Как феникс из пепла

      На расцарапанную спину крупными каплями потекло дезинфицирующее средство. Оно зашипело и пошло пузырями, обеззараживая раны. Мех стиснул зубы до скрежета, пытаясь сопротивляться стонам боли, что так и норовили сорваться с губ. Глаза жгло уже не от слёз, а от их количества, пролитого буквально пару часов назад.       Сегодня Стикс снова пришёл подвыпившим и в плохом настроении. Снова, не церемонясь, взял своего любовника как хотел и где хотел. Жестоко. На полу. Расцарапал, искусал, наставил новых синяков. Наслаждался чужой болью и беспомощностью. Магнуса, кажется, вывернет наизнанку, стоит только вспомнить самодовольное и больное выражение лица партнера в процессе их близости.       Белые брови все ближе сходились к переносице. От слишком долгого нахмура меж ними уже пролегла ямка от морщины. Верхняя губа Смоукскрина поднялась и мелко задергалась. Из гортани вылетел приглушённый, несвойственно низкий для его голоса, утробный рык. Хочется убить. Обоих. Одного за поступки, второго за то, что позволяет так с собой поступать. Какого Чёрта вообще?! Неужели абсолютно никто из окружения Магнуса не замечает его состояния? У всех эм-поля коротит или они все на столько лицемеры и фальшивки, что не хотят банально поинтересоваться, всё ли с их другом в порядке? Сколько жизней уже прожил и сколько астроциклов прошло с момента зарождения его души, а Луноликий всё никак не может понять этих трансформеров. — Вырву глаза и запихну их ему в глотку, — рычал белокурый юрлинг, обрабатывая раны — Распорю брюхо и выпущу все внутренности.       Как же он ненавидит эту сволочь! Самовлюблённый, эгоистичный моральный урод. Каким боком его брат влип в эти отношения?! Влюбился на свою голову…       Сначала Стикс действительно подавал какие-то надежды. Ухаживал, был обходителен и благоро-оден. Только вот в чем проявлялось это самое благородство, Смоукскрин так и не понял. Видимо, Магнус был чересчур очарован своей пассией, что так его превознëс... Ну или к тому моменту просто не до конца понимал смысл этого слова, потому, что от такого альфы, как Стикс благородством и не пахло, даже на тот момент. Первый тревожный колокольчик прилетел вместе с пощёчиной и обвинением Магнуса в измене из-за какого-то пустяка. Сейчас никто даже не может вспомнить, что это было. — Это плохо закончится. Избавься от него и живи спокойно. Найдешь себе партнёра и получше, — все пытался воззвать к голосу разума младший брат — Ты, правда, достоин большего. Любви. Настоящей, а не просто удовлетворения низменных потребностей. — Это просто мелкое недопонимание. Я уверен, такое больше не повторится, — твердил старший.       Но это повторялось. Снова и снова.       Магнус, не знающий отцовской любви и лишенный матери, конечно тянулся хоть к кому-то, кто мог скрасить его одиночество. Кому-то более сильному. Но он перешёл черту нормальный отношений с каждым звездным циклом погружаясь все глубже и глубже в абьюз. Где ему навязали всякую дрянь. Где его принудили к покорности, даже большей, чем под колпаком опи, смирению и подчинению. Где внушили мысль о своём несовершенстве и никчемности. Где ломали его орн за орном.       Какая ирония, сын великого и несгибаемого Примы позволяет какому-то подонку пользоваться собой как только тот пожелает. Человек, действительно, достойный большего и лучшего, чем альфы, не знающем своего места и переходящем черту слишком часто. Одиночество, даже по мнению экстравертного, артистичного и любвеобильного Смоукскрина, было бы лучше того, во что ввязался его брат. — Меня вполне устраивают наши отношения. — Тебя устраивает внимание, а не отношения, — устало бурчит младший брат себе под нос — Если ты ему не можешь дать отпор, это сделаю я. Сейчас у меня нет возможности разобраться со Стиксом, но поверь, когда она появится — я обязательно доберусь до него, — твердый командный голос. Голос, который не терпел возражений.       Смоукскрин завязал последний узелок на бинтах и дав Магнусу легкого, отрезвительно-профилактического подзатыльника, отправил его на кухню, где на столе стояли давно остывшие кубы среднезаряженного с любимыми сладковатыми присадками Магнуса.       