***
— …Соты были полны мёда. Он протянул руку, взял немного и положил в рот. Он забыл обо всём и наслаждался мёдом от всего сердца… Чэнлин с улыбкой улёгся и закрыл глаза, демонстрируя послушание, а Вэнь Кэсин подавил вздох. «Но в конце концов верёвка оборвалась, — продолжил он мысленно, глядя на умиротворённое лицо. — Монаху пришлось принять в себя яд, чтобы одолеть змей, и он сам уподобился им. В конце концов он сумел выкарабкаться из колодца, а снаружи — встретился лицом к лицу с поджидавшими волками. И в этот раз он не стал убегать». Он погладил уснувшего Чэнлина по волосам и вышел. «Жизнь похожа на сон или приятную мечту. Всё, чего люди отчаянно хотят, — это просто удовольствия, как от этого душистого мёда. Но спустя столько лет… разве возможно найти те же самые соты? Вкусить ту же сладость?»***
Радость от того, что, очнувшись, у своей постели он увидел А-Сюя, сменилась нахлынувшей яростью. Казалось, они говорят на разных языках. Цзышу никак не мог услышать его — а может, не желал. Причины, причины… Разве смерть его родителей, все пережитые ими страданиями не были причиной? Отчего Чжоу Цзышу так рьяно защищал чужие, но отказывался признать его?! — Хочешь быть Бодхисаттвой? Хорошо, давай! А я скорее предпочту после смерти отправиться в ад, чем дышать с подлецами одним воздухом! — он отвернулся, не в силах смотреть А-Сюю в лицо. — Лао Вэнь, — заговорил тот, — извини. Это твоя личная обида. Я не буду вмешиваться. «Как будто ты уже не вмешался!» — вскипел Вэнь Кэсин, безуспешно пытаясь успокоиться. — Извини, — повторил Чжоу Цзышу. — Я просто не хочу, чтобы твои руки оказались в крови. Это было настолько бессмысленно, что даже злость немного отступила. «Шэнь-Шэнь виновен, и если его кровь способна замарать мои руки — то и пусть. Если рассуждать так, они всё равно в крови уже по локоть». — Неважно, — сказал он вслух и продолжил, успокаивая себя: — Если бы Шэнь-Шэнь умер от моих рук, это дало бы ему возможность искупить свою вину. Это было бы слишком легко для него. Пусть продолжает жить и наблюдает за этими собаками из Союза Пяти Озёр. — Когда ты полностью поправишься, я вместе с тобой пойду мстить Чжао Цзину. Он желал услышать эти слова — но когда они прозвучали, ничто в нём не откликнулось. «Чжао Цзин — голова этой рыбины, но гниль уже распространилась дальше, отсечь одну лишь голову — недостаточно. Неужто ты не видишь, А-Сюй?» — спросил он мысленно, уже зная ответ и оттого вслух говоря иное: — Я в порядке, только пить хочется. Давай, позаботься обо мне. А-Сюй послушно принёс ему воды, только и это почти не доставило радости. Заботился ли он о нём — или о несуществующем шиди?..***
Вэнь Кэсин не подавал виду, но ему стало не по себе ещё прежде, чем они достигли ворот школы Четырёх сезонов. Было так странно сознавать, что почти вся его жизнь могла бы пройти здесь — не на горе Цинья; с родителями, добросердечным наставником и взрослеющим Цзышу — не с безжалостными призраками, среди которых лишь А-Сян и была лучиком света. И сейчас его родители всё ещё помогали бы людям — зная их сердечность, даже всем тем, от кого не получили помощи сами, — несли бы в мир добро. Только всё случилось иначе. И теперь место, что могло стать домом, но так и не стало, заставляло сердце заходиться от тоски о несбывшемся. А-Сюй предлагал ему восстановить школу вместе, вместе привести её к расцвету вновь — но стоило перешагнуть порог, и Вэнь Кэсин понял — он уже не сможет избавиться от чувства, что навсегда чужой здесь. Это место ждало возвращения тех, кто покинул мир навсегда, ждало А-Сюя — но он сам утратил возможность стать здесь своим далёких двадцать лет назад. Однако Вэнь Кэсин лишь улыбнулся, не желая добавлять А-Сюю ещё и своих тревог. Как не желая и раскрывать их. И всё же, когда он видел боль А-Сюя, и его собственное сердце разрывалось тоже. Если бы не было тех трёх месяцев, если бы тогда он оказался в школе Четырёх сезонов, сумел ли бы он уберечь А-Сюя ото всех потерь, сумел бы сохранить ту хрупкую близость, что зародилась между ними — мальчишками?.. Ответов не было, как не было возможности вернуться в прошлое и хоть что-то исправить.***
…Он проснулся от кошмарного воспоминая — и, ещё не придя в себя, услышал, как А-Сюй зовёт кого-то, видимо, в не менее кошмарном сне. Шиди… Обращался ли он к нему — или к одному из погибших братьев? Вэнь Кэсин не успел понять, в самом ли деле хочет знать ответ, как А-Сюй поднялся, тяжело дыша, и он, почти не сознавая и уже не понимая своих действий, поспешил передать духовной энергии. А-Сюя как будто и вовсе не беспокоила нависшая над ним смерть, и прежде это повергало Вэнь Кэсина в бессильную ярость. Он так стремился спасти Цзышу — а тот точно смирился с судьбой и не желал ничего менять. Вэнь Кэсин и сам начал принимать это, допускать, что, возможно, А-Сюй не излечится никогда, — и почти ничто в его сердце уже не отзывалось этой мысли, не возмущалось ей, больше не взывало к действию. Испуганный этой пустотой, Вэнь Кэсин ругал Е Байи. Будто бы за задержку, но в действительности — за слова, что зародили в нём сомнение, что исподволь лишили цели, которая почти стала важнее мести. Слова, что заставили его глубже посмотреть в себя. …Откровенность А-Сюя камнем легла на сердце. Вэнь Кэсину было жаль его, запутавшегося, потерявшегося между долгом и преданностью братьям, — и в то же время он ужаснулся. Разве не превратилась преданность в предательство? Те, кто звались друзьями, не пришли его родителям на помощь, оставив их умирать; Цзышу лично убил тех, кого звал братьями. Вэнь Кэсин видел, что сейчас Цзышу искренне сожалеет, но что-то в его собственной душе застыло, обернулось льдом. В самом деле — нельзя спустя годы вкусить ту же сладость. Мёд давно прогорк. Последние лучи света, что он видел, стремительно гасли, погружая его во тьму, где алым сияла лишь месть.***
