До чего доводят митинги

— Тут пока посиди. — Дежурный с лязгом открыл дверь КПЗ, приглашающе махнул рукой, отступая назад. — Если что понадобится — позовёшь. И это... Он замялся, дёрнул Славу за рукав куртки. Оглянувшись вполоборота, тот вопросительно приподнял бровь. Дежурный достал из кармана потрёпанный блокнот. — Автограф нарисуй? — попросил чуть грубовато от смущения. Слава растянул губы в улыбке: — Ручку дашь, нарисую. — Он раскрыл блокнот на последней странице. — Имя? — Максим. Это сыну, он у меня такой же раздолбай. В смысле... — Я понял, — хмыкнул Слава, быстро набрасывая сочинёный на ходу панч, поставил внизу размашистую подпись. Сунул блокнот обратно и хитро сощурился. — Командир, в горле пересохло. Чаю бы горяченького, м? — Не положено, но ладно, — пробурчал тот. — Попозже, начальство свалит, принесу. — И таблеточку с обезболом, командир, ладно? — нагло добавил Слава, глядя ему вслед. — Башка раскалывается, сил нет. — Было бы чему раскалываться, — раздался из темноты тихий голос — резкий и до ужаса знакомый, хоть и хриплый слегка. Слава вздрогнул, быстро оборачиваясь. На соседней лавке кто-то лежал, скрючившись, лицом к стене; он не сразу заметил. — Чё сказал? — отреагировал на автомате и поморщился — в голове развернулась маленькая Мория, и сотни маленьких гномиков стучали там сейчас молотками, отколупывая от окаменевших мозгов по кусочку, стучали и стучали, стучали и стучали, суки бородатые, блядь. Видимо, сильно он стрессанул, когда его прихватили менты за долбоёбскую выходку с лозунгами про клитор. Конечно, он идиот, это без вопросов. От расставания с Сашей совсем крышей поехал, вот и начудил малеха. Но это не значит, что его кому попало можно хуесосить. Его сосед между тем завозился на лавке, развернулся и сел, впиваясь пристальным взглядом. Джинсы, пухан, обыкновенная чёрная шапка-гондонка, медицинская маска почти на всю рожу, но голубые, всегда капельку упоротые глаза невозможно было не узнать. Оксимирон. Слава тайком выдохнул, стараясь не показать безоговорочный ахуй. — Вот так встреча, — прогундел нарочито противным голосом. Сморщился мысленно, ловя себя на том, что невольно обороняется. Умом понимает, что не от кого, а всё равно зачем-то это делает. Привычка, не больше — Оксанка Яновна ему не враг, не угроза, никто. Почти никто. И тотчас он с неудовольствием отметил, как внутри предательски ёкнуло, заныло тоненько, издевательски, уличая во лжи. Сука, даже собственный организм против него. Слава в досаде прикусил губу. Перед внутренним взором калейдоскопом замелькали давние флешбэки. Он даже вкус ебучей воды из той злосчастной бутылки будто заново ощутил. И воздух, и звуки, и выкрики толпы. Блядски-розовая рубашка, высокомерно-жлобская лысая морда — напротив, сбоку, рядом, за спиной, везде. И все прикосновения — ровно пятьдесят шесть, включая рукопожатие в конце. Добрые люди заботливо подсчитали. А Слава потом заботливо пересчитал, пока пересматривал запись на репите столько раз, что каждый кадр въелся намертво на подкорку. Надо ведь было сравнить результаты, совпадут или нет. Совпали. Перед глазами на миг потемнело. Растянув губы в болезненной ухмылке, Слава вольготно развалился на лавке, съехав задницей на край и широко расставив ноги. — И ты здесь, жидок? За что чалишься? — А ты? — не реагируя на подъёбку, спросил тот. — Я первый спросил. Слава криво усмехнулся. Некоторые вещи никогда не меняются. Снова он и Окси в одном помещении, снова