… Увидела она меня одного и поглядела не то что тревожно, а даже как будто болезненно. И меня поразила не столько её красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!
Кашель мучил Игоря уже несколько месяцев. Пока они с Юлей списывались каждый день, обсуждали новости и особо громкие дела, Гром шел на поправку — почти перестал задыхаться по ночам. С Юлей было хорошо, да так, что Игорь действительно поверил в слова Фёдора Ивановича о том, как любовь вдохновляет на подвиги. А потом Пчелкина медленно начала отдаляться — много, мол, работы, нет времени на встречи, прости. Игорь приуныл, да что ж поделать? Он сам трудоголик еще тот, понимает. Только всё равно на душе было как-то неспокойно. Кашель всё усиливался, а на прошлой неделе Игорь впервые увидел на ладони полураскрытый алый бутон розы. Какая нелепая аллегория — посмеялся Гром и выбросил жуткий цветок. Нужно было срочно что-то делать. Когда Юлю привели в участок, у Игоря в голове уже сложился гениальный план. Фёдор Иванович — добрая душа — отлично помнил журналистку с огненным каре, приглянувшуюся майору, и с легкой душой отдал ему дело. Игорю было совершенно очевидно: это всё — клевета. Юля не могла обокрасть офис Тарасова. Алиби железное, мотивов нет, почему только, спрашивается, её задержали? А вот Тарасов вполне вероятно мог подстроить кражу так, чтобы улики указывали на дотошную журналистку, сующую нос в дела крупной компании. Только это ещё доказать надо было. Идея была сказочно простой. Герой спасает принцессу и получает взамен её милость и полцарства. На полцарства Игорь, конечно, не рассчитывал, но милость принцессы получить уж больно хотелось. Юля держалась стоически, будто настоящая аристократка: спина вытянутая по струнке, аккуратный носик вздёрнут, руки скрещены на груди — не чета плебеям вроде Грома, не чета вообще кому угодно, кто осмелится наведаться в допросную. Игорь молча входит и садится на скрипучий стул напротив. Юля смотрит на него с прежним презрением, и сердце майора невольно сжимается. Не от уязвлённого самолюбия, а от мысли о том, какой сильный страх ею овладевает в этот момент, если она так усердно пытается его скрыть. — Кратко обрисую тебе ситуацию, — Игорь наклоняется над столом. — Ты связалась с очень серьёзным дядей, и, даже если мы всем отделом во главе с Фёдором Иванычем начнём умолять отпустить тебя, ты не выйдешь отсюда, пока у меня не получится доказать, что этот урод сам себя ограбил. Юля медленно закипала от ярости. — И долго ты будешь лясы точить? — Яд свой прибереги для блога, — нахмурился Игорь, глубоко в душе радуясь, что его басню так легко взяли на веру. — Мне удалось добиться компромисса. Тебя выпустят, но домой тебе возвращаться нельзя. — Хорош дипломат! — зашипела Юля. — Где же мне жить тогда? — Ты будешь жить у меня. Пчелкина внимательным взглядом прошлась по лицу майора и, не найдя намека на шутку, громко рассмеялась. — Уж лучше на остановке, чем в твоей хибаре. Игорь встал из-за стола. Он это предвидел. Сказал, что даёт час на размышления, и вышел. Юлю хотелось держать поближе к себе. Чтобы кашель прошел, чтобы хоть немного радостнее жизнь была, чтобы быть уверенным, что с ней всё хорошо. Спустя час Игорь вывел её из участка. Юля злилась. Обижалась не на него, а на весь мир и социальную несправедливость, но Грому казалось, будто всему виной он. Игорь не дал достаточно времени, чтобы собрать вещи. Юля ехала к нему в квартиру в ещё худшем настроении, чем покидала участок. Прижимала к груди драгоценный ноутбук, обклеенный пёстрыми наклейками, и надеялась, что он спасёт её от тоски. Квартира у Игоря была всё такой же серой, как в тот вечер, когда Юля впервые тут оказалась, такой же серой, как и промозглая осень за окном, и от этого на душе было ещё тяжелее. Игорь чувствовал сильное напряжение в воздухе, когда оставлял Юлю одну, чтобы вернуться на работу, но, думал он, это всё временное. Стерпится-слюбится как-нибудь, куда ж она теперь от него денется-то? Юля хоть и чувствовала себя, словно принцесса в заточении, не оглядеть свою темницу она не могла. Плита на кухне дышала старостью и, казалось, могла рассыпаться от одного вздоха. Стиральная машинка ненамного превосходила её, что было куда прискорбнее — чистую одежду, в отличие от доставки из ресторанчика неподалеку, Юля заказать не могла. Холодильник был пуст и жалобно поскрипывал, ванная была более-менее приличной, хотя двери явно не хватало. Но больше всего Пчелкину расстроил серый диван в гостиной — он был жесткий и в одном месте из потёртой обивки торчал еле заметный стальной коготь пружины. Кажется, теперь это жуткое ложе будет её спальным местом, думала Юля, потому что идея делить с Громом кровать ей вовсе не улыбалась. Вечером возвращается Игорь с двумя пакетами шавермы, пахнущей умопомрачительно вкусно. Он бормочет что-то вроде «Проголодалась, небось», но Юля только насмешливо хмыкает, глядя на Грома, как на чудака, и по телефону заказывает тушеную картошку с овощами. Игорь совсем немножко обижается. Смотрит на Юлю в смешных лосинах с котиками и старой выцветшей толстовке, пока она уплетает тёплую картошку, блестящую каким-то красным и, очевидно, очень вкусным соусом, и думает, что завидует пареньку из