Вампиры не едят сладкое

Когда к Кризалису подходит сам Волчий Владыка, он теряется. Нет, лев знал, конечно, что тот не дурак выпить, но все-таки Волк редко опускался до пьянки с рядовым оборотнем, не занимающим особо высокого положения. Чужой вожак покровительственно похлопывает Кризалиса по щеке, и тот с удивлением ощущает жжение. У Волка что, перстни из серебра?! От количества украшений рябит в глазах. Это и драгоценные камни, и клыки, и перья. Все это могло бы вызвать как минимум легкое недоумение и неуместные вопросы, если бы не тот факт, что Волк носит шкуру своего собрата. Это делает его суровым малым, поэтому к остальному уже не приебываются. По его лицу, несмотря на морщины, нельзя точно определить возраста — может, сорок лет, может, пятьдесят. На нем самым стойким клеем приклеена вечно полубезумная улыбка. Всем видом Волк показывает расслабленность, но Кризалис с легкостью угадывает спрятанное под толстой шкурой напряжение. Именно напряжение, наверное, подталкивало Волка напиться как можно скорее, используя для этого любые предлоги. А помимо него в этом зале оказалось не настолько много желающих выпить. — Сыграем, кто кого перепьет? — предлагает Волк, выдув вместе со львом целую полулитровую кружку пива, и хищнически облизывается. Зубы у него такие острые, что кажется, будто он все время находится в начальной стадии трансформации. Волк — больше всех животное, чем кто-либо в его стае. Кризалис старается не забывать об этом. — У меня есть идея получше. — Оу? — Волк довольно потирает ручки. Украшения звякают друг об друга. — Учти, я крупный игрок. Меня невозможно обыграть почти ни в чем. — Предлагаю сыграть в… — Кризалис активно пытается что-нибудь придумать, — …плевки. Звериная морда приобретает еще более насмешливый вид, чем прежде. А Кризалис что! Кризалису образец слюны Волка как-то добывать надо. Если на Мердока гонят из-за Волка… Один раз вампиры со львами сцепились, кстати, потому что утверждали, что у них что-то пропало. Что именно, конечно же, не уточнили, а им догадывайся и верь на слово. Волк больше похож на потенциального вора. У него это, можно сказать, на гнусной его морде написано. — Кто дальше плюнет? — уточняет Волк. — Имей в виду, холоп, я однажды плюнул на расстояние в три метра. Рискнешь повторить? — Э… — Кризалис представляет картину, как им придется соскребать с пола слюну. Не очень удобно, да и скорее всего успеют все затоптать. Предлагать это Волку в целом — глупая идея, если принимать в расчет, что тот успел проспиртоваться, но Кризалис искренне надеется, что алкоголь при исследовании не помешает. — Предлагаю на время заплевать половину пивной кружки. Кто быстрее заполнит свою кружку, тот и выиграл. Они одновременно смотрят на кружки, из которых только что пили пиво. Кризалис — удивленно, как будто не совсем понимает, что именно предложил, Волк — оценивающе, взглядом матерого игрока. — Что ж, я достаточно пьян, чтобы согласиться на такую ерунду, — признает волчий вожак. Вокруг них постепенно собирается любопытствующий народ, прислушивающийся к каждому слову. Голос у Волка громкий, хорошо поставленный, невозможно было не услышать. Когда он скандалить начинает, можно вообще в первую секунду подумать, что где-то война началась. Еще, поговаривают, Волк скор на расправу: сначала вам кажется, что вы нормально общаетесь, а потом он вдруг достает нож и перерезает вам глотку. Так что лев рад, что к его предложению отнеслись серьезно. — Но давай-ка обсудим награду. Что я с этого получу, если выиграю? — Э… — снова тянет Кризалис. В наградах он не силен. Зато Волк силен, а еще невероятно болтлив. — Знаю! — замечает он, не давая ему вставить и слова. — Я получу поцелуй твоей львицы. Чувствую ее в толпе, так и разит, — он неопределенно машет за свою спину. Не так далеко от него действительно стоит Поэт, который решил проверить, как идут дела у его пары. Кризалис встречается с его вымораживающим взглядом и понимает, что мало ему при проигрыше не покажется. — Говори, что хочешь за победу. «Чтобы ты не целовал мою львицу», — почти вырывается у льва. — Разговор. — Какие вы скучные, — Волк закатывает глаза. — Все только и хотите, что со мной поговорить. — Но вы же знаменитый Серый Волк! — льстит Кризалис. — Все готовы драться за минуту вашего времени. Волк тяжело мигает, дергая челюстью. Лесть для него всегда приятна, но сейчас времена трудные, а льстят в основном враги. Что этот рыжий стервец задумал, не разгадать, может, просто уже пьян. Волк бы попросил у него что-то более существенное, чем