его бесит эта уродская привычка отвечать вопросом на вопрос. — Новости чекни, узнаешь, — посоветовал он, но залупаться больше положенного не стал: и так на душе погано, только срача в тюряге с мутными представителями еврейской интеллигенции не хватало. — Сними ебучую маску, — попросил вдруг. — Я не ковидный, не больной, бля буду. Глаза напротив сверкнули нездоровым весёлым огоньком. Окси громко хмыкнул, но всё же подцепил пальцем край маски, стащил вниз, на подбородок. — Может, ты и не ковидный, но второй пункт конкретно спорный, — заметил, тоже откидываясь спиной на стену. — Тебе и твоей кукухе давно пора в дурку, Гнойный. — Мы там уже были, — лениво протянул Слава и оскалил зубы. — Наслышан, — кивнул Окси, зеркаля его улыбку. — И почему вас отпустили? Вылечили? — Не уверен, — невозмутимо дёрнул тот плечом. — Ты всё ж проверь ленту, Мирон Яныч, сам узнаешь. Наверняка видосы уже в сеть слили. Тот развёл руками. — Не могу, — пояснил ровно. — Телефон забрали. Адвокат подъедет через пару часов, тогда проверю. — Бля, точно. — Слава хлопнул себя ладонью по колену, вспоминая, что и его вежливо попросили оставить личные вещи в дежурке. Обещали присмотреть, а после вернуть в целости. Спасибо, одежду и обувь не отняли, пойдя ему навстречу после горячего заверения, что он не собирается вздёрнуться в камере на шнурках или ремне. Которых, впрочем, у него и не было: ботинки на молнии, а ремни он в принципе не носил. Даже когда сильно схуднул, просто натягивал то и дело сползающие с жопы штаны обратно, и всё. Слишком лениво было выпнуть себя из дома и купить новые. Не перед кем красоваться. Менты тут, кстати, попались нормальные, не жестили, не грубили, отнеслись по-человечески, шмонать толком не стали, а так, для вида. Но телефон, ключи и прочее барахло из карманов попросили отдать добровольно. Такие порядки, что ж. Он сам нарвался. Не ебануло бы его в голову дурацкой акцией с клитором, сидел бы сейчас дома, пивко попивал с Ваней или Артёмом. Окси молча наблюдал за ним, сцепив руки в замок. — Так что ты начудил в очередной раз? — опять спросил, выделив тоном два последних слова. — Не, понятно, что херню, но хоть оригинальную или как всегда? Слава смерил его взглядом снизу вверх, но тот не насмехался, общался вроде мирно, без яда. Сколько он тут торчит, интересно? Час, два, больше? Совсем одичал, раз даже с ним, Славой Гнойным, не гнушается затереть на равных, без обычного говна. Ну а он что, он не обидчивый, да и скучно молча сидеть. — Ладно, расскажу, — с безмятежным видом согласился Слава. — Но сначала ты. За что загребли, Мирон Яныч? За долгое невыпускание нового альбома? Решили, типа, если тебя запереть, тогда есть шанс? — Иди на хуй, — беззлобно хмыкнул тот. — Сам тоже фанатов малочисленных творчеством не балуешь, из «месячных» своих вон ушёл. Хотя это к лучшему, — заключил философски. — Теперь у людей появился шанс вернуться к полноценной жизни. Возможно. Со временем. — Ублюдок лысый, — вздохнул Слава и помассировал пальцами виски. Боль потихоньку рассасывалась, ему полегчало, и настроение бодро поползло вверх. — So are you, мэн. Слава с прищуром посмотрел исподлобья. — Скучный ты какой-то стал, Мирон Яныч. Старость подкралась незаметно? — Иди на хуй. — Повторяешься, — рассеянно констатировал тот. — Я и говорю, старость не радость. Бля! — Он недовольно поёрзал, пытаясь устроиться поудобнее на низкой жёсткой лавке. Гиблое дело — с таким-то ростом и