доставки. Он ощущает запах роз в глотке и закашливается. Юля поднимает на него удивлённый взгляд, заправив прядку за ухо, и Игорь делает вид, что не любовался ею всё это время: — Шарф надо купить. Она поглядела на меня удивлённо, а я вдруг, и совершенно неожиданно, понял, что я всю жизнь любил именно эту женщину! Вот так штука, а? Вы, конечно, скажете, сумасшедший? Игорь отдаёт Юле единственное хорошее полотенце. Оно мягкое — Юля приятно удивлена, но пахнет Громом, что Пчелкиной не нравится от слова совсем. — Я там постель тебе свежую постелил, — говорит Игорь, услышав тихие шаги вышедшей из душа Юли. Он сидит за ноутбуком на ужасном диване, грызёт бублики из небольшой миски и что-то очень внимательно читает. Юля даже довольна — она, наверное, думала, что вместо полотенца будут бумажные салфетки, а вместо кровати — матрас на полу. Только Игоря жалко немного — он-то спать на диване будет. Юля нагло отняла у него миску с бубликами и безмолвно утащила в спальню. Оказалось, что впопыхах она забыла взять с собой пижаму. Голышом спать холодно да и вообще неловко немного, так что Юля мысленно просит у Игоря прощения и начинает исследовать комод с его вещами на предмет растянутой футболки. «А впрочем, — думает Пчелкина, — с чего это я должна перед ним извиняться?» И футболка, и даже постель пахнут Игорем, но Юля уже почти привыкла к этому запаху — все-таки лучше, чем тюремная сырость и вонь от сокамерниц. Она засыпает с мыслью о том, что, наверное, всё не так уж и плохо. День второй Ночью в окна застучал дождь. Он бился громко, словно хотел пробить стекло, попасть вовнутрь. Юля его понимала. Кому не хочется спрятаться от холода в стенах квартиры? Она сонно выглядывала в окно, обнимая себя руками, и жалела дождь. Город совсем растворился в завесе серых капель. Юля подумала о том, что ничего в её жизни особо не поменялось. Будь она сейчас дома, она стояла бы у своего окна в мягкой пижаме и с чашкой хорошего кофе, глядела бы на улицу с другого этажа, да только на душе всё равно была бы снедающая тоска, а за окном — такой же одинокий дождь. Было холодно и грустно. Когда она выбралась на кухню, Игоря уже давно и след простыл. На столешнице стояла одинокая белая чашка с кофейной гущей. Пчелкина улыбнулась. Видимо, Игорь действительно живёт на одной шаверме и кофе. Юля написала ему сообщение с подробной инструкцией о том, где у неё дома лежат свитера и какие конкретно ей нужны. Он не прочитал. Пчелкина вновь начала рыться в его шкафах в поисках тёплых вещей, но в итоге осталась ни с чем. Если бы оказалось, что Игорь, как медведь, осенью просто объедается шавермы, чтобы та грела его тушу зимой, Юля бы, честно, не удивилась. «Ну ничего, — думала она, — в холоде лучше думается». А думать сегодня нужно было много. На стене у дивана Юля обнаружила всё, что Игорю удалось найти: какие-то вырезки из газеты, распечатки, рукописные записи корявым громовским почерком и её, Юлину, черно-белую фотографию. «Можно было и посимпатичнее найти», — нахмурилась Пчелкина и сняла собственный снимок. Сегодня она намеревалась заняться расследованием. Благо, Игорь сделал за неё большую часть работы. Юля села на диван, вновь дивясь тому, как Гром тут спал, закуталась в его старую синюю куртку, спрятав ноги в двух парах носков под полы, взяла на колени ноутбук и начала работать. Куртка грела отлично, хотя занимала слишком много места. Всё-таки она была скверной альтернативой свитеру. Юля проверила переписку с Игорем. До сих пор не прочитал. Она написала ему ещё раз и ещё раз спустя два часа, когда оказалось, что и второе сообщение он не прочитал. Очевидное игнорирование выводило её из себя, и Юля чувствовала ту же обиду, что и в участке вчера. Она позвонила Игорю, но он предсказуемо не поднял трубку. Гром вернулся поздно вечером, уставший и со ссадиной на щеке — выбивал показания. Игорь не был глупым — он знал, что о близких людях нужно заботиться. Поэтому грубил всем сотрудникам полиции, отвлекавшим от столь важного дела, поэтому отключил телефон, чтобы не звякал лишний раз. План по-прежнему был простой и надёжный как швейцарские часы: чем быстрее он очистит честь принцессы от черного пятна клеветы, тем быстрее она бросится ему на шею с восторженными признаниями. И по приходе домой Игорь, вообще-то, рассчитывает на хотя бы мизерную благодарность и совсем не думает о том, что сегодня он кашлял больше обычного. Но Юля смотрит на него хуже, чем в участке. Игорь немного возмущается, однако предпочитает молчать. «Как-нибудь будет», — думает он и вновь садится за работу. Юля приходит в бешенство, но старается не подавать виду. — Игорь, где у тебя свитера лежат? Холодно так, зуб на зуб не попадает. — Спасибо, я не замёрз. Он даже не отрывает взгляда от ноутбука. Юле хочется его ударить, но она ждёт, когда же его осенит, как тогда, с кипятком. Ждёт тщетно. — Игорь, просто скажи, где лежат свитера. Голос ломается, но Юля делает вид, что всё в порядке. Игорь отвечает отстранённо и закашливается. Быстро прячет цветы в диван, пока Пчелкина отправляется на поиски одежды. Юля переодевается и удаляет сообщения с просьбой привезти свитер. Около часа у неё уходит на то, чтобы совладать с собственным гневом, собраться с силами