7 days to remember you

Наверное, подсознательно Чанёлю всегда хотелось проснуться от запаха свежих блинчиков, которые никогда не умела печь мама, прищуриться от вездесущих солнечных лучиков и, откинув одеяло, прокрасться на кухню, чтобы урвать кусочек-другой свежего лакомства без ведома кондитера. Но реальность всегда отличалась своей жестокостью. Однако это утро было максимально приближенным к мечтаниям. По квартире витают ароматы свежих блинчиков и малинового джема, и Чан выпутывается из одеяла, едва не падая с кровати. Кухня – он уверен – наполнена тихим пением, белоснежными кляксами муки на столе и звоном сковородки о плиту. Юноша небрежно зачесывает волосы пятерней, пытаясь придать себе более-менее товарный вид, и как можно незаметнее тащится на кухню, чтобы умыкнуть пару блинчиков до официального начала завтрака. Старенькая, но надежная кофеварка жужжит, слегка заглушая приятный голос, напевающий какой-то незамысловатый мотивчик, что гоняли всю неделю по радио, и оповещает о том, что Бэкхён, очевидно, собирается порадовать его еще и кофе. Стол заставлен множеством чашек, упаковкой с яйцами, пакетом с мукой, а еще кучей баночек с джемами, и Пак даже думать не хочет над тем, откуда у него это все взялось и кто будет убирать этот бардак. Он просто хочет свою порцию блинов и утренний кофе. Бён совершенно не замечает нависшую над ним тень, начиная еще и пританцовывать – Чанёль еле сдерживается, чтобы не рассмеяться, но блинчики дороже – и перекладывает на тарелку очередной кулинарный шедевр - с пылу, с жару. И пока он наливает на сковороду новую порцию теста, Ёль отрывает от блинчика половину, заталкивая ее в рот. - Ммм, вкусно, - шамкает он, и Бэкхён, перепуганный до смерти, как-то судорожно втягивает ртом густой от ванили воздух и роняет сковороду на плиту, чудом не обжигаясь. Он прыжком поворачивается, едва не утыкаясь носом в широкую грудь. Колотящееся сердце от этого только ускоряет бег, даже не пытаясь внять уговорам разума, словно издевается. Откровенно говоря, Бэкхён хотел сам разбудить Чанёля. Желательно сладким утренним поцелуем, но этот идиот мало того, что напугал, так еще и предпочел его губам горячий блинчик, которым теперь и обжигался. От души выругавшись, - вот стыд-то! - юноша вернулся к готовке, стараясь не показывать, как расстроен тем, что его планы сорвались. - Ты не мог бы не подкрадываться? Не люблю, когда мне мешают, - ворчит Бэк, переворачивая едва не подгоревший кругляш. На самом деле, ему просто жутко стыдно за этот инцидент. Бэкхён не назвал бы себя нервным, тем не менее, он признает, что его очень легко напугать, особенно когда он этого не ожидает. В детстве Чонин любил пугать бедного мальчика, а потом дразнить его по этому поводу, и Кёнсу – добрый, понимающий Кёнсу – помогал ему в этом, аргументируя тем, что испуганный Бён выглядит совершенно очаровательно. Но то было в детстве, хотя Чанёль, знай он об этом, с уверенностью заявил бы, что с тех пор ничто не изменилось. - У тебя уши покраснели, - выдает он вместо предполагаемых извинений, и любуется еще более насыщенным красным, залившим не только кончики чужих ушей, но теперь и щёки. Бэкхён бы с радостью огрызнулся на подобное замечание, но перед глазами все еще стоит образ обнаженного торса, обтянутого светлой, наверняка бархатной кожей, и это слегка замедляет мыслительный процесс. Чуть позже, когда гора опустевших мисок высится в раковине, а неровная стопка блинчиков заметно уменьшается с каждой минутой, Бэкхён, наконец, поднимает взгляд на хозяина квартиры. Тот, все еще голый по пояс и, кажется, чувствующий себя вполне уютно, с удовольствием поглощает завтрак, сидя напротив него за небольшим столом. Бён скользит взглядом по мягкому изгибу ключиц, и воспоминания о вчерашнем отдаются в пустой голове неприятным звоном. - Я надеюсь… вчера я не натворил ничего… эдакого? – с заминкой выговаривает он, снова утыкаясь глазами в полупустую чашку с горьким кофе – с непривычки умудрился сыпануть в кофеварку слишком много. Чанёль, до этого весело чавкавший, замирает на какое-то мгновение, словно задумавшись, а потом продолжает жевать. Молчание затягивается, и Бэкхёну хочется подскочить к нему и вытрясти все, что он так отчаянно