый раз, подходя к двери в подвал, Циндер чувствовал, как силы покидают его. Там, на каменном полу, дрожащей рукой расчерчен магический круг. Еще незажжённые свечи и древние руны, томительно ожидая, покрывались пылью. Только холодное тело оставалось таким, как прежде. Впервые опытный некромант страшился смерти. Отцовское сердце требовало, чтобы он предложил себя взамен на их свободу, но никто не знал, какой может быть итог. Когда Хладная Гавань забрала Дарка, Циндер начал искать ответы, но быстро столкнулся с тем, что легенды и сказки врут: добро побеждает лишь с позволения зла. Теперь, когда один сын забрал другого, отступать было некуда. Старик сел напротив круга и зажёг свечи. Холод прожигал душу. Людские эмоции и чувства стирались, оставляя неизгладимые шрамы. Вездесущее Чудовище наблюдало, как Дарк бесконечно брел по дорогам, пытаясь отыскать брата, а Мун искал выход среди бесчисленных дверей в пепельном дворце.Братья чувствовали друг друга, но их дух вечно ускользал. Оно игралось ими, напитываясь, вскрывало самые потаённые участки души, создавая нечто новое. Совершенное. — Неслыханная наглость. — Лорд следил за тем, как парней стали окутывать черные сгустки энергии, трещавшие, как тонкая корка льда. Их души магическими потоками устремились куда-то в небо. — Ну, пускай погуляют. Черные языки магии перетягивали мертвеца все крепче и крепче. Внезапно на месте сердца образовалась дыра, будто засасывающая внутрь все остальное тело. Покрываясь тлеющей корочкой, кожа расслаивалась пеплом, создавая вытягивающуюся воронку. — Нет, нет, нет! — Циндер разорвал линии, пытаясь прервать ритуал. Отчаянно хватаясь за ускользающие хлопья, он сгребал жалкие останки сына. Мун песком утекал сквозь пальцы. Воронка продолжала расти. Острые льдинки и вскипевшие капли крови сталкивались, перемешиваясь с пеплом. Мужчина отполз к стене, а вихрь подался за ним. Яркие грозовые вспышки проблескивали изнутри. Оно принюхалось. В самом центре бури проглядывали лица. Отравленные, истерзанные, они жаждали боли. Напитавшись отцовской кровью, вихрь простелился по полу, вытекая наружу. Грязное небо засверкало молниями. Высоко над городом вознеслась двуликая воронка. Гнилым смрадом заполнялись улицы, люди бросались в дома, пытаясь запереть дверь. По улицам растекалась вьюга, разъедая все вокруг. Цепляясь к дому, снежная буря просачивалась сквозь щели и, как насекомое, прогрызалась под кожу, замораживая кровь изнутри. Снаружи на охоту вышли гончие и огненные атронархи. Языки пламени обдавали дорожки, заставляя их плавиться. Кучки горожан задыхались гарью, пытаясь скрыться от голодных псов, рыскающих повсюду. Мужчина, убегая, запнулся и рухнул на раскаленную брусчатку, прилипая к ней руками. Пока он сквозь боль и слезы отрывал себя, стая окружила его. Захлебнувшийся крик потерялся среди общего гула города. Безумие. Двуликий вихрь рассеялся, собираясь в грозовую тучу. Канонадами молнии стали прошибать дома и деревья. Новый виток пожаров утопил столицу в огне. Злобный смех шелестом просачивался в каждый угол. Чувство страха и ужаса сладким наслаждением подпитывало изорванные души братьев. Хладнокровные и яростные, отравленные ядом Короля Страданий, они стеклянным дождем выпали на город. По водостокам побежала кровь, не успевающая свернуться от жара. Велета в изодранном платье звала на помощь. За ее спиной молния прожгла дом, обрушая крышу и выбивая окна на улицу. Все пробегали мимо, не слыша, как молодая мать просит вытащить ее младенца из пылающего дома. Она задыхалась отчаяньем, кидалась ко входу, но плотная стена огня преграждала путь. Где-то там уже затих детский плач. Велета продолжала кричать и рвать на себе платье, чтоб хотя бы тканью прибить жаждущие струи огня. Со спины повеяло холодом. Огромный великан, похожий на глыбу льда, медленно вышагивал по улице и размахивал ледяными руками, круша стены. Бездушный и безликий, он создавал острые шипы стрел и метал в спины бегущих. За ним стелился густой голубой туман. Отрешённый от общего сумасшествия, он полз и разглядывал город. Велета в слезах бросилась в ноги элементалю и умоляюще сложила руки. Ее колотило. Глыба продолжала медленно приближаться. Девушка умоляла помочь ей, но поняв, что теперь глыба идет прямо на нее, ринулась обратно к дому. Выбирая как умереть, она приняла решение сгореть вместе со своим недавно родившимся ребёнком. Уже на пороге перед ней возник туман. Блокируя проход, он смотрел ей в глаза –заплаканные, напуганные, но знакомые. Даже близкие. Шипя, дымка растворилась в огне. Через несколько мгновений в языках пламени замелькал силуэт. Он держал поникшего грудного ребенка. Грубо всучив его матери, силуэт паром просочился в тельце, заставляя загореться голубым свечением изнутри. Ожоги покрылись магической корочкой, затягиваясь на глазах, а изо рта потянулся едкий черный дым. Туман выталкивал собой яд из младенца. Спустя несколько минут на руках Велеты кричал и тянулся к матери живой ребенок. — Мун?.. Дымчатый силуэт, вибрируя, прикоснулся к детской голове. Элементаль, повинуясь беззвучному зову, вонзил свои руки в землю и с треском возвел ледяные стены вокруг матери с ребенком, ограждая их от бушующей опасности. Голубой туман рассеялся. Магические твари настолько стремительно