Кацу
Я без стука распахиваю дверь в кабинет, что заставляет отца тихо выругаться, и с холодной яростью обратить свой взгляд на меня. – Я уезжаю в Балтимор. Луиза, на которую я изначально даже не взглянул, отшатнулась от стола, прижимая к себе планшет. – Свободна, – отмахивается от помощницы Тетсуджи, и она стремительно покидает кабинет, громко стукая каблуками, показывая, что действительно ушла. – Сел и объяснил. – Я не пришел просить разрешение, – все же сажусь на диван. – Звонила Лола, помощница Натана. Ты знал, что Мэри все эти года была жива? – Не интересуюсь жизнью Веснински. – Так вот, она умерла. Хотя Нат думал, что ещё до его отъезда. Похороны завтра в девять. Мне нужна машина, рейс есть только на одиннадцать. Ехать почти девять часов. Потом ещё и обратно, потому что его машину нельзя просто оставить там. Но других вариантов нет. – Мне абсолютно все равно на Натаниэля, он твоя ответственность, – все в том же тоне говорит он. – Но у тебя сборы. Ты не имеешь права пропускать тренировки. А я разве ожидал услышать что-то другое? Надежда на это угасла ещё в раннем детстве. – Формально, да, Натаниэль моя ответственность. Но по подписанным документам – он твой. Уж отправить его в Японии было твоим личным решением. Так вот, думаешь лорд Морияма очень обрадуется, что лишился своего мясника. Всей душой не переношу его. Отец Ната отвратителен. Не встречал никого кто, мог бы с ним сравниться. Продать своего ребенка за жалких пять миллионов! И уж я точно знаю, что он не нуждался в деньгах и не был ничего должен. Жалкая свинья. – Почему Натан вдруг должен умереть? – А ты думаешь Натаниэль просто так рвется туда? – Усмехаюсь я. – Он прикончит его, глазом не моргнув. И пожертвует собой, разумеется. Тебе абсолютно плевать на то, что он мой брат. Но Ичиро тебя за это не поблагодарит. Отец не сводил с меня глаз, а я не поддавался его дешёвой ловушке. Отвести взгляд – признать поражение. Никогда. Но на отца моя сила тоже не действует. Я же все таки его сын. Уверен, что мы можем вести эту игру долгие часы. Но у меня прямо сейчас на это нет времени. Путь слишком длинный. – Если бы умерла мама ты бы тоже запретил мне ехать на похороны? – А когда это я собралась умерать? – Неожиданно появляется Кейли, прерывая диалог. – Что у вас уже случилось? Она проходит к книжному шкафу, доставая оттуда папку с огромным количеством документов. – Я жду ответа, – не поднимая глаз говорит Кейли. – Мне нужна машина, чтобы поехать с Натом на похороны его матери. – У тебя сборы, – повторяет она сказанное прежде отцом. – Веснински может ехать. – Он убьет отца, – вновь разъясняю я, будто говоря с маленькими детьми. – За это влетит Тетсуджи от Ичиро. А потом и я отправлюсь в могилу. Папка громко захлопывается. И гневный взгляд глаз матери направляется на меня. – Да причем здесь ты, Морияма? – Называет меня одной из настоящих фамилией она. – Мать умерла не у тебя. Натаниэль может ехать, ты тут ни при чем. Ты с ней даже не знаком, как и с Натаном. – Он моя ответственность, – продолжаю я, видимо сегодняшний день можно официально назвать «днем бессмысленных споров». – Если он убьет своего биологического зачателя, значит покойник и я. Все просто. Если на отца действует угроза его репутации и карьеры, то на маму моя собственная смерть. Как бы там не было, именно она родила меня. А наши отношения потом – совсем другая история. Их молчаливую беседу я не понимаю. И ещё больше не понимаю, как их дружба сохраняется уже тридцать лет. Я бы и года в сознательном возрасте не