***
Мужчина и женщина молча сидели напротив друг друга за маленьким столом в крохотной комнате, освещенной лишь неровным светом из наспех разожжённой масляной лампы на столе. Неровные и рваные всполохи света вырывали из практически полной темноты сосредоточенное и хмурое лицо бритого налысо мужчины и растерянное личико его собеседницы, что всего пару минут назад вернулась после третьего наитщательнейшего осмотра собственной дочери. А ведь как просто все выглядело в самом начале. Просто интересная аномалия, что заметил Акимару в малютке, что принесли на причащение в храм. Он, как впрочем, и любой иной представитель беловолосой ветви был сенсором и сенсором он был отменным, способным ощутить чужую жизненную силу и чакру за многие километры, а с двадцати шагов мог и вовсе предсказать по движениям энергий, как будет двигаться человек и какую технику он готовится применить. Если конечно сам Акимару знал эту технику. И даже столь талантливый сенсор лишь самым краем своих чувств, находясь буквально в трех шагах от малютки, смог уловить в немного странном, но в целом вполне обычном ребенке что-то… Просто что-то. Любопытство и паранойя прирожденного ГэБэшника просто не позволили Акимару пропустить подобное и он со всем тщанием и присущей ему педантичностью стал копать. Завуалированные расспросы родных и даже просто знакомых семьи паренька ничего не дали. Мальчик как мальчик просто со своими странностями, что есть у любого и пора бы уже было остановиться и охладить собственную паранойю. Но Акимару, что во всем искал либо крамолу и предательство, либо знамение от своего божества не остановился. Какое-то потаённое шестое чувство, то самое фирменное чутье опытного особиста не позволило ему бросить все на полпути. Напротив оно настойчиво твердило, что этот мальчуган и есть ключ, от самой главной загадки всей его жизни. И Акимару не сдавался, испытывая задор гончей, что загоняет свою жертву, он лично стал следить за парнишкой. Мельком и не слишком пристально, но систематически и постоянно. Поэтому он первым и заметил, как у мальца в трехлетнем возрасте стал расти запас чакры. И это нормально для этого возраста, если, конечно не учитывать просто астрономическую скорость этого процесса. Всего за три недели объём чакры у мальчишки увеличился семикратно и лишь набирал скорость роста. К шести, когда детей распределяют по группам и определяют потенциал для дальнейшего обучения родовому искусству, запас его чакры превысил таковой у самого одаренного двенадцатилетнего выпускника! Это было поразительно и Акимару даже решился лично заняться преподаванием Слова Божьего у группы, куда определили столь необычного мальчика, чем в немалой степени удивил всех тех немногочисленных людей, что знали о его истинном роде деятельности. Но удачным стечением обстоятельств было то, что в тот же год его милая Юмэ тоже отправлялась в Школу и все попросту посчитали, что он хочет приглядеть за ней. Глупцы! Нет, разумеется он одним глазком и за ней приглядывал и даже сделал малютке внушение о том, что рассказывать об их родстве не стоит, но основное его внимание было приковано к аномально одаренному ребенку странные ощущения от которого к тому моменту лишь усилились. Два года, целых два года Акимару провел в томительном ожидании чего-либо. Но все было тщетно. С мальчиком, помимо его аномально большого запаса чакры, все было в полной норме. Истерзавший себя разнообразными догадками жрец искал в старых клановых и родовых записях совпадения или хотя бы какие-нибудь зацепки, но не находил их. К сожалению слишком небрежны были предки к описанию даже жития Немуру-о-Ками, что уж говорить о простом архивном делопроизводстве. Вера нашептывала Акимару, что здесь замешан их божественный прародитель, а жизненный опыт утверждал, что все эти странности с парнишкой добром не кончатся. Богатое воображение рисовало самые разнообразные картины возможных событий, что порой