Вэнь Кэсин не был уверен, что принесёт встреча с Е Байи, но знал, что в школу Четырёх сезонов уже не вернётся. Даже если старое чудовище не станет убивать его… что ему делать здесь? Это дом Чжоу Цзышу — не его. Ему же так и оставаться скитальцем. Он играл на флейте, прощаясь, когда сквозь музыку расслышал шум драки неподалёку. Удивлённый, он бросился туда, откуда доносился звук, и увидел Е Байи, который явно намеревался нанести Цзышу последний удар. — Стой! — крикнул он, одновременно атакуя веером, чтобы отбросить Е Байи от Цзышу. Пусть чувства его померкли, оказались не тем, за что он принял их сразу, но в память о далёком прошлом он всё равно не желал Цзышу зла. — Ты пришёл за мной — так не тронь его. — Лао Вэнь! — Цзышу приподнялся на локте, но Е Байи не дал ему сказать что-либо ещё: — И не собирался, — он усмехнулся, прежде чем продолжить: — Но твой… брат сам бросился на меч, не оставив мне выбора. — Мы не братья, — качнул головой Вэнь Кэсин. Видя, что Цзышу собирается заговорить, он добавил: — Так и есть, А-Сюй. К тому же… Мы идём разными путями. Похоже, ты и сам уже знаешь об этом — раз пришёл сюда. — Шиди… — Хватит! — Е Байи взмахнул рукавом. — Вам следовало выяснять отношения раньше, а сейчас… — Сейчас — ты не убьёшь меня, — заявил Вэнь Кэсин с уверенностью, которой у него на самом деле не было. — Отчего бы? — Е Байи подступил ближе, удобнее перехватывая меч. Вэнь Кэсин не двинулся: — Прежде я должен свершить месть. И не смей сказать, что мои родители не заслужили этого — иначе я и из подземного мира достану тебя, даже вознесись ты на Небеса. Кроме того, — он усмехнулся, — моя месть — и твоя тоже. — Каким это образом? — Е Байи сощурился, но руку немного опустил. — В безумии твоего ученика повинен старый пёс Чжао Цзин — именно он тогда отравил клинок. — Почему я должен верить тебе, мальчишке-хозяину Долины призраков? — Е Байи смотрел недоверчиво и не спешил прятать клинок в ножны, но и не заносил его больше. — А тебе и не нужно верить мне, — Вэнь Кэсин пожал плечами. — Поверь своим глазам. Или ты уже настолько стар, что не способен разглядеть, что происходит в Цзянху? — заметив, как блеснули глаза Е Байи, Вэнь Кэсин улыбнулся и продолжил, не позволяя тому заговорить: — Кроме того, глава школы Озёрной глади, Чжан Юйсэнь, оставил письмо для тебя. Можем пойти за ним хоть сейчас. — Что ж, я взгляну на письмо, — Е Байи медленно вернул меч в ножны, — и позволю тебе совершить месть. Но лично прослежу, чтобы ты не навредил ни одной невинной душе. — Едва ли среди этих псов найдётся невинная душа. — Вэнь Кэсин… — Проследи-проследи, старое чудовище, — Вэнь Кэсин закатил глаза и обернулся к наблюдавшему за ними Цзышу: — А-Сюй… Передай Чэнлину, что письмо его отца дошло до адресата. И не смей умирать. Ты должен позаботиться о себе ради своего ученика, — он сделал паузу и вздохнул: — Прощай, — а затем коротко поклонился и ушёл с Е Байи, не оглядываясь, когда вслед донеслось: «Лао Вэнь!». Е Байи не сумеет помешать ему обратить этот мир пеплом. Все виновные должны поплатиться.***
Путь к школе Озёрной глади был не близок — и почти весь его они провели в молчании. По недоброму блеску глаз Вэнь Кэсина Е Байи догадывался, о чём тот мог размышлять, а сам он… сам он думал главным образом об этом глупом мальчишке. Возможно, стоило всё же убить его на той горной тропе — пока он мог. Потому что теперь у него просто не поднимется рука. Было в нём что-то, что неуловимо напоминало о Чанцине, хоть он и был совершенно иным. Было ли дело в Долине призраков, которую один создал, а другой возглавил, от которой оба они пострадали, или же в том, как Кэсин задирал его при каждом удобном случае, Е Байи не был уверен. Однако гнев, что разгорелся в нём, когда он узнал, кто Вэнь Кэсин такой, теперь утих, оставив по себе лишь холодный пепел, что не мог больше дать огня. Для Повелителя Долины призраков Кэсин казался поразительно невинным и чистым юношей — когда взгляд его не пылал ненавистью, как сейчас. Но даже эту ненависть — ненависть осиротевшего ребёнка — Е Байи мог понять. Он и сам потерял тогда почти сына, и пусть боль его притупилась с годами, она никуда не ушла. Жун Сюань сам навлёк на себя беду — но не заслуживал такой смерти, не заслуживал быть преданным. Как не заслуживала такого конца и семья Чжэнь. Узнав происхождение Кэсина, Е Байи размышлял о том, как он рос, но отметал худшие опасения. Те самые, что оказались правдой. Как наставник Жун Сюаня, разве не был и он виноват перед этим мальчишкой? Разве после смерти Чанцина не нёс и он ответственность за само существование Долины призраков? Разве можно искупить такой долг, просто приведя лекаря, пусть даже лучшего в Поднебесной? Мысли теснились в голове, порождая в висках боль, о которой он успел позабыть за десятилетия одинокого покоя на горе. Он не мог отрицать и того, что никакие тяготы не способны оправдать всех разрушений, что устроили призраки — за которых Вэнь Кэсин в ответе. Быть может, ему в самом деле в конце концов придётся убить его, а после — и себя? А может быть, в действительности и не все последние события — дело рук Кэсина? Он заметил