комплекцией, — но чем чёрт не шутит. Окси с интересом понаблюдал за его страданиями. — Садись на мою, она вроде выше, — предложил негромко. Слава удивлённо выгнул брови. — Чё, прям так сразу? И говниться не будешь? — Пока говнишься только ты, — пожал тот плечами. — Я просто отвечаю. Иди, два раза предлагать не буду. Если так противно со мной на одной скамейке сидеть, могу пересесть на твою. — Это ты со мной из бутылки пить не захотел, — огрызнулся Слава, тихо выругался, встал и без лишних слов пересел к нему. — Хуя ты вспомнил, — засмеялся Окси. — Столько лет прошло. — На память не жалуюсь. Я ж не старый дед, как некоторые. — Что, так задело? Прям всё помнишь до подробностей? «Я, блядь, не просто всё помню, я, сука, забыть пытаюсь четыре года! — взвыло в мозгу. — Сраный Питер, сраный день, когда я сюда переехал, сраный баттл и Каждый Сраный Раз, когда ты меня облапал, ебаная лысая карлица!» — Да кому они сдались, подробности. — Слава состроил профессиональный похер-фейс, игнорируя бьющийся в истерике внутренний голос. Усилием воли подавил желание вывалить этот словесный понос вслух и с удовольствием понаблюдать за реакцией. Он и так до хера начудил в этой жизни, не надо усугублять. По краешку ходит, как бы опять к доброму доктору-кукухологу не угодить. Содрогнувшись от неприятных воспоминаний, он беспокойно поёрзал. Его безотчётно злила реакция собственного организма на одно лишь присутствие Оксимирона. Оксигондона! Как восьмиклассница при виде кумира, ёпта, в горле сушняк, ладошки вспотели, а пульс ебашит, как насосная станция. Блядство. Он надеялся — всё, отболело, отгорело, забылось, а вот ни хуя. Даже Саша внезапно отошла на второй план. То есть, получается, помог ему этот клиторный демарш? Не так, как он рассчитывал — а на что он, блядь, вообще рассчитывал? — но помог. Чтобы протёкшая крыша встала на место, не нужно творить столько херни и доводить себя до психбольницы, достаточно встретить свою давнюю... в смысле, своего давнего недруга — и всё как рукой сняло? Пиздато. Но не гарантирует, что завтра он не поедет лечить кукуху уже из-за Окси. В прошлый-то раз еле вывез. Слава незаметно выдохнул, расслабляя сведённые напряжением плечи, скосил глаза вбок. — За что прихватили, Мирон Яныч? — повторил вопрос. — С днюхой, кстати. Тот посмотрел слегка обалдело, явно не ожидая такого. — Спасибо. Да ни за что. На митинге был. — О-о, ещё митинг? — обрадовался Слава. — Охуеть, какие все стали с активной гражданской позицией. Но видок у вас, Мирон Яныч, сильно заёбанный. Не по годам вам уже с транспарантами скакать. — Отвали, заебал, — мирно попросил тот, кинул быстрый взгляд на закрытую дверь. — А ты? Что, тоже с активной позицией? Гражданской, я имел в виду, — подчеркнул со скрытой иронией. Слава хохотнул. — Я понял, что ты имел. В виду. Но да, у меня собственный митинг образовался. — В честь чего? Сощурившись, Слава потёр глаза. Головная боль прошла, пульс немного успокоился, но внутри по-прежнему мелко трусило. Что-то нервишки совсем ни к чёрту, пора опять переходить на таблеточки. Он вздохнул и процитировал: — Лизай, а не кусай! Клитор — нежная штучка. — Че-го?! Слава помимо воли фыркнул, чуть не хрюкнув: вот ради таких моментов и стоит творить любую ебаназию. Чтобы потом наблюдать, как ледяные прозрачно-голубые глаза выпучиваются, словно у трахнутой медузы, как из них в один миг улетучиваются отчуждённость и это вечное высокомерие, сменяясь изумлением и растерянностью. Окси