заставляли стыть кровь в жилах и нет-нет, но задумываться о том, чтобы решить проблему радикально. Но жрец верил в своего Бога, верил в его неземную мудрость и искренне от всего сердца молился ему, дабы он не гневался ни на них, что некогда разочаровали его, ни на их персиковолосых кузенов, что своей беспорядочностью в выборе партнеров выказывали свое неуважение божественному наследию. Акимару с присущей лишь особо верующим фанатичностью умолял своего владыку простить, наконец, своих нерадивых потомков. Ответом же ему был неподдельный ужас, что он испытал, когда его сенсорные способности выявили не сильную вспышку ужасающей своей сутью, переполненной чем-то потусторонним и неотвратимым, чакры. Все ровно как тогда, сорок лет назад, когда Немуру-о-Ками явил им свой Гнев. Не чувствуя земли под ногами Акамару стремглав помчался к месту куда его вели его сенсорные чувства и с немалым облегчением для себя обнаружил там всего лишь группу малышни, что проводила свое первое занятие по управлению внутренними энерегиями, где сенсей обучил их смешиванию. Факт того, что это была группа с Юмэ и столь интересующим жреца мальчиком для матерого ГэБэшника не оказался удивительным. Некоторые усилия потребовалось приложить, дабы замять случившийся инцидент ведь он был далеко не единственным кто ощутил вспышку чакры. Благо, что, помимо него никто из ныне здравствующих сенсоров их клана не помнил ощущения, что породил своей энергией Гнев Немуру-о-Ками. Так что происшествие удалось списать на банальную небрежность учителя, что неверно объяснил одному из учеников, как смешивать внутренние энергии от чего тот разом смешал слишком много, и не смог удержать их. Молодого наставника, конечно, было жалко, но шестое чувство Акимару просто благим матом орало, что всеклановой огласке истинную подоплёку происшедшего озвучивать не стоит. Тогда жрец решил, что сначала самостоятельно нужно разобраться, что же явил им своей волей Немуру-о-Ками и лишь после этого оповестить узкий круг тех, кому знать положено и, придерживаясь этого плана, продолжил наблюдение. Мальчик после происшедшего менялся на глазах. Походка, жесты, сложные, несвойственные малолетке, словесные конструкции, все это стало понемногу проявляться, но столь незаметно, что не будь внимание Акимару столь пристальным, он мог бы и упустить перемены, списав их просто на взросление. Но это было вовсе не взрослением. Сознание прирожденного ГэБэшника царапали вопросы, что мальчик задавал любому, кто был готов поговорить с ним. Нет, они были вполне детскими, но опыт выявления периодически пытающихся разузнать их секреты шпионов слету выявил несвойственную детям систематичность в таких своеобразных опросах. Мальчик не вываливал все сразу, а интересовался лишь тем, что по его мнению опрашиваемый мог знать. Порой даже переспрашивал, ловко перефразировав вопрос так, что даже умудренные жизнью взрослые далеко не всегда могли понять, что недавно уже отвечали на него. Паранойя Акимару требовало от него во всем искать двойное дно, он и искал и даже находил, пусть в реальности там его и не было. Опытный контрразведчик в силу своей проф-деформации сам себя убедил, что в простецких опросах со стороны Акихиро, что тот проводил из праздного интереса к произошедшим в клане его потомков изменениям, был глубинный смысл. Какой именно жрец затруднялся ответить, но рыл носом землю в поисках так интересующих его ответов. К решению загадки он даже подключил свою сестру и по совместительству мать Юмэ — Момоко. Единственного человека, которому он целиком и полностью доверял. Они были теми немногими беловолосыми потомками, Немуру-о-Ками что пережили его Гнев. Тогда на глазах еще совсем маленьких детей тварь из самых страшных кошмаров разорвала их отца, что пытался защитить их, бросившись в самоубийственную атаку. А после, издевательски хохоча это существо просто растворилось в воздухе, оставив на душах несчастных