немало странного за те несколько дней, что добирался до школы Четырёх сезонов, Чжао Цзин поднялся неслыханно быстро, и подобного нельзя было добиться, не имея весомой поддержки. Если Чжао Цзин прежде отравил Жун Сюаня, что ему стоило ложно обвинить Гао Чуна? А призраки, как известно, не отличаются верностью. К тому же Кэсин наверняка день и ночь бегал вокруг Чжоу Цзышу… Остановившись на этой мысли, он наконец решил прервать молчание: — Почему ты бросил своего умирающего? Кэсин долго молчал, прежде чем всё же сказать: — Потому что я больше не Чжэнь Янь. И он… никогда не был моим. Е Байи усмехнулся. — Не Чжэнь Янь, — повторил он. — Прошлое — прошлому? — Именно. — Надо же, дети растут, — сказал Е Байи не столько ради того, чтобы подшутить, сколько желая отвлечь Кэсина от мрачных мыслей. — А ты, старая черепаха, так одряхлел душой, что завидуешь чужой юности? — парировал тот. — Моя душа в полном порядке, но что до твоей… Скажи мне вот что: ты ведь пил суп забвения, когда тебя забрали в Долину призраков? — Какая разница? — Пил, значит. Хочешь вернуть воспоминания? — Я ничего не забыл, — Кэсин резко остановился, глядя на него со злостью. — Никакая сила на свете не способна заставить меня забыть убийц моих родителей. Е Байи вздохнул и продолжил идти. Он помогал создать суп забвения и знал, что воспротивиться ему полностью невозможно. Если Кэсин помнил убийство, значит, было что-то ещё, что-то, что причинило ему даже больше боли. Возможно, следовало оставить это воспоминание похороненным в глубинах разума и не вскрывать старую рану — Е Байи вовсе не желал видеть, как Кэсин страдает. Но с другой стороны, только вспомнив всё, Кэсин, возможно, смог бы отказаться от мести всему миру сразу — и обрести наконец покой. — Я слышал кое-что о супе забвения, — начал Е Байи осторожно, не собираясь сразу посвящать Кэсина во всё. — Противостоять ему не так просто — он и создан как раз для того, чтобы забыть о боли и о ненависти, о самом главном. Разве ты не хочешь убедиться, что помнишь действительно всё? И снова Кэсин ответил не сразу. — Ты знаешь, как это сделать? — Знаю, — кивнул Е Байи. — Потребуется некоторое время, но если усилишь действие лекарства медитацией, хватит нескольких дней. — Если ты пытаешься тянуть время… — Зачем мне это? — усмехнулся Е Байи. — Ладно, — Кэсин сощурился. — Тогда расскажи о лекарстве. — Это дурман «Жизнь как сон». Он… — «Жизнь как сон»? — перебил Кэсин удивлённо. — Значит, вот отчего я видел такие странные сны. — Сны? — Я плохо спал, потому в школе Четырёх сезонов на ночь зажигал благовония — Цзышу сделал немного из старых запасов, когда мы прибыли. С тех пор мне снились очень реалистичные сны, и всегда — о прошлом. — Отлично, значит, много времени тебе не потребуется. Про себя Е Байи вздохнул, однако так было даже лучше.***
В Юэчжоу они прибыли вечером следующего дня и сразу отправились в заброшенный храм, где Чэнлин спрятал письмо. Слова Вэнь Кэсина подтвердились — впрочем, Е Байи не сомневался, что так и будет. Глава Чжан подробно рассказал о преступлении Чжао Цзина, которое сам раскрыл слишком поздно — и о котором не сумел поведать братьям. Кровь, что, казалось, заледенела за годы на холодной горе, вскипела от гнева, но Е Байи пришлось смирить его, ограничив проявление чувств одной лишь бранью. Как бы глубока ни была его рана, он не мог позволить себе снова потерять контроль, всё же нужно было следить за Кэсином. А ещё — продумать план. Они провели ночь на постоялом дворе, а утром отправились искать ингредиенты для дурмана. С цветами проблем не возникло, а вот ради травы непентес пришлось обойти едва ли не все аптеки города. Она не была чудодейственным средством, чтобы местные лекари спешили привозить её издали, а в неправильной дозировке могла и навредить, так что даже в Куньчжоу её использовал не каждый. Удача улыбнулась им в лице сухонького старичка, которого звали господином Шу. — Непентес? — переспросил он, улыбнувшись. — Вы пришли куда нужно, господа! Мой внук несколько недель назад вернулся из Куньчжоу и привёз немало трав, непентес тоже. Да только её мало где используешь, вот и лежит. — Вашим внуком руководила сама судьба, — расплачиваясь, улыбнулся Кэсин под шляпой с вуалью, и Е Байи закатил глаза. — Благодарю, — он попрощался с аптекарем и увёл Кэсина за собой. Дело оставалось за малым.***
В комнате постоялого двора Вэнь Кэсин недовольно сбросил шляпу: — Прятать такое лицо — самое настоящее кощунство. — Не волнуйся, прячешь или нет, его и так знает каждый. Твоя красота безызвестной не останется, — фыркнул Е Байи. — А, хоть в чём-то этот мерзавец оказался полезен, — Вэнь Кэсин покачал головой. — Ладно, закажи нам поесть, я умираю с голоду. И ты, удивительное дело, сегодня не проглотил ещё ни миски. — Заботился о твоём кошельке — вдруг на лекарства денег бы не хватило. — Пф, ты не съешь столько, чтобы у меня закончились деньги. — Увы, сегодня некогда доказывать обратное, — бросил Е Байи уже возле двери и ушёл. «Если он так и продолжит, сам станет как плошка его излюбленной лапши», — усмехнулся Вэнь Кэсин, однако улыбка тут же сошла с лица. Дурное предчувствие поселилось в нём ещё на пути в Юэчжоу, когда он наконец связал сны с действием дурмана. Столько лет он был уверен, что запомнил всех виновников, теперь же выяснилось, что о ком-то, похоже, всё-таки забыл. Неужто даже ненависть подвела его? Неужто он не удержал в памяти самого важного?.. Тревога даже потеснила мысли о мести. Он мял в руках узелок с