выдержал регулярное общение с одним из них. А если вместе.. Ужас. – Послезавтра тебя ждёт целый день тренировок, – заключает отец. – Три из них общие. И отработаны должны полную. К этому добавляется разбор пропущенных. Бери ключи. – И без оружия в их дом ни шагу, только попробуй умереть, – серьезно говорит мама. Я киваю, забирая лежащие на столе ключи от машины и ухожу, пока они не передумали. Даже если бы ответ был – категорическое нет – моей ноги бы тут не было. Эти сборы обычная формальность для подготовки двойняшек к общей игре, ну и Олимпиаде в следующем году. Хотя тут думают о чем угодно, но не о ней. Принцы экси приковали к себе все ставки. – Ты куда? – Недоуменно интересуется Кевин, когда я вытаскиваю из-под кровати пять энергетиков. За прошлую ночь мои глаза сомкнулись ровно на час и десять минут. Благо, сегодняшний день не подлежит разбору. – Уезжаю с Натаниэлем. Основатели знают, если тебя волнует это. – Ладно, – равнодушно отвечает он, и спасибо ему за это, – свет выключи. Я стягиваю с плечиков в шкафу черную рубашку и быстро надеваю ее на смену синей. Клацаю свет и без стука захожу в соседнюю комнату. Рико подрывается на кровати от неожиданности. – Да почему она не закрыта?! – Где Нат? – Игнорирую я его настрой. – В душе должен быть. Не слежу за ним. Как раз в этот момент дверь в тут комнату открывается. Он вроде пытался уложить свои рыжие волосы, но было слишком заметно сколько раз он их взъерошивал. На лице ни намека даже на полуулыбку. – Бери еду и поехали. – Я поеду сам, – твердо говорит он. – Смешная шутка, друг. Ты моя ответственность и я обязан за тобой следить. Ненавижу играть на этой части его биографии. Но по другому он просто украдёт, или уже украл, ключи от машины Рико и уедет без меня. А что будет дальше я уже полностью изложил родителям. Нет, за смерть Натаниэля не убьют меня, но мама никогда не вникала в иерархию Мориям. А отец ни за что не станет ее просвещать. Это было бы слишком опрометчиво. Но в любом случае мне очень сильно влетит от отца, если его собственность– умрет. Нат, несмотря на меня, опускается на пол, чтобы достать из-под кровати оставшуюся еду. – Вы домой? – Пытается понять суть происходящего Рико. – На похороны, – отмахиваюсь я. – И тебя это не должно волновать. Он пародирует мою последнюю фразу. – Вам потом конец от тренера Мориямы. – Он нас и отпустил, Рико, – издаю смешок я. – И Дэй. Ещё вопросы есть? Он плотно сжал челюсть. Вот и всё, вся его уверенность разбивается стоит сказать, что его дядя уже принял решение. Но я не рос с Тетсуджи и уж точно не могу сказать, как он его воспитывал. И воспитывал ли вообще. Нат прокашливается и мы наконец-то уходим. Как раз в тот момент, когда наступило время отбоя. Я выпиваю банку энергетика, как только заводиться машина. – У меня нет ни одной черной вещи, – опомнился он. – Зайдём в магазин. Я киваю и ускоряю машину. Мы не разговариваем и каждый погружен в свои мысли. Ну или Нат в мыслях, а я просто слежу за дорогой. Стоит задуматься и мы разобьемся. Нат забегает в первый увиденный магазин и выходит оттуда всего через минуты две. Он часто засыпал по дороге, но вздрагивал от любого резкого поворота. Хватая дыхание, и прикладывая руку к сердцу. На мое предложение остановиться, где есть интернет и связаться с Эми он отмахивался. Поэтому мы просто продолжали ехать в тишине. Нат с тревогой выглядывал в окно, но досконально помнил путь к дому. Чем дальше, тем больше я уменьшал скорость. Давая ему возможность привести в порядок голову. Особняк