Охота на ведьм

      Да, так будет лучше! Ей-то точно.       Захар очень быстро шагал по лесу в противоположную от деревни сторону, туда, где обещался быть город. Кто бы мог подумать, что эти края он когда-то давно почтил своим присутствием!..       Он совершал немыслимо безрассудный поступок — уходил совсем налегке по утреннему осеннему холодку, туда, где ему не избежать преследования. Сейчас он жил тем редким моментом, когда за действия отвечали чувства, а не разум. Разум, голос которого Захар намеренно беспощадно заткнул, пожелал бы свидеться с Нателлой, поговорить с ней при трезвом, отгоревавшем сознании. Чувства же подгоняли, навешивали неосязаемых пинков, тычков и тумаков. Чувства заставляли ноги шагать всё скорее, скорее, скорее, и Захар сам не заметил, как постепенно перешёл на бег.       Вдох-выдох, вдох-выдох… глотку то зажимают, то отпускают тиски ледяного воздуха. Вдох-выдох, вдох-выдох… облачка пара лишь на миг вырываются вперёд, и тут же остаются позади, виснут в воздухе, пока не растворяются без следа. Вдох-выдох, вдох-выдох… под сапогами шуршит древесный сор, ноги, отвыкшие от бега, с непривычки подрагивают. Вдох-выдох, вдох-выдох… между свитером и телом болтается тяжёлый душный жар. Вдох-выдох, вдох-выдох… рубаха давно вымокла, с головы за ворот катится пот. Вдох-выдох, вдох-выдох… картуз елозит по повлажневшим волосам, вот-вот соскочит.       Сколько раз он уже терял в лесу и его окрестностях свой головной убор!.. И впоследствии непременно обнаруживал его дома на крючке — стараниями Наты, не иначе.       Вдох-выдох, вдох-выдох… интересно, она уже проснулась? Вдох-выдох, вдох-выдох… как скоро поймёт, что всё? Вдох-выдох, вдох-выдох… что тогда станет делать? Вдох-выдох, вдох-выдох… вот бы обозлилась на него до крайности!.. Вдох-выдох, вдох-выдох… в душе, где гнездится ненависть, нет места любви. Вдох-выдох, вдох-выдох… она его возненавидит, и на том её страдание прекратится!.. Вдох-выдох, вдох-выдох… до чего складно выходит! Вдох-...       —А-А-А!..       Всецело поглощённый мыслями о Нате, Захар не заметил коварного препятствия, оказавшегося прямо под носом. Точнее, под ногами. Уже знакомый ему крутой глубокий овраг некстати встал на пути. Зацепившись сапогом за корягу, он споткнулся и кубарем, с криком, стоном и бранью полетел прямо в лесную расщелину. В этот раз падение было не просто не мягким, а болезненным. Угодившую в хитро переплетённые древесные корни ногу он или вывихнул или растянул — за любым шевелением следовал болезненный прострел. Другую ногу здорово ушиб в колене. Правую руку точно сломал: до хруста придавил пострадавшую конечность собственным телом. В довершение глубоко расцарапал лицо об какую-то торчащую ветку, самую щёчную мякоть. Кровь текла во все стороны: заливалась в ухо, под нос, на усы, в рот.       Ай, счастливец!..       Немного обождав, пока перестанет кружиться голова, Захар приподнялся, осмотрелся. Овраг направлял свои почти отвесные склоны точно в него. Росшие на его вершинах деревья из глубины казались исполинами, только небо было всё также близко — лишние две-три сажени вниз не создали иллюзию его отдаления.       Он ещё чуть-чуть полежал, подышал. Отёр лицо рукавом, испачкав ткань в крови. Перевернулся. Даже это далось ему с огромным трудом. Пробовать карабкаться не стоило, но Захар попытался — и лишь взвыл от причинённой самому себе боли. Он осел, прислонившись спиной к скату, посмотрел по сторонам; и туда, и туда овраг простирался далеко, даже если ползти по дну, неясно, не закончится ли он такими же крутыми подъёмами по краям.       И вдруг стало очень смешно. Судьба решена! Ему не протянуть тут долго — голод, холод, загадочная тень или дикие звери найдут его быстрее, чем он сумеет спастись. Шансы мизерные, а если удача всё-таки улыбнётся, он ещё натерпится боли. Да и не шибко нужна ему удача; жизнь всё равно напрасна, имеет ли значение то, как она кончится?       Овраг наполнил нервический хохот. И без того болезненно пульсировавшую щёку засаднило ещё сильнее. Тяжёлая тупая боль сковала пострадавшую руку, ногу при малейшем движении пронизывало острой вспышкой. Всё поделом. Всё заслужил!       