и пойти к Игорю со своим ноутбуком. — Игорь, я смотрела твои записи, у тебя ошибка в причинно-следственной связи. Гром морщится и слушает вполуха, чтобы на половине рассказа резко оборвать: — Ты не можешь заниматься расследованием. Ты предвзята, — он замечает в её глазах недоумение и щемящее разочарование, что даже смягчается, пытаясь донести основную мысль: — Слушай, Юль, не забивай себе голову, отдохни. Я сам всё решу, ладно? «Я очень хочу позаботиться о тебе, потому беру все трудности на себя, пойми», — имел в виду Игорь, но Юля, очевидно, истолковала его слова совсем по-иному. У неё опускаются плечи, она шаркает в направлении спальни и закрывается там до утра. Игорь снова ничего не понимает, но думает, что Юля просто скучает по дому. День третий Юля терпеть не может осень. Осенью ей всегда тоскливо, но сейчас особенно нехорошо. Хочется какао и тепла. Хотя какое с Громом может быть тепло? Она специально встаёт в одно время с Игорем, чтобы попросить его купить пачку какао и бутылку молока. Игорь кивает. На тепло Юля не рассчитывает. Вечером накатывает тоска. Отчаянный дождь всё ещё стучится в окна, размывает огни ночного города в желтые кляксы, тепла по-прежнему не предвидится. Юля грустно улыбается собственным мыслям. С чего это она вообще начала надеяться на тепло? Хочется какао. Юля идет на кухню и шарит по полкам, какао не находит. В холодильнике молока нет. — Игорь, ты купил какао? Тишина. Виноватый вздох. — Извини, Юль, забыл. Понятно, думает Юля, забыл. Она еле доходит до спальни, медленно закрывает дверь и падает лицом в подушки. Плакать старается тихо, чтобы Игорь не услышал. Но Игорь слышит. Не сразу понимает, что к чему, а когда распознает звук, резко подрывается и бежит к двери. В носу чешется от запаха роз. Юля тонет в одеяле, и Игорь думает, что ее алая макушка очень похожа на бутон розы. Он касается её плеча: — Юль, ты чего это? Из-за какао что ли? Юля не сдерживается. Поднимается и садится на кровати, уже не боясь показать слабость: — Игорь, скажи, ты это специально, да? Специально издеваешься надо мной? Позавчера мне было так холодно, что я едва чувствовала пальцы на руках, и я десять раз писала тебе, чтобы ты заехал ко мне домой и взял свитер. Я даже звонила! Но что такое потребности маленькой журналистки перед потребностями громадной справедливости? А вчера? Я весь день потратила на расследование, а ты даже не стал меня слушать. Сегодня я всего-навсего захотела выпить какао, но ты и это не взял во внимание. Уж лучше бы ты оставил меня в той отвратительной камере! У Юли глаза почти такие же красные, как волосы, по щекам текут слёзы. Пчелкина всегда держит лицо, даже тогда, в участке, она не обнажала собственный страх, а сейчас, казалось, готова была расцарапать Игорю лицо. Грому стало так стыдно, что он не мог произнести ни слова. Это не слякоть за окном и не тоска по дому, это он Юлю довёл. — Прости, — тихо попросил он, даже не попытавшись оправдаться. Рука сама потянулась обнять Юлю, но Пчелкина пнула его ногой в живот. Даже рана на щеке болит не так сильно, как место, куда она ударила. — Иди. Ненавижу, когда меня жалеют. Игорь ушел. Ему хотелось поговорить с Юлей, он эгоистично мечтал услышать, что она его прощает. Только вот что говорить Игорь не знал. Я мучился, потому что мне показалось, что с нею необходимо говорить, и тревожился, что я не вымолвлю ни одного слова, а она уйдёт, и я никогда ее более не увижу. Мертвая линия между ними превратилась в пропасть. Игорь закашлялся, еле добежав до ванной, чтобы сразу избавиться от жестких красных бутонов. Он задыхался. Весь вечер Игорь беспокойно глядел на запертую облезлую дверь. Он не хотел думать, плачет Юля или нет, но всё равно слушал внимательно. По-прежнему часто и громко кашлял. Это раздражало — за кашлем он не слышал ни собственные мысли, ни звуки, доносящиеся из спальни. День четвёртыйЛюбовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!
Игорь не видит Юлю весь день, но надеется, что теперь она встретит его с большей радостью. Гром меняет тактику. Он снова приходит поздно, но не потому, что задерживается на работе, а потому, что заезжал к Юле домой и в магазин. Он взял даже больше вещей, чем Пчелкина просила, кроме какао купил ещё корицу и хороший кофе — подумал, что тот, который пьёт он, Юлю наверняка просто оскорбляет. Игорь ввалился в квартиру с неподъемными пакетами. Включил свет в гостиной. Юля обычно не приветствовала его, но Игорь всегда ощущал её присутствие. А сейчас квартира словно пустовала. Он бросил сумки подле дивана и несмело открыл дверь в спальню. Юли там не оказалось. «Сбежала», — догадался майор и даже не удивился. Он бы и сам от себя сбежал. Игорь вернулся в гостиную и приземлился на диван, уставившись куда-то в стену: «Думай, думай, думай». Он начал припоминать те редкие реплики, которые Юля ему бросала по вечерам, пробежался глазами по её последним статьям в сети, и его осенило. Спустя пять минут Игорь в своём единственном чистом костюме набирал номер такси. У их знакомого олигарха намечалась закрытая вечеринка, конечно, Юля не могла пропустить такое событие. Игорь переживал. Знал, что Пчелкина не из тех, кто даст себя в обиду, но заходился кашлем каждый