Веснински был последним, дальше лес и длинная траса. Что там думают обычные жители? Бизнесмен и мясник? Ну тогда ладно. От дома не шла атмосфера грязи. Но она царила внутри, в этом я не сомневаюсь. Ворота отворились и откуда выехала матово-красная машина, абсолютно тонированная. Собственно, как и черная отца. – За ними, – сжимает он кулаки, тяжело сглатывая. Я послушно направился следом, не скрывая этого. Но как же хорошо, что хоть колеса нам никто не простреливал. Путь до кладбища был совсем коротким. Как иронично. Рубашку Нат сменил ещё на одной из заправок, поэтому мы просто выходим сразу на парковке, подхватив заранее купленные цветы. Двери той машины тоже распахивается. За рулем был уже немолодой мужчина, с кобурой, которую он и не планировал скрывать. К моему удивлению Нат издал громкий смешок. – Ромеро отвратительно стреляет. Рядом с ним была женщина, всячески пытающаяся скрыть любые признаки старения. И не очень успешно. – Младший, – расплылось ее лицо в сумасшедший улыбки, когда мы подошли ближе. Я ни на шаг не отступал от Ната. – Как же быстро растут чужие дети. Согласен, брат? Прям копия отца выросла. Какая жалость, что ты так молод. Ещё один вышедший из машины сразу направился к проходу на территорию, а мы все следом. – Скорее какое счастье, что ты так стара, Лола, – улыбается он наследственной улыбкой. – Этот ублюдок даже не приехал? – Этот ублюдок – твой отец, – хриплым голосом произнес Ромеро. – Попридержи язык. – Не могу, – в имитации грусти развел он руки в сторону, – сами же сказали — я его копия. Усмешка сама собой вырисовалась на лице. Я очень рад, что Нат прямо сейчас не встретил своего отца. Но это прямая приманка. – Вы же все равно здесь, чтобы проконтролировать мой приезд в дом, – резко останавливается Нат, а за ним и свинята Натана. – Так останьтесь в машине. Мы одинаково не хотим друг друга видеть. – Ошибаешься, младший, – протягивает Лола, – мы очень по тебе скучали. А вот птичка нам знатно поднадоела. Джексон, проведи сам. Тот согласно кивает, продолжая путь. Лола с Ромеро возвращаются, что-то тихо обсуждая. Могила Мэри находилась на склоне, который именно сегодня освещался в ярком солнце.Мэри Веснински(Хэнтфорд)
25.07.1963 — 9.06.2008
Она была ещё молода, но что-то мне подсказывает, что умерла она намного раньше, чем написано на могильной плите. И намного раньше, чем тринадцать лет назад. Мама права, я никогда её не видел. Но однажды, после встречи с психиатром, Нат рассказал мне о ней. Мне не были настолько важны его слова, как то тепло, с которым он о ней говорил. Мне не важны слова и сейчас, когда он опускается на колени, аккуратно кладя нежно-розовые пионы. Джексон, к моему удивлению, отошёл в сторону. Давая время. Нат долго просто вглядывался в буквы, потом аккуратно провел по ним пальцами. Осознавая действительность. А потом ещё несколько раз, будто пытаясь стереть. Мэри не участвовала в его воспитании. Но он все равно её любил. Хранил фотографию в своей комнате, и никогда не позволял к ней прикасаться. В глазах женщины на той фотографии была не только ужасающая усталость, но и желание бороться. Боролась ли она все эти года? Пыталась ли сбежать? – Она никогда не говорила, что ей больно, – едва слышно проговаривал Нат, скорее для самого себя. – Даже когда отец до смерти избивал ее. А когда это было из-за меня – не позволяла помочь. Говорила, чтобы я прежде всего думал о себе. Знаешь, я тогда даже выдохнул, когда узнал о ее смерти незадолго до отъезда. Я думал, что ей больше не больно. Что она