Untouchable

      — Дитя мое, — слова эти были обращены к Жанне достаточно громко, чтобы слышала вся община и звук даже эха, казалось, врывался в ее череп. — Ты насмехаешься над нашими постулатами.       Опустив голову и поставив одно колено на холодный камень, Жанна наблюдала, как свет от ее шиньона блестит на кожаных сапогах Матроны. Позади нее ведьмы зашевелились, перешептываясь. Жанна сжала губы в тонкую линию; чертовы постулаты не волновали ни одну из них. Они были слишком напуганы волнениями в Вигриде, клеветой, которую о них проповедовала Церковь, открытым омерзением и злобой, с которыми столкнулись на улицах. Порядок перестали почитать и строгое следование постулатам не могло волшебным образом это исправить.       — Жанна! — Жанна сжала кулаки заслышав отвращение в голосе женщины. — Неужели ты не понимаешь, что это значит в такие времена?       Вопрос был риторическим; она не должна была говорить. Вот почему, когда она все же заговорила, позади нее раздался возмущённый ропот.       — Я обстоятельно изучила писания и не увидела в них ни слова о смешанной крови, — Жанна медленно встала, несгибаемая в своем гневе. — В них сказано лишь о тех, в ком есть кровь ведьмы и о тех, в ком ее нет. Чушь о «нечистой» крови ни что иное, как нагнетание ужаса и заблуждений, в которых мы сейчас обвиняем людей.       В дальней части зала в позолоченной клетке тщательно закутанная фигура с интересом повернулась к суматохе.       — У нее кровь есть, Матрона, — продолжила Жанна, воспользовавшись потрясенным молчанием, чтобы уточнить. — Она повелевает теми же силами, что и мы с вами, а мастерство ее выше, чем у многих, — она замолчала, размышляя, хватит ли ей наглости продолжать. — Если и стоит какой-то вопрос, то лишь тот, почему мы заперли одну из нас за решеткой и обращаемся с ней хуже, чем с дворнягой.       Удар стал неожиданностью; однако Жанна, скорее всего, не стала бы его блокировать даже если бы предвидела. Матрона вложила в удар достаточно силы, чтобы от контакта руки со щекой Жанну сбило с ног. Она допустила это, одинаково восхищенная и испуганная тем, что позволила себе быть такой непокорной.       — Как смеешь ты! — Матриарх двинулась к ней, охваченная яростью. — На этот раз ты зашла слишком далеко, Жанна. Ты погубишь нас!       Погибель… Это слово вызывало у Жанны другие воспоминания; другие, гораздо более приятные воспоминания.