раз, когда думал о том, что она идёт в лапы врагу. Размах празднества не поражал — у Игоря не было времени удивляться. Он тщетно пытался уловить знакомый силуэт в полумраке в толпе разодетых тел. Какой парик она могла надеть? Какие линзы? Задача была не из легких. Игорь скользил взглядом по женщинам в блестящих платьях, пытаясь найти в их компании одного низкорослого чахлого мужчину — он знал, что Юля непременно окажется где-то неподалёку, и он не ошибся. Да только Пчелкина первая его заметила. Хитро улыбнулась и, вильнув бёдрами, будто лиса хвостом, растворилась в толпе. Игорь мимо воли и сам ухмыльнулся, расталкивая богачей на пути к своей золотой рыбке, — это напоминало салки. Кажется, он сбил одного официанта, отдавил лаковый носок чьего-то дорогого ботинка, но догнал Юлю уже на балконе, прижав к роскошной балюстраде. Позолоченная люстра тут светила ярче, людей было меньше, и Игорь наконец смог её рассмотреть. Светлые волосы, как в день их первой встречи, только прямые, ниспадали на острые голые плечи, на которых невесомо болтались бретельки черного платья. Юля была выше, чем обычно. «Каблук», — догадался Игорь, не опуская взгляда, но отлично представляя себе её туфли. Даже накраситься где-то успела, а ведь косметику с собой не брала, её всю Игорь привёз сегодня. Юля смотрела лукаво, будто бы вчера ничего не было, будто бы она уже выиграла эту игру. «До чего же хороша», — подумал Игорь. — И что? Заберёшь меня в свою конуру? — Сейчас не заберу, — Гром склонился над ней, вдыхая нежный аромат — какая ирония — розы. — Но помни, принцесса, что в полночь карета превращается в тыкву. — Какая злобная мачеха, — хохотнула Юля, выскользнув из его рук. Она снова растворилась в толпе, подхватив у официанта бокал шампанского, и даже не обернулась. Тихо играла музыка, громко смеялись статные мужчины. Игорь неведомо зачем побежал вслед за ней, чувствуя себя наивнейшим юношей среди больших скучных дядек, но, конечно, он её потерял. Легкая тревога заставляла сердце биться чаще, но казалась такой естественной, что становилось страшновато. Нужно было прекращать носиться туда-сюда, и Игорь спрятался в тени широких ступеней. Он смотрел на одинокие танцующие пары, на нарядных официантов, на мудреную блестящую люстру, пытаясь перевести дыхание. Как бы сильно Игорь не ненавидел розы, он бы отдал жизнь, чтобы вновь почувствовать едва уловимый запах Юлиных духов. В мечтаниях и смятении Игорь забыл о времени и не заметил, как наступила полночь. Он окинул взглядом балкон сверху и — о чудо! — сразу увидел её. Как раз кстати мимо проходил официант, и Игорь опустошил один бокал для храбрости. Он поднимался по ступенькам целую вечность, повторяя в уме советы Фёдора Ивановича о том, что женщины любят комплименты, о том, что о чувствах нужно говорить словами. Совсем новая тактика для Игоря. То ли он действительно поднимался слишком долго, то ли вселенная играла с ним злую шутку, но майора опередил какой-то мужчина. Игорь окинул взглядом его туфли, посмотрел на свои старые и поношенные и понял, что у него, в сущности, нет шансов. «Думай, думай, думай». — Прошу прощения, милейший, — Игорь вдруг вырос перед круглым и, как оказалось, совершенно непривлекательным мужчиной, осторожно взял Юлю за руку и поднёс её к губам, — я украду у вас даму на один танец. Очевидно, милейший хотел возразить, но спектакль разыгрывался не для него. — А с чего вы взяли, что я соглашусь? — улыбнулась Юля, и в её глазах заплясали черти. Она не надела линзы. Очаровательно. — Когда я стоял внизу, вы так внимательно смотрели в зал, что я совершенно точно определил, что ваш взор обращен именно на меня, — тихо говорил Игорь, поглаживая её руку. — Это ещё почему? — Потому что у такой роскошной женщины определённо есть вкус. Юля звонко засмеялась, как тогда, когда Игорь сказал ей, что она переезжает к нему. Но руку не отняла. — Вы производите впечатление умной интеллигентной женщины, — продолжал Гром, чувствуя, что он на верном пути. — Вам присуще что-то от большой тайны, утонченное и трогательное. Уверен, каждый второй мужчина падает к вашим ногам. Юля улыбается заворожено, без насмешки. Грудь заливает приятным теплом. Это точно Игорь говорит? — Почему каждый второй? — сверкает из-под ресниц. — Почему не все? — Потому что половина слишком никчемны для вас. Но вы стоите тут одна. Когда я был внизу, к вам подходил другой мужчина, от которого за километр тянет ничтожеством и безвкусицей. Так вот, он был первый. А я второй. И я падаю к вашим ногам. Игорь опустился перед ней на колено и прижался сухими губами к нежной руке чуть дольше, чем нужно было. Юля восторженно охнула и еле заметно покраснела. Игорь не поднимал взгляда, чувствуя жар под кожей. Сердце в груди колотилось быстро-быстро. Она не огреет его этой же милой ручкой? Не слишком слащаво получилось? Юля взяла его за руку, и он поднялся. Игорь так боялся вновь увидеть в её глазах разочарование, услышать проклятия, грубый отказ, что ноги подгибались. Ну точно мальчишка. Он посмотрел на Пчелкину. Юля цвела. Сильно пыталась скрыть восторг, меньше светить внимательными глазками из-под дрожащих ресниц, не улыбаться, но у неё ничего не получалось. — Только один танец, Игорь, — шепнула