свидетелей неизлечимые раны, а на телах всех беловолосых страшнейшее «проклятие», что вот уже на протяжении сорока лет калечит их еще даже не рождённых детей. На каждом из них это сказалось по своему, и если Акимару ударился в религию и упорно пытался вымолить прощение у их божественного праотца, ища при этом в каждом происшествии высшую волю, то вот Момока напротив всем естеством воспротивилась вере в Немуру-о-Ками. В итоге она выросла в прагматичную атеистку, что всю свою жизнь положила на то, чтобы избавить их род от «проклятья» затаившегося в их крови. И даже заблуждаясь в истинной причине мертворождения и уродства среди беловолосых, она была близка, очень близка к их всеобщему исцелению. Не зная о геноме человека или даже о строении клеток вообще ничего, обладая лишь опытом предков о селективном отборе повсеместно используемых ими измененных животных, Момока за каких-то сорок лет своей жизни сумела создать целый набор техник, что позволяли не просто маскировать, а предотвращать многие врожденные дефекты, как у животных, так и у людей. Именно благодаря ее усилиям заметно сократившаяся в популяции после «божественного гнева» беловолосая ветвь клана еще не выродилась в горбатых безмозглых уродцев и именно благодаря ее работе поколение от поколения их боевые животные становились лишь совершеннее и совершеннее. Момока никогда не была глупой женщиной и прекрасно понимала свои заслуги перед ее близкими родичами, и совершенно заслуженно гордилась ими, от чего, учитывая ее атеистичность и скепсис, пришедшего к ней Акимару, она попросту подняла на смех. Но ее братец был удивительно упертым, да и объективная действительность тоже была на его стороне от чего женщина и сама решила приглядеться к Акихиро. Хотя тут скорее сыграл обострившийся материнский инстинкт и желание больше разузнать про нового друга собственной дочери. Разумеется, в отличие от своего брата она не считала паренька ни очередным воплощением гнева Немуру-о-Ками, ни очередным его «избранным», ни кем либо еще. Прагматичность и опыт селекции подсказывали ей, что и аномальные ощущения от чакры мальчика и его столь же аномально большая скорость роста ее запасов и даже более высокий интеллект по сравнению со сверстниками были всего лишь счастливым стечением обстоятельств и совместимости друг с другом родителей. Паренёк, несмотря на присущую детям инфантильность, оказался на удивление старательным и серьезным и, что уж греха таить, просто понравился Момоке. И она искренне радовалась за свою дочь, что сумела найти столь талантливого друга. Она, будучи не столь рьяным приверженцем чистоты крови, была бы даже не против, если бы столь талантливый и перспективный парень заявил свои права на ее дочь. Какие внуки бы тогда могли бы выйти. Да… Могли бы… К великому горю Момоки небеса были неблагосклонны к ней и, несмотря на все старания, очень долго ей не удавалось породить новую жизнь, а когда удалось, трижды… Ей пришлось хоронить собственных мертворожденных детей трижды! И лишь четвертое рождённое ей дитя пережило трехлетний возраст и выросло в прелестную милую девочку, что радовала свою маму успехами. Причем успехи были не только в постижении сложной науки, что по наследству передавала ей родительница, но и в совершенно несвойственных их ветви боевых направлениях. Но и Юмэ не избежала рока их беловолосого рода и пусть в отличие от большинства других ей не требовалось маскировать или исправлять уродства и даже дефектов в развитии энергетики не было, но природа отыгралась на другом. Из-за незамеченной вовремя врожденной патологии девочка никогда не смогла бы быть матерью. Разумеется, женщина не смирилась и всеми силами искала лекарство для своей кровиночки. Она не стеснялась пользоваться своими обширными связями и властью, сосредоточенной в руках ее братца, дабы отыскать хоть что-нибудь. Но все было тщетно, ни ее собственные разработки, ни народные средства, ни