Багровый на двоих

Огненно-рыжие волосы ярким пламенем покрывают черный атлас постели. В свете свечей они и сами кажутся одним из огоньков, который так и манит к себе неопытных путников. В этой ведьме — такой обманчиво податливой в эту секунду — все создано для того, чтобы заманить, соблазнить и искусить. Она и сейчас лежит на холодных простынях, прикрывая только самые сокровенные участки кожи легкой тканью, так, что можно раствориться и забыть себя. Он уже и не помнит который по счету век коротает в объятьях этой дочери самого Дьявола. Она манипулирует любым созданием, даже бессмертным, настолько умело, что сопротивление этим изумрудным глазам становиться просто бесполезным. — Когда-нибудь я сожгу тебя, — низкий мужской голос раздается прямо возле чувствительного женского ушка, холодным дыханием пробегая по коже. — Обещаю. Она тихо смеется. Низко, томно. — Ты уже делал это, милый мой. Всего сто лет назад. Тонкие влажные губы медленно спускаются по светлой нежной коже, от которой всегда пахнет солнцем. Только она и связывает древнего вампира с дневным светилом, вид которого он уже даже вспомнить не может. Бороться с желанием прокусить эти нежные места становиться все труднее. — И почему тогда ты все еще здесь? — аккуратно, не торопясь, оттягивает ненужные ткани на себя, и сбрасывает их с большой кровати, возвращаясь к шее. Где-то под тонкой кожей бешено пульсирует заветная жидкость. Она течет по венам этой бестии, наполняя тем самым живым и желанным. Ведьма поддается навстречу крепким мужским рукам, таким ласковым и настойчивым одновременно, и ничего, что тепла в них уже нет очень давно, она привыкла. Покорно подставляет такие незащищенные артерии под его острые зубы. Дает терзать и прокусывать, глотать ее жадно, спешно, все сильнее сжимать. — Потому что огонь любит ведьм, это сказки, будто мы можем сгореть, — она нежно, почти по-матерински, поглаживает его темные волосы, дожидаясь, когда вампир закончит свою трапезу. Знает, что то, что нужно ей самой, также получит, немного позже. Ее словам он даже не удивляется. Верит. Эта женщина под ним, думается, и есть огонь. Такая же беспощадная, дикая и всеобъемлющая. Такие дадут либо все, либо ничего. Выжгут, оставляя за собой пустоту. Даже если сейчас именно он — тот, кто забирает, поглощает. И сколько мужчин она уже опустошила? Сотни? Тысячи? До него, во время. Сегодня. Она всегда приходит к нему по ночам, зная, что день — не его стихия. Но никогда не признается какие грехи совершила под яркими лучами. Да ему и не интересно. Он итак знает, что в ней живет лишь одна любовь — к себе. А до тех пор, пока она отбирает чужие души, ведьма может оставаться такой же юной и прекрасной. И он ни разу не видел, чтобы она постарела хоть на один год. — Тогда утоплю. Или ты бы предпочла яд? — отрываясь от шеи в самый последний момент, пока в этом желанном теле осталось еще хоть что-то, но не останавливаясь, добираясь до самого сокровенного, продолжал бессмертный. — Я могу убить тебя любым из известных миру способов. — Выпей меня до дна, — переворачиваясь так, чтобы можно было смотреть на него сверху вниз. — Я жажду жить. Любой ценой. Он усмехается. Конечно, о чем еще может мечтать ведьма, если не о бессмертии? — Чтобы ты, наконец, получила желаемое? — хватает за непослушные волосы, помогая двигаться и не замедляться. — Жить вечно и не стареть? Вырываться даже не хочется. Только красные отметины на бледной мужской коже показывают, что ей не нравится такая хватка и такое внимание к ее главному сокровищу. Молчит. Знает, что он все знает. Но не даст ей этого. Не сейчас. Она итак получает более чем достаточно, впитывая каждую ночь его душу, которая не может покинуть мертвое тело, словно запертая в клетке птица. Ведьма могла бы питаться только им на протяжении тысячелетий, пока он продолжает существовать. Но она гурман. Любит пробовать разные блюда. — Только ты можешь дать мне то, чего я желаю. Как и я тебе, — все-таки заговорила, чертовка. Никогда не оставит последнее слово за кем-то другим. Но она чертовски права. Ни одна женщина среди людей или вампиров не была способна выдержать, вынести, удержать и не сломаться при этом. Все они растворялись в нем, все пропадали. И только эта ведьма, такой же монстр, как и он, смогла не просто понять, но и принять. Давным-давно они оба были простыми смертными. Он — крестьянином, она — артисткой. Они родились в разные эпохи и могли никогда не встретиться. Если бы не ее проданная душа. Если бы не его встреча с одним из бессмертных. Позже, он, действительно, пытался сжечь ее несколько раз, а она била его в сердце осиновым колом. Но ничего не работало, и они продолжали утопать друг в друге, взаимно ненавидя и тайно любя, так, что кровавые реки текли мимо, а века шли незаметно. Но они оставались, деля на двоих одну жизнь, одну судьбу, один чертог. И так и будет продолжаться. До тех пор, пока кто-то не сдастся и не попросит о покое. Но точно не она. И точно не он, как бы не претила бы ему эта бессмертная жизнь. Тем более, их объединял один багровый цвет на двоих. Рассвет приблизит прощание, но только до заката. Она снова наденет свой офисный костюм, с чулками под юбкой. Пропадет в мире, полном душ, эмоций и красок. Будет отменно играть свою роль. А он останется тут — в девяти комнатах на последнем этаже высотки. Плотно закроет все окна, и будет коротать часы в окружении сериалов — будь благословенен двадцать первый век — вина и камина. А к полуночи они продолжат. Опять разыграют партию «мы просто коротаем вместе время», опять оживут в объятьях друг друга. Но не признаются, что давно приняли проигрыш. Оба. Он больше не будет ее жечь, но и не признается, что все инквизиторы и сами когда-то сгорели на костре, разведенном им. А она промолчит, что большая часть красоток, окружающих его, уже давно иссохли подобно заброшенным розам. Даже на бессмертных она нашла управу. У них впереди еще больше столетий, чем уже прожито. Им спешить некуда.