***
Она больше не тянется к своей силе. Мал постоянно напоминает: им нельзя привлекать внимание, и она кивает, соглашаясь, потому что он, конечно, прав. Но в глубине души ей просто страшно. Страшно, что дар ее станет путеводной звездой, на свет которой явится Дарклинг. Она слабеет день ото дня, превращаясь в тень солнечной заклинательницы, ослепившей своей демонстрацией Зимний праздник. И Малый дворец кажется каким-то сном. Если честно, она тоскует. Думает, что не прочь увидеть Женю, несмотря на ее предательство. Скучает по солнцу, наполняющему теплом все ее существо, по восторженному лицу Дарклинга… по чувствам, перехлестнувшим через край, когда он поцеловал ее на празднике. Но все осквернил ошейник и то, как Дарклинг использовал ее, чтобы стереть с лица земли целый город. И все же… забыть она тоже не может. Какой же наивной дурочкой она была. И сейчас как дурочка по-прежнему мечтает о его прикосновениях и о нем. И, наверное, уже никогда не перестанет.***
А однажды ночью, когда терзает беспокойный сон, он вновь появляется перед ней, пристально смотрит своими серыми глазами. Но на этот раз не ограничивается только словами. Пальцы жестко стискивают запястья, не дают броситься прочь в беспросветную тьму, нависшую над ней в этом сне. — На сей раз тебе не сбежать, моя Алина, — обещает он голосом обманчиво мягким. Оглядывает с макушки до пят, качает головой. — Опять потакаешь своему отказнику. Убиваешь себя в жалкой попытке быть «нормальной». Последнее слово он выплевывает, как ругательство. Возможно, для него оно так и есть. Его большие пальцы проводят по тонкой коже, вызывая вспышки искорок в теле. Нет. Это всего лишь кошмарный сон… Во сне усиление Дарклинга не может действовать! Во сне надо просто захотеть, и рвущийся наружу свет уймется. — О, неужто сообразила? — его губы складываются в усмешку. — Ты мертв. И она все шире, а хватка на запястьях — сильнее, пока не сдавливает как тиски. — Вот как, Алина? Его нет. Когда она просыпается, сердце колотится с такой силой, что это причиняет боль. Ноет, как синяки на руках.***
Она спрятала эти отметины, не проронила Малу ни словечка о нескончаемых кошмарах. Но бред преследования нарастает. Внезапно Дарклинг мерещится всюду. Силуэт, маячащий на краю зрения, сокрытый среди теней. Наблюдающий. Неизменно наблюдающий. Захвативший все ее сны, уговаривающий призвать свет. — Самую малость, Алина, — искушает его шепот. — Разве тебе не хочется снова почувствовать себя сильной? Почувствовать себя… целой? Как? Как он узнал, что внутри она точно разбитая бесполезная кукла? В Малом дворце она приняла свой дар, подружилась с ним, научилась им пользоваться, пока свет не стал неотъемлемой ее частью. И теперь это ранит, давить его так грубо. Словно от нее самой каждый день забирают по кусочку. Но она не может иначе. Ее пальцы проводят по костяному ошейнику вокруг шеи — дотрагиваются легче перышка, вызывая по коже волну щекотки. Она чувствует себя, настоящую. И чувствует его. Но почему это не пугает как раньше?***
Вести из Ос Альты доходят медленно. Но все же доходят. Король, принц Василий, Апрат. Все мертвы. Никому не ведомо, что сталось с королевой. Принц Николай пустился в бега. Вместе с тем, мало кто решался высказаться в поддержку бастарда, особенно в свете копий писем, гуляющих по стране, с перепиской королевы и фьерданского подданного, торгового магната Магнуса Опьера. Дарклинг захватил трон. Ходили слухи об ужасающих монстрах из тени, что рыщут по дворцу, созданиях, которых призывает король Теней, появляясь на поле битвы. Страх наполнил сердца равкианцев, и народ, затаив дыхание, ждал, чем все обернется. По всей стране — и да услышит каждый! — было провозглашено: Дарклинг вернет Равке заклинательницу Солнца. С Санктой-Алиной вместе, обещает он, не будет больше войны, только мир и благоденствие. И уставшие от войны и бессчетных смертей люди хотят в это верить. Когда они прибыли сюда, то думалось, что Новый Зем — это дальняя даль, край света, а Истиноморе — надежная преграда от Дарклинга. Только теперь пропасть не кажется такой уж большой. Совсем незначительной, скорее.***