украденные у столкнувшихся с аналогичными проблемами соседей наработки не помогали. Она в некий момент настолько отчаялась, что даже искренне молила их общего божественного предка о помощи, за что ей после было стыдно перед самой собой. Но в итоге, не добившись ничего, женщина опустила руки и с содроганием ожидала того момента, когда ей пришлось бы поведать дочери о ее недуге. Кто же мог знать, что некогда презираемый ей бог услышал мольбы несчастной матери! — Ты понимаешь, что мы видели? — Голос Акимару заставил вздрогнуть ушедшую в свои мысли сестру. Он был тих, но хорошо знающая своего братца Момоко прекрасно уловила еле-еле сдерживаемые нотки торжества. Еще бы, он ведь действительно оказался прав! И как бы она не кривилась, но была вынуждена согласиться. То, что они увидели, иначе как Божественным Чудом назвать и не получается. Внезапно выражение лица женщины сменилось с растерянного, на яростное и она зашипела как самая настоящая гадюка. — Момос-с-ке! Будь проклят этот с-старый идиот! — Яростно воскликнула она и явно кого-то передразнивая продолжила. — Не волнуйтесь Момока-сама, Оками вашей дочери подойдут идеально! — Каждое ее слово было пропитано концентрированным ядом и явно обещали вышеназванному Момоске незабываемые впечатления в ближайшем будущем. — Если бы этот дегенерат после осечки ритуала хотя бы успокоил Юмэ то… — То что, Момока? — Перебил начавшую яриться сестру Акимару. — Что бы тогда случилось? Юмэ бы просто еще раз начала ритуал с подходящим ей животным. Ведь так? — мрачная усмешка вылезла на его лицо от чего оно, до сих пор покрытое ритуальными белилами с обязательными красными бровями-точками приняло пугающий и какой-то потусторонний вид. — Да Юмэ бы так не перепугалась! — И мы бы ничего не увидели бы, и ты. — Для большей наглядности продолжающий усмехаться Акимару, указал пальцем на свою сестру. — Разумеется, более бы не составила мне компанию в наблюдении. На подобное заявления женщина лишь фыркнула и устремила свой взор на плещущий в лампе на столе огонёк. Акимару вновь был прав. Она и в этот то раз чувствовал себя совершенно нелепо и неловко, после долгих уговоров, соглашаясь вместе с братом лично понаблюдать за «секретными тренировками», что устраивал Акихиро для своей небольшой шайки. Разумеется, самый главный параноик их рода подошел к предстоящему наблюдению со всем тщанием и маскировке уделил уйму времени и сил. Неловкость, что испытывала женщина, подглядывая за медитирующим другом дочери из их с братом скрытого и организованного по всем правилам маскировки и диверсионной работы, убежища, была просто запредельной. Видит Немуру-о-Ками, она точно бы повторно на подобное не подписалась бы. — Это случайность… — Пробормотала она, вновь погрузившись в свои мысли. Да, именно случайность, ведь лишь по случайности именно сегодня она согласилась шпионить за детскими развлечениями дочери и ее друзей, именно по случайности чертова волчица, что определил Юмэ для ритуала Момоске, ощенилась и издохла на глазах у ее дочери. И опять же лишь благодаря случайности перепуганной девочке удалось проскользнуть из их небольшого стоящего слегка на отшибе от остального поселения района, не наткнувшись при этом ни на одного взрослого, что успокоил бы ее и объяснил, что ничего страшного не произошло. — …Случайность. В ответ Акимару рассмеялся, басовито и заливисто, чем вновь вывил из задумчивости сестру. — Случайность? Момока, ты что, не понимаешь?! — Отсмеявшись мужчина привстал и чуть приблизил свое лицо к лицу собеседницы. — Он простил нас, Момока.