________________________________________

      Пока она возилась с ключом ее сердце колотилось как бешеное. Было слишком темно, чтобы нормально видеть, и она чувствовала, что в любой момент может почувствовать на плече руку одного из адептов, из-за чего ей придется пережить еще одну утомительную публичную выволочку.       Твердые руки накрыли ее и направили к тяжелому замку; тепло кожи ощущалось сквозь грубую ткань перчаток.       — Вот так, — открыто сказал голос, даже не пытаясь шептать.       — Тише! — прошипела Жанна через решетку. — Они услышат тебя, и ты больше никогда не увидишь белый свет!       Пальцы направили ее пальцы, подведя ключ к замочной скважине и вставив его внутрь. Механизм заработал и ворота слегка приоткрылись. Отверженная раздвинула проем и прошла сквозь него.       — Не хочу придираться по мелочам, но, вроде, во время наших коротких экскурсий я все равно его не вижу, не так ли? — она обнаружила себя молниеносно прижатой к внешней стороне клетки, придавленной телом Жанны и с перчаткой, плотно прикрывающей губы.       — Тихо! — прошептала Жанна прямо на ухо женщине. — Сереза, я понимаю, что тебе терять нечего, но в этом вопросе мы немного не равны, не заметила?       Сереза вывернула подбородок из жесткой хватки.       — Если бы ты хоть на пару секунд отложила бы свои лекции, помолчала и прислушалась, ты бы поняла, что здесь никого нет. Мы можем петь во все горло, и никто нас не услышит. Вообще-то…       Она открыла рот, предположительно для демонстрации, и быстро снова обнаружила на нем знакомую ладонь.       Жанна оставила там руку на несколько мгновений, чтобы убедительнее донести свою мысль, а затем отстранилась.       — Ты явно послана мне как испытание, — сказала она себе под нос, поворачиваясь к двери.       — Мне кажется, кто-то просто решил, что тебе не помешает чувство юмора, — с улыбкой ответили ей. Жанна слышала следующие за ней мягкие шаги, когда они выходили из зала.       В этот час единственным местом, где можно было укрыться, были парки Вигрида, а путешествовать туда можно было только не в фазе. Взгляды, полные ужаса и издевки, которые они постоянно получали от жителей человеческого мира были ничем в сравнении с мучительным искуплением, которое бы незамедлительно последовало, попадись они на глаза Ордену Тени. Их обычный излюбленный дворик был скрыт от города кольцом густых дубов и большим богато украшенным фонтаном. Вода ровно текла из открытых пастей четырех крылатых львов, отражая на булыжники лунный свет. Тут было спокойно.       Каблук пронесся у лица Жанны, и она едва успела уклониться. В последнюю секунду она откатилась в сторону, направляя пистолет в голову злоумышленнице.       Сереза даже не вздрогнула.       — Я почти тебя достала.       Услышав это Жанна улыбнулась.       — Мечтай, — она постучала пистолетом о подбородок Серезы. — Если ты хочешь ударить меня, тебе придется работать гораздо больше.       Следующие часы Сереза работала гораздо усерднее. Безустанно она наносила удары, блокировала, откатывалась, подныривала и взмахивала. Без сомнений и без жалоб она идеально копировала каждое преподаваемое движение и повторяла его, пока не доводила до совершенства.       — И все равно я пока не могу ударить тебя, — размышляла Сереза, пока они лежали спиной на камне и смотрели на звезды.       Жанна иногда подумывала позволить женщине нанести удар — и сердце ее отчаянно хотело увидеть ту радость, которой не хватало в глазах подруги — но, если она пропустит удар, который пройти был не должен, это будет ложью. Вместо лжи она выбрала достижение.       — Меня с рождения обучали лучшие, а я тебя сколько учу? Год?       Сереза подняла руку, чтобы поправить маску, сбившуюся от того, что это объяснение заставило ее поморщиться. Жанна наблюдала за движением.       — Ты можешь снять…       — Нет, не могу, — она твердо перебила ее.       Жанна приподняла брови при виде решимости Серезы, но решила попробовать еще раз.       — Давай будем честны, если нас увидят мы все равно покойники. Так почему не снять ее ненадолго, если разницы нет?       Сереза положила руки на живот, который поднялся и опустился от ее глубокого задумчивого вздоха.       — Дело не в этом, — наконец ответила она. — Нет смысла жить в фантазиях, где я ношу форму Ордена и сражаюсь с открытым лицом. На мне клеймо; на мне грязь: маска и капюшон говорят об этом всем. Если мне когда-нибудь позволят с кем-нибудь драться, я же буду в маске и капюшоне, разве нет?       — Сейчас ты не дерешься, — тихо отметила Жанна. Когда она убедилась, что Сереза ей позволит, она приподнялась на локте и, сократив небольшое расстояние между ними, подняла маску в виде бабочки с лица Серезы. Потом, молча, она развязала капюшон и потянула за него; Сереза подняла голову с камня, позволяя его снять. Она отбросила оба предмета в сторону.       Без капюшона волосы Серезы опали, образуя вокруг нее идеальную дугу. Внезапно Жанна заметила, что оглаживает волосы на висках подруги, любуется ими. Даже сквозь тонкие перчатки она чувствовала маслянистую гладкость.       — Воистину, Сереза, — сказала Жанна, заметив, как месяц сияет на черном роскошном море, рассыпавшемся по камню. — Ты ведьма. Ни одна другая родословная не могла бы создать таких красивых волос, как у тебя.       Жанна решила, что дело не только в волосах. Эти светлые глаза и четкая линия челюсти точно принадлежали Ордену Тени. Любой несогласный был ослеплен собственными страхами и предрассудками.       Задумавшись, Жанна забыла о том, где находится ее рука, пока Сереза не подняла свою и не накрыла ладонь Жанны на собственном виске. В глазах Серезы было столько эмоций, что трудно было выделить самую яркую: тоска, смирение, надежда, уступка… каждая из них проступила и схлынула с непролитыми слезами.       — Знаешь, — пробормотала Сереза голосом, совсем не похожим на привычную для Жанны саркастичную издевку, — ты единственный человек в мире, который прикасается ко мне. Остальные ведут себя так, словно я ужасная болезнь, а они боятся заразиться.       — Пускай сгниют в аду вне очереди, — осуждающе выплюнула Жанна, прежде чем она смогла подавить свое разочарование. Она сделала вдох, чтобы успокоиться. — Любой, кто находит в этом лице что-то кроме красоты, — она провела большим пальцем по щеке Серезы, — глупец в ловушке собственного страха и прикрывается этим нелепым пророчеством как причиной, чтобы тебя оскорблять. — Она поморщилась. — Это убого.       Когда она попыталась отстраниться и лечь назад, Сереза издала короткий звук и не отпустила руку. Жанне эта сторона Серезы — когда ей было дозволено ее видеть — казалась особенно милой, поэтому она по камню протянула свои бедра поближе к другой женщине. С привычной легкостью стянув золотую сетку со своих волос, она прижала ухо к плечу Серезы, и их волосы рассыпались по камню. В такой позе Сереза позволила Жанне положить руку ей на ребра.       Прислушиваясь к гипнотическому пульсу сердца Серезы, Жанна признала, что после их тренировок она готова была уснуть прямо здесь и, несмотря на ужасные последствия, часть ее уже готова это осуществить.       Пальцы Серезы запутались в волосах, упавших на ее живот, создавая ложные кудри.       — Мы с детства этого не делали, — заметила она.       Они определенно больше не дети. Так Жанна думала, слушая, как дышит Сереза. Они давно хорошо знали тела друг друга — после того, как она провели много ночей, оттачивая способность Серезы драться волосами, ей казалось, что она лично знает каждый сантиметр кожи своей подруги — но мельком видеть и чувствовать рядом с собой это абсолютно несравнимые ощущения. В другое время, в другом месте, Жанна гадала, что бы произошло между ними без бдительного ока Ордена Тени.       Через какое-то время она проснулась.       — Если мы останемся здесь, мы увидим прекрасный восход солнца, — сказала ей Сереза, и улыбка на ее лице была очевидна и в голосе.       В панике дезориентированная Жанна присела, серебряные волосы занавесью вокруг нее. Она закинула их за плечи.       — Почему ты раньше меня не разбудила? — спросила она, озабоченно глядя на свет на горизонте.       — Что, не сможешь снова вытащить меня из тюрьмы? — Сереза задала вопрос с такой беззаботностью, что она обнуляла мрачный смысл.       Она протянула руку, поглаживая щеку Жанны тыльной стороной ладони; грубая ткань ее потертых перчаток немного царапала кожу Жанны. Сереза почувствовала это и вздрогнула. Жанна покачала головой, показывая, что это ее не беспокоит.       Вид открытого лица Серезы напомнил Жанне, что так и должно быть, поэтому она пошарила за их головами, пытаясь найти капюшон и помогла Серезе снова надеть его. С маской изгоя, прежде чем вернуть ее на нос Серезы, она на мгновение остановилась и задумалась. Она пришла к выводу, что в отрыве от своего значения, маска очень красивая. По наитию она нацепила ее на нос.       — А из меня бы вышел изгой? — спросила она.       Испуганное лицо Серезы почти заставило ее сердце остановиться. Она протянула руку и сорвала маску с лица Жанны, прижимая ее к себе.       — В моих худших кошмарах, — пробормотала она.       Жанна не просила объяснений, но она все равно объяснилась, отвернувшись от Жанны и возвращая маску на лицо. Затем несколько мгновений она осматривала Жанну с отрезвляющей серьезностью.       — У меня мало радостей, но она из них — твердая уверенность в том, что моя участь тебе не грозит.       Жанна вспомнила все случаи, когда она видела, как Серезу пинали, оплевывали, обзывали. Она много раз думала, что никто не должен терпеть такое обращение в одиночестве.       — Я бы разделила ее, — сказала ей Жанна. — Если бы могла.       Сереза медленно кивнула.       — Ты слишком благородная для своего же блага, — обвиняюще сказала она, нежно глядя на подругу из-за крыльев маски. — Это омерзительно. Это тебя погубит.       Меня погубишь ты, снисходительно подумала Жанна, позволяя отвратительно широкой улыбке расплыться по ее лицу, когда они, взявшись за руки, прокрались обратно в штаб.