накинулись на город, что колокола молчали. В дворец стягивались выжившие войска. Разбив лагерь за главными воротами, солдаты старались не впускать нечисть внутрь, но орды тварей возникали из ниоткуда. Путей отступления у Императора не было. Он сидел в тронном зале, а за высокими готическими окнами бесновалась смерть, просачиваясь алым светом. Слуги испуганно метались по залу и наперебой предлагали способы покинуть дворец. — Катакомбы! — Там мертвые, чтоб им неладно было. — Тогда через сад… — Сгорел. — Может, тогда просто откроем бочку вина? — Немолодой повар встрял в разговор. — Если умирать, так хоть со вкусом. Слуги накинулись на него с криками, а советники, до этого момента стоящие в стороне, осуждающе покосились. — Несите, — неожиданно для всех бросил Император. Понимание, что беда никогда не приходит одна, мерзко таилось в сердце. Зверская смерть Агнессы и Батара, неожиданный обвал места для казни, в котором он мог погибнуть, а теперь это. Что дальше? Старое вино заплескалось в императорском кубке, отдавая нотками черешни, ежевики и полыни. Собравшиеся в зале боязливо разливали напиток себе по бокалам, смиряясь с тем, что уже вряд ли выйдут. За окнами всё еще пылал город, а из-за дверей доносились крики мучительно умирающих солдат и мерзкий скрежет костей. — Это вино такое же робкое, как и Агнесса, — гордо произнес повар. Император глупо засмеялся и с жадностью опустошил бокал. Красное вино небрежно побежало по его густой бороде. — Откуда тебе знать, поваришка? — Из первых уст, Ваше Величество. Глаза мужчины наполнились кровью, которая слезами стала стекать по лицу. Его затрясло: руки с хрустом заламывались, а ребра словно вминались внутрь. Багровая дымка начала вытягиваться из тела, собираясь в аккуратный силуэт рядом. Оно стояло в центре, как и всегда. Изящная стойка, раскинутые в стороны руки, ядовитый взгляд. — Ну что же ты не рад мне? — Мазутистое нечто, клубясь, двинулось вперед. Брошенный кубок со звоном удалился об пол. На лице Императора проступили капилляры, черные, как оно. Вздох за вздохом, Император хватался за горло, пока существо окончательно не приблизилось вплотную. Соленый запах моря заслезил глаза. Мужчина видел, как, скованные параличом, его слуги и советники подали на пол, нечеловечески изгибаясь и кашляя кровью, которая змейкой тянулась к призрачному силуэту. — Она думала, я спасу ее. — Дарк вонзил руку сквозь плоть и схватил бешеное сердце правителя. — А я с наслаждением выпотрошил. Император замер. Даркнес стоял в тронном зале, с шипением растворяясь. Еще бьющееся сердце выпало из его руки, забрызгивая все вокруг. Развернувшийся апокалипсис не выходил за пределы городских стен, поэтому на кладбище было тихо, как и всегда. Аккуратные могильные камни сменялись побитыми и заросшими травой по мере приближения к центру. Здесь находилось несколько склепов, с которых и началось когда-то давно это кладбище. Простое здание больше походило на каменную коробочку с треугольной крышей, чем на склеп. Никаких дорогих оград, колонн и табличек. Измотанный Циндер последний раз наслаждался свежим воздухом. Еще юношеские мечты о великом бессмертии, могуществе, счастливой семье давно истлели, а последнее желание вернуть сыновей обернулось жатвой Бога Страданий. Все, что останется на память о Циндере Седом — его рукописи о сосудах и душах и руины. Руины города, людских жизней и его семьи. Он сидел на крышке гроба и держал кинжал. Он чувствовал, что они идут. Родные, но чужие, властные, но привязанные к Чудовищу. Его предсмертное желание осталось прежним. Отец хотел дать им свободу, хотя и понимал, что выпустит страшное зло блуждать по миру. Они уже близко. Кровавый туман и леденящая голубоватая дымка. — Забери мою душу, но пусть они переродятся. Когда братья просочились в склеп, их отец лежал на крышке гроба. Жизнь мучительно покидала его тело, а вечно хмурое, озлобленное лицо отражало скорбь. Мун подошел к отцу и опустил его веки. Даркнес отвернулся. Режущее чувство прошибло яркой вспышкой боли мертвые души, растворяя в воздухе.***
Спустя месяцы по всей стране вспыхнули очаги войны. Утонувшая в крови разрушенная столица, ближайшие города, а потом и вся страна — везде бушевали сражения, продолжали умирать люди, стонала земля под тяжестью войск. Гудящая как улей, разваливающаяся держава быстро растаяла, проминаясь под чужие страны, навсегда исчезнув с карт и из памяти последующих поколений. Матушка проклятого семейства успешно добралась до своей сестры и помогла при родах. Узнав новости о том, что страна рассыпается, семья решила перебраться совсем на север, туда, где снег никогда не сходит с гор, а хвойные леса простираются на десятки километров вокруг. Широкоглазую милую девочку всегда хотелось потрепать за щечки, такая она была замечательная и смышленая. Так и оставаясь ласковой и оптимистичной, она прожила достойную жизнь и юной леди, и любящей матерью, и заботливой бабушкой. Она давно уже сгнила в земле, как и ее дети, и дети их детей. Но с продолжением рода передавались и Они. Дремлющие, изголодавшиеся. Пустое, серое Нигде. Перед двумя лежит уже в сотый раз новорожденная душа, чьими глазами они увидят, как меняется мир. Паразиты, две души, присосавшиеся навечно к чужой душе и сосуду, ждут. Навечно ли?