травами, раздумывая, что именно мог позабыть, когда в покои вошёл Е Байи с подносом. Стало немного спокойнее. — Хм, а почему порция на одного? — удивился он, когда Е Байи опустил поднос на стол. — У меня от тебя несварение, — отмахнулся Е Байи. — Что ж, хорошо, что мой желудок крепче. Вэнь Кэсин принялся за еду, не став размышлять, отчего это старое чудовище решило вдруг голодать, а Е Байи взялся растирать травы в ступке, которую принёс вместе с обедом. Скоро дурман был готов. Е Байи рассыпал порошок в курильнице, дождался, пока Вэнь Кэсин устроился на постели в позе для медитации, поджёг дурман и, предупредив, что будет в соседних покоях, покинул комнату. Сосредоточившись на дыхании, Вэнь Кэсин наконец сумел отстраниться от обуревавшей его тревоги и постепенно погрузился в полусон. Поначалу видения были обрывочными: в один миг его слепило солнце, в другой он слышал весёлый щенячий лай, затем — пытался защититься от обступившей детворы, как уже бывало во снах прежде. Но в какой-то миг воспоминания полились единым потоком, и вот Вэнь Кэсин уже наблюдал, как мальчишкой встретил доброго незнакомца, что прогнал обидчиков и представился другом родителей; как повёл того в дом, радуясь, что нашёл человека, который поможет им; как незнакомец затеял ссору с родителями, напал на отца, но ушёл благодаря матушке. Как тот вернулся — вместе с призраками, как ликовал и смеялся над телами его родителей. Вэнь Кэсин резко пришёл в себя и сплюнул кровь, что подступила к горлу вместе с безудержной яростью — и виной. Лицо некогда незнакомца по-прежнему стояло перед глазами. И пусть за годы он изменился, не узнать его было невозможно. — Чжао Цзин! — взревел Вэнь Кэсин, поднимаясь с постели. — Я убью тебя! Где бы ты ни был, убью! Всё тело дрожало, но он уверенно шагнул в сторону двери — как та вдруг отворилась. Вошёл Е Байи и в один миг оказался рядом. — Что ты вспомнил? Вэнь Кэсин толкнул его, желая убрать с пути, но Е Байи не сдвинулся и на полшага — ещё и его самого схватил за плечи, удерживая на месте. — Пусти! — Вэнь Кэсин яростно дёрнулся, высвобождаясь. — Я убью его, убью! Уйди с дороги! — Вэнь Кэсин! — Не успел он отойти хоть сколько-нибудь, как сильные руки поймали его опять, и новая попытка вырваться ничего не дала. — Приди в себя! — Защищаешь его?! — Вэнь Кэсин снова дёрнулся, и в этот раз удалось чуть отступить, но не освободиться — Е Байи шагнул следом, удерживая всё так же крепко. — Ты!.. Е Байи не дал ему договорить. Одной рукой он обхватил его за талию, прижав к себе, а другой, не церемонясь, взял за подбородок, вынуждая поднять лицо и посмотреть в глаза. — Защищаю тебя, глупец, — сощурился он. — Что ты собираешься сейчас сделать? Напасть на него прямиком в его школе? Если кто из вас двоих и умрёт, так это ты! — Я сам разберусь! Пусти! — Вэнь Кэсин вновь попытался высвободиться, но силы уже начали покидать его. — Как только успокоишься, так сразу, — взгляд Е Байи смягчился, он добавил: — Действовать нужно обдуманно, если не хочешь отправиться прямиком к своим родителям — по-прежнему неотмщённым. Вэнь Кэсин зажмурился, сделал несколько глубоких вдохов. — Я понял тебя, — сказал он наконец. Е Байи отпустил его, и Вэнь Кэсин резко отступил, запоздало ощутив неловкость от того, как близко они стояли. — Так что ты вспомнил? — спросил Е Байи снова таким тоном, будто только что ничего не случилось. Ещё ярче гнева разлилось чувство вины: «Я сам привёл убийцу в дом. Я — и никто другой». Прикусив губу изнутри, чтобы подавить вздох, Вэнь Кэсин пересказал события, которые вспомнил. Е Байи, выслушав его, стал мрачен, как предгрозовое небо, готовое вот-вот разразиться сотнями молний. — Вот, значит, как, — сказал он только, но голос звучал холоднее вековых льдов. Вэнь Кэсин ощутил внезапно, что здесь и сейчас он не один.***
По всему Цзянху разошлась новость, что доблестные герои собираются выступить против Долины призраков, а возглавит поход, вероятнее всего, сам глава Союза Пяти Озёр, Чжао Цзин. После долгих обсуждений Вэнь Кэсин с Е Байи пришли к выводу, что это — та самая возможность, что им нужна. Если бы Вэнь Кэсин просто убил Чжао Цзина, это разожгло бы в Цзянху ещё большую ненависть к Долине призраков в целом и Вэнь Кэсину в частности, а Чжао Цзина, того и гляди, обернуло бы мучеником. Нет, каждый должен был узнать, каков на самом деле глава Союза Пяти Озёр. А где в таком случае устроить разоблачение, как не на общем собрании? Однако слов самого Вэнь Кэсина, даже подтверждённых Е Байи, могло оказаться мало. И сколь бы ни было Вэнь Кэсину от этого неприятно, даже мерзко, они решили заручиться поддержкой Шэнь-Шэня — его голос как названного брата значил немало. Он не пришёл на помощь, когда нужен был чете Чжэнь, однако мог оказать услугу хотя бы теперь. Найти героя Шэня оказалось несложно, и хотя тот тоже не был рад иметь дело с Повелителем Долины призраков, долго убеждать его не пришлось. Как выяснилось, он как раз отыскал Сяолянь и та уже пересказала ему разговоры своих похитителей, из которых становилось предельно ясно, что Кристальная броня Чжао Цзина волнует куда больше, чем судьба единственной дочери брата, что лишился и жизни, и доброго имени. Как ни было горько Шэнь-Шэню смотреть правде в глаза, он не попытался оправдать Чжао Цзина и согласился помочь. Добровольно вызвалась высказаться и дева Сяолянь — сердце её болело за отца, и она желала восстановить справедливость не меньше Вэнь Кэсина. Они обсудили, как будут действовать, и сошлись на том, что Вэнь Кэсин вместе с Е Байи пока отправится в Долину призраков — ожидать гостей, а Шэнь-Шэнь с Сяолянь будут держаться подле Чжао Цзина, чтобы следить за ним и усыпить бдительность. Однако кое-кто вмешался в их план.***