А денёк стоял погожий. В такое чудное время и умирать не жаль, а даже наоборот. В спрятанной в тени низинке, где сидел Захар, прохладно, а наверху воздух уже греется приветливым солнышком. К середине дня оно, наверное, заглянет и сюда, в овраг. Упирающиеся в небо деревья стоят почти целиком в золотой одёжке. В вышине ни облачка. И небушко само такое красивое, яркое, приветливое, одно удовольствие на него глядеть. Можно невзначай и позабыть о своём нелепом положении, залюбовавшись недосягаемой голубизной.       Захар бы и позабыл. Невесть сколько времени он пропялил глаза наверх, до кружащихся белых мушек. Боль от долгого покоя значительно притупилась. Сосредоточенный на умиротворительном ожидании конца, он не сразу услышал как поверху, оттуда, откуда он свалился, кто-то быстро двигался в его сторону. Чьи-то спешные шаги шуршали по сухой траве, ломали опавшие ветки. Если это и зверь, то не мелкий, если не мелкий, то, возможно, хищник, если хищник, то захочет отведать его крови и поможет укоротить страдания.       Захар напряжённо ждал, буравя взглядом вершину оврага. Шум загадочного движения всё нарастал и наконец на краю показался самый милый сердцу источник звука.       Державшая в руке янтарку Ната, заметив его, издала неопределённое восклицание и тут же кинулась навстречу. Скатилась с кручи, но не как он, а изящно и аккуратно, и, не остановив разгона, почти упала на него распахнутыми объятиями.       —Ах!.. Нашёлся!.. Ох, какой грязный!.. Что с щекой? Ну-ка дай, — она дотронулась до раны, и та, немного стянув лицо, исчезла без следа, —Где ещё болит, говори?       —Ничё, нигде…       —А ну не ври! Чего руку так держишь? Ох, как раздуло! Не сломал ли?       —Да похоже.       Ната взяла его безжизненно обвисшее предплечье, немного подержала в ладонях, и боль ушла, однако шевелить конечностью как следует не выходило. То же она повторила с пострадавшей ногой. Захар почувствовал знатное облегчение, будто с него свалился тяжкий груз.       —Сейчас хоть боль убрала, а долечу потом, — немного успокоившись после оказания помощи, сказала она.       Окинув его недолгим взглядом, она удостоверилась, что полученные им увечья более не страшны. И, ни с того ни с сего резко замахнувшись, принялась оставлять новые. На голову, плечи и всё, до чего получалось достать, осыпался целый град быстрых-пребыстрых ударов. Захар еле успел прикрыться здоровой рукой, но такая защита едва ли могла сдержать Натин гнев.       —Паршивец! Зараза! Паскудник! Лиходей! Зачем ушёл?! Зачем, я спрашиваю?! Отвечай!       —А ты… ай, тс!.. зачем… ай!.. пришла?       —За мясом! — красная от напряжения Нателла двинула ему ещё несколько раз и отстала. Ненадолго. Через два-три глубоких вдоха она кинулась ему на грудь и зарыдала ещё бурнее, чем давеча. Потом отняла голову, схватила его лицо, впечатала в щёки множество быстрых поцелуев и опять со слезами уткнулась в грудь.       Его объял жар. Внутренний огонь калил тело до дурноты. Казалось, сейчас затрясёт в настоящей лихорадке.       —Вот затем и ушёл, — Захар приобнял возлюбленную здоровой рукой, —Чтоб слёз этих не было, — глаза у самого предательски защипало. Она подняла голову и обратила на него заплаканное, но оттого не менее чудесное лицо.       —Глупый… я б без тебя их ещё больше пролила!..       —Неужто?       Прежде чем заговорить Ната несколько раз всхлипнула.       —Я к тебе уже так привыкла… ты что же, думал, лучше мне сделаешь? Ох, дурачок!..       —Но я же… Это же из-за меня!..       —И поэтому сбегать надо?! — речь была наполнена настоящим гневом, —Чем ты только думаешь? Или… Ты что… ты решил, что я тебя ненавидеть стану?       —Ну повод-то есть.       Ната схватилась за лицо.       —Ох, соколик… Ну и мысли у тебя. Я… Мне правда очень плохо было, когда я поняла, что это ты Инессу убил. Меня так затрясло… Я ничего о её смерти толком не знала… я все эти годы о ней думала, а жила в неведении. Мне очень тяжело было без неё, что уж там. Но я её давно отплакала. А потом ты появился, и у нас с тобой жизнь началась. Какой смысл ставить прошлое выше нынешнего? Ты что же, посчитал, что я старую боль заместо нового счастья буду лелеять? — её голос дрогнул, взор снова заволокло влагой, —Ну и глупый ты у меня!.. Давай, чтоб понял раз и навсегда: мне без тебя ничего и никак, хоть головой об стену бейся! А с тобой чудесно!.. И мне не важно, что ты там когда-то в прошлом делал.       