больше не страдает. А он мучал ее все эти года. Все эти года, пока я налаживал свою жизнь и не думал о ней. Пока я был счастлив. Я опустился рядом с ним, кладя руку на плечо, слегка сжимая. – Каждая мать хочет, чтобы ее ребенок жил лучше, ты так и сделал. Не жалей ни о чем. Теперь ей не больно. – Я бы вытащил ее... Не сомневаюсь. Именно поэтому ему и солгали. Но я просто продолжаю быть рядом, не произнося этого вслух. Он и так это понимает, но не может еще принять. – Поехали, – резко произносит он минут через пять, подрываюсь на ноги. – Я хочу с ним поговорить. Джексон, видимо поняв его намерения, сразу направляется к выходу. А мы за ним. В этот раз путь к дому был значительно быстрее. Сам внутренний двор особняка был настолько пуст – насколько это возможно. Будто тут живёт вовсе не человек. И несмотря на лето, все казалось слишком серым. Слишком неживым. Слишком. Я не ошибся. Внутри дома был пугающий холод. Хотя все и выглядело довольно прилично. Ну по крайней мере, топоры на стенах не висят. И в гостиной не установлена вислица. Нат растягивает верхние пуговицы рубашки. Его шаги то неестественно замедлялись, то ускорялись в мнимой уверенности. Лола, позади нас, издевательски посмеивалась. Ещё больше его подначивая. Но он только шел по направлению к лестнице. – Кацу, выпьем? – Вдруг предлагает она. – Пусть отец с сыном поговорят наедине. Кто как ни ты, должен понимать, что такое долго не видеться с семьёй. – Моя семья всегда была рядом со мной, – не оборачиваясь отвечаю я. – И Натаниэль тоже ее часть. – Как сентиментально, – смеётся Лола, но со своим братом остаётся внизу, как и Джексон. Конечно, Нат прекрасно помнит, где находится кабинет отца. Я был бы рад стереть эти воспоминания, но не могу. У двери он замирает на несколько минут. Его плечи, как и все тело, напряжено. А пальцы сжимали карман брюк. – Ты можешь уйти, – шепчу я. – Ты не обязан здесь находиться. В ответ он коротко стучит и распахивает ее. Натан Веснински сидел за столом, в одной его руке была сигара, а у второй на столе стоял стакан бренди. Из почти полностью пустой бутылки. Его взгляд был жестоким – смертоносным – обращенным к сыну. За спиной стоял крупный мужчина, способный одним ударом переломить нас всех. Телохранитель. Ну или ещё одна верная свинушка. Его взгляд только на секунду упал на Ната, а потом сразу обратился ко мне. – Кацу Моде Морияма Дэй, – властно произнес Натан. – Какими судьбами в мою обитель? – Я скорее умру, чем позволю тебе встретится со своим сыном без моего присутствия, Натан. А жизнь я очень люблю. Я проговорил все это голосом своего собственного отца. Властным и пугающим. Обычно не применяемым в жизни. Нат едва заметно дёргается от такого обращения, но тут же берет себя в руки. – Поздоровайся с отцом, – приказывает ему Натан, теряя ко мне интерес. – Отцом ты был мне до семи лет. До того как продал за жалких пять миллионов. Вот что интересно, куда же ты их потратил? Нат проговорил все это с улыбкой, и слегка повел головой. Я согласно отошёл к окну. Второй этаж, внизу асфальт. Прыгать можно, но надо будет открывать ворота. А там охрана. – На виски, вино, ром, – стал перечислят Натан, надевая на себя точную копию улыбки сына. – Это все что тебя интересует? Нат медленно стал приближаться. Я обхватил пистолет, взятый из бардачка машины. Телохранитель сделал то же самое, но с клинком. – Зачем было врать про маму? Мне нужна причина. – Я больше не собирался тебя видеть, – тут же отвечает он. – А ты бы ее обязательно пришел вызволять. – Почему