Эйзенштейниана

      Наверно, потому что государь слишком любит ежевику. Может, потому он такой колючий – не тронь, изранишься в кровь. Колючий и в черном, а иногда – в красном, как кровь, и на руках у него – кровь. Иногда она ему видится. А иногда – и взаправду есть. А может – и сам изранен до крови об ежевичьи шипы. Да не «может» – изранен. Сколько раз тянулся за сладкою глянцевой ягодой, продираясь сквозь заросли, сквозь колючки, не боясь ободраться. А сколько раз сладкая ягода оборачивалась колючим кустом, вцеплялясь, ветками хлестала наотмашь. Сколько колючек засело занозами, не выходят годы и годы.       А ежевику он любит. Когда красным летом для государевой прохлады ему подносят на золоченом блюде черную ягоду. Высящуюся черной, с лиловым отливом, грудою, блестящую, некоторые примялись, и от них, если возьмешь – на пальцах остаются пятна от сока. С зелеными коротко оборванными черешками в зеленых листочках. И ни одной колючки, ни одной – недоспелой, красного цвета. Или в березовом туеске. Или, к концу царской трапезы – огромный пирог, еще теплый, и кравчий режет его, режет сам перед государем, и выкладывает на поливную тарелку кусок, сверху бледно-золотистый и пышный, снизу – пропитанный красноватым ягодным соком, а в середине пропечённая ягода, влажно-черная, с красноватым и лиловым отливом, и несколько ягодок – вываливается на тарелку, и на ноже – следы сока. Ему нет дела, кто собирал эту ягоду, насколько сильно изранился, много ли получил заноз. Но когда они едут верхами, царский охотничий выезд – красное лето, красные кафтаны псарей, красная ферязь и алые сапоги на царе, красные терские соколы, красен под небом высокий сокола лёт. Царский не охотничий выезд, черные рясы, вороные быстрые кони, и «гойда!». Когда они едут верхами – и вдоль дороги кусты… он не шлет никого. Сам, наклонясь с седла, тянется к черной ягоде и ранится об колючки до крови. Смотрит на саднящие, кровоточащие ссадины и занозы на царских руках, и со странным удовлетворением думает, что так и должно быть. Так и надо.       Кравчий подносит на блюде пирог. Ежевика отошла – с первыми яблоками. Через три дня – Новолетие. У кравчего руки изодраны в кровь, и государю самому от этого больно и страшно, и разбирает злость: почему, с какой стати, зачем?!!       - Государь, - говорит кравчий. Государь не смотрит на него, смотрит на изодранные, в кровоточащих подсохших ссадинах, руки и на черный бархат кафтана. Кравчий разворачивает блюдо с пирогом другой стороной. – Знаю, ты любишь.       На блюде рядом с пирогом лежит несколько черных ягодок ежевики.