Рыцарь Храма Соломона

      Промозглая, влажная зима длилась и длилась *. Ветер сотрясал каменные стены командорства и злобно завывал в бойницах, дождь сменялся снегом, который потом снова переходил в дождь. По утрам стояли мерзкие плотные туманы, когда ничего не было видно и в двух шагах. Но необходимость охраны дорог от этого меньше не становилась. Тяжёлые, подбитые овчиной плащи, заменившие лëгкие летние накидки, были настоящим спасением во время патрулирования на тракте.       Бертрана с Эсташем чаще всего оставляли при Робере, но иногда ставили к другим рыцарям, если сопровождение обоза требовало усиленной охраны. Братьям, которые были самыми молодыми в командорстве, и оттого гораздо чаще других назначались на дежурства и буквально не вылезали из сёдел, начало казаться, что они уже насквозь пропитались водой и пробирающим до костей холодом. Тихое сельское командорство с его неспешным распорядком, жарко натопленным очагом в трапезной, уютным тюфячком в келье и кубком подогретого вина на ночь стало казаться родным домом, к которому стремишься всей душой.        Но всё имеет свойство заканчиваться, и первая зима юных тамплиеров подошла к концу. Всё чаще в февральском небе отвоёвывала место лазурь, всё жарче припекало солнце.        Работа стала легче и приятнее, но её не стало меньше. Собирались налоги и подати, пересчитывалась снедь в погребах, выдавались займы и принимались на сбережение крупные суммы, вёлся строгий учёт пожертвований Ордену. Без устали Робер со своим неизменным сопровождением мотался в соседние командорства, увозил договоры и учётные записи, возвращаясь с приказами и распоряжениями.       Поэтому, когда отчего-то брызжущий радостью молодой рыцарь в очередной раз влетел в келью сервиентов и велел после обеда и молитвы собираться на выезд, только что вернувшиеся с тракта Бертран с Эсташем мученически подняли глаза к потолку.       — А не завтра с утра?       — Нет, срочно. Утром ещё надо было, да вы в патруле были. Ну, не делайте такие рожи, вы не представляете, куда мы едем! Там и накормят, и напоят ничуть не хуже, да и поглазеть будет на что! Когда доедем, естественно. Дня три пути. Поживее!       Заинтригованным Бертрану и Эсташу не оставалось ничего, кроме как поторопиться.       Лошадей сильно не гнали, давая войти в ритм. Плотно пообедавший и повеселевший Эсташ покачивался в седле, насвистывая незатейливый мотивчик. Бертран тоже находился в благодушном настроении после здоровенного кусменя рыбы. Поравнялся с Робером и спросил:       — Так и куда мы рванули, будто на пожар, брат Робер?       Робер оживлённо закивал.       — Представляешь, вызывает меня командор и приказывает взять вас и выезжать со срочным пакетом самому Великому магистру, только не передать по цепи, а самолично отвезти в Эг-Морт **. У меня и распоряжение командора на этот счёт есть, — Робер хлопнул по сумке, — чтобы нас принимали, кормили-поили, обеспечивали на ночёвках всем необходимым. Интересно на другие командорства посмотреть. И на Эг-Морт. Он огромный! Судоходный канал прорыт прямо в Средиземное море. А на башне Луи маяк высотой сто локтей! Говорят — там такие крепостные стены строятся толстенные! И ещё есть дверь, которая запирается какими-то внутренними штырями, никаких замков снаружи, которые можно сбить! Таких нигде ещё нет. Представляешь? Может, даже Великого магистра увидим. Он, вообще-то, всегда почти в своей резиденции на Кипре, во Францию год как приехал по делам, а скоро снова отбывает на Кипр. Вдруг повезёт?       Перекусить и отдохнуть остановились на сухом пригорке, немного отъехав от тракта. Брат Робер, являя истинно братское отношение, разложил на земле под общую трапезу свою салфетку для еды ***. Бертран в очередной раз подумал, что с рыцарем им исключительно повезло — при всей любезности, ровней белоплащные тамплиеры своих неблагородных братьев не считали.       Подкрепившись сыром и вином, Бертран улёгся на плащ поудобнее и довольно прижмурился, глядя в небо. Робер прав, это не от деревни до деревни купцов сопровождать — почти всё побережье проехать! Бертрану было радостно и легко, словно ему снова семь лет и отец впервые взял его с собой в Нарбонну. А Эг-Морт гораздо дальше, можно будет столько всего увидеть по пути! И правда интересно. Ещё бы в Париж съездить… Говорят, что у тамплиеров там огромный квартал, обнесённый стеной помощнее, чем у иных замков! А в стене — окошечки для посетителей. Бертран повернул голову и принялся беззастенчиво использовать образованность брата Робера.       — А почему на свитках воск разноцветный и печати разные?       Робер тронул перекидную суму, бережно заправив внутрь краешек документа, который как раз и демонстрировал круглую зелёную печать с изображением купола и надписью MIL TEMPLI SAL.       — Смотря чья печать. Это печать нашего командора. У других рыцарей, занимающих высокие должности, свои печати. Здесь — видишь? — купол, это Храм Соломона, а надпись на латыни гласит «Воинство Храма Соломона». Такие изображения очень распространены, есть печати с разнообразными символами: изображения святых, аллегорические…       — Какие-какие? — влез уже Эсташ.       — Ну переносное значение: например, может быть изображена звезда, это Stella Maris — Дева Мария как путеводная морская звезда.       — А-а.       — У капеллана — вот, видите? — овальная печать. А с цветом совсем просто: зелёный воск — это передача имущества, договоры купли-продажи, долгосрочные договоры; жёлтый — переписка или договоры краткосрочные; если это копия документа — то печать будет коричневой; а чёрный обозначает бумаги с жалобами, спорами и протестами. У меня сейчас только с жёлтыми печатями и с одной зелёной: отчёты командора о собранной подати и выданных ссудах да одна дарственная Ордену на виноградник от местного сеньора. Ну и срочный пакет. — Робер потрогал грудь. — Он с красной печатью, хотя я не понимаю. Это только дела по Уставу или связанные с правосудием, но у нас никаких скандалов в командорстве не было.       Робер пожал плечами и ещё раз погладил пакет под туникой. Эсташ зевнул, ему было ужасно скучно слушать про какие-то печати. Бертран же внимал с интересом, шевелил губами и шёпотом проговаривал новые слова. А вечером, когда ляжет спать, он повторит про себя всё, что удалось узнать за сегодня, так, словно рассказывает урок.       Несмотря на срочность, путешествие было приятным: установившаяся весенняя погода не мучила ни зимней стужей, ни летним зноем; радовала зазеленевшими окрестностями, цветущими апельсиновыми деревьями и влюблённо поющими птахами. Сухая и ровная дорога стелилась под копыта, и резвые орденские кони легко отмахивали по сорок миль в день. Братья в командорствах по пути следования были любезны и радушны: коней должным образом обихаживали, перековывали в случае надобности, чистили и хорошо кормили, да и уставшим путникам хватало и места за столом, и шмата мяса с бобами. Бертран поймал себя на мысли, что почти счастлив от осознания того, как много в Ордене братьев и что он — свой.       Нельзя сказать, что каркассонец Бертран был сильно впечатлён донжоном и мощными стенами Эг-Морта, скорее ревниво сравнивал и выискивал недостатки. В конце концов он пришёл к выводу, что серые камни портового города-крепости смотрятся намного мрачнее светло-коричневых стен родного города, а заболоченные окрестности хуже милых сердцу виноградников.       После расспросов и недолгих блужданий по улицам молодые тамплиеры нашли дом Ордена, Эсташа оставили смотреть за лошадьми, а Робер в сопровождении Бертрана направился отдавать пакет.       Официального звания оруженосца Робера Бертран ещё не носил, но их двоих всё чаще воспринимали именно так. Да и всё шло к тому — как-никак Бертран был из более подходящего сословия и обладал лучшими манерами, чем Эсташ.       В длинном коридоре к ним стремительно подошёл брат средних лет, окинул цепким взглядом:       — Брат Робер? Этот вы из Сент-Коломб-де-ла-Коммандери со срочным письмом к Великому магистру? Следуйте за мной.       Робер с Бертраном почти бегом поспешили за широко шагающим братом. Они изо всех сил пытались скрыть любопытство и не вертеть головой по сторонам, когда их провели в помещение, бывшее, судя по всему, приёмной. Из комнаты выходило несколько дверей. И хотя никакой роскоши в окружающей обстановке не было, вещи несли на себе печать какого-то особого величия и значительности. А может, такими их видели глаза восторженных неофитов.       — Пройдёмте, брат Робер, оприходуем пакет, и мне надо отдать вам несколько писем. А вы, брат, подождите вон там. — Встретивший их тамплиер повелительно махнул рукой в сторону одной из дверей.       Бертран поклонился и направился в указанное помещение. Толкнул тяжёлые створки, прошёл внутрь и прикрыл их за собой — приказано ждать тут, значит, надо ждать тут. Сейчас притулится где-нибудь на сундуке да и подремлет, пока Робер разбирается с почтой. И тут же понял, что находится в комнате не один. Спиной к нему стоял и глядел в окно мужчина. И что-то было в нём не так, как в остальных братьях.       Бертран замешкался. Вроде бы и одет этот брат так же, как все, но туника на нём была не просто белой, а ослепительно белой и слегка топорщилась от новизны, тонко выделанная кольчуга притягивала взгляд искусным плетением, и даже такой профан, как Бертран, оценил её стоимость. Чёрные с обильной проседью волосы спускались до плеч, хотя обычно братья стригли их совсем коротко…       В голове Бертрана что-то забрезжило, он с ужасом оглянулся и мгновенно покрылся холодным потом: этот придурок, который приказал ему тут ждать, что-то напутал, и Бертран впëрся к Магистру!       — Великий магистр, молю простить, я не…       Мужчина развернулся, и Бертран захлебнулся словами, оставшись стоять с открытым ртом.       Магистр подошёл к потрясённому Бертрану, внимательно осмотрел его с ног до макушки и одобрительно кивнул.       — Ты сильно изменился за год. Возмужал. Я скоро уезжаю обратно в резиденцию на Кипре. Не утерпел я, хотел на тебя посмотреть перед отъездом. Тебе с твоими приятелями туда пока рано — заматерейте, поискуснее в воинском деле станьте. Через пару годиков вызову. Умница, мальчик, всё хорошо у тебя получается.       Таинственный незнакомец, год назад перевернувший устоявшуюся жизнь мелкого лавочника, улыбнулся и ласково погладил Бертрана по щеке.