Семнадцать, девять, двадцать один

- Братец, а у тебя есть... - Элион, не договаривая, игриво хихикает, пытаясь заглянуть в глаза принцу. - Что есть, Элион? - Ну-у... -затягивает она и подходит с другой стороны, -девушка! - Девушка? Что опять в её голове? - Ну или невеста. Фобосу сразу не понравилась эта тема, как, впрочем, и любая другая, заведённая бы сейчас. В этот вечер, покорённый долгой грозой и свирепым градом, он хотел бы покоя и тишины, которые едва ли не приятней власти. А тут оказывается, что непогода сорвала все радужные планы юной принцессы, и теперь она, избегая скуки, ищет развлечений здесь. Рядом с ним. И это так паршиво, знаете. Отвратительные жёлтые цветы на колоннах погружены во мрак гостиной, изредка рушимый белоснежным светом молний. Он врывается через огромные зарешеченные окна, провожаемый запоздалым громом. По полам бегают сквозняки, и от стен отдаёт мёртвым, влажным холодом. Элион в платье из тёплой ткани, а Фобос никогда не привыкал к теплу. - Сейчас нет, сестрица. - А были? - Были. - Это они? -Она тянет его на рукав и указывает пальцем в угол тёмной стены, где поблескивают золотые рамы, украшающие полотна. Их три, и на каждом из них написана красивая девушка. Эсканор неохотно соглашается, раскинув в мыслях, что, должно быть, кто-то ей уже это рассказал, не то она бы в жизни не догадалась, кем могли быть эти люди. Мало ли в замке портретов женщин? Она просит рассказать о каждой из них. А он почти не помнил их, в голове стояли только числа, связанные с каждой. Семнадцать, девять, двадцать один... - Какая красивая! Ты только посмотри, братец!.. На первом полотне изображена златокудрая красавица старше принца на два года, которую "подобрала" мать, как только ему исполнилось четырнадцать. Она была прекрасна, так прекрасна, что он чуть было её не полюбил. Умна, весела, но...она смеялась часто. До отвратного часто, до безумия часто. Но Фобос знал: жизнь -это не смешно. Над чем она смеялась? - Да. - Какой она была? - Она была прекрасной девушкой, полной радости. У неё был звонкий голос и всегда - улыбка на устах. Кажется, ей нравились книги с хорошими концами и отважными рыцарями. - Ух ты! И мне тоже такие книги нравятся больше всего! - Элион восхищённо кивает. - Не смею сомневаться в этом. - А расскажи о ней, -она указывает на второй портрет, - Выглядит доброй. Наверное, она очень милая. Принцесса с Севера действительно была доброй, и её имя переводилось с языка её чудаковатого народа как "чистота". Но она только и делала, что плакала и жаловалась. "Всего девять..." - Подумал Фобос, взглядом пробегаясь с картины на стену. - Сестрица Элион и тут права. Она была старшей принцессой с ледяного архипелага. Прелестная, скромная и очень вежливая. Мы часто ходили с ней на ночные прогулки, когда замок погружался в сон. Ей нравились звёзды, напоминавшие ей о доме. Она часто говорила мне об этом, и теперь в моей памяти навсегда отложилось то, что ночное небо Меридиана точно такое же, как в тысяче лиг, на самом Севере, где нет ничего, кроме льда. - Ух ты, даже мой брат сбегал из дому на свидания. Ай-яй-яй. - Она хитро щурит глаза, а князь Фобос старается вежливо рассмеяться, и его лицемерие опять остаётся незамеченным. Как только Элион сделала шаг к последнему полотну, он взволнованно подумал, что ему нужно как-то выкрутиться из всего этого, ведь принцессу с третьего портрета он не помнил вовсе. На него бессмысленно смотрела высокая рыжеволосая дама с грустными голубыми глазами, погибшая пять лет тому назад. Двадцать один - её роковое число. Оглушительно прогремел гром и что-то с шумом ударило в окно, желая будто выбить его прочь. Испуганная этим, Эсканор вскрикнула и чуть было не прижалась к принцу. А шум не прекращался. Что-то тяжёлое продолжало бить и бить по решётке, и, видя страх Элион, Фобос приказал слугам проводить принцессу в свои покои. Она дрожала, взволнованно оглядывалась по сторонам, но всё же ушла, и дверь тихо проскрипела за ней. Князь тяжело вздохнул. Чем бы ни было этот источник шума - спасибо ему. Быть может, он бы даже сказал, что в долгу перед ним, если бы был склонен их отдавать. Скажешь, что тут страшного, если бы он солгал насчёт третьей своей невесты? Он был уверен, что никто и не помнит, что она любила, какой была и что в ней было особенного, если было вообще. Хоть и умерла она позже всех, но ещё при жизни она казалась призраком, и, быть может поэтому, о ней не осталось памяти, кроме этой картины. Однако было кое-что...было то, о чём у Элион не хватило ума спросить. Где они все? Он с вызовом бросил взгляд на женщин, глядящих с картин, и внутри себя с презрением в голосе смеялся над ними. О Бог. Он ненавидел таких, как они. Хоть и разных, но...сладких, слишком сладких. И не так, как сладки фрукты или карамель, а - излишне. Как чашка чая, наполовину наполненная одним только сахаром. Тошнотворно сладких. И плевать, что принцесса-хохотушка сбросилась с башни, обратившись в бесформенную кровавую массу, не оставив и намёка о былой красоте, которой все восторгались. Уж теперь-то ей не смешно. Кому какое дело, что девушка с Севера повесилась ночью, такой же звёздной и чёрной, как та, что у неё дома? Совсем ли кромешная ночь теперь в её глазах застыла навеки? Есть ли в ней звёзды? И есть ли дело до отравившейся рыжей дамы, даже при жизни бывшей призраком? Всем им, как считал принц, нужна была его власть, и они поплатились сполна за свои черные желания. Жалкие шлюхи. А ему нравилось давать им особенные числа, понятные лишь ему одному. Они показывают количество дней - то, сколько их понадобилось каждой, чтобы покончить с собой. Князь Фобос грустно усмехнулся. Всё правильно. Им не нужны имена, числа - их удел. Семнадцать, девять и двадцать один...