Из глаз Захара катились безмолвные слёзы. До чего растрогало её принятие — не простое принятие, а отпущение прошлых свершённых им, но ранивших её грехов. Когда и где последний раз встречалась ему такая чистая искренность, такое глубокое беззаветное чувство, чувство к нему лично, а не к его регалиям, работе, подвигам? Только в глубоком детстве, под отчим кровом, когда были живы матушка и батька — единственные, кроме Нателлы, любившие его люди.       Он протянул к ней дрожащую уцелевшую руку, но, стесняясь сгрести в объятье, лишь погладил по плечу. Проницательная, бесконечно мудрая, славная Ната конечно же угадала желание и, подавшись навстречу, сама легла ему на грудь.       —Всё равно прости… — прошептал Захар.       —И ты меня.       —За что?!       —Что без спроса к тебе в мысли лезла. Я с тобой неправильно поступала. Прости, никогда не буду больше…       —Твори со мной, что хочешь. Не спрашивай даже, всё разрешаю.       —Не буду, ни за что. Ты мне не игрушка, а любимый.       —Я твоей любимой игрушкой рад бы быть.       —Нет, нет, не надо, соколик.       —Ничего, с меня не убудет, ясочка моя ненаглядная.       —Всё равно.       Они сидели так, сомкнувшись в теплейших объятиях, ещё некоторое время. Солнце уже дошагало лучами до оврага, но по низине ещё стелился холод. Плевать на него — их согревала любовь. О, этому жару не остыть ни за что!..       Оторвавшаяся от Захара Ната вспомнила кое-что важное и поспешила совершить едва не позабытый в суматохе ритуал. Губы прильнули к губам, и родился трепетный поцелуй. Они целовались каждое утро, но сегодняшнее слияние из-за чуть не состоявшейся разлуки ощущалось особенно сладким.       Ната вспомнила ещё одну вещь.       —А если вдруг по-настоящему потеряться захочешь, то подвеску с меня снимай, а не с себя, — сказала она и повесила ему на шею вынутую из кармана янтарку.       Она легко вынесла их обоих наверх, перекинула его руку себе через шею и, поддерживая, зашагала рядом. Травмированную ногу Захар никак не чувствовал, однако волочил, как больную. Они медленно заковыляли через лес.       —А знаешь… я думаю, Инесса бы порадовалась за меня, коли б узнала, что ты у меня есть.       Захар ничего не сказал. За него б точно никто не порадовался, ни одна живая душа, узнай, что он связан с ведьмой настоящей любовью. Ну и пёс с ними со всеми! Он сам рад и счастлив так, словно в нём внутри сто душ. Сам за себя будет радоваться до конца жизни, радоваться так неуёмно, как радовался бы целый мир или даже больше того, чем мир является. И ему же будет мало!       —Может, она вообще в тот день с намерением ушла, чтобы мою судьбу устроить…

***

      —Господин градоначальник!.. Засекли!..       —Всё то же?       —Так точно. Как обычно.       —Время отметили?       —Отметили, господин градоначальник.       Несмотря на исчерпывающий доклад подчинённого, Стрельников поспешил на пост сам. В неприметном со стороны леса наблюдательном пункте, на чердаке самого высокого деревенского дома, находился бинокль, в бинокле — загадочный ведьмин гость, уже который раз показывающийся на границе чащи и луга.       А ещё под рукой стояла широкая и плоская чаша. Из неё вились вверх языки рубинового пламени, служившие сигналом выхода незнакомца.       И ныне всё, как всегда: мужик бродил среди пока что высоких трав, выискивал что-то или собирал. Не более чем через четверть часа скрывался в лесу. Появлялся обыкновенно рано, до полудня.       Долгое терпеливое выжидание Стрельникова наконец дало плоды. Залогом небывалой удачи служили, во-первых, внезапно начавшиеся вылазки наблюдаемого (за чащей следили и летом, но выбираться подозреваемый начал совсем недавно), во-вторых, подмога Женера.       —Очень хорошо. Больше не откладываем. В следующий раз мы его возьмём. Всем готовиться к засаде.       —Есть готовиться к засаде!.. — согласно отозвались бывшие рядом подчинённые.       