— Ну здравствуй, Вэнь Кэсин, — в лесу у подножья горы Цинья из-за дерева вышел Король Скорпионов, будто соткавшись из сгущавшихся сумерек. Он лукаво улыбнулся и добавил: — Или мне лучше звать тебя Чжэнь Янь? Вэнь Кэсин тут же спешился и подошёл почти вплотную, держа веер наготове: — Что тебе нужно? Король Скорпионов приподнял руки как будто в примирительном жесте: — Зачем же сразу так грубо? — усмехнулся он. — Я пришёл предложить тебе сделку. И, как видишь, пришёл один. Это ли не демонстрация моих добрых намерений? Вокруг действительно было не видно и не слышно больше ни одной живой души, однако едва ли скорпионья сеть стала бы столь влиятельной, если бы её людей можно было обнаружить так просто. Они оба знали, что в этом Се Ван солгал — как знали и то, что Вэнь Кэсин и Е Байи вместе справятся и с немалой группой, если потребуется. — Добрых намерений, говоришь? — Вэнь Кэсин усмехнулся в ответ. — Удиви меня. — Я знаю, ты хочешь отомстить моему отцу, — сказал Се Ван, и глаза его недобро блеснули. — Твоему отцу? — подошёл сзади Е Байи. — Чжао Цзину, — Се Ван улыбнулся, — так уж вышло, я не удостоился чести быть представленным публично. — Не очень-то похоже, что ты пришёл остановить меня, — Вэнь Кэсин приподнял бровь. — Так и есть, — Се Ван снова улыбнулся — так, что если бы Вэнь Кэсин не вырос в Долине призраков, у него мороз пошёл бы по коже. — Мой дорогой отец ошибся, а за ошибки должно платить. Я могу предоставить вам свидетеля, что поможет раскрыть то, как он оклеветал Гао Чуна. — И кто твой свидетель? — Дэн Куань. Сейчас он не в лучшем здравии, но я могу исправить это. — И что ты хочешь взамен? — Ты оставишь Чжао Цзина в живых, — сказал Се Ван твёрдо. — Вздор, — Вэнь Кэсин качнул головой. — Этот пёс должен умереть, оставь мальчишку себе. Король Скорпионов рассмеялся: — Вэнь Кэсин, а, Вэнь Кэсин, смотри шире! Ты хочешь так просто даровать ему лёгкую смерть? Не думал, что у Повелителя Долины призраков настолько скудное воображение! — Он не заслуживает жить, — отрезал Вэнь Кэсин. — В последнее время я тоже об этом задумываюсь, — кивнул Се Ван. — Но ведь вопрос ещё и в том, как жить, не правда ли? С этим Вэнь Кэсин не мог поспорить. — Я подумаю, — сказал он в конце концов. — Подумай, — согласился Се Ван и, улыбнувшись уголком губ, добавил: — До скорой встречи, — а затем отступил и будто истаял во мраке.***
После встречи с Королём Скорпионов Вэнь Кэсин не спешил заговаривать, и прогорела бы палочка благовоний, прежде чем Е Байи наконец спросил: — Так что ты думаешь? — Я не хочу оставлять Чжао Цзина в живых, но… — он помедлил, взглянув в сторону, — в словах Се Вана что-то есть. — Что-то? — фыркнул Е Байи. Вэнь Кэсин не стал отвечать, лишь пришпорил коня — вход в Долину призраков был уже отчётливо виден. «Что-то» было не столько в словах Се Вана, сколько в глазах. Пусть тот вряд ли солгал о своих намерениях — всё-таки едва ли был смысл притворяться союзником, когда он мог просто предотвратить удар, а слова сами по себе Вэнь Кэсина не убедили бы. Чжао Цзин не заслуживал даже влачить жалкое существование, как-никак, оно тоже — жизнь. Однако в глазах Короля Скорпионов читалась ледяная решимость отомстить. За двадцать лет в Долине призраков Вэнь Кэсин в совершенстве научился читать подобные взгляды и теперь мог с уверенностью сказать, что достанься этот старый пёс Се Вану, и ничего хорошего его не ждёт. В изощрённости Короля Скорпионов сомневаться не приходилось. Так и не приняв окончательного решения, Вэнь Кэсин вступил в Долину призраков.***
Долина уже понемногу оправлялась от запустения. Сотни призраков, заслышав, что Повелитель возвращается, пришли даже раньше него. Приводили в порядок немногочисленные улочки, уже подготовили торжественный зал и личные покои. На пороге дворца их с Е Байи поприветствовала Призрак Скорбной Невесты: — Повелитель, — она кивнула, печально улыбнувшись, — надеялась, нам больше не доведётся встретиться здесь. — Я тоже, — Вэнь Кэсин качнул головой. Он в самом деле желал, чтобы она заново нашла своё место в мире обычных людей. Теперь же этому не случиться. — Но вот мы здесь, — он вернул улыбку. Ло Фумэн и Е Байи тоже обменялись приветствиями, и все прошли внутрь. — Призраки стекаются обратно со всего Цзянху, они готовятся к битве, — осторожно начала Призрак Скорбной Невесты. — Пусть готовятся, — Вэнь Кэсин усмехнулся. — Борцы за справедливость во главе с Чжао Цзином будут здесь со дня на день. Призрак Скорбной Невесты как будто хотела спросить что-то ещё, но промолчала. Она собиралась было уйти, но Вэнь Кэсин остановил её и расспросил о том, что произошло после похищения. Услышав историю Ло Фумэн, он отпустил её и ещё раз задумался над предложением Короля Скорпионов. За время путешествия гнев в нём не погас, но способность мыслить холодно вернулась. Всю жизнь Чжао Цзин стремился к власти и почёту, и если сбросить его с пьедестала, на который он взбирался столько лет, прямиком в помойную яму, из которой уже не выбраться, разве не станет смерть для него милостью? Оказывать милости Вэнь Кэсин вовсе не собирался. Обменять же не стоящую и ломаного гроша жизнь на ценного свидетеля было выгодно. Вэнь Кэсину стало вдруг смешно: даже сына Чжао Цзин обидел настолько, что тот пожелал унизить