она ему на ухо, и Игорь поплыл — запах роз вновь исходил извне, а не изнутри. — Один танец, и я заберу тебя отсюда? — Умеешь же ты всё испортить, — должно было звучать обиженно, но поле шампанского Юле было труднее себя контролировать. Они спускались в зал гораздо быстрее, чем Гром поднимался, оставив позади неудачливого кавалера. Игорь держал Юлю за руку и думал, что никогда не сможет её отпустить. Юля чувствовала себя странно. Сколько мужчин делали ей комплименты за всю её жизнь, какие это были мужчины! Да только все они были не те. До Игоря, кажется, вообще всё было не так. В зале было полно лиц, которых им обоим по-хорошему стоило избегать, и, танцуя вот так неприкрыто, на виду у всех, они ступали по такому тонкому льду, что становилось смешно от собственной глупости. И Юля смеялась. И Игорь тоже смеялся. Казалось, они продолжат смеяться, даже если лёд этот треснет, и они провалятся в холодную воду. Главное только руки ни в коем случае не расцеплять, Юля — у Игоря на шее, а Игорь — у Юли на пояснице. Обоих преследовало странное чувство, что иначе они навсегда потеряют друг друга в голодной алчной толпе. Но лёд не трогался, и они продолжали танцевать, глупо хохоча. А потом случайно встретились взглядами, и весь смех куда-то пропал. Юля покраснела до кончиков ушей, а Игорь не придумал ничего лучше, чем осторожно прижать её к себе. Пчелкина облегченно вздохнула, спрятав пылающее от стыда лицо где-то в его шеи — она была благодарна. Розы вновь ударили в нос и, кажется, в голову, потому что Игорь мельком вспомнил Фёдора Ивановича и вдруг, совершенно неожиданно, понял, что пока Юля еле дышит у него на груди, трепетная и родная, ему не страшен самый жуткий зверь. Игорь сам всё испортил, когда сказал, что им пора домой, а Юле после всего, честно, не хотелось так с ним поступать. Таков был изначальный план. Она позвала охрану криком о том, что к ней пристают, и в мгновение ока Грома выволокли из зала под шепот толпы. Он даже не посмотрел на Юлю напоследок, и Пчелкина благодарила его и за это. Поясницу словно обдало сквозняком. От прежнего тепла не осталось и следа. Игорь сидел на скамье поодаль от входа в ресторан, сжав губами сигарету. Ему обновили рану на щеке и немного пережали руку — пустяки по сравнению со вчерашним ударом Юли. На улице было холодно и темно. Игорь считал крошки звёзд на бархатном полотне неба, и видел, как их устилает дым сигареты. Почему Фёдор Иванович никогда не говорил, что случается, когда любовь над тобой измывается? Наверное, Игорь всё-таки был безнадёжным ухажером. Но следователем он был толковым, так что, как он и думал, спустя полчаса те же широкоплечие ребята вытолкали на улицу Юлю, грозясь вызвать полицию. — Тихо-тихо, девчат, — подорвался Гром, по-дурацки улыбаясь, и достал из кармана ксиву, — полиция уже здесь. К счастью, охранники умом не блистали, так что хмыкнули и пихнули потрёпанную девушку со ступенек. Ноги Юлю не слушались, и Игорю почти пришлось её ловить. Она молчала, старалась на него не смотреть, и это молчание было красноречивее любых слов. Юля даже не стала возмущаться, когда Игорь назвал таксисту свой адрес. В квартире Грома оказались спустя двадцать минут. Игорь завёл Юлю в спальню, усадил на кровать и велел ждать. Притащил все пакеты с вещами и снова куда-то пропал. Юля несмело, но с любопытством начала разбирать одежду. Серая мгла в глазах медленно рассеивалась. Пчелкина радовалась своему старому свитеру так, будто урвала новинку от знаменитого бренда по дешевке. Игорь застал её в момент, когда она восторженно рассматривала собственную пижаму. — Я набрал тебе ванну. Юля посмотрела на майора, словно загнанная лань — не верила. После ванной становится совсем хорошо. Юля впервые за неделю надевает излюбленную пижаму и возвращается в спальню. Застывает подле кровати — на тумбочке стоит чашка с горячим какао. Колени не выдерживают, и Юля падает на постель, заглядывая в чашку. Произошедшее кажется чудным сном. Вон он, Игорь, сидит в какой-то потёртой дырявой рубашке, в ноутбук залипает, такой же, каким был вчера, но совсем другой. Юле эта перемена не нравится. Она чувствует себя виноватой, и это ещё ужаснее. — Даже ничего не скажешь? Игорь отрывается от монитора и бросает взгляд из гостиной в спальню: — А что говорить-то? В камеру не сбежала — и то хорошо. Он улыбается, и Юля смеётся слишком радостно для провинившегося человека. Ей неловко. — Игорь, — Гром поднимает взгляд, — спасибо. — Да не за что, — Игорь отмахивается, улыбается. Теперь Юле по-настоящему неловко. День пятый Утро для Пчелкиной начинается ужасно — она осознаёт, что простыла. Горло дерёт беспощадно, вставать не хочется, но она всё равно идёт в ванную. Умывается и закашливается, спрятав лицо в ладонях. Она что-то чувствует. Опускает руки и видит на коже уродливые желтые ромашки. Пахнут противно. Ужас бодрит и отрезвляет. Юля хватается за край раковины, уронив цветы в сток. «Нет, нет, нет», — в панике шепчет она, но ромашки почему-то не утекают в канализацию вместе с водой. Юля прячет их в два пакета, заматывает в какую-то тряпку и выбрасывает в мусорное ведро. Она обессилено падает на стул подле кухонного стола и находит на нём тарелку с бутербродами. Руки