Игра со смертью.

Я засыпаю в его объятиях. Впервые, так быстро. Ничего не тревожит… Мысли улетают куда-то вдаль, оставив о себе лишь воспоминания, но больше не ранят сердце. Виктор прижимает меня к себе, согревая горячим дыханием в спину. Он переплетает пальцы наших рук, и я медленно, но верно проваливаюсь в сон. А что, если всё это — лишь сон?! Может, и не было никакого Виктора. Может, я просто не справилась с болью и выдумала себе его? Но нет… Утром я замечаю его у раковины. Он отстирывает простынь, украшенную багровыми каплями крови. В комнате пахнет табаком и его парфюмом. Движения лёгкие, быстрые. Невольно, кутаюсь в одеяло. Это утро довольно холодное. За окном выпал снег, и морозное солнце не греет. Заметив мой пристальный взгляд на себе, Крам резко оборачивается. И, развесив простынь на батарею, садится на край кровати, мягко улыбнувшись мне. Я улыбаюсь в ответ и он протягивает мне чашку горячего, крепкого чая с сахаром. Обычно, пью кофе. Чёрный и несладкий. Он быстрее восстанавливает силу, но от чего-то поддаюсь, сделав несколько глотков. Виктор протягивает мне шоколадный батончик. И я от чего-то вздрагиваю, заметив надпись. — Моя бабушка… Она их любила. — Вспоминаю, не зная, радоваться мне, или плакать. — Вечно варила мне этот чай… И разрешала есть конфеты. Это был наш маленький секрет. — Эти конфеты из Болгарии. Их очень любит моя сестра. Ты уверенна, Бэлла? Ничего не путаешь? — Моя бабушка была из ваших краёв. — Признаюсь я. — Жаль, я плохо её помню. Виктор меняется в лице. — Не знаешь фамилии? — Нет… Она плохо говорила по-английски. Можно сказать, не говорила вообще. У неё были светлые глаза. И почти полностью поседевшие, чёрные волосы. — Если это так, она похожа на мою мать. — Тихо произносит он. — Скучаешь по ней? Глупый вопрос, наверное… — Глупый. — Соглашается Виктор, мрачнея. — С этим невозможно смириться. Время лечит… Нет, только притупляет боль. После, она вспыхивает с новой силой. Я рассказал тебе не всё, Бэлла. Мою мать прокляли. — Кому это понадобилось? — Не понимаю я. — Она помогала людям. Не брала за это ни копейки. Люди отплатили ей ненавистью. Злостью. Однажды, к ней пришла женщина. Она хотела знать, что её ждёт с любимым мужчиной. Но мать сказала, не ждёт ничего. Мужчина был женат… Воспитывал детей. Тогда, эта женщина попросила приворожить его. Она сказала, заплатит любую цену. Но мама не взялась за это. И та женщина, прокляла её. Она сказала ей «пусть сердце твоих детей разобьётся так же, как ты разбила моё». «Пусть они лишатся надежды так же, как ты лишила её меня.» Мать знала, что умрёт… Она чувствовала. — Виктор опускает глаза. — Перед смертью, мама обняла меня. Так, словно прощалась навсегда. Она что-то прошёптала мне на староболгарском. И потрепала по волосам. Я не помню, что именно она сказала мне… Был слишком мал. — Наложила защиту? — После её смерти, отец начал сильно пить. — Оставив мой вопрос неотвеченным, угрюмо произнёс Виктор. — Он остался один, с двумя детьми на руках. Порой, он напивался так, что терял рассудок. А в редкие минуты просветления, прижимал к груди нас с сестрой и плакал. Звал мою мать. Этого не знали люди… Он никогда бы не признался в том, что так сломан и разбит. Каркаров родственник моей мамы. Если быть точнее, он приходится моим дядей. Ты права, мы связаны кровью. И я очень благодарен ему, Бэлла. Освободившись из Азкабана, он был вне себя от смерти сестры. Он приехал к нам, и, застав эту картину, забрал нас с сестрой. Он подарил нам дом. Заботу. Он растил нас, как своих. Взял меня под своё крыло. Называл «сыном». Я — не просто воспитанник, Бэлла. Я часть его семьи. Я — его лучший ученик. Его гордость. — Мне очень жаль, что тебе пришлось такое пережить, Виктор… — Каждый раз, мне напоминают о его прошлом. — Отвечает он, мрачнея. — Называют