его при всём Цзянху! Достойно прожитая жизнь, что тут ещё сказать. Позади хмыкнул Е Байи, о присутствии которого Вэнь Кэсин едва не забыл — таким естественным оно стало казаться, и он обернулся, поясняя отчего-то: — Чжао Цзин жалок, не находишь? — он усмехнулся, хотя в душе веселье уже сменилось болью. Сам он жалок ещё более — всю жизнь винил целый мир и даже не подозревал, что главный виновник — он сам. Если бы только… — О чём бы ты там ни думал, выбрось это из головы, — сощурился Е Байи, подходя ближе. Е Байи взял его за запястье, подвёл к каменной скамье и усадил, а у него отчего-то не нашлось ни сил, ни желания противиться. — Ты не отвечаешь за произошедшее тогда, — Е Байи встал сзади и принялся разминать плечи, голос его звучал ровно и спокойно, — но именно ты выбираешь, что случится теперь. Что ты ответишь Се Вану? Вэнь Кэсин посомневался ещё мгновение и сказал: — Что он может забрать его, раз так того желает. Я могу только убить его, а он… Уверен, Король Скорпионов не просто так обрёл свою славу, — усмехнулся он, сжимая кулаки. — Хорошо, — просто согласился Е Байи, продолжая разминать. Вэнь Кэсин сам не заметил, как руки расслабились. Один из скорпионов явился тем же вечером, и они условились о встрече с Се Ваном, на которой смогли обсудить детали.***
Лечение Дэн Куаня требовало времени, к тому же нужно было усыпить бдительность великих героев и самого Чжао Цзина, и для этого Вэнь Кэсин придумал целое представление. Как заметил Е Байи, Кэсин в принципе любил представления. Даже передачу поддельного ключа он провернул так, что Е Байи и сам едва не поверил, что тот — настоящий. Однако ему не слишком нравился план с подстроенной смертью — что-то внутри противилось мысли о любой смерти Кэсина. Но приходилось признать, что он весьма неплох: они выиграют и время, и эффект неожиданности. Кэсин шутил: — Именно тебе предстоит «убить» меня, всё пройдёт как нужно! А захочешь, так сможешь и по-настоящему! — он усмехался, но Е Байи чувствовал в этом тревогу. В ответ он качал головой и говорил только: — Всё пройдёт как нужно.***
И всё прошло как нужно. Он рассёк мешочек с кровью, спрятанный на животе Кэсина; он столкнул его в пропасть, наблюдая бесконечное падение; он объявил, что Повелитель Долины призраков мёртв. И он же всё праздничное застолье волновался так сильно, что в конце концов не мог не признать, что переживает. Лишь когда он, покинув зал, отошёл в дальнюю часть двора к отведённым ему комнатам и из тени выступил якобы погибший Повелитель Долины призраков, тревога схлынула волной. — Тебе опасно здесь находиться, ты должен был дождаться в условленном месте, — Е Байи увлёк его в помещение. — Опасно? — Кэсин фыркнул. — Посмотри на них, — его глаза блеснули зло и взбудоражено, — они празднуют победу и ни о чём не заботятся. Они не заметят меня, пока я не войду прямо в главный зал. — Не повторяй их ошибку, — возразил Е Байи. Они вошли, но он всё ещё не отпустил чужое запястье, остановился, стоя слишком близко. — Почему ты пришёл? Он видел, как Кэсин сглотнул, как на долю мгновения отвёл взгляд, прежде чем усмехнуться: — А разве ты не хотел меня увидеть? — он отступил — и Е Байи шагнул следом, признавая: — Хотел, — и прижал Кэсина к себе, как желал с того самого момента, когда увидел, как тот исчезает в пасти обрыва. На миг Кэсин замер, а затем, вместо того чтобы вырваться, обнял — и поцеловал. Е Байи думал, кровь его остыла навсегда, но от поцелуя по жилам обжигающим потоком разлился жар, и вот уже он перехватил инициативу, сжал тонкую — этому мальчишке стоило бы больше тренироваться! — талию, вплёл пальцы в волосы на затылке, углубляя поцелуй… Ощутив, что Кэсину не хватает воздуха, он разорвал поцелуй, но только чтобы тут же прильнуть губами к подбородку и спуститься к шее, туда, где кожа наиболее чувствительна. Кэсин же шарил руками по его телу, дышал тяжело и рвано, и Е Байи уже ни за что не смог бы остановиться. Продолжая целовать, он увёл Кэсина во внутренние покои.***
Поцелуи жгли кожу, а Вэнь Кэсин замёрз, отчаянно замёрз, и этот жар был его спасением. Покидая Школу Четырёх сезонов, ступая в ночь вслед за Е Байи, он не мог и подумать, что в конце концов шагнёт в его объятия — но сейчас не было ничего естественнее этого. Он торопливо срывал собственные одежды, нетерпеливо раздевал и Е Байи в жажде соприкоснуться обнажённой кожей, ощутить больше и полнее, слиться воедино. Ни как воспитанник Повелителя Долины призраков, ни как Повелитель он никогда не знал недостатка в желающих разделить с ним постель, и тело его отведало немало умелых ласк, но с Е Байи всё было… иначе. Никто прежде не касался его так жадно и нежно разом, не целовал так ненасытно и трепетно, не был столь искренним. Не желал его всего, а не только его тело. Мысли проносились на задворках сознания и тут же сгорали в пламени, что сжигало его целиком, пока в голове не опустело окончательно. Ведомый жаждой, он откликался на поцелуи и ласки, открывался ловким пальцам и сменившей их горячей плоти, подавался навстречу, а с губ снова и снова стоном, что приглушали чужие губы, срывалось «Е Байи…». В беспорядочном поцелуе утонул и короткий вскрик, когда удовольствие стало чрезмерным и, больше не помещаясь в нём, с семенем плеснуло через край. Несколько мгновений — и Е Байи последовал за ним, с силой прикусив плечо. Вэнь Кэсин не знал, как долго они лежали, ничего не говоря и даже не двигаясь, но в конце концов он начал проваливаться в сон. Лишь тогда он ощутил короткий поцелуй в основание шеи и мягкое прикосновение к щеке: — Не время спать, ещё нужно встретиться с Се Ваном. Сонливость тут же прошла, но Вэнь Кэсин не стал подниматься сразу. Медленно открыв глаза, он встретился с Е Байи взглядом и повторил его жест, нежно касаясь чужого лица. С тихим вздохом Е Байи улыбнулся и склонился ниже, целуя в губы. Впервые за долгое время Вэнь Кэсин ощутил, что ему будет ради чего жить, даже когда он свершит месть.***