трясутся. «Можешь позавтракать, если тебе, конечно, захочется», — гласит стикер. До чего Игорь жестокий человек! К чему эта забота? К чему ложные надежды? Дождь за окном теперь кажется проблемой второго порядка. Юля ест бутерброды, запивая кофе, и надеется, что подавится одним из них. Игорь возвращается рано — у него сегодня выходной, и к тому времени она успевает помыть тарелку и принять успокоительное. Но Игорь приходит не один, а с крепким мужчиной в шелестящем комбинезоне и длинной дверью. Мужчина скоро уходит, и только тогда Юля осмеливается выскользнуть из своих покоев: — Игорь, ты что это? Гром расселся на полу, рассматривая какую-то бумажку. — Ну ты же давно жаловалась, что двери нет. Теперь будет. Юля посмотрела на него так, будто он опроверг фундаментальный факт вроде того, что трава зелёная, и, коротко ответив «ясно», вернулась в комнату. Через полчаса раздался звонок в дверь. Игорь крикнул Юле, чтобы открыла она, и, тяжело вздохнув, Пчелкина поплелась в прихожую. Совсем беспокойный день. На пороге стоял юноша, жизнерадостной улыбкой больно напоминавший Дубина, с пышным букетом алых роз. — Заказ на имя Игоря Грома, — отрапортовал парень. — Он здесь живёт? Юля не нашлась, что ответить, и обернулась, ожидая, что за её спиной появится этот самый Игорь Гром и сам всё решит. — Да, здесь, — слабым голосом вымолвила Юля, и паренёк протянул ей цветы: — Тогда это, наверное, вам! Распишитесь, пожалуйста. Игорь увлеченно занимался дверью, будто уже забыл, что кто-то звонил в звонок. Юля была такой бледной, словно её окунули лицом в мешок с мукой, но, к счастью, Гром того не видел. — Игорь… Мои любимые… Майор заулыбался. — Но как ты узнал? Игорь обернулся, и как бы вид удивлённой Юли в тех самых лосинах с котиками, прижимающей к груди букет, его не радовал, улыбка всё равно получилась немного грустной: — Угадал? — Ты очень проницателен, — пробормотала Юля, унося букет на кухню. Теперь он в щербатой вазе украшал подоконник спальни. Должно было стать немного веселее — хоть какой-то яркий элемент появился в серой комнатушке. Должно было, но не стало. Этот букет так приглянулся Юле, что хотелось тайком его выбросить. Когда она смотрела на него, кашель усиливался. Вечером, когда дверь стала на место, Игорь снова взялся за расследование. Юле было жалко на него смотреть — порой ей казалось, что даже ночью он бдел и собирал улики. В седьмом часу в дверь вновь позвонили. Игорь даже бровью не повёл — знал, что Юля заказала себе доставку. В животе заурчало. Он и сам был не прочь полакомиться, да только сразу мысль об ужине отогнал — нет у него времени на прихоти организма. Боковым зрением Игорь заметил в двери Юлю с картонной коробочкой в руках. Он подвинулся и дважды хлопнул по месту рядом. Юля плюхнулась на диван, отложив на столик лакомство. — Что думаешь по этому поводу? Пчелкина прижалась ближе, вчитываясь в крупный заголовок, и пихнула Игорю в руки теплую коробочку с торчащей оттуда вилкой: — Ешь. Лапша аппетитно блестела и изумительно пахла болгарским перцем и острым соусом. На столике стояла такая же коробочка. Игорь опустил нижнюю челюсть, поднял, вновь опустил и снова поднял. — Спасибо, — пробормотал он, прежде чем в спешке начать поглощать свой ужин. Юля взяла со стола тетрадь и ручку и начала что-то расписывать, Игорь внимательно следил за каждым её движением. Потом она много рассказывала о своих умозаключениях, и майор слушал, порой забывая жевать лапшу. Засим рассуждал уже Игорь, и Юля слушала его с набитым ртом. Обсуждение заканчивалось тем, что они вдвоём, тесно прижавшись друг к дружке плечами, вновь заглядывали в ноутбук и что-то искали. Опустели коробочки из-под еды, ливень настойчивее застучал по стеклам. Игорь внимательно вчитывался в очередную статью краснющими глазами и не заметил, как Юля сползла по спинке дивана ему на плечо. Он машинально приобнял её и кивнул на монитор: — Ты тоже это видишь? Ответа не последовало. Игорь применил зрение и понял, что Юля уснула. Он тихо засмеялся и, осторожно отложив ноутбук на захламлённый столик, взял её на руки и понёс в спальню. Юля улыбалась во сне. В тот вечер Игорь не чувствовал себя мудаком. День шестой Юля не помнила, во сколько уснула, но проснулась почти к двенадцати дня. На подоконнике по-прежнему стоял замечательный букет, за окном лило как из ведра. Значит, прекрасный сон оказался явью. Юля вынырнула из-под одеяла и даже не причесавшись направилась на кухню. Игорь сидел на диване с ноутом на коленях и чашкой кофе. Казалось, будто со вчерашнего дня он не сдвинулся с места ни на сантиметр. На Юлю он не среагировал. Пчелкина вздохнула, подняла с полу две коробочки из-под лапши и отнесла на кухню. На столе стояли бутерброды. Юля глупо заулыбалась. Она позавтракала, умылась и вернулась в спальню. Спустя несколько секунд крышка ноутбука захлопнулась перед самыми воспалёнными глазами Игоря. Он поднял уставший взгляд на Юлю. — Нет, в свой выходной ты работать не будешь, — она отняла у него ноутбук и всучила свой: — Включай «Гарри Поттера». Юля ушла на кухню, и Игорь провёл её непонятливым взглядом. Мозг работал туговато. Скоро Пчелкина вернулась в гостиную с двумя тёплыми чашками в руках. — Ну чего расселся? Давай-давай. Юля