Я так решил

Свет электрической прямоугольной лампы освещал три лица, чёрное оборудование на столах и блестел на стекле единственного окна в студии. Помещение наполнилось неудобной тишиной и гоняло нагревающийся воздух, накаляя атмосферу между барабанщиком и вокалистом. Первый, кажется, сейчас бросится на второго, схватит за ворот одежды и захочет привести в чувство, тряся на месте, но сдерживается, желая сохранять спокойствие и трезвость до последнего момента. Флюкс смотрел на Гои, как на умалишенного дибила, пытаясь переварить сказанную двумя секундами ранее им фразу. Деро стоял на расстоянии больше двух метров от него, в сероватых джинсах, черных кроссовках и такого же цвета застегнутой под горло рубашке. Барабанщик сидел на стуле, под ним в тот же момент рухнул пыльный паркетный пол, унося в бездну непонимания, безвыходности и абсолютной ярости. Контролировать он себя мог до самого пика и всегда оставался здравомыслящим участником группы, даже после того, как голову снесет Гои. И момент, когда этот дурак окончательно потерял башку где-то в лесу одурения или оставил на кровати утром неожиданно настал, причем с совсем неприятной и не к месту новостью. Голубые глаза Томаса сверкнули, словно во мраке зимней ночи предостерегающим холодным светом. Он тоже, мягко и цензурно говоря, удивился, вспоминая, говорил ли с ним Деро об этом. Вот так просто, без подготовки, резко и почти небрежно сказать «Я ухожу из группы», когда за плечами более тридцати лет совместной работы, ошибок, провалов, пота, иногда слез и крови! Первопроходец «Neue Deutsche Härte¹» забыл, что создал, какую группу вдохновил на творчество, сколько всего прошел с друзьями детства и что оставит после своей смерти. Ладно Роберт, он-то привык к закидонам Штефана, но вякнуть такое в присутствии мнительного и восприимчивого Крэпа, - это же пиздец, батенька! - совершенно не задумываясь о том, что может придумать себе испуганный гитарист. Не параноик и уже взрослый мальчик, но уход давно ставшего для него мужчины больше, чем самого лучшего друга, сильно ударит по творческой стороне Деппнера. Оба смотрели на выпрямившегося музыканта. Деро стоял в дверном проёме, будто после своей конечной реплики собирался уходить, что выглядело бы ещё глупее и необдуманные, чем придти на назначенную встречу в студии и сказать о том, что с этого дня он больше не часть Oomph!. Без всяких разговоров с остальными двумя участниками, без объяснения чего-либо в первую очередь Андреасу, просто выпалить и сваливать, потому что стыдно смотреть им в глаза. Крэп стоял чуть поодаль Флюкса, в синих джинсах, белоснежной майке и грязноватых белых кроссовках. Оперевшись бедром на один из столов, он сверлил взглядом вокалиста до того момента, пока тот не повернулся к нему и не позволил себе зацепить холодный взгляд не менее ледяных глаз. Сведя брови на долю секунды, Деро, кажется, просил прощения и дать ему время, что бы после разговора в студии объясниться со всем происходящим, но реакции Томаса он не понимал. Губы его дрогнули, он попытался что-то сказать и вовремя осекся, прерываемый собственными мыслями. Дальнейшего отношения гитариста к себе Гои не понимал, а от барабанщика скрывать что-либо было глупостью - Рене понял все давно, очень давно и ни в коем случае не ревновал Штефана к Андреасу, или наоборот, так как и чувств особо личных никогда не испытывал ни к тому, ни к другому. Он понимал и шутливо приподнимал брови, когда пятничным вечером пара спешила домой, понимал, когда они задерживались утром, понимал, что Музиоль не просто так спешит на квартиру, когда Деппнер болеет или нехорошо себя чувствует. Между ними создавалась особая, приятная атмосфера, в которой находиться нравилось и ему. Сейчас Деро тщетно попытался сохранить хоть что-то, но Крэп отвернулся и разорвал зрительный контакт. Он молчал. – Что, блядь? - наконец обрел дар речи Роберт, скрещивая руки на груди и поднимая левую бровь. – Гои, ты слышишь себя? «Хочешь уйти», брат, серьёзно? Вот так, не спрашивая нашего мнения, не говоря об этом заранее, просто назначил встречу, что бы в сухую сказать об уходе? - он стал потихоньку закипать, о чем говорила дергающаяся губа. – Мы вместе почти сорокет, Штефан, опомнись! – Я знаю, - резко оборвал того мужчина, вскидывая руки в рукавах чёрной рубашки. – Мне стало трудно поддерживать наше творчество! - старался выкрутиться он. - У тебя есть мы, что бы обратиться за помощью в любом случае, даже когда твои трудности - лень и «не хочу», - наконец вставил слово Андреас, смотря в стену и стараясь не ловить взгляды. Ему точно сейчас обиднее всех. – И я с ним согласен, - ответил Рене, массируя поднятой рукой переносицу. – Слушай, мне всегда было похуй до прессы, но ты понимаешь, что вызовет твой уход? Группа прекрасно существует с восьмидесятых, и тут раз – вокалист неожиданно покидает ее! Если и тебе все равно до желтой², которая может раздуть ситуацию по самое не могу, то подумай о нас с Крэпом, - во взгляде Бахманна читалось явное предупреждение о реакции Деппнера, ибо за собой он знал, что не смотря на любые обстоятельства продолжит с Гои дружеское и братское общение. – Да что о вас-то, вы че, дети малые, что бы о вас думать?! - взорвался Штефан, сжимая кулаки. К сожалению, он слишком поздно понял то, о чем сказал. Слова прежде всего острее ножа, точно колом изо льда смели и пронзили горячее сердце Андреаса, да так, что тот невольно напрягся и вжал колени. Заметив, как высказывание сногшибательной волной пролетело по помещению, Штефан прикусил губу и был готов извиниться. Не только за последнее, за все, что сказал. Его жестоко отсекли. Он канул в омут воспоминаний: детство с Томасом, совместные прогулки, первая группа, творчество, потом встреча с Рене, Oomph!, годы в троице, в итоге счастливые отношения с Крэпом. Городские крыши, походы на концерты, ночные пробежки от патрулей немецкой полиции. Парки, леса, пикники, первые поездки на машине, не будем скрывать, и до совершеннолетия. Их первая группа, барабаны Штефана и клавиши Томаса. Встреча с Рене на фестивале, общение, дружба и клятва на собственной крови о верности их неразделимого союза. Любимая группа, первый альбом, от небольших выступлений в баре до мировых туров. В конце он признался Деппнеру, что любит его еще с юношества, как же он был счастлив услышать, что это взаимно. Из этого складывалась его жизнь, она строилась на музыке, группе и друзьях, на тех, кому бы он доверил себя самого. Все только хорошее, да, были ссоры, единичные и с быстрым примирением. Трудно все это терять. Речь заслонила уши туманом ярости, он не чувствовал ничего, кроме обиды. Крепкие ноги напряглись, отталкиваясь. Флюкс подорвался с места и метнулся к Штефану, остановившись за десяток сантиметров от вокалиста. Тот расправил плечи и вытянулся, принимая действие, как вызов, но у Роберта не было цели вступать с ним в драку. Черная футболка боязливо колыхнулась и затихла, прерываясь угрожающе вздымающейся грудью под тонкой тканью. Скула дернулась, подчеркиваемая тенью падающего света она выглядела приросшей к кости и как углем намазанной. Бахманн собирался, если не бить Деро, то точно напомнить ему, сколько всего происходило в прошлом и что он имеет сейчас. Зрачки сузились, подобно двум маленьким угольным шарикам, меркло поблескивающим в студийном свете. Зеленые глаза налились злостью, разочарованием и страхом потерять брата своей юности. Все, что он хотел сказать ему, все, до последнего звука, все вызвано эмоциями и совершенно натурально. Дыхание его сбилось, Деро даже так чувствовал, как напряглись чужие руки. – Не смей так говорить о нас и о нашей группе, - в полголоса процедил Роберт, сужая веки. – В конце-концов, уходя, ты теряешь его, - уже еле слышно шепчет он, указывая глазами на сзади сидящего, напряженного Андреаса. – Если для тебя, поганого эгоиста, это ничего не значит… Злость на самого себя, ещё и подогретая резким высказыванием, подступила острым, горьким комком к горлу и перекрыла дыхание, заставляя Гои мучаться и задыхаться в собственных порывах. С этой секунды сознание объято хмурым туманом обиды - он ничего не чувствовал. Раскатывая губы в узкую ленточку, мужчина издаёт утробный рык и, сам того не понимая, решается на опрометчивое действие. Раздается свист взлетящей вверх руки, шипение и удар. Кулак у Штефана не слабый, в детстве, юности, да и сейчас, он занимался спортом если не на профессиональном уровне, то утренние зарядки и силовые упражнения мог себе позволить. Удар был рассчитан со злобой, пониманием горькой правдой и целью заставить Флюкса замолчать, ведь сам Деро понимал, что его друг говорит все, как есть. Он эгоист и явно не ценит то, что имеет сейчас. Роберт успел напрячь пресс, снижая уровень боли от удара в живот, затем постарался как можно быстрее выпрямиться и обезвредить Гои. Цели начинать в студии, на глазах у Томаса, лютое побоище с Штефаном у него не было, но показать, что он не прав и