не убил раньше? – Продолжает Нат. – Зачем было ждать тринадцать лет? И не надо мне вливать ересь про ваш брак. Это было даже не твоей идеей, а дедушки Хэнтфорда. Все в твой жизни – жалкая сделка. Нат облокотился обо стол, громко смеясь. – Противно смотреть на меня и знать, что не можешь меня тронуть. Прав, да? Так попробуй позвонить своему хозяину, договориться. Ах, да, совсем забыл, что у Ичиро есть мозги, и он убрал тебя с поста правой руки, и теперь ты дешёвый палач. Уже стал есть человеческое мясо? Натан не шелохнулся. Продолжая вглядываться в глаза собственного сына. Зачем было его заводить? Зачем ему нужен был ребенок? – Твоя мать была жалкой трусихой. Мне было приятно ее ломать. Наблюдать за тем, как она с каждым годом слабеет. Увлекательное зрелище. Мясник говорит это, получая невиданное удовольствие от воспоминаний в голове. По телу пронеслись мурашки, когда я представил, как он избивает ещё совсем молодую девушки. И продолжает так делать из года в год. Он делал это не только физически, но и морально. Забрав сына. Похоронив ее саму. Лишив всего. – Говорят, что ты похож на меня, – продолжает он. – Это так оскорбительно. Ты копия своей матушки. Он специально выводит его на эмоции. Специально, чтобы потом сказать, что это было нападение с его стороны и так оправдать убийство. Потом он убьет и меня. Нату нельзя на это реагировать. Абсолютно нельзя. Я силой заставляю себя посмотреть в окно. Как раз в тот момент, когда на территорию дома въезжают три тонированные машины, со снятыми номерами. – Спасибо за теплый прием, Натан, – быстро двигаюсь я. – Но нам пора. – Знаешь, папа, ты прав, – отходит назад Натаниэль, больше без улыбки, а с абсолютным спокойствием. – Я похож на маму. Я точно так же переступаю через все. Но если мама переступила через себя и смирилась. То я переступаю через тебя. Ты жалок. Ничтожен. Но я всё равно скажу спасибо за то, что продал меня. Это было единственное в твоей жизни правильное решение. Прощай, отец. Ещё секунду он смотрел на него. А потом уверенно направился на выход. Улыбка Натана спала, он провожал сына жестоким взглядом, хотя ни слова больше не говоря. Нат не обернулся. Я уже в коридоре наклонился к его уху. – Приехали не Мориямы. И в следующую секунду внизу раздалась череда глухих выстрелов. Нат, потеряв любой признак адекватности, побежал в ту сторону. А я за ним. В кабинете Натана позади раздался грохот. Но мы уже были на лестнице. Когда на нас наставили сразу пять дул пистолета люди в черных масках. А ещё двое побежали наверх, обходя нас. Нат поднял руки, спокойно направляясь вниз. Я с подавляемой опаской последовал за ним. Но руки не поднял, до этого я не опущусь. Никто не стрелял, из-за их спин вышел человек без маски. Я несколько раз видел его лицо в сводке новостей, но прекрасно запомнил. Стюарт Хэнтфорд приблизился к племяннику, обхватывая его плечо и наклоняясь на уровень глаз. Он смотрел на него, пытаюсь понять, точно ли перед ним Натаниэль. – Здравствуй, дядя, – слегка улыбается он. – Давно не виделись. – Рад видеть тебя живым, – с сильно заметной искренностью, как для такого человека, говорит он. – Надеюсь ты не убил его? – Он никто, чтобы я марал руки. Стюарт выдыхает, отпуская его плечо. – Ты вырос достойным человеком, – отходит он и смотрит потом на меня. – Спасибо тебе, Кацу. – Он моя семья, – все тем же голосом говорю я, хотя и не вижу в этом человеке угрозы, а вот в пяти пистолетах очень даже. – Лучше сделайте тут все хорошо. А мы уезжаем. И ни за что не говорите, что