поцелуй, но с самого льва снять нечего — издалека видно, что нищий. Девушки обычно носят кольца, браслеты, серьги — хоть что-нибудь. Ну а разговор… Посмотрим, что ему надо. Может, хочет расспросить про обращения, львеныш пережил не так много лун. — Начинай, — приказывает Волк и без предупреждения начинает плевать в свою кружку. Для него всегда важна была победа, в каком бы соревновании он не участвовал, даже самом глупом. Это помогает самоутвердиться и лишний раз напомнить себе, кто в этой дыре — властитель мира. Иначе можно попросту свихнуться. Кризалис за ним не поспевает, даже несмотря на то, что усиленно представляет то кусок жареного мяса, то обнаженного Поэта, чтобы повысить слюноотделение. Волк умудряется заплевать кружку выше середины и равнодушно передает ее льву. Оборотни из его стаи вокруг радостно кричат и улюлюкают победе своего вожака, но он не обращает на это никакого внимания, умело раздвигая толпу руками. Волк безошибочно находит Поэта и хватает его за лицо более жесткой хваткой, чем Кризалиса до этого. Все для того, чтобы заставить вампира нагнуться — не тянуться же к нему, право слово. У Волка первая мысль — «высоченную урвал». А вторая, когда удается разглядеть размалеванное лицо поближе: — Ты в курсе, что твоя львица — это мужик? — …да, я заметил. Сложно не заметить подвох, особенно, когда ты его вылизываешь. Кризалис бы сказал это вслух просто, чтобы увидеть реакцию, но он не настолько пьян для подобных безрассудств. — С мужиками не целуюсь. Волк бесцеремонно отталкивает Поэта от себя, и тот тут же испытывает невероятное облегчение, ведь серебро в перстнях, обжигающее его все это время, особого удовольствия не доставило. В отличие от Кризалиса, Поэт успевает унюхать запах застарелых незаживающих ран и передергивается, представляя, как будут выглядеть пальцы оборотня, если снять с них украшения. Волчий вожак двигается слишком быстро, и принимает решения тоже. Разочаровавшись в Поэте, он оборачивается к Кризалису, который под пристальным взглядом ярко-желтых глаз начинает сомневаться, не передумал ли Волк насчет мужчин. — Беру другой наградой. Хлебни-ка из моей кружки. Кризалис растерянно смотрит на кружку слюней, которую Волк впихнул ему минуту назад, и с безысходностью думает о том, что карма его все-таки настигла. Что-то подсказывает ему, что сопротивляться бесполезно и даже небезопасно, и, поборов брезгливость, он делает маленький глоток. Проигрыш есть проигрыш, черт бы его побрал — Кризалис закашливается, едва не блеванув. Волк, садист и извращенец, ржет, как лошадь, похлопывая его по спине. — Согласись, это пиздецки весело? — комментирует он и уходит, не дав бросить ему в спину какое-нибудь особенно крепкое словцо. Толпа возле Кризалиса заметно редеет, вся она тянется за Волком, куда бы он ни шел. Поэт пользуется этим, чтобы подойти ближе — он потирает щеку и в целом выглядит недовольным. — Зачем ты согласился играть на меня? А если бы он не был против поцелуя с мужчинами? О таком сначала надо вообще-то спрашивать! — Ну, не злись, мышка, — Кризалис растерянно разводит руками и смотрит, как подоспевший Кирк отнимает у него кружку Волка и уносит ее на анализ. — Он не дал мне подумать, к тому же, для эксперимента… — Не хочу даже слышать, — припечатывает Поэт и уходит. В зале он теряется так же быстро, как и Волк, и у льва складывается впечатление, что тот ползет между оборотнями на карачках. Кризалис честно хочет последовать за ним, чтобы извиниться, но его отвлекают, вновь предлагая выпить, и на какое-то время он забывает о вампире. После очередной кружки Кризалис ощущает, что скоро будет валиться с ног, поэтому съедает со стола с закусками большой кусок торта и, чувствуя себя довольным, идет курить. Покурить в одиночестве получается редко, всегда найдется курящий, который к тебе присоединится. От толпы и выпитого дурно, поэтому сначала, выйдя через черный ход, лев не радуется компании. Но, разглядев, что второй оборотень такой же заебанный, как и он, радуется товарищу, как родному. В костюмах помимо Кризалиса расхаживала только охрана — даже боссы не стали себя так напрягать, — поэтому лев предполагает, что и этот из охраны. Всех ребят Мердока Кризалис до сих пор не запомнил. Охранник не похож на ирландца, и по-русски вроде понимает хорошо, просто устал, поэтому Кризалис уже решает его не дергать и уйти, как вдруг к ним на встречу выходит это кидалово. — Здравствуйте, мальчики. Как у вас тут дела? Огонек, как и они, при костюме и, несмотря на свое прожаренное