повёл себя, как последний дегенерат точно нужно было. С ним, скорее всего, эмоции тоже сыграли злую шутку, ведь терпеть подобное барабанщик не был намерен. Поднимая взгляд, Флюкс заряжает жилистую руку силой и направляет кулак прямо в нос вокалиста. Приглушённый хруст, будто от перелома и впереди стоящий человек молниеносно прикладывает к хрящу обе руки, морщась под притоком гложащей боли. Пронзил острый, щиплящий удар, в сторону брызнули две капли крови - с неприятным звуком лопнул сосуд. На губу спустились первые две струйки алой, вязкой и горячей жидкости. От неприятных ощущений Музиоль зажмурил глаза и рыкнул что-то явно не детское, прикладывая два пальца к расстоянию от носа до верхней губы. Не желая наблюдать, как два друга его детства херачат друг-друга прямо в студии, Томас принимает решение остановить драку и развести парней по разным углам, как маленьких мальчиков, ей богу. Конфликты им не нужны, расставание должно быть более-менее мягким и без затаенных обид. Хоть, ролью разрешителя подобных ситуаций Андреас владел не очень, взять себя в руки необходимо именно сейчас, всего на пару минут. Оторвавшись от стола так, что тот с грустным скрипом качнулся в сторону, Деппнер быстрым шагом преодолел небольшое расстояние и, не обращая внимания на то, что Деро согнулся гармошкой от боли в носу, а Рене он нажал на то самое место удара, растащил мужчин ещё на метр друг от друга. Быстро переглянув с одного лица на другое, которого не было видно из-за приложенных к нему ладоней, Андреас хотел сплюнуть, но сдержал слюну в себе и вздохнул. – Устроили, блядь, концерт, - выругался он, убирая руки с тел друзей. – Потому что не надо клешни свои распускать, - непонятно кому ответил Флюкс, хотя взглядом испепелял на месте именно Гои. – За живот в нос не бьют, идиот! - с ноткой разочарования прошипел из закрытых «лодочкой» рук тому Деро. Смиловаться над Штефаном надо было хотя-бы по той причине, что сейчас его нос истекал кровью и запачкать пол - меньшее, чего хотел Крэп. Коротко кивнув Флюксу, он отошёл на несколько метров к столу, недоверчиво оглядываясь назад, что бы парни ещё раз не сцепились. Из рюкзака Андреас достал пачку влажных салфеток, вместе с ними и сигарет и бутылочку с водой, жаль, что не с водкой. Подойдя ближе, мужчина всучил Деро гладкую прямоугольную упаковку, от которой веяло новизной и свежестью ароматизатора - кажется, они были с алоэ. Вода предназначалась для Рене, на что барабанщик слабо улыбнулся и принял пластиковую бутылку, как желанный подарок, а вот пачка сигарет улетела в карман джинс Томаса и только контур её очертился сквозь тонкую белую футболку. – Сходи, проветрись, Штефан, - сквозь зубы бросил он, не смотря на него. – Заткни ноздрю салфеткой, иначе весь пол кровью зальешь. В ответ Крэпу послышались лишь недовольные бурчания, но волей-неволей Гои скрылся и в конце коридора громко хлопнул входной дверью, демонстрируя своё негодование. Убедившись в том, что Музиоля нет рядом, Роберт громко, облегченно, и в то же время с тенью тяжести выдохнул через рот, делая несколько шагов назад, в сторону столов. – Я не хотел его бить, тем более, разбивать ему нос, - разорвал первым тишину Флюкс, смотря в пустующий дверной проём. – Я не могу сказать, что ты сделал всё правильно, но дать Деро просраться нужно было точно, - неопределенно отвечает Андреас, переводя глаза на Роберта. – Он сказал глупую и обидную фразу даже не подумав, это, наверное, первое, за что я бы врезал ему под яйца, если бы был невоспитанным дерьмом. – Ты бы сходил за ним вниз, - предлагает Бахманн, переводя тему. – Уверен, сейчас ему нужно выговориться. Его решение - необдуманное, нельзя давать Штефану на переваривание такие важные темы, когда он творит херню с горячей головой, - Рене сделал глоток, после чего продолжил, – Да и одна твоя инициатива заставит его задуматься. Попробуй, хуже не станет. Андреас вопросительно повёл бровью на предложение друга о мирных переговорах с Гои, что не вызывают огромного желания, и в то же время, как он сказал, хуже не сделают, это уж точно. Деро не делился с ним подробностями об уходе и вообще не поднимал эту тему, так что для Крэпа данная сцена с Штефаном Музиолем в главной роли была неожиданной и раздражительной. Стоило разобраться во всём как можно скорее, не терять времени и не дать ему устояться на этой теме. Сейчас. Медленно кивнув, Томас подался вперёд, стащил с вешалки две куртки, по ошибке взял куртку Флюкса вместо