Мал рвется в бой. — Да ты его сделала! — кричит в пылу спора. — Наваляешь ему! Пусть только пожалует! Алина почти плачет от безысходности, пытаясь объяснить Малу, что им надо уезжать, что он отыщет их и очень скоро. И что она не одолела Дарклинга — всего-навсего выхватила украденную силу и пустилась наутек, бросив его разбираться с полчищем волькр. Сама весть о том, что он жив, наглядно обнажала неутешительную истину: его могущество превосходило ее безнадежно, даже с проклятым усилителем на шее. — Как он завелся, — мурлыкает Дарклинг, когда Мал выбегает на улицу подышать воздухом. Она даже не спит. Он, как есть, просто выходит из теней в углу комнаты. И возвышается за ее спиной, поглаживая кончиками пальцев чувствительную кожу вокруг усилителя. — Тебе совсем не хочется быть свободной, Алина? — Я свободна, — цедит она, отодвигаясь. — Свободна от монстра, который хотел поработить меня и мою силу ради своей ненасытной жажды власти. — Силу, что ты прячешь, как нечто постыдное? — не затягивает он с ответом. — Зачем ты умаляешь себя ради никчемного отказника-следопыта? — Ты получил свой трон, — говорит она, старается спокойней. — Почему не оставишь меня, наконец, в покое? — Возможно, было бы проще, — он издает смешок, какой-то горький. — Но мы предназначены друг другу, моя Алина, мое идеальное равновесие. И вот, теперь ты здесь, хоронишь свой дар, убегаешь от своей судьбы. — Ты не моя судьба! — вскрикивает она, наплевав на десятки горожан, которые наверняка услыхали эти сумасшедшие вопли. Она чувствует на щеках горючие слезы — отчаяние берет за горло. — О, милая, — он делает шаг к ней и стирает соленую влагу. — Такая юная, такая запутавшаяся. Очень скоро ты увидишь, что я прав. — Уходи. Сегодня она умоляет, просит хотя бы о кратких минутах покоя. — Я буду в Шрифтпорте через неделю, Алина, — сообщает он. — И ожидаю, что ты тоже там будешь — без следопыта. Я… весьма разочаруюсь, если сложится иначе. Она понимает намек. Понимает, что он оставит за собой дорогу из трупов, если это понадобится, чтобы добраться до нее. Он наклоняется, касается прохладными губами ее щеки. — До скорой встречи, моя Алина. Наконец она благополучно остается одна. И бессильно воет в тишине.***
Через неделю она сидит на главной площади портового города Шрифтпорт. И ждет… просто ждет. Справа чудится какое-то движение. Она замечает Мала — он с решимостью шагает в ее сторону. Нет. Нет. Нет. Она отослала его, заставила уйти! Ему известен риск, известна опасность, он знает, кто придет. Но Мал не сумел даже приблизиться. Тени зашевелились, сжались в клинок, который рассек ее друга прежде, чем он успел открыть рот. Прежде, чем она успела закричать. — Я предупреждал, — произносит Дарклинг за ее спиной. У Алины вырывается всхлип. — Его не должно было быть здесь!.. Я сказала ему уходить… — Что ж, мальчишка еще больший дурак, чем я считал, — цокает языком Дарклинг. — Благородный идиот. — Прекрати! — выдыхает она. — Просто прекрати! — О Алина, — его рука обхватывает за талию, тянет к нему. Знакомые губы прижимаются к шее. — Очень скоро от него останутся лишь смутные воспоминания. Ты и я — мы будем вечны. Его рука без перчатки смыкается на ее запястье, понуждая испытать усиление, которому попросту нет воли сопротивляться. Солнечный свет льется во все стороны, озаряя площадь сквозь тучи и накрапывающий дождь. — Теперь гораздо лучше, — подытоживает он с видимым удовлетворением. Это правда — она чувствует себя сильнее, как если бы с плеч сняли тяжкий груз, вернув возможность спокойно дышать. — Пора возвращаться домой, — говорит ей Дарклинг. — Там тебя ждет трон, если будешь у меня хорошей девочкой. Алина щиплет себя раз, второй, третий. На случай, если это все сон, из которого можно очнуться. Но ничего не происходит. Она застряла в этом кошмаре, обернувшемся явью. Она позволяет увести себя с площади, позволяет отвернуть голову, лишь бы не видеть окровавленные куски (Мал, о Мал!..), не сопротивляется, когда он опускает ладонь на ее шею, усиливая до такой степени, что тело становится вялым. Отчего-то она всегда знала, что все кончится именно так. Дарклинг был ее кошмаром, ее настоящим, ее будущим и ее второй половинкой. Но он прав, думается ей. Он и она — вместе они неизбежность.