- Так и не дождавшись ответа от своей сестры, продолжил он. В его груди вновь разгоралось пламя неистового фанатизма, ранее чуть притушенное жизненным опытом и здравым смыслом — Простил нас и показал свою милость! Или ты скажешь, что это не так?! Эмоции мужчины выплескивались через край, и он не способный более спокойно сидеть за столом вскочил на ноги и начал метаться по комнате, где они пребывали. — Ты же сама! Сама все видела! Чувствовала! Его Волю! Его присутствие! — Экспрессивно размахивал руками Акимару. — Он выбрал ее, не кого-то! Ее! Нашу Юмэ! Он опять был прав. Там, на той злосчастной полянке, из их укрытия женщина все видела своими глазами. Когда появилась ее заплаканная дочь и притащила этих демоновых волчат, она была готова наплевать на всю устроенную братом конспирацию и броситься успокаивать малютку, но Акимару удержал ее. Удержал ровно для того, чтобы они стали свидетелями настоящего чуда. Явления Немуру-о-Ками. Момока не отличалась особо силой сенсорных способностью, но даже она ощутила отстранённую, потустороннюю волю, что наполнила собой Акихиро. Казалось, что в душе мальца раскрылись врата в мир духов, откуда их владыка и по совместительству прародитель всех Онимори откликнулся на зов отмеченного его благословением. Движения и жесты мальчика в одно мгновение стали выверенными и нечеловечески точными, а мир, казалось, стал откликаться на его волю, окутываясь мистическим потусторонни молочно-белым туманом, что застилал взор невольным свидетелям и берег священнодействие от нежелательного вмешательства. Акимару в отличие от своей сестры, что более полагалась на зрение, целиком и полностью погрузился в свои ощущения. Потоки энергий, из материального мира и мира духов, что обильно исторгал из себя Акихиро, сплетясь в причудливом танце, размывали грань между явью и навью. Многое повидавший мужчина мог поклясться собственной душой, что ощущал, как помимо их прародителя в мир явились и иные служащие ему сущности, что устроили незримый хоровод вокруг божественного аватара и их драгоценной Юмэ. Их гротескные, чудовищные, а порой напротив неестественно прекрасные и завораживающие образы сплетались перед его духовным взором, радостно смеясь и ликуя от того, что их великий владыка, как некогда в далеком прошлом вновь позволил им явиться в материальный мир. Душа Акимару билась в экстазе от осознания того, что он стал свидетелем очередного Парада Тысячи Демонов, что если верить старым преданиям, во времена своего жития часто устраивал Немуру-о-Ками. Все священнодейство не заняло и часа, за время которого Акимару даже дышал через раз пытаясь отпечатать в своей памяти образ каждого демона в свите своего божества, дабы после в обязательном порядке описать их и передать эти описания потомкам. Момока же была околдована и загипнотизированная мистическими многоцветными переливами, что периодически вспыхивали в молочно-белом мареве и совершенно так же как и ее братец потеряла счет времени, вернувшись в реальность лишь тогда, когда волшебный туман резко истаял, а ее дочь, с невиданной от нее ранее прытью поскакала домой. Материнские инстинкты сработали быстрее разума, и женщина бросилась вслед за своим дитя, дабы удостовериться, что с ним все в порядке. Разумеется, опытный и тренированный взрослый с легкостью нагнал, а позже и незаметно перегнал восьмилетнего ребенка. Момока даже не запыхалась и вышла встречать свою дочь, как ни в чем не бывало, да так и застыла соляным столбом. Взору женщины предстала взмокшая от бега и запыхавшаяся девочка с совершенно бешеным и ничего не понимающим взглядом. Улыбаясь во все тридцать два, она, демонстрируя заметно удлинившиеся клыки и периодически стирала неостанавливающиеся счастливые слезы, смешанные с текущей из двух ранок на лбу кровью. На то, что ее дочь что-то бережно удерживает у груди, Момока обратила внимание далеко не сразу, ведь первым ее порывом было осмотреть свою кровиночку. Но стоило ей лишь коснуться своими целительскими способностями жизненной силы дочери, как Момоку словно молнией поразило. Остаточная воля их божества не иллюзорно намекнула, что пока не потерпит чужого внимания и женщине ничего не оставалось, как подчиниться. Волнующаяся мать спешно провела свою дочь в дом, обработала ее ранки на лбу, попутно установив