своей, плюнул на это дело и поспешил к лифту, что бы успеть до ухода Гои, хотя, куда он без верхней одежды. Деро вряд-ли пойдёт по холодным осенним улочкам Кельна без куртки, так как не смотря на курение печется о своём здоровье и лишний раз нацепит этот шерстяной синий шарф. Сейчас это не мешало ему стоять на крыльце входа «для персонала» и курить вторую сигарету, выпуская дым через нос, который моментально уносился прохладным ветром. Сигареты и влажные салфетки лежали на стенке крыльца, рядом с ними валялись грязные тканевые квадратики, покрытые красными и уже коричневеющими пятнами крови. Штефан обернулся к подошедшему Андреасу через плечо и тихо хмыкнул, увидев в его руках две куртки - свою и Бахманна. – Это же куртка Роберта, - заметил он, поворачиваясь полностью. – Надевай свою, я по-ошибке взял его, - объяснился Крэп, сунув в руку тому чёрную парку. Делать нечего, тем более, он уже стал замерзать. Пытаясь принять одежду, Штефан нечаянно задевает пальцы Андреаса, а затем и вовсе накрывает его ладонь своей, обводя указательный и средний вокруг чужого запястья. Успевшая похолодеть кожа Деро оставляет белые пятна на тёплой ладони Томаса и берёт её в уверенный, но мягкий захват. Мозолистые, от игры на гитаре, подушечки верхних фаланг врезаются в короткие темно-русые волоски на правой руке Деппнера и осторожно гладят, стараясь подать знак и попросить подойти ближе. Гои откидывает недокуренную сигарету в сторону и тянет его на себя, однако тот сопротивляется и прячет глаза, уходя от разговора. Обречённо выдохнув, Штефан резко дёргает мужчину к себе и тут же перехватывает руку чуть выше локтя, потянувшись второй за плечо Крэпа, которое он не успел вырвать во время. Куртка Деро падает вниз, на пыльный кафельный пол крыльца, но сейчас его это ничуть не возмущает. Ветровка барабанщика так и остаётся висеть на сгибе конечности хозяина, через пару секунд с тонким лязгом флиса о кожу летя вниз, к парке вокалиста. Лёгким нажатием пальца на запястье Андреаса, Гои призывает его посмотреть себе в глаза. Он соглашается, нехотя поднимая взгляд и тут же тонет в том самом карем омуте больших, провинившихся очей. Штефан говорит всё через глаза, выражает эмоции и чувства, кается и раскрывает свои ошибки, уперто прося Крэпа понять себя. Два ледяных океана тоже смешивают разные стороны поступка, не могут разобраться, как поступить, почему незаметно для владельца их самих боязливо мечутся по лицу Деро. Только сейчас он может разглядеть его лицо лучше: волосы по «шву» макушки, забритые виски, где уже за день проступила чёрная щетина, аккуратная борода, в то же время длиннее обычного. Подчеркивающий черты Штефана тугой угольный воротник так и хочется снять здесь, не смотря на погоду и ветер. Такого же цвета брови слегка вскидываются вверх, ожидая безмолвного ответа. Но Томас ничего не может сказать. – Ты же понимаешь, что я не стал бы драться с ним с пустого места? - начал Гои, делая один маленький шаг в сторону второго. – «Не можешь резать - нож не трогай, сидеть не хочешь - не стреляй³». Так, вроде, говорили? - спрашивает Андреас, через силу продолжая смотреть тому в глаза. – Я не в коем случае не трону Рене просто так, или затею с ним бесполезную драку, - ответил Штефан, продолжая приближаться, – А тебе стараюсь не делать больно, потому что люблю. Взвесив все «за и против», Музиоль подался вперед, подхватил Крэпа под лопатки и подтолкнул лицом к себе. Кровь отхлынула от лица Томаса, последнее, что он помнил - свет карих глаз напротив. Не давая Андреасу и подумать о плане бега, Деро затянул парня в тягучий, осторожный поцелуй, особо не рвясь вперёд и давая Деппнеру понять, что он извиняется. Неуверенно обнимая, вокалист прижал его к себе. Первые секунды барабанщик протестовал и дёргал руками, но как только Штефан применил то, что у них называется «запрещённый прием» - положил ладонь на затылок, не давая шансов, и настойчиво попросил дать себе время, Крэп обмяк, сдался и сам обвил руки под подмышками мужчины. Почувствовав свободу, Деро юрко проник в рот Андреаса горячим языком, чей быстро ответил на наглое действие и нетерпеливо сплелся. Пользуясь ещё несколькими финтами в поцелуе, Гои старался показать ему все, что скрывал без слов. Вжимаясь в тонус тела Штефана, он будто просил еще и медленно прощал. Он не знал, что будет дальше, не знал, останется ли Музиоль в группе, что будет с их отношениями и братством между Штефаном и Рене. Но сейчас это можно было откинуть.