Повелитель Долины призраков Вэнь Кэсин умер, чтобы воины Цзянху узнали восставшего из небытия Чжэнь Яня — и они узнали. Вина, что лежала на каждом, не позволила спрятаться за отрицанием, и Вэнь Кэсин сполна воспользовался возможностью высказаться. Подкреплённая словами Е Байи, Дэн Куаня и Гао Сяолянь, его речь в самом деле обрушила пьедестал, который выстроил себе старый пёс Чжао Цзин, и сбросила того прямиком в выгребную яму. Сражаясь со старым врагом, в одно мгновение Вэнь Кэсин был близок к тому, чтобы нарушить данное Королю Скорпионов слово и убить Чжао Цзина, но взгляд его упал на Е Байи, сияющего чистой белизной, как заснеженная горная вершина, с которой тот и сошёл, и жажда крови отступила, истаяв туманом на солнце. Как обещал, он оставил осрамлённого и поверженного Чжао Цзина несомненно любящему сыну. Сердце его было удивительно спокойно, когда толпа, чуть опомнившись от потрясения, стала требовать расплаты и для него — пусть в нём признали сына четы Чжэнь, каждый знал и то, что он — вовсе не сгинувший Вэнь Кэсин. Не все готовы были отпустить Повелителя Долины призраков так просто. Но раньше, чем сам он успел что-то сказать, выступил Е Байи: — Ни к чему преумножать жертвы. Сколько славных воинов уже погибло, сражаясь с призраками? Новой битвы можно избежать. Вэнь Кэсин вместе с подчинёнными добровольно уйдёт обратно на гору Цинья и закроет ворота в Долину навсегда. А я лично прослежу, чтобы он сдержал слово. На последней фразе Вэнь Кэсин едва не усмехнулся. Они обсуждали, что будет после дня отмщения, но ни разу ещё Е Байи не высказывал собственных планов так чётко. Вэнь Кэсин же не спрашивал — слишком мало было времени, требовалось сосредоточиться на другом. Впрочем, несмотря на возбуждение от того, что Е Байи собирался остаться, он не забывал следить за обстановкой, так что от него не укрылось, что больше всех с ним жаждал расквитаться наставник Цао Вэйнина, глава школы Меча нежного ветра. Словно Вэнь Кэсин был его личным врагом. Неужто так разозлился от того, что Гу Сян оказалась его подопечной? Так или иначе, Мо Хуайяну пришлось отступить.***
Как и сказал героям Цзянху Е Байи, Вэнь Кэсин собрал призраков и вернулся в Долину. Было решено, что Вэйнин и А-Сян сыграют свадьбу в Долине, а после — уйдут в Цзянху. Уже наступил день самой церемонии, а А-Сян то и дело повторяла, как неспокойно ей оставлять его, ведь он без её заботы совсем пропадёт, но Е Байи, что уже порядочно наблюдал, посмеиваясь, в конце концов уверил её, что о её господине есть кому позаботиться. Гу Сян долго металась взглядом между ними — так долго, что Вэнь Кэсин успел сначала развеселиться, а затем и почти что смутиться, — и наконец выдала: — Так вот отчего ты забыл про чахоточника! Вэнь Кэсин только усмехнулся. «Чахоточник», как он услышал на собрании героев, пропал вместе с Чэнлином, и Вэнь Кэсин надеялся, что они ушли с Великим Шаманом. Поймав цепкий взгляд Е Байи, Вэнь Кэсин закатил глаза. Что-то в груди щемило при мысли о Цзышу, но это было не сожаление о не случившемся, скорее, тоска по безвозвратно ушедшим беззаботным дням детства. Ушедшим слишком давно. Его размышления прервал один из призраков: — У входа в долину Мо Хуайян с адептами, — доложил тот. — Говорит, что хочет поздравить молодых. В первый миг Вэнь Кэсин обрадовался, но следом что-то тревожно заскреблось в душе. Подозрение окрепло, когда он заметил, как нахмурился Е Байи, прежде чем сказать: — Я встречу их. — Пойдём вместе, — решил Вэнь Кэсин. Когда они выступили к незваным гостям, от Вэнь Кэсина не укрылась досада, проступившая на лице Мо Хуайяна. Тот выглядел так, словно пришёл разобраться с чем-то неприятным, а не принести поздравления на свадьбе, и деланная улыбка лишь усиливала впечатление. На лицах адептов, что несли коробы с подарками, застыло холодное нечитаемое выражение, все они смотрели в стороны или вниз, никто не осмеливался поднять взгляд на Вэнь Кэсина. Когда они обменялись формальными приветствиями, Вэнь Кэсин сказал: — Господин Мо, прежде вы так рьяно требовали, чтобы я расплатился за свои злодеяния. Неужели я заслужил прощение? — Относительно тебя, Вэнь Кэсин, моё мнение не изменилось. Но Цао Вэйнин — мой ученик, и я желаю благословить его. — Благословить на брак с Пурпурным призраком? — сощурился он. — Это его выбор, — Мо Хуайян повёл плечом. — Я могу наставить его, но не заставить ступить на путь, который считаю верным. Его слова звучали почти искренне, вот только у Вэнь Кэсина был слишком хороший слух, чтобы не расслышать в них затаённую фальшь. У Е Байи, видимо, тоже. — Господин Мо, — улыбнулся тот, — не сочтите за неуважение, но Гу Сян — близкий человек для Вэнь Кэсина, и он хотел бы убедиться, что дары, которое вы подготовили, достойны будущих молодожёнов. — Именно, — кивнул Вэнь Кэсин, про себя сетуя, что не додумался проверить коробы сам. — Как же не счесть, — теперь хмурился уже Мо Хуайян, — если это именно неуважение и есть, грубое и дерзкое. Слишком даже для призрака. — Я настаиваю, — Вэнь Кэсин не улыбнулся и