причину их появления в виде небольших играющих на свету своими гранями, словно голубой топаз, рожек, и лишь тогда проявила интерес к принесенному дочерью свертку. Женщина повторно испытала ни с чем не сравнимый шок, лицезрев ни что иное, как четверых щенков легендарных Оками, описания которых досталось им от предков, услышавших рассказ об этих божественных существах из уст самого Немуру-о-Ками. Животные-телохранители, сторожащие покой своего бога и с яростью пожирают души неугодных ему. Три сучки и кобелек, что пищали, ластились и с удовольствием слизывали с рук ее дочери оставшуюся на них кровь из ранок на лбу. Поистине божественный дар для тех, кто во многих делах полагаются именно на своих зверей-компаньонов и крайне уязвим к рукопашному бою. Ведь именно бледную тень легендарных божественных стражей их род вот уже на протяжении полутора сотен лет пытался вывести в своих питомниках. До сознания женщины, на голову которой одно за одним сыпались потрясения, далеко не сразу добралась просьба, озвученная ее дочерью. — Акихиро сказал, что если их не покормить, то они умрут и он очень расстроится. — Сказала тогда девочка, а мать не будь и так бела волосами поседела бы. В отличие от своей дочери женщина прекрасно поняла, кто именно сказал это устами мальчика и разочаровывать собственного без преувеличения божественного предка Момока желания не имела ни какого, так что в два мгновения смогла раздобыть молоко, пусть и всего лишь козье, но даже оно должно с некоторой натяжкой подойти. Пока Момоко хлопотала со своей дочерью и принесенными ей божественными зверями, Акимару, придя в себя после Парада Тысячи Демонов, свидетелем которого имел честь быть и уняв невольную дрожь в руках, уже был готов оказать помощь Акихиро. Ведь он справедливо предполагал, что явление бога для ставшего его сосудом не было безвредным, но на удивление парнишка пережил все более-менее сносно и в неотложной помощи, как в аналогичном случае, произошедшем сорок лет назад, не нуждался. Поэтому Акимару решил не демаскировать себя и тихо удалиться прочь. Позже он обязательно организует на месте божественного явления святыню, но сейчас он совершенно не хотел беспокоить Акихиро. Так на всякий случай. Также тихо он пробрался в дом собственной сестры и стал дожидаться ее в их небольшой подвальной переговорной комнатке. Акимару наконец успокоился и вновь сел за маленький низенький столик. — Ты осмотрела Юмэ. — Констатировал он вернув себе серьезность и трезвость мысли. — Вердикт? — Здорова. — Тихо проговорила женщина. — Абсолютно здорова, ни единого следа «проклятья крови», что было до этого. Она… она сможет быть… — К горлу женщины подступил ком, а в уголках глаз собрались предательские слезы, но она все же справилась с эмоциями и продолжила. — Юмэ сможет быть матерью. — И я не сомневаюсь, что ее дети будут сильны и здоровы. — Кивнул своим мыслям жрец-контрразведчик. — Он простил нас, Момока, все наши усилия были не зря. Мужчина от переизбытка эмоций взял руки женщины в свои и нежно поцеловал их. — У нас будут внуки, Момока.***
Как жаль, что реальность серьезно отличалась от субъективных ощущений двух случайных свидетелей. Роковое стечение обстоятельств, нелепая случайность и поистине божественная удача сплелись в произошедшем воедино. «Сосредоточение», что был вынужден применить Акихито, отсекло эмоции не только от его мыслей, но и от его внутренних энергий. И если случае с жизненной энергией это ни к чему серьезному не привело, то вот с «овеществлённой волей», заменявшей ему Ин-чакру все было иначе. Как раз из-за присутствия в себе следов эмоций и мыслей перерожденца манна как раз и вышла из нейтрального своего состояния и потеряв связь с ними она вновь вернулась в свое изначальное состояние, попутно вступая в резонанс с манной, что находилась во всех свидетелях произошедшего. Помимо этого она крайне странно стала взаимодействовать с Сен-чакрой, что по