Unvoiced

Спина ныла от неудачного положения, а голова болела так, будто кто-то неспеша вкручивал в череп саморезы. Под щекой оказалось что-то твёрдое, до ужаса плохо исполняющее роль подушки. Тара не лежала, а сидела, уткнувшись кому-то в шею. Переносицу щекотали чужие волосы, а от тела пахло затхлостью и немного мылом. Тара приоткрыла один глаз. В камине бойко трещал огонь. За окном вовсю светило солнце, без труда проникая сквозь тонкие занавески. На ногах расположился увесистый фолиант, непонятно каким образом оказавшийся здесь. Ладонь, до этого покоившаяся на колене, поднялась и провела пальцем по странице. Затем с тихим шелестом перевернула её. Вторая рука Сайласа лежала на талии. Там же, где и несколько часов назад. Он осторожно вернул ладонь на колено, и в грудной клетке вдруг стало слишком тесно. Поддаваясь внезапному порыву, Тара запустила пальцы в сероватые волосы. — Восемь часов двадцать три минуты, — ладонь Сайласа скользнула по ребрам и опустилась на плечо. Недобро сжала. — Ты решила отомстить мне? Ворчит, как обычно. Если Сайлас когда-нибудь перестанет ворчать, Тара всерьез начнет беспокоиться о его состоянии. И всё же, все эти восемь часов он просидел обнимая её и разглядывая алхимические формулы. Разве это можно назвать нормой? — Ты ведь хотел греться, так в чем проблема? Пряди под пальцами шли волнами. Ей почему-то казалось, что волосы у Сайласа жесткие и колючие, но дело обстояло иначе. Повышенный интерес к волосам, наверняка, выглядел странно, но Тара попросту не хотела оставлять их в покое. Не могла. Стоило наслаждаться, пока была такая возможность. Подхватывая очередную прядь, Тара случайно провела по коже за ухом. Сайлас дернулся. — Ты что, до сих пор пьяна? — недовольно произнес он, отстраняя её ладонь. В голове промелькнула мысль — её делает пьяной одно его присутствие. Она так соскучилась. Настолько сильно, что теперь пыталась почувствовать как можно больше, чтобы восполнить утраченное. Настолько, что не хотелось выбрасывать из головы даже запах пыли и ощущения от прикосновения к сухой, шелушащейся коже. В мыслях снова вспыхнуло желание поцеловать Сайласа — и будь что будет. Голова пульсировала и ныла, и Тара обрадовалась тому, что ей плохо. Боль мешала совершать опрометчивые поступки и не давала ни на чем сосредоточиться. И хорошо, что так. Если она испортит недавно налаженное общение из-за минутного порыва, то не простит себя. — Нет, — наконец, выдавила Тара. Язык во рту едва ворочался. — Просто волосы у тебя приятные. — Тебе не кажется, что ты находишь приятными очень странные вещи? Пальцы, обвившие запястье, были теплыми, почти как у живого человека. За полгода жизни в Бантусе это стало непривычным, ровно как и любое длительное прикосновение. — Ты просто не знаешь толк в волосах, вот и всё. Сайлас разжал пальцы, и Тара высвободила руку из-под его шеи. Выгнулась в пояснице, хрустя позвонками, и едва слышно замычала. По голове тут же поползла сеть из трещин, превращая мычание в стон. Пришлось согнуться, и, зажмурившись, схватиться за виски. — Если ты такой недотрога, почему не отнёс меня на кровать? — подметила она, после того, как боль в голове слегка улеглась. — Зачем? В комнате холодно, а ты теплая и не остываешь, в отличии от очага, — Сайлас захлопнул фолиант и отодвинул его в сторону. Глаза без зрачков глянули с раздражением. — Но теперь вставай давай, у меня ноги затекли. Тара поднялась. Голову, казалось, распирало даже от того, что она стояла без движения. Еле как выскользнув из сапог, она опустилась поверх шерстяного покрывала, морщась от боли и постанывая. Сзади послышались неспешные шаги, и Сайлас, как обычно, присел на корточки возле кровати. — Как живой, — Тара похлопала по плечу, где ещё несколько минут назад лежала её голова. — И где мои благодарности? — За что? За отдавленные ноги? — За то, что не пришлось часами отогреваться в ванной. И вообще, не ты ли первый ко мне полез? — Спасибо, — нехотя буркнул он. — Но в следующий раз, когда соберёшься греть меня, будь добра, не засыпай. Сайлас шутливо ткнул её в плечо. Тара поморщилась. И это, скорее всего, был его способ сказать, что всё нормально. Может, существовала вероятность, что им двигал не только прагматизм, и эта мысль заставила Тару улыбнуться. — Чего улыбаешься? — между бровями тут же собралась морщинка. — Откуда взялась книга у меня на коленях? — Тара бросила на Сайласа хитрый взгляд. — Неужели, Великий Изобретатель, Металлург и Алхимик так не хотел отпускать простую смертную, что пошел за книгой, держа меня на руках? — Ну и фантазии у тебя, — хмыкнул тот. — Вообще-то всё намного проще. Пальцы на левой руке дрогнули и описали в воздухе кривую. Фолиант, оставленный на кресле, затрясся, сдвинулся с места, и поплыл к Сайласу. Тот протянул руку и корешок книги ткнулся ему в ладонь, словно ласковый пес. — Почему ты никогда не говорил, что умеешь колдовать? — По сравнению с тем, что может Ниру, это и колдовством назвать сложно, — он отмахнулся от книги, и та поплыла обратно. Пальцы продолжали выписывать в воздухе незамысловатые линии. — Так, небольшой трюк. Фолиант врезался в столешницу и раскрылся. На пол посыпались листы желтоватой бумаги, исписанные неровным почерком, и Сайлас, бросив пару ругательств себе под нос, поднялся на ноги. — Да, Ниру так не лажает, — усмехнулась Тара. Сайлас, склонившийся над книгой и собственными заметками, покосился в её сторону. — Действительно, куда мне до вас, некромантов? Возня с бумагами заняла его надолго. Он переворачивал страницы, водил пальцем по строкам, а затем вкладывал листы с заметками в нужное место. Губы едва заметно двигались, и небольшой шрам, отливавший темно-розовым при свете дня, придавал лицу ухмыляющийся вид. Наблюдая за Сайласом, Тара не заметила, как задремала.