между тем пришёл в себя, откашлялся в кулак, маскируя смех. — Бля, ты серьёзно, Гнойный? Хотя что это я, ты же совсем конченый, ты мог. — Он незло засмеялся. — Только ты и мог. Расскажешь? — Хули там рассказывать, — отмахнулся Слава, но живой интерес на чужом лице подкупал, внутри стало тепло и хорошо, и он незаметно для себя выложил все подробности своего оригинального пикета. Окси то качал головой, то ржал, но не осуждал, и слово за слово разговор плавно перетёк на другое, затем на третье. Это было странно — просто общаться, как с обычным человеком, без показухи и миллиона масок, а то Слава, по правде, и сам в своих альтер-эго начал путаться. — ...Ну а возле ТЮЗа меня завернули — и вот я здесь, — закончил Мирон (да, уже Мирон, не Окси, хрен ли там!) вещать о своих похождениях. — Но менты ничего оказались, дали позвонить адвокату, с днюхой тоже поздравили. Реально оксюморон какой-то. — Он задумчиво почесал подбородок под маской. — Хочешь, попрошу, чтобы и тебя заодно вытащил? — Да меня и так к утру обещали отпустить, — пожал плечами Слава. — Сначала грозили на пятнадцать суток закрыть, но потом как-то вырулили. — Ты что, до утра здесь куковать собрался? — покосился на него тот. — Ладно, хозяин — барин. — Ну чё ты как сука, — ухмыльнулся Слава. — Уже и поломаться нельзя, всё наизнанку вывернешь. Можешь помочь — помоги, я же не отказываюсь. Не бесплатно, да? Сколько это будет стоить? — Баттл-реванш, — не моргнув глазом выдал тот, посмотрел в Славино вытянувшееся лицо и заржал. — Шутка, Гнойный, что напрягся! Всё в прошлом. — Шуточки у него, еврейская морда, — проворчал тот. И вдруг мечтательно улыбнулся, вытягивая длинные ноги. — А я бы, может, и согласился. Весёлые были времена, скучаю иногда. — Тогда почему не вернёшься к баттлам? — Они себя изжили, — философски заметил тот. — У всего есть начало и конец, всё рано или поздно публике приедается. Где нет интереса публики, там нет баблишка. — Вы же андеграунд, — насмешливо напомнил Мирон. — Антихайп и вот это всё. — Так я и не про себя, — невозмутимо пояснил тот. — Я про организаторов. Где нет баблишка, там нет их интереса херачить вхолостую. Вон хоть «Версус» ваш ебучий взять. Рестор свалил, а из Охры твоего, не в обиду, ведущий никакой. Ему, по-моему, что с баблом, что без бабла такое не прёт. — С чего ты так решил? — А видно, — обезоруживающе улыбнулся Слава и развёл руки в стороны. — Этому чуваку его серое кардинальство больше по душе, на виду быть не любит. Понятно, чего он у тебя на бэке за маской с плащом скрывался. — Не знал, что ты мониторишь Ванины соцсети, — бросил Мирон несколько растерянно. — Психолог недоделанный. У самого беды с башкой, зато про других судишь. — Я не сужу, мне похуй, — равнодушно отрёкся Слава. — И Охра мне не сдался, его и без меня есть кому мониторить. Не цепляйся к словам, хули выёбываешься, жидок. Мирон помолчал. — У меня имя есть, — брякнул вдруг, и Слава уставился с недоумением. Выпад показался ему непонятным. На его памяти, тот никогда не обижался на дурацкие прозвища. Конечно, может, мастерски делал вид, но у Славы создавалось ощущение, что тому действительно срать на все слова в свой адрес, он их просто пропускает мимо ушей. Не слышит. А сейчас внезапно выясняется, что... нет? Не похер? Или похер всё-таки? Блядский пульс снова начал частить, и Слава постарался выровнять дыхание. — Я так-то тоже по паспорту не Гнойный, — буркнул он. Вскинул лицо, посмотрел на