***
Вудсборо. 1997-й год. Тихий американский городок, выпорхнувший прямиком из кровавого слэшера. Тех, где цензура на выпущенные кишки нерелевантна. На упругие «прелести» тоже. Здешние застряли между эмтивишной бодростью и Карпеторовской тревожностью. — Убийца на свободе. Сквозь шипение и трескотню трубки голос Каспбрака звучит ниже октавы на три. Пора бы обновить домашний телефон. — Не начинай, Эдди. Если жил здесь, считай, получал расписку на знание «сколько убийств происходит за час». Осведомлённость со степенью опасности покруче Клариссы Старлинг. — Год прошёл, через несколько дней будет ровно. Каспбрак, наверно, стоял, прижимая трубку покрепче к уху каждый раз, когда та скатывалась. Перекинув телефонный шнур через плечо и морщась от того, что мочка нагревается, краснея. — Да, и с-с-самое страшное из не-давно произошедшего-о, что теперь к-каждый пубертатный дебил хо-одил в и-идиотско-ой маске. Билл и Эдди знали об этом не понаслышке. Ричи сегодня утром уже заявился на историю в костюме пресловутого «Крика». Жаль, что не Мунка. Заслужил, кстати, недельную отсидку после уроков в компании таких же успешных комиков. Выделить двумя воздушными кавычками «успешных». Подчеркнуть. Выписать на листе сто раз подряд. Директор говорил, что по ним тюрьма плачет, Тозиер же считал, что сцена. — Эдди, не паникуй. Это жизнь, з-здесь злод-деи не в-возвращаются во второй ч-части. Дыхание на том конце отдалилось, что-то тихонько зашоркало. Видимо, Эдди тёр запёкшее ухо. — Кто так говорит в кино — умирает. Билл шумно выдохнул. Сегодня в планах жарить попкорн, выпить дешёвого виски. Glenlivet, например, или Four Rose. Устроить киномарафон, начиная с «Ребёнка Розмари», и потрахаться с Патриком. Иными словами, местечка для маньяков из городских предрассудков не припаслось. — Не п-парься, и д-до в-встречи в школе, Эдди. Каспбрак с ароматами таблеток и параноидальными мыслями о поехавших мальчиках с ножами в планы также не вписывался. Даже несмотря на всё терпение и любовь Денбро. В конце концов, родители оставляют сокровища с ключами от ларчика не каждый день. Весь дом в распоряжении, хоть голышом во двор выпуливайся. Попкорн хлопает под ребристой оболочкой, сквозь прихватку ощущается жар металлической ручки. Билл выключает газ, ставит горячую сковородку на деревянный поднос. Щас бы стол не прожечь на неожиданных радостях взрослой жизни. Надрезает надувшийся алюминиевый шар, в нос бьёт запах горячей кукурузы с солью. В их местном «Киномаксе» попкорн холодный, пресный, с нераскрывшимися зёрнами на донышке. Сейчас другое дело. Умасленные шарики с просоленными бочками пышут жаром, разнося запах по всему дому. Денбро тянется аккуратно взять один в рот, но слышит защёлкивание входной двери. Годичные события «дарят» след в виде засовов. Никто теперь не оставляет дома нараспашку. У Хокстеттера есть ключ, родившийся из мыльного дубликата, когда они с Билли только начали встречаться. Толкаться друг дружке в десна, вернее. — Т-ты вовремя, к-как раз к у-ужину. Если фильмы ужасов болото, то Билл погряз. Или ёбнулся. Одно из двух, делайте ставки. В любом случае в его гостиной рядышком с диваном стояла призрачная рожа. В своём излюбленном чёрном балахоне. — О-очень м-мило, Па-атрик. К-костюмчик у Р-ричи одолжил? — скрещивает руки на груди. Повторяет неосознанно жест, когда отец сердится. «Всё твои идиотские фильмы». Какой твой любимый, малыш? «Крик» разглядывает фигурку, скрывающую напряжение. Билл то складывает руки крестом, то нервно теребит край