хочет от него скрыть, но на деле он будто прирос к мягкому стулу, до боли сжав ладонями теплую чашку. Пак же в это время лихорадочно прорабатывает в голове варианты ответов на неожиданный вопрос. Он-то думал, что Бэкхён либо вообще ничего не вспомнит, либо просто не будет акцентировать на этом внимание. Как оказалось, оба предположения юноши оказались ошибочными, так что теперь приходилось в срочном порядке придумывать новую линию поведения. Если рассказать ему о вчерашнем, Бён решит, что так оно и надо, и может продолжить наседать на бедного Чанёля, который в жизни не засматривался ни на что, кроме загорелых ножек моделей в рекламе по кабельному. А если промолчать… Если промолчать, Бэк может вообще никогда об этом не вспомнить. И тогда его уши перестанут так стремительно менять оттенок от персикового до томатного, а Чанёль не будет чувствовать себя загнанным в угол. - Чанёль, не молчи, - просьба была больше похожа на жалкий скулеж, и ему даже стало немного жаль Бёна. Тот сидел сгорбившись, как мальчишка, ожидающий подзатыльника от строгого папашки за поцарапанный бок новенькой иномарки. Кажется, Ёль еще не видел его таким неуверенным, заламывающим пальцы и отчаянно прячущим взгляд на поверхности кухонного стола. - Да ничего ты не делал, не паникуй, - слова вырвались даже быстрее, чем Пак успел сообразить, что говорит. Но мгновением позже успокоил самого себя облегченным вздохом со стороны гостя и его посветлевшим выражением лица. Словно солнце вдруг смыло с себя налипшие тучки и засветило тепло, как поздней весной. Однако в реальности кухня освещалась электрическим светом, а жалюзи были опущены. Впрочем, не любоваться же на серый, промозглый пейзаж, включая усыпанный лужами двор. Чанёль не был стопроцентно уверен, но ему казалось, что он не любил осень с ее извечными дождями, неизменной сыростью, окутывающей до самой макушки, и холодом. Он бы, наверное, с радостью предпочел работать дома, не высовывая на улицу и носа, да только кто же ему позволит? - Прости, что напился вчера. Обычно я не позволяю себе такого, - бормочет себе под нос Бэк, водя тонким пальцем по кромке пиалы с остатками апельсинового джема, а Пак снова ловит себя на мысли, что у парня просто роскошные пальцы. И хрупкие, тонкие запястья, буквально тонущие в закатанных рукавах цветастой чанёлевой рубашки. Воротник болтается чуть ли не посередине груди, открывая совершенно бесстыдный вид на ключицы, и вообще рубашка в целом сидит на хрупком юноше скорее как платье. Пак сначала хочет было возмутиться, что Бён без спроса взял его вещи, но потом просто отводит взгляд, прокашливаясь, чтобы лишить себя соблазна раздевать его глазами и дальше. - С кем не бывает, - тон небрежный, хотя Чанёль и не уверен, что эта фраза уместна. Но в понедельник он слышал, как большеглазый паренек успокоил этой фразой друга, похожего на прелестную светловолосую девушку, который краснел и бледнел попеременно, кидая затравленные взгляды на закрытую дверь кабинета Кима. Так что, подумал он, в этой фразе нет ничего неправильного, и слабая улыбка Бэкхёна была тому подтверждением. - На самом деле, я редко бываю в том клубе, и то только потому, что Крис там всем заправляет, - рассказывает он, отрывая от оставшегося блинчика небольшие кусочки и отправляя их в рот, очевидно, чувствуя себя уже более уверенно. – Крис – один из моих самых близких людей, хоть и не является родственником. Мы знакомы с раннего детства, так что эта тонкая грань между другом и кровным братом давно не имеет для нас значения, - Пак рассеянно кивает, прислушиваясь, однако, крайне внимательно. Бёна впервые потянуло на откровения, и у Ёля возникает мысль записать потом все, что он расскажет сейчас, но он вовремя вспоминает, что закрыл блог и выбросил все дневники. - А Лэй… - Лэй уже некоторое время считается близким другом Криса, хоть мы с ним и редко пересекаемся. Иногда мне кажется, что между этими двумя что-то есть, потому что когда Крис не со мной, он обязательно с ним. Меня в их отношения не посвящают, а совать нос не в своё дело я не люблю, - Бэкхён усмехается, и факт того, что его задевает эта неизвестность, очевиден, но он прекрасно понимает, что это, в принципе, не его дело. Потому и не