За непродолжительной суматохой Григорий Константинович не сразу заметил, что на пункте он остался наедине с алхимиком, непонятно когда и как присоединившимся к наблюдению. Чудной был этот человек — в лесу и шагу не мог ступить, не натворив какой-нибудь напасти, а тут совсем тихо и незаметно оказался почти под рукой.       —А, Иннокентий Николаевич. Пришли удостовериться, как ваша разработка нам служит?       —А?.. Разработка? Да ну нет, я… просто… зашёл. Делать нечего всё равно.       Учёный никогда не произносил этого вслух, но весь его вид и так говорил очевидное: Женер желал поскорее убраться из деревни. Сейчас, услышав команду городничего, он мог бы расспросить его о приближающемся конце миссии, но не стал, хотя явно хотел. Боялся ввести в раздражение, видать.       —Скоро закончим. Славно, что вы нам помогаете. Вон как с вашей помощью упростилось дело.       И, будто в подтверждение слов городского главы, пламя в чаше внезапно потухло, словно и не горело вовсе. На дне остался лишь порошок такого же яркого красного цвета, каким был порождённый из него огонь. Уже зная, что увидит, Стрельников всё равно зачем-то припал к биноклю. И на том конце случилось то, что должно было случиться: мужик скрылся в лесу.       —Ну и чудеса. Клянусь, я бы не поверил, если бы сам не наблюдал.       —Да ну что вы… какие чудеса… Это простейшая алхимия. Хотя… Вы правы, наверное. Этот способ подсмотрен у ведьм. Как и многие другие… эм-м… Вещи.       —У ведьм? Правда?       —Правда, Григорий Константинович. Вы думаете, откуда простые люди могли необыкновенным вещам научиться? Нет, ну некоторые… э-э, штуки, только ведьмы могут. Колдовать, там, без какой-либо помощи. У них же на то сила особая есть. Но со всем, что всяческих составчиков волшебных касается, и такие, как мы с вами, справятся.       —А говорили, что в нечисти не разбираетесь.       —Не разбираюсь, клянусь!.. Я… я только про ведьм хорошо знаю. Потому что от них, ну, алхимия к людям пришла. Вы когда… то есть, мы когда с вами в лес ходили, и-и вы сказали, что от нас ведьма спряталась, я почти сразу про этот способ вспомнил. Ведьмы, они границу вот так вот помечают. А потом ваши солда… то есть, работники… то есть, подчинённые деревья и землю у входа в лес составчиком пометили, и-и вот… Мы… то есть, вы наблюдать теперь можете.       —Я просто не знаю, как вас благодарить. На эксперименты ваши даю добро, само собой. Денежное вознаграждение, соответственно, передам. Но если желаете чего-то ещё, просите всё, что угодно.       Несколько растерявшийся Иннокентий Николаевич некоторое время собирался с просьбой. Городничий молча ждал.       —Ну, я… У меня… Да, есть к-кое-что… Думаю, в-вас особо не затруднит… в общем… Я подумал, что раз я всю работу уже сделал… Можно я поеду домой?       Стрельников в удивлении вскинул брови.       —Вот так возьмёте и поедете? Вы же всё самое интересное пропустите.       —Да я и не… ну, и ладно, ничего страшного. Я не очень-то и хотел… — несмотря на несложную просьбу, чувствовал он себя так, будто его сейчас накажут за дерзость. Стрельников улавливал состояние алхимика не хуже его самого. И, конечно же, пользовался слабостью духа собеседника.       —А как же мы без вас?       —В-в смысле?.. Мне к-казалось, я уже сделал для вас всё, ч-что должен?.. Я-я разве могу вам понадобиться на…       —Само собой.       —Ну-ну-ну ч-что вы, Григорий Константинович, я только мешать буду!.. Я ж ничего… Это не моё дело, п-поймите…       —Я от вас и не требую оружие в руки брать. Просто поприсутствуете с нами, и всё. Давайте, Иннокентий Николаевич. Будьте мужчиной, — видя, что доводы не имеют особого действия, Григорий Константинович продолжил, —Вы как же рассчитывали вернуться? Один собирались поехать через лес? И с ведьмой бы были готовы повстречаться? — Женер вздрогнул, —Я вам личный конвой, к сожалению, не могу выделить. Мне люди тут нужны. Поэтому уж извольте обождать. А потом все вместе и вернёмся.       Он бросил в сторону леса задумчивый взгляд.       —Я тоже утомился. Но осталось совсем немного. Скоро закончим.       Безрадостный алхимик не нашёл слов для ответа и незаметно удалился.