шорт. В этой маске прекрасный обзор, разве что боковое зрение страдает. — Патрик, это не смешно, прекращай. От страха аж голосочек прорезался, чётко, без запинки оформился. По росту за Хокстеттера сходит, по степени убожества юмора тоже. Телосложение подхрамывает логическую цепочку. Не разглядеть ни плечи, ни обхват талии, ни локти. Грёбаный балахон. — Хуль ты м-молчишь? Не Майкл Майерс же. Призрачное лицо тоже не из пиздливых. По крайней мере, когда не звонит тебе на домашний. — Патрик… Не глупи, Билли. Беги, прячься, пока тебя не нашли нарезанным по кусочкам. Патти (уверен?) резко выставляет ногу вперёд, сгорбливается, как бегун перед стартом. Денбро шугается, сводит брови. Хватает взглядом чуть растопыренные пальцы рук. Дерьмище. Тот самый момент, когда жертва бежит наверх, вместо того чтобы выбраться на улицу. Билл добегает до кухонного гарнитура, там его хватают под белы рученьки сзади. Обвивают покрепче удавьей хватки. «Кролик» дёргается, недовольно кряхтя, норовит ударить затылком, но роста не хватает — бьётся о грудь. На ощупь Хокстеттеровскую. Сдувает чёлку с глаз, шлёпнув губами. — Ладно, д-давай по-о кано-ону. Ч-чего т-ты х-хочешь? — не истерит, но продолжает поёрзывать о чужое тело. Его «примеривают» на глаз, как одежонку. Изъян, похоже, ищут или любуются, раз настолько близко к морде. Будем пытать красноречивым молчанием или добавим игрищу цвета? — Полюбоваться на твои органы, — смакует слова на манер 007. Денбро бы распознал его голос через резервуар, заполненный водой доверху. Зазубрил уже все смешки, вздохи и возгласы «Кто тут такой сладенький?», «Хочу раздвинуть тебе ноги прямо здесь». Билл не против. Вернее, не прочь поломаться, чтоб поуговаривали, вкрадчиво щупая за бедро, нашёптывали на ухо, как разложат прям на школьной парте, обвязывали руки ремнём, над головой задирали. Этим же ремнём обхаживали по спине. До того, чтобы линии оставались, подобно дорожкам на карте. Билл ему сейчас оставит парочку душевных травм, если не прекратит так давить в солнечное сплетение. — Ты не в тот дом заглянул, — выцеживает со смешком. У них тут не как в кино. Не вечный Хэллоуин. Осень без потёкших туч, запаха гнилой земли и стужи, кладбищенской, приносящей червей на подъездную дорожку. Лето здесь зыбкое, даёт осени под глаз и держится, засучив рукава, до конца октября. Билл это не то чтобы любит. Духота дурно влияет на мозг, заставляет представлять себя героем «Дикой Орхидеи» или «Девять с половиной недель». Дурнота — летняя, подростковая ли — заставляет прижаться задом к паху, поёрзать чуть туда-сюда, чтоб «призрак» не дай боже не подумал, что Билли из пугливых. — Не играй со мной, котик, — вещает над ухом, заставляя отклонять голову из-за упирающийся в лицо маски. На органы он в теории и без того любовался. Тактильно, когда упирался Биллу в кишку, затрахивая его в каморке за актовым залом. — Ты же любишь игры, — Денбро чуть улыбается, вильнув задом повторно. Похоже, нащупал выпирающую ширинку. Идёт по канону: Ответь мне на несколько вопросов, сладкий. Так какой твой любимый страшный фильм? Порноверсия. — М-м-м, не страшно тебе, зайка? А если так? — Патрик глаза щурит, темнота выгодно обволакивает лицо, а то он бы уже покусывал малыша за хрящ. Нож для писем тонкий, недостаточно угрожающий, но острый. Как язык у Денбро, когда надо поставить своего жерёбчика на место. Билл кривит губы. Глаза косит на его руку. В перчатках пришёл, сукин сын. Патрик притискивает потуже поперёк живота, будто арканит непокорную лошадь