***
- Ну что, успокоилась? – спрашивает Олег флегматично, продолжая слегка укачивать наплакавшуюся вдоволь рыжую катастрофу. Катастрофа молча кивает и утыкается носом в плечо, как будто ей лет шесть, никак не больше. Олег обреченно вздыхает и не спешит отлеплять Соню от себя. Что-то подсказывает ему, что в ее глазах все еще стоит хрустальная влага, да и плечи вздрагивать пока не перестали. - Я птиц боюсь, Олеж, - говорит Соня бесцветно и до невозможности тоскливо. - А волков – нет? – усмехается невесело приятель. - А волков я люблю, - снова сопит в плечо, но теперь прячет там улыбку, а не слезы-сопли. Ну вот что ты с нею будешь делать. На кого такую оставить? Остается лишь одно – не оставлять никогда.***
- Да не умер я, не умер, глупая, - Олег снова так до боли привычно гладит рыжие волосы и бережно массирует кожу головы, зная, что от этого Соня расслабится быстрее и заснет крепче хотя бы на пять часов. Собственный недосып ему привычен и не так уж и важен, по сути. - Это хорошо, что ты не умер, - тихо говорит Сонька, совсем как та девочка из детдома, что некогда цеплялась за Олежкин рукав. – Иначе бы я сама умерла. Насовсем. Олег привычно проводит рукой по худому плечу и целует в висок, зная, что это-то наверняка сработает лучше любого успокоительного. - Жить мы с тобой будем, Соня. Жить. Насовсем, - беззлобно передразнивает он ее странную манеру выражаться. Через несколько минут спокойное дыхание личной катастрофы убаюкивает и самого Олега. Он знает, что птицы ей больше не приснятся.