Научишь?

      — Ты поздно сегодня.       Мягкий голос волной прошёлся по спине, вызывая дрожь в теле. В нос ударил приятный запах лаванды, который она узнает из сотни, может, даже тысячи запахов.       Девушка стоит на месте, глядя на него со спины, но даже так чувствует, что он знает, знает всё. Всё то, что она скрывала от него несколько месяцев, отчаянно пытаясь уберечь его от страшных мук, но что-то пошло не по плану.       — Ты знаешь? — выдавливает Илинка, пытаясь унять подступающие слёзы.       Он молчит.       Его правая рука плавно жестикулирует смычком, задевая каждую струну инструмента, наполнив комнату жалобным мычанием. Сердце сжалось в груди, словно изюм, страх продолжал нарастать с каждой минутой. Мелодия прекратилась. Громкий удар сердца заставил её дрогнуть на месте. Мирча поворачивал голову мучительно долго, мучительно медленно, будто не желая встретиться с этими грустными глазами.       — Про то, что ты выходишь замуж? Знаю.       Томный взгляд изумрудных глаз сжигает её изнутри, безразличие в голосе вызывает отвратные мурашки и холод по всему телу. Былой блеск в его изумрудных глазах пропал, вместо него их наполнил испепеляющий холод.       — Полагаю, это твой последний урок перед тем, как ты… уедешь.       Последнее слово мужчина буквально выплёвывает из себя, будто оно комом стояло в горле, мешая вымолвить хоть что-то.       — Да, полагаю, что да…       Мирча делает несколько шагов навстречу, чем вызывает небольшой страх у девушки. Он выглядит так, будто собрался отчитать её за то, что она так долго скрывала этот факт. Однако лишь молча протягивает свою скрипку, мягко улыбаясь.       — Что ж, тогда проведём наш последний урок с пользой.       Илинка оглядывает лицо мужчины, затем взор падает на протянутый инструмент. Его ангельская улыбка могла бы растопить любое сердце, и она не исключение. Шатенка улыбнулась в ответ, принимая протянутую скрипку.       — Несомненно, — нежно молвит она, положив изголовье скрипки под подбородок.       Тонкие руки начинают сжимать струны и направлять смычок в нужный угол. Тихая, нежная и почти воздушная мелодия наполняет помещение, унося её в «потусторонний» мир. Казалось, что другие звуки перестали существовать, и лишь мелодия этой скрипки дарила душевное умиротворение, лаская слух. Лишь она могла успокоить её, лишь скрипка была её единственным проводником, лишь с ним ней она могла быть собой. Вся боль, вся любовь к нему музыке, вся дрожь в теле вызвана его улыбкой. Всю эту мелодию она посвящала ему.       А он…       Мирча лишь молчал, наблюдая за тем, как дрожит её рука, как она допускает ошибку за ошибкой, пропускает ноту за нотой. Он не исправлял, он слыушал её крик души.       Уверенный шаг в её сторону заставляет дрогнуть, но мелодию Илинка прерывать не смела, а потому, затаив дыхание, ждала, пока её спина не упрётся в его грудь. Как только это случилось, мужчина тут же положил свою руку поверх её, заставляя двигаться немного быстрее и уверенней. Теперь они были едины, оба плыли в этой реке сожалений и чувств. Они чувствовали эту жгучую боль, разрушившую их изнутри.       Руки вяло опустились.       — Прости, — говорит она, повернувшись. — Я неправильно сыграла.       Тот хмыкает, не скрывая наигранную насмешку.       — Придётся остаться тут, пока ты не сыграешь правильно. Сейчас мы можем устроить перерыв.       Слабо кивая, Илинка протягивает инструмент. Он мотает головой.       — Оставь себе, можешь считать это прощальным подарком перед свадьбой.       Та виновато опускает голову, скрывая горькую слезу, которая всё же сумела выбраться из век. Она поджимает губы, стараясь не допустить новый поток слёз и тем более всхлипов, но срывается, когда мужчина приподнимает лицо, держа её за подбородок.       — Прости меня, прошу! Прости меня… Я должна была…       — Тише, голубка, всё в порядке, — Мирча приложил девичью голову к своей груди. — Я твой учитель и очень рад за тебя, желаю счастья. К тому же я твой друг, Илинка.       — Ты не понимаешь, мне придётся оставить тебя, и я… люблю совсем другого…       Он застыл в удивлении, не смея даже дышать. Опустил взгляд на девушку, которая обнимала его, зарываясь носом в грудь.       — И… кто же этот другой?       Вновь. Она вновь делает это! Заставляет его сердце биться в истерике, вновь он чувствует это тягучее желание укрыть её ото всех опасностей в мире, прижать ещё сильнее, дотронуться до нежных губ рук.       Когда Мирча почувствовал чужие губы на своих то сразу же застывает от удивления. Где-то внутри беззвучно взорвалось множество фейерверков, озаряя всё вокруг брызгом влюблённых искр.       Сердце бьётся так, словно вот-вот выскочит из груди, на веснушчатых щеках выступил лёгкий румянец. Все до одной мысли моментально испарились из головы, ощущения сконцентрированы на теплоте, разливающейся внутри. Не смея прерывать поцелуй, мужчина лишь углубил его, заставляя её задыхаться в агонии чувств. Ему не хочется отпускать её, она же в ответ не хочет останавливаться. Безумие и страсть наполняет каждую клеточку их нежных тел, эти воздушные прикосновения сводят с ума…       — Нужно продолжить урок, — разгорячённо вздыхает он, пальцами проводя по шёлковым волосам.       — Научишь играть Антонио Вивальди?       — Научишь меня любить? Научу.