где-то на диком западе, среди песка и пороха. Денбро на это выплёвывает некрасивое «блядь», упирается затылком в плечо, мышцы спины приходится машинально напрячь. Можно позволить себе покачиваться, вытянуть позвоночник, даже затылком вмазать по белой роже. Ты любишь ужасы? Я в них-х м-мастер, дебил. Ножичком надрезают пару верхних пуговиц на рубашке, что бусинками отскакивают от пола: одна закатывается под стол, вторая близ шкафа с утварью, третья кружится вокруг своей оси рядом с ногами. — К-козёл. Д-олжен за ру-башку теперь, — оголяет нижние зубы. Хокстеттер не порежет по-настоящему, но Билл то и дело отвлекается на нож, маячащий перед рёбрами. Патрик оголяет линию из костей, что начинаются от ключиц. Можно и ниже, чтобы прихватить за плоскую грудь, покрутить сосок между пальцев. Оттянуть. — Л-либо р-режь, ли-бо о-отпускай. Я-я хо-чу п-посмотреть «Сияние». Под маской хуй рассмотришь, но Хокстеттер изучил свою Веронику вдоль и поперёк. Готов спорить, что свои зелёные глазки закатывает, надувая щёки. Такая ты малышка, Билли-бой. Билл устало выдыхает, наклоняясь вперёд, практически касаясь лезвия грудиной. Саспенса в избытке, пора бы к развязке, а то студия понесёт убытки. Патрик наблюдает, наклонив голову, как остриё треугольником отражается на коже. Билл поднимается, дыша чуть громче. — Хочешь поработать руками? Залезь в мой задний карман. Вытащить руки — громко сказано. Скорее, протащить по чужим ногам. Под животом по прежнему держат, приходится поднапрячься, вжаться поплотнее, шарить ладонями вдоль боков, задевая локти и, наконец, задницу. Билл комкает балахон наверх, а Патрик придвигается тазом, чтоб удобнее нащупывать ребристую упаковку. Нашёл. Денбро перемещает руки вперёд, похрустывая напряжёнными костями. Хокстеттер любовно льнёт к нему, нож не выпускает. — Дай-ка. Он как скаут — всегда готов. Смазка в маленьких квадратиках хранилась в заднем кармане, сколько Денбро его знал. В бумажнике тоже есть, но он часто забыт дома на пару с удостоверением личности. — Готов двигать сюжет? Билл успевает усмехнуться уголком губ, перед тем как его впечатывают в столешницу с гулким прихлопом. — Сука, — процеживает сквозь зубы, мелко ведёт плечами, положив руки по обе стороны головы. Сдаюсь. Напускное. Патрик загребает его волосы между пальцев, кончиком одного поглаживает по лбу, прямо над шрамом. Ладонь у него здоровая, может лечь во всё личико, подобно лапе какой-нибудь твари из франшизы «Чужих». — Рад, что ты знаешь, кто ты, — Хокстеттер хмыкает, приподнимая маску, и зажимает заветный квадратик между зубов. Поддевает мантию, щёлкает ремнём. Молнией. Тянет ленту из шлёвок с выразительным ширканьем. Денбро смотрит наискось, под таким углом разрез глаз становится лисьим. Патрик держит ножик в той же руке, что и Билловы волосы. Рукоять неприятно упирается в черепушку. Давление исчезает, когда кисти обвивают кожей. Затягивают. Заклёпка впечатывается в косточку. Хокстеттер завязывает на узел, Билл проводит по губам кончиком языка. Патрик Хокстеттер — экземпляр. По нему плачет исследовательская работа «Как распознать мудака». Мудачества у них с Денбро взаимные, Билл впитывает, как губка, «что сказать», «куда кольнуть», «как укусить». Пускает в ход свои клыки только с подобным (уёбком), как Хокстеттер. Научился этому у лучшего, присыпал умением заводить здоровые отношения, хотя бы с друзьями и поплыл. На корабле, где в трюме вместо плесени желание вцепиться Патрику в ширинку. Иногда оторвать ему хер. Часто. Денбро врезается