И он, таки, добрался.       Стикса рассмешило намерение сикерлинга. Казалось бы, что может сделать с трехметровым, сильным, взрослым альфой низкий, физически слабый и на вид ещё несовершеннолетний юрлинг. Да и по слухам не имеющий даже вторичного пола из-за грязной крови. Или же он был взрослым омегой, тщательно скрывающим свою динамику. Стикс не вникал. В любом случае и то, и другое никак не пугало альфу. Он привык решать проблемы силой и драками, из которых выходил победителем. Он считал себя непобедимым, превосходящим всех и во всем. В крайнем случае его свита всегда была с ним. — Пятеро на одного? Все выпускники престижной спортивной школы. Медалисты по единоборству. И тренерские любимчики. Ты правда думаешь, что этим меня сможешь напугать или впечатлить? — щелчок — Ты трус, Стикс. Трус, привыкший полагаться на физическое превосходство. И круглый дурак, раз считаешь, что тебе сможет помочь она и твоя свита, — щелчок — У меня нет накачанных мускулов или высокого роста. Да и моя магия заперта на замок, — щелчок — Но тебе, и таким альфам, да и в принципе таким кибертронцам, как ты, уже как почти век пора осознать, что на его силу найдётся сила ещё большая, — щелчок!       Все четверо приспешников повалились на пол, скошенные от боли. Яд проникал глубоко и быстро, не оставляя и шанса вступить в бой. Остались только Смоукскрин и Стикс. Альфа не успел опомнится, как сикер, до этого стоявший по меньшей мере в десяти метрах, буквально в наноклик оказался перед ним. Прыжок. Удар. Нижнюю челюсть пронзила боль. Сикер белой молнией мелькал перед мехом. Альфа просто не успевал уворачиваться и наносить удары, настолько соперник был быстр. Разъяренный Стикс хаотично махал кулаками, чаще всего просто по воздуху. Но все же ему удалось задеть противника.       Прижатый к стене Смоукскрин вырывался и рычал, правое плече больно саднило. Альфа победно улыбался, глядя сверху вниз на сикерлинга. Вкус победы отдавал собственным энергоном на языке. Он бы наверно и выиграл, если бы не допустил серьёзную ошибку. Он схватил Смоукскрина за лицо слишком близко ко рту, заставив поднять его на себя. Зря.       Нет, это были не просто зубы, это были острые, огромные клыки как у шлакового шарктикона! Стикс зарычал, одернув руку, схватился за запястье здоровой рукой. Губы сикера расплылись в ухмылке, по ним стекал энергон. Стикс даже не успел осознать как его вырубили. Просто в один момент силы покинули его.       Смоукскрин устал. Альфа улетел в офлайн так же как и его дружки.       Магнус растерянно смотрел на брата. Даже когда они уходили мех беспомощно озирался назад на Стикса.       Ультра Магнус равнодушно смотрел на своё отражение в зеркале. Из рассеченной левой брови тек энергон. Шрам останется. Обрезанные в порыве отчаяния голубые волосы до плеч, теперь были похожи на короткую, щетинистую шерсть. Теперь за них больше никто не посмеет его хватать. — Не дай Праймус, ты сейчас скажешь, что вернулся к нему!       Нет, не вернулся. Где-то далеко, не важно, в искре или в сознании, все ещё упрямо продолжала сидеть гордость, заставившая задрать нос повыше, отвернуться и, наконец таки, сказать "нет". — У вас не может быть счастливого конца.       Да, не может, ведь больше никакого "вас" не существует. Он навсегда избавился от него. Сам. Ребёнок наконец-то вырос и разогнал розовое наваждение. Да, ударился о серую, несправедливую реальность. Зато избавился от предрассудков. — Нет, братец, это не любовь...       Все верно. И никогда ей не было. Наконец-то мех понял это. Наконец, тебе больше, единственному существу, которому было не безразлично его состояние, не прийдётся беспокоиться о своём бесхребетном старшем брате, Смоукскрин.       Подаренное хоть и не родным, но любимым дядей платиновое кольцо сверкнуло на пальце в знак победы не только над врагом, но и над собой. Он знал, что на обратной стороне кольца с ювелирной аккуратностью выгравировано его полное имя, называться которым он теперь может без зазрения совести.       Ультра Магнус.       Сверхновая.       Как феникс из пепла, он смог возродиться вольной птицей из собственных страхов, больше никогда не помешающих ему нормально жить.