Мой сосед фут-фетишист

Пробираясь сквозь знобящую тьму, освещаемую ледяным светом луны и получше кутаясь в шёлковый пиджак, Шпион стремился прямо к базе противоположной команды лишь с одной зудящей в голове мыслью. Вообще, он очень долго пытался её отогнать всеми известными ему способами; курил, напивался до беспамятства, запоминал новые вещи, чтобы для этой не оставалось места и в без того переполненных мозгах, просто ничего не делал… Но, в конце концов, француз поднял белый флаг, вызывающе им помахав, навскидку прикидывая последствия своего решения. Достав отмычку, мужчина вставил её в замок главной двери базы Красных и та с халатной лёгкостью поддалась. Невесомыми шагами пересекая порог вражеской территории, Шпион начал нервно озираться по сторонам. Конечно, он мог бы воспользоваться маскировкой и тогда бы ему абсолютно ничего не угрожало. Конечно, он мог бы быстренько выстрелить из револьвера в того, кто его заметит. Конечно, он мог бы просто напросто уйти в невидимость. Но принципы у него всё же оставались. Потому что если позориться, то по полной и с гордостью на лице. Присев на корточки возле полки с хаотично разбросанной обувью, француз осуждающе цокнул. Лакированные ботфорты Медика там, затасканные башмаки Инженера сям, беговые кроссовки Разведчика вообще под потолком! Это уже становится возмутительным! Даже у них на базе было поприличнее. И всё же, несмотря на недюжинное отвращение, Шпион отыскал в этом бардаке обтёртые и тысячу раз заплатанные туфли Снайпера. Такие старые, кожаные, пережившие всё ботинки, явно купленные за пару долларов на пыльном рынке под палящим австралийским солнцем… Даже через тьму ночной базы было отчётливо видно, что их хозяин очень дорожил ими, хоть и не особо о них заботился. Руки Шпиона пробила мелкая дрожь, а на губах появилась кривая улыбка, когда он поднёс туфли ближе к лицу, вылавливая привыкшими глазами ещё больше заплаток. Без задней мысли он сделал настолько глубокий вдох, что из глаз пошли слёзы и перед ними проплыла вся жизнь Снайпера, в которой он носил эти ботинки. Этот запах сводил с ума… Блаженно выдохнув, в голове француза появились грязные фантазии, в которых австралиец придавливает его грудь этими ботинками. Затем снимает их. И наступает благовонной ступнёй ему на лицо. Но Шпион не теряется, и проводит языком по пальцам ноги, на что стрелок начинает тяжело дышать. Далее Шпион мягко обхватывает губами большой палец, а рукой вырисовывает круги на лодыжке. Снайпер что-то низко, хрипло шепчет, и Шпиону совсем срывает крышу. Яркий свет дешёвой лампы наотмашь бьёт по французу и возвращает в реальность. Шпион медленно повернул голову на посмевшего его отвлечь и судорожно сглотнул, встретившись взглядом со Снайпером. Его лицо выражало какую-то крайнюю степень шока. Глаза цвета морской волны выпучены, брови высоко подняты, губы сомкнуты в тонкую линию. Француз вообще не знал, что австралиец способен на такие эмоции. Как он тут оказался? Почему именно сейчас? Как услышал его присутствие? Вопросы, ответы на которые он никогда не получит, пролетали в его голове с той же скоростью, с которой алели его скулы. — Добрый вечер, мсье Снайпер. — Ага, добрый. Классическая неловкая пауза. Француз инстинктивно прижал туфли к сердцу, тупо пялясь куда-то на загорелый пресс стрелка. Тот же в свою очередь пытался осознать ситуацию: бедолага просто проснулся посреди ночи, не смог заснуть, пошёл на кухню за кофе и, услышав какое-то копошение в коридоре, решил включить свет и посмотреть, что это там возится. В итоге увидел вражеского любителя лягушек, нюхающего его туфли. Что-ж, всё равно нихера не понятно. — Можно мне мои ботинки? — единственное, что смог выдать австралиец. — Боюсь, что нет, — ответил с рефлекторной высокомерностью и манерностью мужчина, несмотря на то, что находился в унизительнейшем положении. — Отдай, — сдвигая брови к переносице, стрелок сделал шаг вперёд. — Не отдам. — Отдай! — уже крикнул Снайпер, схватившись за свою обувь. — Не отдам! — Шпион очень смутно понимал, что делал, изо всех сил стараясь сохранить туфли себе. Вдруг, так же неожиданно, как ветер в морозное утро, француз резко потянул ботинки на себя. Снайпер, чертыхнувшись, и попытавшись удержать равновесие, упёрся руками по две стороны головы Шпиона — и вот он навис над ним, а их взгляды пересеклись в негласном вызове. Вызове как словесной, так и физической борьбы не на жизнь, а на ботинки. — Дружище, лучше отдай по-хорошему, — угрожающе прошептал низкими нотами бушмен. Каждое хриплое слово этого дикаря отдавалось звучными позывами глубоко под рёбрами. Шпион с еле скрываемой радостью предвкушал дальнейшее развитие событий. — Заставь меня, mon cher, — лягушатник с наглой лаской пробежался пальцами по оголённой груди австралийца. Тот лишь ошалело дёрнулся, а лицо сменило свою эмоцию с гнева на задумчивость, понемногу покрываясь смущённой краснотой. Как же его легко читать без вот этих вот имбицильных жёлтых очков… Невольно облизнув пересохшие губы, Шпион положил одну ладонь на щетинистую скулу стрелка, а вторую повёл по его загорелому торсу. И Снайпер отзывался! Было видно, что он колебался, но он всё равно оставался на месте, прогибаясь под тонкими пальцами и одновременно возвышаясь над французом. О-хо-хо-хо-хо! Это лучший день в его жизни. Шпион ликовал. Ликовал до тех пор, пока грубые руки не перехватили давным-давно покоящиеся на теле Шпиона туфли. Бушмен встал резким движением и смылся восвояси, забрав свою обувь с собой и оставив лягушатника наедине со своей эрекцией. Мужчина в дорогом смокинге не по-джентельменски сплюнул. — Кто бы мог подумать, что вы, мсье Снайпер, из робкого десятка, — скривился Шпион и досадливо покачал головой. — Что-ж, не переживайте, у нас ещё полно времени, чтобы закончить начатое…