пожирателем смерти. Готовы обвинить во всех грехах, но его единственный грех лишь в том, что он был молод и глуп. И связался не с теми людьми. И я никому не позволю говорить о нём без уважения. Никому, Бэлла. Этот человек сделал для меня слишком многое. — Прости. — Теперь, ты знаешь мою историю. — А что случилось с твоим отцом? — Он пришёл в себя. Оправился, если хочешь. — Виктор смотрит мне в глаза. — Насколько это возможно, похоронив любимую жену. Она была его первой любовью… Со школьной скамьи вместе. В один день, её просто не стало, будто и не было никогда. И я не виню его за вспышки агрессии… За то, что пил так много, срываясь на мне. — Он бил тебя? Крам молчит, сжав ладонь в кулак. — Прости… — Нет. Не извиняйся. Да, он бил меня. Очень сильно. Однажды, я пошёл на реку вместо того, что бы следить за сестроой. Он искал меня по всему селу, и, найдя, стал избивать прямо на улице, ногами. — В глазах Виктора застыла боль. — Он бил меня настолько, что я кашлял кровью. Всё моё тело было синим. Называл «неблагодарным». Но никогда не трогал мою сестру или мать… Пока мать была жива. Мы были счастливой семьёй. Да, довольно бедно жили. У нас были как и у всех, проблемы. Порой, не хватало на еду. Но мы жили честно, и были довольны малым. С детства я знал, что должен что-то сделать. Сделать хоть что-то, что бы помочь семье… В нашей деревне не было работы. А в город, папа уехать не мог. У него сильно болела мать. Он был единственным сыном. Знаешь? Я простил его. Давно простил. Сейчас, у нас довольно тёплые отношения, несмотря на прошлое. Когда я приезжаю на каникулы, он всегда рад мне. И заботится о сестре, как никто другой. — Я тоже пережила смерть близкого человека. — Тихо признаюсь, опустив глаза. — Мой единственный брат… Он погиб в автокатастрофе, у меня на глазах. Прости, Виктор. Мне… Очень больно это вспоминать. Я била его по щекам, пыталась докричаться до него, но… Он не отвечал. Он был таким красивым… Совсем ребёнок. Перед ним была вся жизнь, но она оборвалась, не успев начаться. Крам прижимает меня к себе, к своей груди, крепко обняв. Шёпчет «плачь», вытирая слёзы. Странно. Я так долго держала эту боль в себе, не показывая эмоции, что забыла, каково это, просто плакать. Каково это, заново переживать тот момент. Из моих глаз рекой текут слёзы. Я всхлипываю, пытаясь не смотреть на Виктора. Меньше всего хочется, что бы он видел меня в таком состоянии, но эта боль… Она пронизывает, режет меня изнутри, заставляя ударять его по спине, тихо проклиная свою жизнь. Если бы дар открылся чуть раньше… Что, если бы я это предвидела? Могла бы его спасти?! Не видела бы убитых горем, родителей. Не видела бы его, такого беспечного, юного, в чёрном костюме, в гробу… Мне казалось в те минуты, если открыть ему глаза, он проснётся, словно ото сна. Он вернётся к жизни. Но его буйное сердце уже не билось. Он был бледен, холоден, и так спокоен… Ничего больше не тревожило его. А мы, остались наедине, с огромным горем. — Сколько же пришлось тебе пережить, девочка моя? — Едва слышно произносит Крам, целуя меня в лоб. — А тебе? Не меньше… — Теперь мы есть друг у друга. Со мной, ты можешь быть слабой. Можешь плакать, а можешь смеяться. Я всегда тебя поддержу. Что? Всё еще не веришь мне? Я вывернул душу перед тобой наизнанку… Ты можешь быть просто собой. — Я даже не знаю, какая я, на самом деле… — Добрая. Искренняя. — Мягко произносит Виктор. — Готова прийти на помощь друзьям. Верная. Невероятно красивая… Чуткая. Ранимая. Гордая… — Он едва заметно улыбается, смахивая с моих глаз слёзы. — Упрямая… Хорошая. Чем дольше я тебя знаю, тем сильнее тянет к тебе. Ты какая-то родная. Я невольно улыбаюсь. — Не знаю, что сказать о тебе… — А ты не говори. Просто наблюдай. — Виктор целует меня. — Мне нравится наблюдать за тобой. Нравишься ты…