зацикливается – в жизни неизменно случаются такие моменты, когда лучшие друзья идут каждый своей дорогой: свой путь, своя любовь, своя семья… Это естественно. Хоть и поначалу немного грустно. Чанёль замечает, как уголки чужих губ слегка опускаются. Бэкхён едва заметно грустит, и от этого становится странно-тоскливо. У самого Чанёля никогда не было друзей. У него нет ни братьев, ни сестер - только мама, которая уже и позабыла его, наверное. Все его воспоминания о детстве, школе и колледже пылятся в стареньком, потертом фотоальбоме на паре-тройке страниц. Но даже со всей их наглядностью они кажутся чужими. Именно поэтому Чан просто не понимает – не может понять – чувства Бэка, как бы ни старался. Именно поэтому он не знает, что должен сказать, чтобы прервать затянувшуюся паузу. - Сделать тебе еще кофе? Прости, но тот, что сварил ты, честно говоря, просто отвратный, - Пак морщится, а Бэкхён, его низким голосом вырванный из омута нерадужных мыслей, наконец, улыбается. Пусть и слабо, зато благодарно. Пока Чанёль достает из шкафчика молотый кофе и засыпает нужное количество в кофеварку, Бэк закатывает рукава рубашки из красно-синей шотландки и принимается за мытье посуды, бодро гремя чашками. Чанёль, расправившись с адской машиной для варки божественного напитка, усевшись за стол и подперев голову рукой, наблюдает за мелькающей по кухне каштановой макушкой, еще вихрастой после сна. Пак прекрасно знает, что Бэкхён – человек не его круга, так почему на этой чертовой маленькой кухоньке и в чанёлевой рубашке почти до колен он умудряется выглядеть так… гармонично? Ёль скрывается в ванной молча. Ему странно, непонятно и как-то волнительно: мыло выскальзывает из рук, мочалка цепляется за крючок и не желает с него слезать, а шампунь, как назло, так и норовит залезть в глаза. А все потому, что у Бёна красивая шея в вороте рубашки не по размеру, изящные мокрые пальцы в пене и молочные бедра, когда он поднимается на носочки, чтобы поставить очередную чистую тарелку в шкафчик. И у Чанёля из-за него горящая кожа, почти закрывший радужку зрачок и далеко не маленькая утренняя проблема. Шипя сквозь зубы и тихо костеря свою жизнь, Пак все-таки успокаивается. А потом все возвращается по-новой, стоит только Бэкхёну выйти из ванной. Бэкхёну с влажными, облепившими изящную шею волосами и щеками, раскрасневшимися после горячей воды. И Чанёль пропускает пуговицу на рубашке и, кажется, забывает захлопнуть рот, заслушавшись его звонким смехом, осколки которого надолго застряли где-то внутри, со сладкой болью проворачиваясь при каждом звуке его голоса. Из квартиры они выходят в разное время, чтобы «не вызвать подозрений». Хотя, думает Чанёль, консьерж определенно не сможет забыть спящую на руках Принца красавицу, которую тот еле затолкал в лифт. На ходу подавляя желание сменить не только место работы, но и место жительства, он поднимается по ступенькам офиса. А здесь никогда ничто не меняется: несмотря на раннее время, сотрудники уже нагружены делами и полны энтузиазма выполнить все в кратчайшие сроки. Проходя мимо кабинета главы отдела, в открытую дверь Пак замечает того самого паренька «из понедельника», пристыженно опустившего светлую голову, и хмурого Кима, который при виде него вскакивает на ноги. - Чанёль! – восклицает Чонин так, словно Пак в одночасье стал его спасителем, и буквально затаскивает опешившего сотрудника в свой кабинет. – Лухан, давай обсудим все немного позже, - Чанёль с удивлением отмечает в голосе шефа едва ли не молящие интонации и судорожно пытается вспомнить, где слышал это экзотическое имя. Блондин кивает, кажется, с облегчением – видимо, ему и самому хотелось поскорее покинуть место возможной каторги – и проносится мимо цитрусовым вихрем, заставляя Пака хлопать глазами и пялиться вслед бармену, которого он все-таки узнал. - Что-то случилось? Для меня нашлась работка поинтереснее, чем занесение в компьютер сто лет никому не нужных приказов? – Чан выгибает бровь и решает, все же, не совать нос в дела шефа – ничего хорошего из этого все равно не выйдет, да и он забудет об этом к началу следующей недели, так что смысла все равно нет. - Наоборот, - Чонин хмурится еще сильнее, присаживаясь за свой стол, и, кивнув на