пей свой последний, мы едем домой

На языке марка, в руках — дешевый энергетик со вкусом жвачки, а вокруг гремит толпа в ожидании диджея, и Ци Жун вторит ей криками. Вокруг него трется пара девушек, голых почти что, но он смотрит только на сцену, туда, где в свете фонарей блестит диджейский пульт, и куда с минуты на минуту должен выйти ОН. Тот, ради кого Ци Жун и является на все городские рейвы. Здесь его называют мерзким «Сань Лан», или же Непревзойдённым, и так приятно осознавать, что из всех присутствующих только сам Ци Жун знает его настоящее имя — выстанывает его едва ли не каждую ночь. «Хуа Чен» Хуа Чен — ублюдок с вечным самодовольством на роже, непонятным хобби в виде выступлений перед толпой обдолбанной молодежи и тягой к саморазрушению, а ещё с запредельным количеством нулей на банковском счете. Такие, как он, должны на верхушке небоскребов сидеть и пялится в панорамные окна, подсчитывая прибыль своей компании, а не закидываться таблетками и зажимать всяких раздолбаев в туалете. Ци Жуна эта разница между ними бесит невъебенно. У него самого-то за душой ровным счетом нихуя, только подработка барменом в ночном клубе старшего брата да проебанные утренние пары. У самого-то деньги только на наркоту и новый пирсинг. И уже только за это Хуа Чена можно ненавидеть. О, его нужно ненавидеть. Ему это даже нравится. И, наверное, именно поэтому Ци Жун всё ещё с ним. Никакой лживой приторности и поцелуев в щеку на прощание. Никаких букетиков-конфеток. Только жесткий секс в подворотне (в обмен на дорогущие подарки, которые парень никогда на самом деле и не просил, но и не отказывался), сильные пальцы, оставляющие следы на шее, и вот такие вот «совместные вечера» — чем не свидание? Другие их отношения называли неравными. Иногда даже нездоровыми. Идиоты, что с них взять. Не видели как будто, что их обоих всё вполне устраивало. «Он заставляет тебя, А-Жун?», сказанное братом, вызывало смех. «Он использует тебя» от Хэ Сюаня, впрочем, тоже. Хуа Чен никогда не делал ничего против его воли. Не посмел бы просто — слишком, блять, джентльмен. Ци Жун никогда не просил тратить на него деньги — все дорогущие шмотки на нем, штанги в языке и сосках едва не с алмазами и полностью проплаченная в универе учеба сугубо инициатива самого Хуа Чена. Их обоих всё устраивало… Ну, или не совсем. Была одна вещь, которую никто их них не желал признавать. /Ревность/ О, Ци Жун прекрасно помнил, как красиво Хуа Чен вмазал клеящемуся к нему обкурышу. И также помнил, как едва на говно не изошёл, когда какая-то девка пыталась залезть /его/ парню в штаны. И после этого они продолжали клясться, что ничего друг к другу не испытывают. Просто вместе, потому что удобно. Потому что у Хуа Чена вип-пропуск во все клубы, а Ци Жун хорошо сосёт. Какой же пиздёж. Но самому себе врать всегда просто — и сейчас, наблюдая, как взрывается толпа, стоит «Сань Лану» выйти из-за кулис, Ци Жун понимает это как никогда. Красные одежды, лисья маска и неслышный за ревом людского месива перезвон серебряных бабочек в сережке (вообще-то, первая вещь, которую Ци Жун ему подарил) — и парень уже готов откинуться прямо здесь. От восхищения ли, от передоза наркоты — это уже не столь важно. Он скачет со всеми в безумном ритме, срывает голос, сердце стучит в глотке, но всё равно глаз от сцены не отводит, впитывает каждую секунду — благо Хуа Чен запретил ему пробовать мефедрон, и время не скачет линиями туда-сюда. Приходит в себя уже в гримерке — куда ему, вообще-то, нельзя, но Бай сегодня на редкость снисходителен — когда спиной врезается в стену. Хуа Чен жадно вгрызается ему в шею, оставляя метки, руками беспорядочно шарит под свободной, сползшей с одного плеча рубашке, и едва не рычит. Жадный. Возбужденный до предела — «концертом», наркотой и самим Ци Жуном, что, несомненно, льстит. Парень смеется хрипло ему в плечо, а после пальцами тянет чужие щеки в разные стороны. Растерянный Хуа Чен смотрится мило, и Ци Жуну очень хочется ему врезать. — Я сегодня мясо с яблоками тушил. Хочешь попробовать? Понятие не имеет, зачем говорит это. Слова с губ сами срываются. И Хуа Чену бы фыркнуть, мол, «тебя я попробовать хочу больше», но взгляд у парня такой неуверенный, что невольно просыпается интерес. — Гэгэ научил? — Ой, бля, издеваешься что-ли? Наша транс-дива рецепт скинула. «Непревзойденный» отстраняется и поправляет чужую одежду, приводя в более-менее приличный вид. — Ну тогда поехали. Если мне не понравится, я трахну тебя прямо на кухонном столе. Ци Жун только показывает ему язык. Потому что знает, что понравится. (И что Хуа Чен всё равно его трахнет)