пихнула его в бок и села рядом, взяв в руки одну чашку. — Та ну Юль… — Не юлькай мне, — зашипела Пчелкина, отняла у него ноутбук и принялась быстро клацать по клавишам. — Какао пей. Игорь никогда не смотрел «Гарри Поттера» и, честно, не планировал, но Юля очень гордилась тем, что именно она первая показала ему шедевр кинематографа. Стук капель по окнам убаюкивал, небо всё ещё было непроглядно серым и казалось, будто на улице весь день был вечер. Дома было ещё относительно тепло. И была Юля. До сих пор не причесанная, в мягкой пижаме в цветных пятнах, она выглядела ну очень трогательно. Было горячее какао. И был чертов «Гарри Поттер», которого они смотрели до вечера. Игорь, признаться, терпеть не мог какао, но в тот вечер ему казалось, что нет в мире напитка вкуснее. Юля бросила в него подушку, когда Гром обозвал её подлой слизеринкой, и назвала его слабоумным гриффиндорцем. Хорошо, думал Игорь, он готов быть слабоумным гриффиндорцем, только бы Юля всё время смеялась так же звонко, как тогда, когда он повалил её на кровать и начал щекотать, и никогда-никогда не плакала. Как же хорошо Игорь придумал, что заставил Юлю переехать к нему. День седьмой Гром вернулся домой привычно поздно. Он бежал по лестнице быстрее обычного — хотел рассказать Юле о новых уликах и знал, что на этот раз она точно обрадуется. Но Пчелкина почему-то совсем не улыбалась запыхавшемуся майору. Она сидела в прихожей, тоскливо рассматривая аккуратные ботинки на собственных ногах и кутаясь в черное пальто. Прямо перед Игорем стояла небольшая сумка, набитая вещами. — Юль? — Гром окинул прихожую недоумённым взглядом. Юля поднялась. — Я говорила с Фёдором Ивановичем. Игорь, меня правда не собирались держать в камере? Игорь замер, забыв вновь набрать воздуха в лёгкие. Последние семь дней пролетели перед глазами как целая жизнь и разбились вдребезги. План надёжный как швейцарские часы? Просчитал он все? Прав был Фёдор Иванович, Игорь — хренов счетовод, не его это. — Правда. — Пока, Игорь. Юля поднимает с полу сумку и выходит из квартиры, задев Грома плечом. Только когда Игорь оказывается вне поля зрения, она позволяет себе пустить слезу. Она почти поверила, почти перестала задыхаться от желтых ромашек. Игорь закашлялся, розы посыпались прямо на пол. Так ему и надо. В спальню с цветами на подоконнике он так и не осмелился войти — заснул прямо на диване, и торчащая пружина обновила прежнюю рану на щеке. День десятый Семь дней — маленький срок для Вселенной и целая жизнь для Юли Пчелкиной. Неделя закончилась тем же, чем и начиналась — проливным дождём. Дома плохо. Юлю тянет обратно, но она отлично понимает, что от перемены места жительства не изменится ничего. Не теперь. Её не покидает горестное, но, она считает, совершенно нелепое чувство потерянной семьи. Но это только в первый день. Вечером она достаёт из серванта бутылку вина, и вино помогает сообразить, что Юля крупно облажалась. Она очень боится вновь ошибиться. Проще, как раньше, тешить себя редким флиртом в клубах, бесчувственным сексом на одну ночь. И она пробует вернуться к этому на девятый день, но ничего не получается. Оказывается, Игоря она любила, а, испытав чувства однажды, очень трудно отказаться от желания испытать их вновь. Хочется, чтобы одиночество можно было утолить так же просто, как раньше, но на утро Юля понимает, что как раньше теперь не будет никогда. Теперь она умрёт от удушья уродливыми цветами. Юля шла в суд, позабыв о зонте. Волосы намокли под мелким дождём, пальто вот-вот начнёт липнуть к блузке. Мысль о том, что в зале суда она может встретить его, пусть даже только взглядом, пусть даже лишь на мгновение, занимала куда больше испортившейся прически. Но Игорь не приходит ни к началу, ни к завершению суда, и оказывается, что всё это время Юля напрасно волновалась. У неё начинает дёргаться глаз. Он нарочно её игнорирует? Да как он смеет! Руки трясутся, когда Юля находит в толпе Диму и берёт его за плечо. Он смотрит удивлённо и почти с сочувствием. Знает? — Дима, а где Игорь? — Нездоровится ему, — вздыхает полицейский. — Звонил ему сегодня, а он едва говорить может — так сильно кашель душит. Юля грустно поджимает губы — понимает. Она проходит мимо зеркала в коридоре и нечаянно заглядывает в него. Застывает на месте. Понятно теперь, почему Дима посмотрел на неё, словно на безумную. Мешки под глазами, вьющиеся после дождя волосы, уставший взгляд. «Ничего, Юля, — говорит она себе, — тебе ещё недолго осталось». Юля идёт домой пешком, и даже дождь не заставляет её поторопиться. Кашляет на каждом пятом шагу. Она вообще-то отсудила кругленькую сумму у своего главного врага сезона, ей вообще-то должно прыгать от счастья, но почему-то не прыгается. Юля отдала бы все эти деньги, только бы кто-то решил её проблемы за неё. Она идёт мимо магазинов и пустым взглядом скользит по витринам. На глаза попадается ларёк с шавермой, пахнет душистыми специями и мясом. Просто отвратительно. Дальше — цветочный магазин, из витрины которого выглядывают кровавые розы. Боже, ещё хуже. Юлю останавливает приступ кашля. Она опирается о стену, на тротуар тотчас летят желтые цветы, а в голове звучит нежное «Угадал?», и перед глазами возникает отчего-то виноватая улыбка. Серость над головой разрезает раскат грома. Юля наконец отшатывается от стены и смотрит на витрину, словно заколдованная. И вдруг до неё доходит. Она влетает в магазин так быстро, как только может. Выглядит, как и все влюблённые — так, будто сбежала из сумасшедшего дома. Умоляет девушку на кассе скорее дать ей букет желтых ромашек, самых уродливых желтых ромашек, которые только есть, не в состоянии вытерпеть тягость очереди. Пока ждёт свои цветы, заказывает такси. Юля едет домой, любовно прижимая к груди букет, и забирает ключ от квартиры Игоря, который она не догадалась выбросить. Выскакивает на улицу и идёт, нет, бежит, стуча короткими каблуками громче, чем капли стучат о крышу. Продрогшая, взволнованная, решительная. Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы.[…] И эти цветы очень отчетливо выделялись на черном её весеннем пальто. Она несла желтые цветы! Нехороший цвет. По ступенькам Юля бежала ещё быстрее, чем Игорь три дня назад, но — ей казалось — не менее часа. Весь пол в гостиной был в окровавленных бутонах, в кухне стояла немытая чашка из-под какао, а в спальне вял одинокий букет и постель была нетронута. Юля подумала, что Игорь не дома или — только не это — что она опоздала. Как вдруг она услышала глухой кашель, исходящий из ванной, и быстро метнулась к двери. Юля впервые проклинала собственную брезгливость. Она бешено заколотила кулаком в дверь: — Игорь, немедленно открой! За дверью долго молчали, а Юля всё стучала и стучала. Игорь сполз на пол, упираясь в дверь спиной. — Ты видела? — Видела, я всё видела, Игорь, — обеспокоенно тараторила она, испытывая невероятную радость от возможности слышать его голос. — Игорь, живо открой, если не хочешь сдохнуть! Гром вздохнул, вновь закашлявшись. Не так он себе представлял концовку сказки. Ведь если он сейчас выйдет из темницы, принцесса наверняка расцарапает ему лицо, а царапины, нанесённые принцессой, гораздо болезненнее царапин от пружины. Впрочем, подумал Игорь, он это заслужил. В конце концов, жить ему всё равно останется недолго. Юля услышала шорох и отпрянула от двери, замерев на месте. Заскрипел замок, и она вдруг поняла, что совсем не знает, что ему говорить. Игорь выглядел не намного лучше — плечи опустились, взгляд поник, сам исхудал вовсе. У Юли заболело сердце. Нешто он совсем себя погубить решил? Её Игорь-то? Майор хмуро посмотрел на цветы в руках Пчелкиной, и внезапно вспомнил о том, как в детстве собирал точно такие же солнечные ромашки у бабушки в деревне к её дню рождения. Он перевёл взгляд на Юлю, и та совершенно глупо улыбнулась: — …Угадала? Так вот, она говорила, что с желтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец её нашел, и что, если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь её пуста. Игорь глядел то на Юлю, то на цветы, и с каждым мгновением глаза его всё более расширялись, а губы еле выговаривали, словно мантру: — Угадала… угадала… Угадала! Игорь просиял и на радостях подхватил Юлю и поднял над землёй, а она, весело смеясь — ну точно из психлечебницы сбежала! — принялась его, небритого и колючего, сбивчиво целовать. Целовала пересохшие губы, царапину на щеке, лоб, глаза. Юля была мокрая, что из её волос, как из красной швабры, можно было выжать ведро воды, но Игорь этого даже не заметил. Ему она казалась очень тёплой. Пора было опустить Юлю на землю, но Игорь просто не мог расслабить руки, а она всё целовала его побледневшее лицо мокрыми губами и, кажется, тоже не спешила ставать на ноги. А потом у Игоря зазвонил телефон, и он всё-таки пустил Юлю, но ответить не успел — Пчелкина сама свистнула у него телефон прямо из кармана и, увидев знакомое имя, ответила. — Да, Фёдор Иванович, Игорю гораздо лучше, — Гром сдерживал смех, чтобы не выдать своё присутствие. — Это Юля, Фёдор Иванович, Пчёлкина. Конечно, Игорь завтра будет на работе. Всего доброго, Фёдор Иванович. Юля толкнула телефон в растянутый карман майора, вновь обнимая его. — Сначала «А Игорь придёт завтра на работу?», потом «А вы придёте завтра на ужин?», — говорил Гром, поглаживая её по спине, и старался звучать возмущенным и грозным, но получалось плохо. — А ты не хочешь идти? Игорь взял её за плечи, ласково заглянув в глаза: — С тобой — хоть на край света.***
Мокрое черное пальто Юли висело на спинке стула подле батареи — наконец-то включили отопление. Оказалось, розы в щербатой белой вазе на подоконнике вовсе не завяли, и к ним присоединились самые отвратительные в мире желтые ромашки. Букет получился восхитительный. Игорь лежал у Юли на плече, крепко обвивая её руками, сонный, напоенный до жути сладким какао, разнеженный после душа и довольный, как сытый кот. На Юле была его футболка — та самая, которую она нашла в комоде в первый день, и замечательные лосины с котиками, забытые ею по счастливой случайности. Она ласково гладила Игоря по спине и с трудом сдерживала желание почесать ему за ушком. Не хватало только треска дров в камине, но камин Гром не предусмотрел. Ничего, думала Юля, она этим займётся. — Никуда тебя больше не отпущу, — бормотал Игорь ей в шею в полусне, без страха вдыхая аромат роз. — Да я уж никуда и не сбегу. — Даже в тюрьму? Юля тихо хихикнула. — Даже в тюрьму.