The change wind

Суббота не задалась с самого утра. На работу я проспала - пришлось пожертвовать завтраком в пользу душа и прихорашиваний. После работы мне предстояло пойти на праздник, так что я пол-утра промучилась головной болью "что бы надеть такого". В результате выудила откуда-то из недр гардероба коротенькое красное шифоновое платье свободного кроя - что-то в стиле кэжуал. Смотрелось ярко и совсем не пошло, особенно, если нацепить с плотными колготками; когда-то давно я купила его на свои скромные подростковые сбережения, собираясь пойти в нем на свидание. Свидание так и не состоялось, а платье с тех пор лежало мертвым грузом. К радости своей я обнаружила, что по-прежнему в него влезаю. С макияжем было сложней: с косметикой я не очень дружила, так что мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы прилично нарисовать глаза и губы. Сочтя, наконец, что выгляжу вполне сносно, я выскочила из дома, стараясь двигаться с максимально возможной скоростью на довольно-таки высоких каблуках. Запрыгнув в автобус, я посмотрела на часы: без десяти десять. Все равно опоздаю. Подарок маме я купила заранее, однако, стоило мне перевести дух, как я вспомнила, что забыла его дома. От такого озарения я хлопнула себя по лбу, да так, что челюсти клацнули. "Попрошу Марка сначала заехать ко мне. Это не так уж долго". Как я и думала, опоздала на 20 минут. Забежала в помещение, где меня тут же встретила начальница: - Почему опаздываем? - Таким голосом, будто я каждый день тут дебош устраиваю. - Прошу прощения, больше не повторится, - с отсутствующим выражением лица отделалась я. - Если повторится, уволю сразу. Если собираешься марафет наводить, вставать надо раньше! - рявкнула она, удалившись восвояси. Промолчать было просто - дело привычки для моей безропотной натуры; подавить подступившее раздражение - гораздо сложнее. Особенно, учитывая, что пришла я злая, нервная и голодная. Я, действительно, почти никогда не опаздывала, так что обидно было слышать, мол, я, такая-сякая... Ну, и так далее. Время, как назло, словно остановилось. Желудок громко требовал завтрака, пассажиры казались особенно нерасторопными и требовательными не в меру. Компьютер зависал несколько раз, и к концу смены выяснилось, что в кассе не хватает некоторой суммы. Не смертельной, но для моего скромного бюджета - это пара дней без обедов. Еле дожив до четырех часов, я, совершенно измученная, наконец вышла в холл, где Марк уже дожидался меня. Я мечтала поскорее приехать на место. Чувство голода притупилось ещё несколько часов назад, но при мысли о том, что на празднике меня ждут всякие там салатики-тортики, я почувствовала, что истекаю слюнями, к тому же от слабости у меня болела голова. Марк прислонился к одной из колонн, на которых покоилась крыша, с самым безмятежным видом, и от моих глаз не укрылось, что выглядит он исключительно хорошо. Обычно, когда мы встречались на выходных, он мог себе позволить ходить с двух-трехдневной щетиной, слегка растрепанным, в какой-нибудь добротной, но фривольной водолазке и джинсах. А тут... Костюм с иголочки, гладко выбрит, и даже небрежно спадающая на лоб чёлка какая-то уж больно идеальная. "Ясно. Хочет произвести впечатление". Мысль об этом вызвала во мне нечто, подозрительно похожее на ревность. Отношения с мамой были более, чем натянутые, и тот факт, что мой новый друг жаждет ей понравиться, мне был совсем не по душе. Я вдруг осознала, как сильно не хочу, чтобы они помирились. И даже более того, я хочу, чтобы они ненавидели друг друга, как и раньше. Чтобы он и дальше был со мной... солидарен, что ли. Хорошо хотя бы, что костюмы ему идут. И поразить её ему наверняка удастся - он не будет выглядеть жалко, а значит, не разочарует меня. Я испытывала за него странную гордость. - Ты чего такая хмурая? - его хрипловатый тенор эхом откатился от стен. - Да так, - отрезала я. - У меня вечно все не как у людей, - и я вкратце рассказала ему о своих злоключениях. - Ну ты даешь! Ладно, поехали к тебе, заберем подарок, - хохотнул он.