состояние, выглядит гораздо лучше, чем они оба, вместе взятые. Сразу видно, кто не провел несколько часов в плохо проветриваемом помещении среди огромной толпы нелюдей. Кризалис может ему только позавидовать, но вообще, у него к союзнику накопилось достаточно много вопросов. И один из них — что этот хрен мутит за их спиной? Хреново не понимать, что происходит. — Будто в гареме турецкого султана: понятно, что нас обязательно поимеют, но непонятно, когда, — ворчливо отвечает лев. — Уголек Палкович, я думал, ты сдох. — Вы знакомы? — флегматично интересуется охранник. Отлично, если он Палку тоже видит, значит, это не галлюн. К охраннику лев проникается большей симпатией, чем к вампиру, пусть и знает его только то время, что они вместе курили. — Знакомьтесь: Волк, — Василий Павлович не забывает о правилах вежливости; вид у него при этом хитрый, как у лисы, — это Кризалис. Кризалис, это Волк. Кризалис борется с тем, чтобы не выдать третьего за день «эээ». Не хочется походить на умственно отсталого. Нет, он же видел Волка, тот мужик полностью седой, с украшениями и шубой, всякое такое! А этот — абсолютно трезвый и серьезный с виду брюнет. Конечно, на вожака стаи он, в отличие от седого, походит больше за счет своей мрачности, зато седой выглядит так, как будто веселья ради в любой момент откусит тебе жопу, такой товарищ явно страшнее. Откуда мог взяться еще один Волк? — Я не Волк, — подтверждает охранник его мысли. Косится на Уголька с раздражением, а потом лениво поворачивает голову в сторону Кризалиса. Протягивает ему руку: — Олег Волков. Повторять «Кризалис» не хотелось, поэтому лев со скрипом припоминает свое имя, отвечая на рукопожатие: — Владимир Львов. Не он один чувствует всю комичность ситуации. Волков пытается казаться серьезным, а вот Кризалис смех не сдерживает. Ну а, в принципе, чего еще можно было ожидать в мире, в котором главу вампиров зовут Умный Вампир, а вожака волков — Волком. Наверняка, конечно, где-то гуляет лев по фамилии Волков и волк по фамилии Львов, но это не их случай. Василий Палыч их веселья не разделяет. Уголек вообще на редкость сухой по части юмора. — Чтобы отличить от Серого Волка, правильнее было бы называть Вас Черный Волк, — говорит он с некоторой укоризной, глядя на Олега. Тот только иронично вздергивает бровь и переводит взгляд на кончик своей сигареты, как будто смотреть на нее куда интереснее, чем на горелого собеседника. — Но один мой знакомый очень сильно неравнодушен к теме расизма, поэтому я не хотел этого упоминать. Кризалис ощущает очевидный укол в свою сторону, но ничего не говорит. Серый Волк звучит привычно благодаря русским народным сказкам, но вот Черный Волк и правда уже как-то по-расистски. В общем-то, Кризалис рос в крепкой патриархальной гомофобной семье расистов и националистов, которые, к тому же, любили говорить о политике и чернить власть, и однажды решил стать полной противоположностью того, кого из него пытались вырастить. Правда, не получилось, зато он не гомофоб и не расист. Пытался разобраться в матчасти, чтобы стать профеминистом, но это у него так и не вышло, в основном, из-за путаницы в движениях. Женщин он, несмотря на это, все еще любит и уважает... Издалека. — Не называйте меня ни Волком, ни Черным Волком, — цедит Олег сквозь зубы, — иначе наше сотрудничество подойдет к концу. Я потерял подарок отца из-за Вас и сейчас очень раздражен. — Волк украл, да? — понимающе кивает вампир. — Пара его перстней были когда-то моими. То, что он забирает себе, редко возвращается к хозяину. Волков от этих слов становится каким-то совсем грустным, и Кризалису хочется его поддержать. Он шарит по карманам пиджака, но находит только древний, видавший виды носовой платок, который, наверное, пережил еще революцию. Волков вроде не плачет, так что платок ему без надобности, поэтому все, что Кризалис для него делает — это давит неуместное веселье. Льва очень волнует вопрос, кто такой этот Олег Волков, если Огонек его сразу окрестил Волком — а это даже не кличка, это титул, который дается волчьим вожакам, — но вместо этого он выдает, пытаясь в этот праздничный день быть не слишком агрессивным по отношению к любившему темнить вампиру: — Палка Палкович, ты куда пропал, а? — Да так… Устал немного. Чтобы Палыч, да устал? В этом Кризалис сомневается. Как он заметил еще во времена Центра, Огонек любит засесть где-нибудь в темном углу и молча наблюдать за происходящим. Силы он обычно экономит для решающего рывка. А может, Поэт был прав, говоря, что если Палыч не отвечает, значит, он