Primus inter pares

Молчишь и смотришь твёрдо, грозно. Дела давно минувших дней всё чётче проступают тенью на челе, но ты, король, как прежде, горд и статен. Где твой предел, о мой король, что станет для тебя последней каплей? А помнишь ли, мальчишкою совсем, ты не хотел ни этой власти, ни чужих земель? Там, в келье, в предрассветной тишине, ты всё ж поддался жгучему соблазну сомлеть, сломиться, на колени встать, одной великой истине обет давая. «Ни дьявольский огонь, ни врата рая не заполучат разум мой — здесь, на земле, останусь я навек. Прощения не нужно мне: лишь меч и битва, кровь и слава. Я покажу, на что способен человек!» — сказал ты, зная то, что впредь приюта не найдёшь ни в склепе, ни в горах, ни в море. Ты был решителен и смел, ты обращал в победу и рыданья, и чужое горе. И был благословлён ты править. Протянутой рукою лишь одной, коротким резким жестом ты отправлял людей на бой — помнишь ли, как принял это бремя, как шёл к святой земле, препятствия перед собой сметая, обращая в пепел? И менестрели не лукавят, когда поют о том, что ты не ждал подмоги, не роптал. Твой голос громом для врагов звучал, а твоё имя в них вселяло трепет. Король, всё, что тебе осталось — лишь торжествуя, раз за разом вспоминать, что ты не сможешь ощутить покоя, от скуки волком выть не будешь, оружия не сложишь и не прекратишь яриться — ведь такова судьба твоя, твой рок, ты для того и должен был родиться. Бесстрашен облик твой, надменны мысли, ты будто сам из стали, ты, не обжёгшись, вышел из огня, не оступясь, взобрался на вершину, ты дышишь порохом, ты жадно дышишь пылом боя! Знаю я, на поле брани тебе равных нет, ибо остыть, хотя б на миг остановиться, взглянуть в глаза всех тех, чьи жизни твой клинок забрал — вот то, чего ты так отчаянно боишься.