***

Отмечать родители решили на даче. Мы всегда ездили туда на электричке, но сегодня меня, как королеву, повезут на шикарном авто. Впрочем, на этом радостные предвкушения заканчивались. Я нервничала, с трудом представляя себе, как все будет. Пока мы ехали, беседа не клеилась, потому что я давала односложные ответы невпопад и напряженно думала, так что, видя мою растерянность, Марк перестал пытаться меня разговорить и молча рулил. Когда за очередным поворотом показался небольшой домик в тени сосен, он притормозил у забора и, прежде чем выйти, с понимающей улыбкой потрепал меня по плечу: - Да не нервничай ты так. Не передеремся чай. Я слабо улыбнулась в ответ, и вышла из машины вслед за ним. Во дворе уже все было готово к празднику. Дача у нас находилась в довольно-таки отдаленной деревеньке, к дому вела проселочная дорога. Здесь было очень тихо, и в детстве я очень любила здесь бывать, даже не смотря на дачную повинность, которую отбывают все огородники с мая по октябрь. Лес вокруг был смешанный, так что и когда листва облетала, среди деревьев нет-нет, да и мелькали зеленые кроны елей и сосен. Недалеко в лесу был ручей с вкусной ледяной водой, берущий начало из родника. Сам домик был деревянным, одноэтажным, всего с двумя комнатами, но зато здесь был чердак - его я любила больше всего. Он был жилым, и не было большего удовольствия, чем спать здесь тихими летними ночами. Перед домом в землю были уложены плитки, между которыми пробивалась зелень. Сейчас здесь уже расположился мангал, раскладной стол и несколько стульев. Мама, видимо, была где-то в доме, Саша пыхтел над углями, Аня сервировала столик. Мы с Марком зашли друг за другом. Калитка скрипнула, и Аня тут же отвлеклась от своего занятия: округлив глаза, она уставилась сначала на меня, а потом и на моего спутника. Я кашлянула, чтобы обратить на себя Сашино внимание, и когда он посмотрел на нас, взяла себя в руки, и представила: - Саша, Аня, это Марк. Марк, это Саша, это Аня, моя сестра. Все поприветствовали друг друга, мужчины пожали друг другу руки. Саша выглядел искренне заинтересованным и дружелюбным, Аня - заинтригованной, но настороженной. В одной руке Марк держал букет лилий - подарок для виновницы торжества. - А вот и она! - воскликнул он, раскинув руки, словно для объятий, с уместной долей театральности, когда она появилась в дверях. Надо было видеть, как вытянулось её лицо. Сказать, что она была изумлена - ничего не сказать. Губы её удивленно приоткрылись, зеленые глаза округлились. - Марк?? Ты... Невероятно изменился... - Она оглядела его с головы до ног, едва не выронив стопку тарелок, принесенных с кухни. "Отлично, пап. Дебют удался. Браво". Я не могла сдержать улыбки, глядя, как мама принимает шикарный букет, и принюхивается к и без того сильному запаху, источаемому цветами. Она покраснела до корней волос, и видно было, насколько она смущена. - И ты все ещё помнишь, какие мои любимые цветы... Марк хмыкнул. Выражение лица у него было откровенно торжествующее, так что, как ни старалась, я не смогла удержаться от того, чтобы закатить глаза. - Привет, мам, - поздоровалась я, протягивая ей коробку в голубой оберточной бумаге с нежным матовым орнаментом, перевязанную золотистой лентой. Я купила новые перчатки на осень, зная, что её собственные приказали долго жить. Она, до сих пор, кажется, не замечавшая меня, обернулась и, все ещё сконфуженно улыбаясь, приняла мой подарок. Продолжался обмен любезностями. Аня, пока "взрослые" чего-то восклицали и смеялись между собой, повернулась ко мне и дежурным тоном осведомилась: - Ну, и куда ты теперь исчезла? Предпочитаешь двум старым родителям одного нового? Мама с папой обижаются, что тебя и след простыл. - Мама с папой на меня в обиде, потому что я на свет появилась, по-моему, - проворчала я, глядя, как Саша с ослепительной улыбкой взахлеб рассказывает о последней рыбалке с довольно знатным уловом. - А что у вас с Ангелиной случилось? Я её видела, она сказала, что вы больше не общаетесь. - Все приступили к шашлыку, так что и мы потянули свои ручонки к шампурам. - Да надоела она мне. Ты же знаешь, я так люблю слушать рассказы о чужих любовных приключениях. Аня вздохнула, и, прожевав очередной кусок, резюмировала: - Честно говоря, ты