снова, щека пластается по поверхности. С Патриком ты врезаешься ежедневно, секундно. С силой, с разбега, но всегда с подтекстом. Прямо как в фильме «Автокатастрофа». — Будешь кричать, котик? — выходит нечётко из-за сжатых челюстей. От упаковки слюна на вкус алюминиевая. Если хорошо попросишь, Патти. Биллу давят под колено — пусть зависнет ненадолго в невесомости между столом и его руками. Патрик надавливает грудью, пока заика матерится тихонько, шаря ногами по полу в поиске поддержки. Расправляется с ширинкой, даже ножик не мешает — удобно, малыш не носит ремней. Заместо наручников только. Билл был бы не прочь остаться наполовину одетым, но шорты безучастно падают на пол. Даже выпирающие коленки не спасли. Денбро, когда повёлся с Хокстеттером, утверждал, что спасать его не надо. Патрик открывает упаковку по линии среза, выдавливает большим пальцем. Смазка прохладная, затекает в складку идеально. Поглаживает мимолётом у входа, ниже, к мошонке. Хоть что-то холодное, а то лежать уже невозможно — щека горит. Покруче, чем ухо Эдди от телефонной трубки. — Знаешь, одного из убийц тоже звали Билли. — Патрик откладывает нож, стягивает перчатку с правой руки. Чуть шлёпает по бледным ягодицам. — Отхлестать бы тебя… Сболтнуть невпопад — в стиле Хокстеттера. Втолкнуться на две фаланги, повертеть, понакручивать малыша изнутри — тоже. Двигать пальцами быстро, не вытаскивая, вгоняя смазку поглубже. С чавканьем, будто не трахает ими, а скармливает. Билл открывает рот специально, давая слюне нарисовать маленькую лужицу. Нож возвращается на положенное место, к щеке. Пахнет магазинной кожей и макулатурой. Жмётся к мочке, продавливая не кровавый след. Вычерчивает косую дорожку к шее. Утыкается «носиком» в вену. У Билли есть желание. Заветное. Попросить надавить. Патти ремешок тянет, чтобы Билл отлип. Подёргался, как бабочка, увязшая в сиропе, когда загоняют три сразу. Сгибают по очереди, что мышцы напрягаются, не давая вытащить. Пальцы исчезают, и Билл кривится, подобно мальцу, у которого забрали игрушки. От досады аж клянчит «Ну-у, ве-рни-и… бля-ядь». Поиграем в изнасилование? Сзади примыкают, скользко, как тельце улитки. Влажно, тепло. Нож укладывают на костлявую спину. У вудсборовских подростков кровь тоже тёплая из тела вытекала. Наверное, пока тому футболисту потрошили живот, его органы скользили с глянцевым блеском. Так же, как член Патрика прямо сейчас. В отличие от трупов, он не остывает, не разрыхляется. Наоборот, твердеет, наливается сочно. Вторгаясь, заставляя смазку призывно чавкнуть. Секс — синоним жизни. Трахайте, а не режьте своих одноклассников. Патрик подумывал совместить. Он толкается сильно, под маской лицо запотевает. Билл жмурит глаза, выпрямляет локти от того, что сзади тянут. За ремень, за волосы, нервы, моральные принципы. За проводки на самодельной бомбе. Его личный Джейсон Дин. Они бы в сеттинге «Смертельного влечения» смотрелись даже лучше Райдер и Слейтера. По его скромному мнению, один из лучших фильмов восьмидесятых. Билла почему-то всегда «на горячем» тянуло вспоминать золотую классику. Недаром же теперь монстры вписаны в истории целых поколений. «Пятница 13-е», 1980-й, режиссёр Шон С. Каннингем. Патрик трахал со шлепками яиц о задницу. Билл выстанывал «Не-не ост-чёрт-навливай-ся-я» и «Да-а… д-а-а-а, е-ещё». Это подстёгивает, но не до упора. Не до «О-оставай-ах-ся вну-три». Пока не слишком, пока можно пойти в обманку: отдалиться, высунуть основание головки — смотреть, как малышка животом подпирает