стул для посетителей, устало прячет лицо в ладонях. Пак не может не заметить, что обычно собранный и безукоризненно представительный начальник сегодня выглядит почти жалко: вместо стильной укладки на голове не пойми что, галстук валяется на краю стола, рубашка застегнута кое-как, а на шее красуется яркое пятно. Чанёль стыдливо отводит глаза. – Бэкхён разве не сказал тебе? – брюнет раздраженно вздыхает и отвечает на немой вопрос подчиненного: - У тебя отпуск до конца недели. - Но я даже не просил! – возмущается Пак, повышая голос и замечая, как Ким хватается за виски. Перед глазами уже встает собственное жалкое существование, которое он будет влачить до конца недели, пересматривая все подряд фильмы и без дела бороздя просторы крошечной двушки. А потом его осеняет. – Только не говори, что это Бён постарался, - как-то угрожающе начинает Чанёль, и глава отдела уже и не рад, что отослал Лухана – Пак, вроде бы, личность не скандальная, но перестраховка не помешала бы. - Бэкхён умеет быть… убедительным, - выкручивается он, натягивая раззявивший рот воротник рубашки повыше и принципиально не смотря на Чанёля. – Я не знаю, что он там задумал, но тебе лучше не появляться здесь до понедельника, - добавляет он с долей сомнения, будто раздумывая, что может преподнести ему Бён, если Пак ослушается прямого приказа начальника. Разговор окончен, и Чанёль покидает кабинет в растерянных чувствах. Зачем Бэкхёну выбивать ему отпуск, если Паку все равно нечем заняться, кроме работы, которая составляет основу его существования? Он без особого энтузиазма тащится вниз по ступенькам, игнорируя лифт, и выходит на улицу, тут же вздрагивая от оглушительного сигнала автомобиля. - Чего так долго? – сидящий за рулем Бэкхён с улыбкой машет ему рукой, мол, запрыгивай. Чанёль, поджав губы, не спеша обходит машину и садится рядом с водителем, кладя дипломат на колени. – Я уже собрал вещи, так что остались только твои… - Ты что задумал? – прищуривается Пак, оглядываясь на пухлые сумки, сваленные на заднем сидении внедорожника. В голове мелькает отчаянная мысль о том, что Бэк хочет переехать к нему, но Чанёль сразу же ее отсеивает – слишком уж ненормальная. В салоне пахнет хвоей и - на удивление - медом. Негромко играет какая-то музыка; жужжа, работает печка. Машина трогается с места, а Бён продолжает загадочно молчать, улыбаясь самыми уголками губ, пока Чанёль не хватается за ручку, пытаясь выйти на ходу. - С ума сошел, что ли!? Закрой дверь! – голосит Бэкхён, немного сбавляя ход, но не останавливаясь. Они выезжают на главную дорогу, и водители идущих сзади машин начинают волноваться – пропахший сыростью воздух прорезают возмущенные сигналы. - Сначала скажи, зачем мне отпуск и куда ты меня везешь! – Чанёль не привык ставить ультиматумы, но ситуация того требовала. Для острастки он даже выставил из салона ногу в начищенном ботинке, заставив шеренгу из автомобилей испуганно притихнуть. - Твою мать… - чертыхается Бён, все-таки сворачивая на обочину напротив какой-то дешевой парикмахерской с забавной вывеской, причудливые усы на которой беспощадно трепались пронизывающим ветром. – Я хотел провести с тобой побольше времени, что непонятного? – возмущается он, садясь вполоборота и не убирая левой руки с кожаного руля. – Чёрт, Чанёль, у меня такое чувство, что портить придуманные мной сюрпризы – твое призвание, - Бэкхён выглядит откровенно разочарованным, и Ёлю становится немного совестно. Совсем чуть-чуть. - Откуда же мне было знать! – возмущается он в ответ, возвращая ногу обратно и захлопывая дверцу. Бён тут же автоматически закрывает все двери, чтобы не дать Паку еще одной возможности сбежать. – Мог бы и предупредить… Куда мы едем? – не оставляет он попыток разузнать маршрут, когда машина вновь трогается с места. - На то он и сюрприз, что ты не должен знать об этом до самого конца, - ворчит Бэк. Он все еще раздражен внезапной упертостью Пака, но понемногу отходит, с удивлением отмечая, что эта маленькая перепалка только сблизила их. Пока они едут до Чанёля, чтобы захватить кое-что из его вещей, напряжение постепенно выветривается из салона, заменяясь успокаивающим запахом хвойного леса и приятным вокалом какого-то иностранного исполнителя.