________________________________________

      — Ты слушаешь меня, дитя? — Голос Матроны привел ее в чувство. — Пока мы говорим, улицы наполняются теми, кто хочет убить нас, теми, кто видел, как наш священный порядок стерт со всего сущего. — Она взяла Жанну за плечи, белые костяшки пальцев вжались в ее плоть. — А ты! Наш будущий лидер! Тебе потом смотреть на наши междоусобицы и споры!       Жанна вызывающе смотрела на женщину, стиснув зубы.       — Я не буду осуждать живое существо за ошибку рождения, — ровно сказала она. — И если наш порядок в такой опасности, как вы говорите, не лучше бы было, чтобы на поле боя был еще один солдат?       Матрона покачала головой и открыла рот, чтобы ответить, но перед ней заговорил другой голос из беспокойной общины.       — Матрона, не будет беды, если позволить Изгою сразиться с кем-нибудь из нас. Жанна грозная ведьма; нет ни единого шанса, что ее ранят.       Судя по морщинам на лбу Матроны, сложно было быть более глубоко несогласной. Дальнейшее одобрение со стороны большинства ведьм заставило ее морщины углубиться до хорошо выкопанных траншей.       — …Я не вижу вреда в…       — …не идет в разрез с нашими законами…       — …по-моему в Риме рабов на арене называли «гладиаторы»…       Жанну не особенно обрадовал тот факт, что у них, вероятно, слюни потекли от одной мысли о просмотре кровавых спортивных состязаний; но по крайней мере она сможет доказать им, что Сереза была для Ордена больше, чем просто бременем.       Протянув руку к камере Серезы, она спросила:       — Сойдешься ли ты со мной на этой священной арене?