столешницу, чуть ли не вскрикивая от ужаса. Билл чудом держится полусогнуто, рывками вдыхая через рот. Пат под стать образу любит игры, но от «Т-тра-ахай ме-ня» с мягкой «н» поджилки сводит, а в башке искрит. «У холмов есть глаза», 1977-й, режиссёр Уэс Крэйвин. Денбро знал, что тот не выдержит сепарации. Не пройтись своим прилипчивым языком по щеке — утонуть в озере Сильвер-Лейк. В Билли тоже можно утонуть. Погрузиться в эпицентр пучины задротского мирка. Особенно когда втрахиваешься чуть ли не в пищевод. Растягиваешь дырку так, что можно потом попялиться на то, как сперма вытекает, а Денбро не может сжаться. «Зловещие мертвецы», 1981-й, режиссёр Сэм Рэйми. — Побудешь моей, — пригвождает к себе, кожаная лента крепко скрипит в руке, — жертвой, Билли-бой? — всовывает до упора. Денбро чувствует отголоски движений его паховых мышц. Скулит, выпячивая нижнюю губу. «Детские игры», 1988-й, режиссёр Том Холлэнд. — Ви-весь… — Весь, да. Весь твой. — Патрик кладёт уголок подбородка на острое плечико, облизывает под ушком. Где кожа тонкая, тёплая и пахнет почему-то топлёным молоком. Нож пристраивается под кадык, расстояние целомудренное — подвинься и отхватишь от матери по затылку. «Восставший из Ада», 1987-й, режиссёр Клайв Баркер. У Билла дёргается член, живот сводит до печёнок, будто из него высасывают кровь. Сжимают в себе конвульсивно, уже причиняя боль, но Хокстеттера не парит. Он открывает рот, горячо выдыхая на ухо. Билли обрывчато пищит, ёжится. «Изгоняющий дьявола», 1973-й, режиссёр Уильям Фридкин. — П-п-па-т-т… я… — Скажи это. Скажи. Ты же хочешь, чтобы я кончил в тебя. Билл комкает собственные кончики пальцев, уже не чувствительные. Руки от ремня онемели. Патрик мнёт его своей предоргазменной хрипотцой. Вокруг члена всё жарче, как будто окунулся в топлёное масло. «Кладбище домашних животных», 1989-й, режиссёр Мэри Ламберт. У Денбро с головки капает предэякулят. Патрик дышит на ухо шумно, грудь вздымается, как у льва перед долгожданным мясом. Они точно кончат вместе. Нож приходится выпустить из рук — потрогать, потискать свою неприступную Клариссу Старлинг куда важнее. А сценку из «Психо» они ещё разыграть успеют. Билл открывает смоченные слюной губы. Патрик приподнимает ему подбородок. Чёрная кожа на фоне порозовевшего шёлка выглядит практически декадансно. — Па-трик. Патрик. Он кончает, стискивая за челюсть, другой рукой царапая по животу. Билли держится недолго, чувствуя, как внутрь вытекает, — вскрикивает, гнётся по-кошачьи, утыкаясь затылком в плечо. Чуть пачкая уголок стола своей спермой. — Моя маленькая Сидни Прескотт. — Па… пошёл ты. — Денбро остаётся висеть в чужих руках, коленки от быстрых перепихонов трясёт — хочется разлечься на кровати, последить за беднягой Джеком. Повторить. Возможно, не снимая костюма, возможно, сидя сверху, пока колени под ним широко расставлены. Хокстеттер «баюкает», пока Денбро переводит дыхание. Нашёптывает на ухо любовные глупости из серии «С годовщиной, Билли. Убийца на свободе», «Кого бы из своих друзей ты убил?», «Как тебе идея быть подвешенным на дерево во дворе?». Билл морщит нос, поясницы касается уже упавший член, а между ягодиц мокро и потихоньку стекает вниз. — Я бы п-прикончил то-лько тебя, Патрик. Денбро примечает расположение салфеток, из долговязых ручонок пока не выпутывается. Хокстеттер лыбится во все тридцать два, утыкаясь во влажные волосы за ухом. — В таком случае у тебя есть шанс выжить, Уотсон.***
I always feel like somebody's watching me Who's playing tricks on me?