Контрасты

Трисс держит кулаки под самой шеей, прикрывая рябой, огромный шрам на груди, и прерывисто выдыхает, когда Филиппа отводит её опутанные руки вниз. За белой повязкой ей ничего не видно, но взгляд Филиппы, острый, как у хищной птицы, буквально ощущается на коже языками пламени. Трисс горит в этом пламени. Она слегка дрожит от прохлады в комнате, а когда её покрытой мурашками кожи касается кончик пера, закусывает губу. Трисс не видит, но знает, что пёрышко белого цвета. С чёрными вкраплениями. Филиппа не торопится, ведёт к напряжённым маленьким сосками, вниз к пупку, наслаждаясь тем, как Трисс вздрагивает от лёгкой щекотки. Оглаживает пёрышком напряжённый бок, скользит к подмышечной впадине, вверх по плечу, к подбородку. - Нет, - говорит Трисс, чуть ощутив, как Эйльхарт спускается по шее к шраму. Филиппа едва заметно хмурится. Затем чуть улыбается. Приручилась не до конца, значит. Недурно. - Успокойся, Меригольд, - холодно смеётся Филиппа и проводит перышком по губам Трисс. Про себя она решает, что в их следующий раз прихватит с собой стек. - Я тебя всего лишь дразню. Она жарко целует её мягкие губы, чтобы отвлечь Трисс от этой неловкой, ненужной для обеих передышки. И тут же остро и больно кусает. Трисс чуть поводит бёдрами и чувствует, как слегка намокло от влаги нижнее белье. Напряжение в теле выворачивает суставы и мышцы – из-за раздразненных нервов, из-за возбуждения – и потому, что с Эйльхарт никогда не знаешь, поцелует она тебя сейчас или же вонзит кинжал в горло. Хотя, скорее всего, она сделает и то, и другое. Незнание волнует, держит нервы в напряжении. - Ты такая сладкая, Меригольд, - шепчет Филиппа, и Трисс в следующее мгновение забывает обо всём на свете. Ведь остро подточенные ноготки Филиппы, впивающиеся в кожу, как совиные когти, ярко контрастируют с её тягучими поцелуями, сладкими, как отравленный мёд.