не усмехнулся — слишком горько было от понимания, что важный для Вэйнина человек в самом деле пришёл вовсе не с благословением. — В Долине призраков так унижают всех гостей?! — Не принимайте слишком близко к сердцу, — Вэнь Кэсин раскрыл веер, обмахиваясь невзначай. Они скрестились взглядами, и в конце концов Мо Хуайяан, коротко кивнув одному из сопровождающих, раздражённо взмахнул рукой: — Ну смотри, раз так хочешь. Адепты, что несли коробы, чуть отступили, позволяя ему подойти. Вэнь Кэсин приподнял крышку первого — в нём оказались сложены вышитые одежды из недорогой ткани, шагнул ко второму — безыскусная домашняя утварь, и уже в третьем обнаружились аккуратно уложенные сабли, слишком простые и безыскусные, чтобы быть часть приданого, но остро заточенные и удобные, в самый раз для схватки. Он не стал проверять дальше, а повернулся к Мо Хуайяну: — Боюсь, такие подарки лишь расстроят молодых. Я не могу пропустить вас. — Вэйнина расстроит скорее то, что ты оставил гостей за воротами. — Сегодня ему будет некогда об этом печалиться. Вы сможете повидаться с ним позднее, но сейчас — не войдёте. Мо Хуайяан мотнул головой — а в следующий миг обнажил меч, вооружились и сопровождающие. Вэнь Кэсин ушёл от удара и тут же атаковал веером, отступая обратно к воротам. Он был разгневан и разочарован, но было бы неправильно омрачать день свадьбы Гу Сян смертью наставника Вэйнина от его руки, оттого он отступал назад — к Е Байи, что тоже принял бой, к воротам, которые по его знаку уже начали закрывать. — Старший Е, не думал, что, когда придётся делать выбор, вы станете на сторону призраков! — воскликнул Мо Хуайян. — Я обещал, что прослежу за Вэнь Кэсином, и я прослежу. — Вэнь Кэсин коротко фыркнул. Из-за валунов, между которыми густо разрослись кусты, с криками высыпали воины, но прежде, чем они успели бы напасть, Вэнь Кэсин и Е Байи, оттесняя адептов школы Меча нежного ветра, вернулись в Долину. Створки каменных ворот сомкнулись за их спинами. Вэнь Кэсин вздохнул, и Е Байи, спрятав меч, тронул его за плечо: — Идём. Радостное предвкушение на лице Цао Вэйнина разом потухло, когда он увидел, что они возвращаются только вдвоём. — Шифу… — Пришёл не с подарками. Мне жаль, — Вэнь Кэсин улыбнулся и утешающе похлопал его по плечу. — Мы отпразднуем без него. — Мгм, — кивнул тот, отступая. Рядом тут же захлопотала не менее расстроенная Гу Сян, а Вэнь Кэсин ушёл переодеться — его не ранили, но задели рукав. Негоже проводить свадебную церемонию в изрезанных одеждах. Когда он вышел из своих покоев, его уже ждал один из караульных — чтобы сообщить, что на собравшихся за стенами Долины воинов напали марионетки Короля Скорпионов. Вэнь Кэсин подавил дрожь, что едва не прошибла его, когда он подумал, во что превратился бы праздник, впусти они Мо Хуайяна, и лишь усмехнулся хитрости Се Вана. Он велел следить за битвой, но не наводить шуму — Гу Сян и особенно Цао Вэйнину не следовало знать, что происходит снаружи. Того и гляди, мальчишка захочет помочь предателю-наставнику. Долина призраков закрылась от мира, в ней — праздник, и ничто не омрачит его. Быть может, после свадьбы молодым придётся задержаться — но пусть. Сегодня они ни о чём не узнают.***
Празднование прошло пышно и весело, и — Вэнь Кэсин видел — горечь Цао Вэйнина растворилась в радости, пока он смотрел в глаза Гу Сян — сначала невесты, затем — молодой жены. И сам Вэнь Кэсин ощутил умиротворение, какого не испытывал… должно быть, с раннего детства. Резня за воротами его волновала мало, и даже успокаивало то, что пусть он сам не смог наказать Мо Хуайяна, тот всё равно поплатился за задуманное. Когда на Долину опустилась ночь и молодые удалились в отведённые им комнаты, Вэнь Кэсин тоже покинул праздник. Он справился об итогах сражения снаружи — выжить удалось единицам, и те спаслись бегством, а не выстояли в бою с марионетками — и отправился не к себе, но к Е Байи. Тот сидел в каменном проёме окна, глядя куда-то вдаль, и в лунном свете кожа его казалось совсем белой, едва ли не сливаясь с одеждой, лишь чёрные пряди, поблёскивая, выделялись даже слишком ярко. — Сожалеешь? — Вэнь Кэсин замер в шаге. — О чём? Я уже сделал выбор, — качнул головой Е Байи. — Он пришёл сеять смерть, но пал сам, вот и всё. Я просто отвык от человеческого общества. — Так значит, — Вэнь Кэсин усмехнулся, расслабляясь, — человеческого общества ты сейчас не желаешь? — и отступил на полшага. — Насколько я помню, ты — призрак, — вернул усмешку Е Байи, — так с чего мне возражать? — Как же так, Старший Е, разве положено тебе проводить время в обществе призраков? — А как иначе убедиться, что они не станут творить бесчинства? — Уверен, что сможешь их предотвратить? — теперь подойдя вплотную, Вэнь Кэсин склонился к нему и обхватил ладонью щёку, большим пальцем чуть поглаживая скулу. — Мы это выясним, — Е Байи перехватил руку и поднялся, а следом — привлёк к себе, напористо целуя. Вэнь Кэсин укусил за нижнюю губу, но позволил вести, пока сам — уводил к постели. Только там он перехватил инициативу, толкнув Е Байи и сев сверху, когда тот упал на мягкое ложе, и повторил: — Выясним. С восходом солнца придут заботы, придёт время раскрыть утаённое и прибрать поле боя, но сейчас… Сейчас низкая луна смотрелась в окно, купая в бледном свете сплетавшиеся обнажённые тела, безмолвно наблюдая за противостоянием, в котором не могло быть ни победителей, ни проигравших, противостоянием, что в конце концов вело лишь к единству. И не существовало ничего более.