факту являлась «овеществленной волей» всего мира. Баланс противоборствующих энергий установился таков, что манна Акихиро, вытеснив всю Сен-чакру из сферы в пару метров вокруг своего источника в лице, собственно, Акихиро, вступала в опасную и непредсказуемую реакцию с противоборствующей ей энергией лишь за пределами этой сферы. Реальность в прямом смысле корежило от хаотических протуберанцев, что и проявилось как спецэффекты, наблюдаемые Момоко. И если у женщины это выразилось в мистических ощущениях и легкой туманной пелене с цветастыми всполохами перед глазами, то вот Акимару не посчастливилось схлопотать настоящий приход. Его гиперчувствительность сыграла с ним дурную шутку и все те образы, что он ощутил в бушующих энергиях, оказались ни чем иным, как обыкновенными галлюцинациями, порожденными шокированным от резонанса внутренних энергий и буйства энергий внешних подсознанием. К слову, пока ее близкие родичи получали неожиданный сеанс гипнотерапии Юмэ сидя спиной к перерожденцу, тоже получала свою толику незабываемых впечатлений, и тоже успела уловить немного галюнов из-за резонанса манны в своей ин, но те были куда как менее красочными и травматичными для сознания. Но зато помимо глюков девочка отхватила иного. Дело в том, что в сфере с манной Акихиро, в которой не посчастливилось оказаться и Юмэ с ее питомцами де-факто прекратили свое функционирование в заложенном природой виде все законы мироздания. Их функционирование доселе поддерживалось Сен-чакрой и манна Акихиро, вытеснив ее, по факту заменила ее собой. Теперь этот отдельно взятый небольшой участок реальности был целиком и полностью подвластен Акихиро и лишь благодаря некоторой инертности бытия и подсознательному желанию перерожденца не накосячить своими действиями, этот кусочек реальности не обратился в энергетических хаос, что был в первые мгновения зарождения мира. Он продолжал функционировать по приблизительно тем же что и раньше законам, но их поддержание, а значит и управление осуществлялось уже манной. Забавно, но в этой отдельно взятой сфере, радиусом два метра Акихиро действительно стал тем самым всемогущим божеством, коим его считают потомки. Он был способен воплотить в ее пределах все что угодно, на что у него хватило бы энергии и он, сам не понимая этого, это делал, значительно помогая себе в исцелении своих пациентов. Всё-таки несмотря на три прожитые жизни Акихиро вовсе не был профессиональным медиком или ветеринаром, и не находись он в сфере, где буквально все было подчинено его воле, то от его манипуляций погибли бы не только щенки, но и Юмэ серьезно бы пострадала. Тут девочка буквально ухватила удачу за хвост и смогла избежать фатальных изменений в своем теле. Манна Акихиро попросту не успела полностью вытеснить из ее тела сопротивляющиеся изменениям внутренние энергии и наворотить в ней всякого. Иначе, вырвавшись из поля доминирования «овеществленной воли» перерожденца, она рисковала мгновенно умереть, обратившись в кучу неаппетитно воняющей органики. Ну или обзавестись совсем непредусмотренными изначальным ТТХ элементами, вроде щупальца или глаза под мышкой или еще какой мерзости где-нибудь. Самым неприятным был шанс фатального повреждения разума, но все обошлось. У малютки всего лишь усилились и проявились некоторые скрытые в ее крови гены. Ну а химеры, что получились в результате необдуманного колдуства Акихиро спустя несколько поколения обязательно подстроят свою биологию и энергетику к условиям и законам реального мира, а пока же просуществуют за счет подпитки от того канала, что до сих пор существует между ними и их создателем и будет вполне себе наследуемой особенностью. Сам же перерожденец, тоже далеко не с пустыми руками покинул ту злосчастную полянку и обязательно познает на себе все последствия его деяний. Ведь не только его «овеществленная воля» имеет влияние на его потомков, но и манна его потомков сказывается на нем.