Мирона прямо и внезапно протянул руку: — Слава. Тот поколебался секунду, хмыкнул под нос. — Мирон, — ответил на рукопожатие. — Ты... Договорить ему не дали: послышались шаги, дверь с лязгом приоткрылась. — Мирон Фёдоров, на выход, — позвал дежурный. — Адвокат приехал, всё в порядке. Давай, свободен. Мирон поднялся, кинул на Славу озабоченный взгляд. — Подожди пару минут, я договорюсь насчёт тебя. Постараюсь. — Да ладно тебе, Мирон Яныч, не стоит, — великодушно отмахнулся Слава. — В смысле, если это трудно, там, или... — Мне не трудно, — нетерпеливо перебил его тот и быстро исчез за дверью вместе с дежурным. Слава качнул головой, отрешённо пялясь в серую стену. Он не верил, что Мирону и вправду удастся договориться с ментами, но это и не было важно. Сегодня ночью в этой камере произошло кое-что гораздо более значимое, то, чему он пока и определения подобрать не мог. Только вот уже чётко знал: эта встреча с Мироном у него не последняя, им обязательно нужно ещё раз увидеться — в другой, нормальной, обстановке, перетереть за все непонятки, которые между ними ещё остались. Может, даже Славе удастся наконец донести до того то, что так и не получилось за все эти годы, ни в диссах, ни на том историческом баттле, ни потом. Это сложно. Неправильно. Пиздец стрёмно. Но Славе было важно. Уж до конца так до конца, вскрыть нарыв, а дальше похуй. Антихайп, бля. Мысли прервал знакомый скрежет двери. — Вячеслав Машнов, на выход. Слава мысленно присвистнул с уважением: надо же, не обманул жид. Мирон, то есть. Сука, теперь ведь переучиваться придётся, привыкать называть его по-нормальному. Либо объяснить, что «жид» — это так, любя, без подъёба и злого умысла. И ведь даже не соврёт. Всё это Слава додумывал, шагая по коридору за полиционером. Получил в дежурке свои вещи, попрощался и вышел на морозный воздух, вдохнул полной грудью. Вокруг было темно и пустынно, ни машин, ни людей, даже снег не шёл, лишь одинокий фонарь горел поодаль, почти ничего не освещая. Конечно, Слава знал, что так и будет, но всё равно внутри кольнуло разочарованием. Он одёрнул себя. Хули как девка ноет? Мирон его вытащил — и на том спасибо. Они не обменялись телефонами, не договаривались ни о чём, однако Слава не из тех, кто бросит всё на полпути, это ж ясно. Все это знают. В их век инета, в мире, опутанном проводами, пронизанном насквозь невидимыми радиоволнами, найти человека не трудно, так что... — Карелин, — позвал сбоку знакомый твёрдый голос. Слава вздрогнул, резко крутанулся вокруг себя, едва не навернувшись на скользком асфальте, выпучился в темноту, разглядывая смутный невысокий силуэт поодаль. Сделал над собой усилие, чтобы не распахнуть от изумления рот, как дебик, но блядь, серьёзно? Мирон всё-таки не уехал, поджидал его здесь?! Вот прям ждал? — Охуеть, — помимо воли выдал Слава и потёр подмерзающие щёки ладонями. Мирон негромко засмеялся, явно довольный его реакцией. — Я что подумал, — начал он и неуверенно запнулся, отвёл на секунду взгляд, но тут же набычился, впился глаза в глаза, как только он один умел. — Мы как-то не договорили, мэн, не считаешь? Давай завалим в бар и попиздим? — предложил тихо. — Я угощаю, в честь днюхи. — Сейчас за полночь, днюха твоя закончилась, — возразил Слава, но непослушные губы разъехались в широкой улыбке. — Так что счёт пополам. А в остальном — о’кей, Соня на всё согласная. Тут неподалёку есть одно местечко. Тихо, не пафосно и работают до утра. Идём? — Идём.