могла бы и повнимательней к людям быть. - Всему есть пределы, - огрызнулась я. Чую пятой точкой, добром этот праздник не закончится. Пока все шло гладко. Марк поведал о себе, и чем больше рассказывал, тем заинтересованнее выглядела матушка. Далее, как и следовало ожидать, разговор переключился на детей и их достижения. "Ну все, пиши пропало". Да, перемыв косточки всем остальным, меня, конечно же, не обошли стороной. - Аня молодец, учится, как из пушки. А вот Мила меня огорчает. Ты знаешь, что она бросила учебу? Я не удержалась от фэйспалма. Ну, конечно. Сейчас она выставит меня неблагодарной бездельницей. Да ещё и в сравнении с сестрицей, которая от такой похвалы вся преобразилась. - Да, она рассказывала мне, - ответил он все тем же преспокойным тоном. - Ты не хочешь как-то повлиять на неё? - спросила она, строго взглянув на него. Я поджала губы. Марк усмехнулся: - Вряд ли я вправе пытаться на неё влиять, - уклончиво парировал он. - И все-таки? Твоя дочь пускает свою жизнь под откос, а ты останешься равнодушным? Тот как-то странно дернулся. По лицу его было ясно, что он с трудом скрывает гнев. Все сразу как-то напряглись. Мама умела мгновенно накалить обстановку. - Ты хочешь, чтобы я повлиял на неё, или чтобы навязал ей твое мнение? - поинтересовался он, всё ещё пытаясь сохранять нейтральное выражение лица. - А как мне быть с тем, что я с тобой не согласен? Это было ошибкой. То есть, нет, я готова была подписаться под каждым его словом, но она из тех, кто без мыла в бутылку влезет. Она не попытается избежать конфликта. И все невысказанное, что было между ними эти годы, похоже, будет выяснено прямо сейчас. - Ты просто снова пытаешься уйти от ответственности. В повисшей тишине хруст его пальцев, когда он в гневе сжал кулаки, казался раскатами грома. Несколько секунд он молча смотрел на неё, и его светлые глаза были похожи на льдинки. А потом он очень тихо произнес: - Так говоришь, словно это я выставил за дверь твои вещи, забрал у тебя дочь и не дал больше с ней видеться. Я испуганно сглотнула. Он застыл, словно статуя - я так делала, когда была очень зла. Когда хотелось крушить и убивать, но я могла лишь попытаться исчезнуть где-то внутри окаменевшего тела. А то за проявления агрессии у нас срок дают, и не всегда условный. Мама не унималась: - У меня были на то причины! - У меня тоже были причины. Но ты решила, что твои важнее моих. - Он поднялся из-за стола. - Позвала меня, чтобы в глаза посмотреть. Ну что, посмотрела? - И после паузы добавил: - Я перед тобой ни в чем не провинился. Счастливого дня рождения! - Он злобно улыбнулся и, бросив на меня короткий, полный боли взгляд, размашистыми шагами направился к машине. Я чуть не расплакалась, услышав, как гравий зашуршал под колесами. - Зачем было начинать? - спросила я дрожащим от ярости голосом. Тут уже и я вскочила со своего места, до боли сжав челюсти и мечтая только провалиться сквозь землю от стыда и досады. - Начинать? Вообще-то, это он начал первым. Не согласен он со мной! Он тебя против меня настраивает, а ты и уши развесила! Если ты ещё помнишь, это мы с Сашей делали так, чтобы ты ни в чем не нуждалась. - К твоему сведению, родительские обязанности не исчерпываются кормежкой и одеванием! - И какого рожна тебе ещё надо?? - Мамино лицо некрасиво исказилось. Аня наблюдала за мной с видом церемонного превосходства, раздражая, тем самым, ещё сильней. Саша поспешил ретироваться куда-то в дом, чтобы не слышать наших криков. - Отношения человеческого мне надо! Тебе же плевать, почему я поступаю так, а не иначе! - Да-а? И почему же? Я стала хватать ртом воздух. Как обычно, логическая картинка рассыпалась. Кроме того, я просто высказывала все, что накипело, без конкретики, а вспоминать все её прегрешения было утомительно. Она действительно никогда меня не слушает. Мои мотивы никого не волнуют. Зачем? Можно приписать мне их по своему усмотрению и сделать меня козлом отпущения. А у них, понимаешь, идиллия. - А иди-ка ты к черту! - прошипела я, чувствуя, что вот-вот заплачу. Топая ногами в лучших традициях капризных малолеток, я удалилась на чердак. По дороге мне попался Саша, пробормотавший что-то вроде "Нашли, когда поругаться", но вместо ответа я удостоила его только свирепым