видели нас здесь. Проблемы будут у всех. Я в свою очередь так же гарантирую молчание. Он кивает, и двумя пальцами отдает приказ действовать. В тот момент, когда мы с Натом добегаем до припаркованной машины. Водители в остальных не реагируют на нас. Я быстро завожу двигатель и мы мчимся по трассам, в желании, как можно скорее покинуть Балтимор. Эта цель очень скоро исполняется. И только тогда я снижаю скорость, открывая окна автомобиля. – Прости, – переступая через свою гордость говорю я, – я ехал сюда, думая, что ты хочешь убить отца. И не подумал, что ты его простил. – Не простил, – машет он головой, – а отпустил. Сейчас его труп уже начал холодеть. Пусть горит в аду. Но меня с ним больше ничего не связывает. Он действительно достойный человек. Смог бы я простить отца, если бы он избивал мать, а потом продал меня? Нет. Так что Стюарт зря благодарил меня. – Ты знал, что прибудет твой дядя? – Надеялся, – честно говорит Нат. – На самом деле, я хотел его убить. Но.. но он бы просто умер. Без сожаления и раскаяния. Он прав, я не похож на него, и не буду убивать человека, даже ради мести. – Я очень сильно горжусь тобой, брат. Он слабо улыбнулся, откидывая голову, и наш путь продолжился на слабой скорости и в полной тишине. В Чарльстон мы приезжаем уже после захода солнца. Скорость была медленной. Возвращаться рано нет смысла, все равно завтра весь день работать. Ерунда. Сегодняшний день дал намного больше. Нат забирает одежду и пакет с мусором, а я кладу обратно пистолет в бардачок. – То что вы вроде целы уже можно считать победой, – останавливается у своей машины Кейли. – Натаниэль, мои соболезнования. – Благодарю, – по привычке кланяется он, и я головой указываю ему уходить. Он понимает причину и делает это. – Мы можем поговорить? – С непривычной мне опаской спрашиваю я, боясь услышать категорическое нет. Кейли кивает на машину. И я сажусь на сиденье рядом с водительским, сжимая в руке ключи. Дыхание было таким тяжёлым, что, казалось, будто оно сейчас вовсе остановиться. – Там что-то случилось? – Нет, – не поднимая головы, веду разговор . – Из меня отвратительный сын. Лучше я уже не стану. Но я всё равно должен извиниться. Прости меня за то, что тогда, и множество раз потом, наговаривал тебе. Твоей вины нет ни в чем. Уши улавливают ее тяжёлый вздох. Но найти в себе сил посмотреть, не нахожу. Я намного слабее Натаниэля. Между нами никогда не было задушевных разговоров. Только четкие приказы и поручения. Мы не сможем стать нормальной семьёй. – Кацу, – рука матери опускается на мою ногу, – тебе абсолютно не за что просить прощения. Слишком много времени прошло. Но это не означает, что в моей душе нет желания, чтобы мама относилась ко мне, как к сыну, а не полу-удачному проекту. Но я всё равно её пониманию. Это в характере матери – делать все только для себя и спорта. – Я правда хорошо отношусь к Кевину. И не считаю его ошибкой. Он мой младший брат, я никогда про это не забывал. – И это я тоже знаю, – улыбается она, когда я все таки смотрю на нее. – Моде, ты был просто вспыльчивым ребенком, которого бросили родители-карьеристы. А я была абсолютно не готова к материнству. Как и Тетсуджи к отцовству. Мы все наделали много ошибок. Ее зелёные глаза смотрели с теплотой. Такой взгляд я видел всего несколько раз. По телевизору, когда она смотрела на Кевина. Но я смогу поверить в это, пока она не произнесет. Глаза могут врать. Собственно, как все остальное. Но не в ее характере врать на словах. – Но если это так важно, то я прощаю тебя, Кацу.