взглядом. Задвинула дверь в полу, поставив на неё тяжелый комод, и оглянулась, печально вздохнув. Все здесь было таким же, как раньше. Даже я, со своим ростом, местами касалась головой низкого двускатного потолка. Кроватью здесь служили несколько толстых матов, уложенных в стопку. Постельного белья сюда никто не положил, а поскольку спускаться вниз я не хотела, придется мне ночевать прямо так - укутавшись в пушистое покрывало из искусственного меха. Верхний свет отсутствовал, в углу прямо на полу стоял низенький торшер, а справа в крыше было два слуховых окна. Дом погрузился в сумерки, так что я включила лампу, устало присев на кровать. Напротив окон расположились шкафчики со всяким старьем, беспорядочно выглядывающим с полок. Я не хотела здесь находиться. Но электрички не будет до утра, а Марк уехал. "Вот зараза! И ведь развернулся и ушел, не сказав ни слова, хоть бы предложил с ним поехать!" С другой стороны, можно было понять, почему он этого не сделал. Все-таки, она моя мама. Если бы он предложил мне поехать с ним, это и впрямь выглядело бы, как будто он пытается настроить меня против неё. Так что, я хоть и была раздосадована, претензий ему предъявлять не собиралась. Да и вообще... Хоть я и злилась, мне было неприятно, что я испортила ей праздник. Да, такие вот у нас с ней были странные отношения. Мне казалось, что где-то в глубине души мы друг друга все равно любим. По-своему как-то очень, деструктивно, но любим. И это было хуже всего. Мне хотелось плюнуть и уйти, и никогда больше не видеть её. Но при мысли об этом у меня ком застревал в горле. Кроме того, меня коробило от мысли, что она может быть права. Кто знает, может, он и правда думал тогда только о себе, в то время, как она пыталась заботиться обо мне, чтобы я хоть от голода не умерла. Все-таки, тяжелые были девяностые годы. Может, не так уж он и старался меня найти. Мама не подавала на алименты из дурацкой непонятной мне гордости, а он, может, и рад был. А теперь, когда меня уже вырастили, чего проще - прийти на готовенькое с повинной головой и попытаться подружиться с наивной недолюбленной девицей. С другой стороны, если все так плохо, зачем бы ему вообще меня искать? У него и без меня дети имеются, чай есть кому в старости стакан воды подать. Денег мне зачем предлагать? Я ими не пользовалась, но судя по выписке по вкладу, счет регулярно пополнялся. Да и он ничего от меня не просил, обрабатывать вроде не пытался - а после общения со своей матушкой, с её методами воспитания, попытки манипулировать я чую за километр. Я встала и подошла к шкафу с хламом. Глядя на разбитые игрушки, голых кукол с торчащими во все стороны светлыми нейлоновыми волосами, открывая папки с детскими рисунками - моими, аниными, даже ещё мамиными - я чувствовала, как воспоминания потоком захлестнули мое воображение. Вот Аня рисовала: "В зоапарки", корявым детским почерком подписано. Мы туда сходили однажды вчетвером, и впечатлений было, конечно, выше крыши. В рисунке была нарушена перспектива, да и вообще, он был далек от реалистичности, но я припомнила, как тогда я долго бродила по террариуму, как завороженная глядя на жутких ползучих тварей. В них было нечто невыразимо привлекательное и мерзкое в то же время. Я даже мечтала змею завести когда-то, но мне, разумеется, никто не позволил бы, да и перспектива скармливать гаду симпатичных маленьких мышек не вызывала у меня ликования. А вот мой рисунок: принцесса в башне ждет своего принца. Принцесса была нарисована во всяких подробностях: в платье с пышной розовой юбкой в горошек, зеленых бусах и с ярко-желтыми волосами. Хотя, поскольку рисовала я всегда неважно, красавицей я бы её не назвала. Башня была нарисована схематично, кирпичики обозначались криво пересеченными коричневыми линиями. Рыцарь тоже был довольно условным, и я от души посмеялась, поняв, что кажется, будто у него не хватает одной ноги. "Видимо, это нервное". Я оставила это занятие. Расстроилась ещё сильнее, подумав, что Марк, может, и на меня обиделся, я ведь сидела молча, когда он с ней спорил, не встала на его сторону, хотя и была с ним полностью согласна. Я заплакала, чувствуя вину и страх. Я долго лежала, глядя в потолок, и, одолеваемая этими тоскливыми мыслями, в конце концов заснула.