занят? Чертов Уголь, он думает, оборотню было так просто звонить ему? Когда Финн дышал над ухом и в жесткой форме требовал сдать своего информатора, потому что Поэт, видите ли, не признается, а стихи-пророчества кажутся Большому Боссу просто сказочками. — Про белого бычка? — уточнил тогда Кризалис. — Какого белого бычка? — разозлился Финн. Кризалис расплылся в улыбке с одной-единственной мыслью: «Пизда мне, но зато будет весело». Потому что никогда нельзя упустить возможность подразнить ирландца. — Рассказать тебе сказку про белого бычка? — предложил Кризалис преувеличенно радостно. Финн чувствовал подвох, но не понимал, в чем он заключался. На его беду, Ники рядом не было, чтобы разъяснить ему, что замыслил этот русский. — Ну, расскажи, — зло выплюнул О’Каллахен, который не любил оставаться в неведении. — Ты расскажи, да расскажи, да рассказать ли тебе сказочку про белого бычка? Кризалис получил в ухо. Потом в живот. Ни капли не пожалел об этом. Яростные крики Финна раздавались потом минут десять без перерыва. Это он еще «Купи слона» не слышал! Кризалис всерьез задумывался о том, чтобы подобраться к заносчивому ирландцу со всем арсеналом подобных историй. Пусть познает великий русский фольклор! — Вампиры же не устают, — не соглашается Кризалис вслух. Знает он это не понаслышке: ложится спать — Поэт что-то делает, просыпается — Поэт что-то делает, и так без конца. За исключением совместного сна Поэт надолго не ложился, только делал вид, что тоже спит, чтобы не нервировать лишний раз. У Кризалиса в голове не укладывается, как можно все время находить себе занятия. Нет, будь его воля, он бы, наверное, ел целый день, но у Поэта даже выбора в пище нет — все кровь да кровь, это же скучно. Не хотел бы Кризалис быть вампиром. — Физически, — уточняет Огонек. Ага, значит, ментально все-таки устают, и им иногда нужен отдых? Ну, это логично, это Кризалис согласен принять. Вот только вряд ли Огонек действительно отдыхал. Не зря он связался с Поэтом и запретил львам что-либо о себе говорить. Вынюхивает! Всех подозревает, наверняка и его тоже! А вдруг Ваньку против настраивает? Зачем сейчас приперся тогда? Кризалис постепенно начинает осознать всю силу своей усталости, которая наваливается на него весом стокилограммовой штанги. Мыслить и говорить становится все труднее, и он обессиленно приваливается к стене, у которой уже распластался Олег. Волков ведет себя странно — так залип на кончик сигареты, что забыл ее докурить. Залипания на чем-либо в принципе случаются с ним не впервые, поэтому он не чувствует подвоха и легко позволяет залезть к себе в голову... А вместе с этим — и в голову своего мужчины.

***

— Камера будет работать, пока хватит заряда, — говорит Сергей в наушник Олега и громко зевает. — Успеем узнать хоть что-то. Сергея нервирует то, что он не может в этот момент находиться рядом. Он кусает заусенец, наблюдая за чередой сменяющихся картинок: Волк все еще несется, как очумелый, хотя вряд ли кто-то за ним гонится. Почему оставил свой пост? Надоело излишнее внимание? Учуял в Волкове врага и решил перестраховаться? А Олег, как назло, молчит, прислушиваясь, как его новый знакомый говорит сам с собой. Сумасшедший дом какой-то. Лис слышит шаги и оборачивается. Дети устали его ждать и теперь смотрят на него умоляющими глазами: Лера выступает вперед, а младший брат прячется за ее спиной и выглядывает из-за нее, чего-то боясь. Сергей с сожалением осознает, что совсем недавно накричал на ребенка, и теперь тот опасается являться на его глаза без поддержки сестры. — Пап, — мужественно начинает девочка еле слышно. — Мы хотим есть. Сергей закрывает глаза, хватаясь за голову. Проводит так несколько томительных для детей секунд, пытаясь сосредоточиться и разработать план действий. Может, все-таки стоило оставить детей с няней? Но сейчас, пока Волк куда-то бежит, смотреть все равно не на что, можно и провести время с детьми. Правда, за готовку обычно отвечал второй отец, и оставалось надеяться либо на остатки с прошлых разов, либо на доставку. — Справишься без меня? — быстро интересуется он у Олега. — Да. — Тогда я поставлю видео на запись и перенаправлю тебе на телефон. Следи и, если что, звони. Я с Лерой и Киром. — Иди.

***

Волков отмирает, сбрасывая оцепенение, и поднимает взгляд на Василия Палыча. С того момента, как вампир появился в их доме, Олег не может найти себе покоя. Не может отделаться от мысли, что его с Серегой просто используют, втягивая в никому не нужную войну. Но и отступать уже не намерен: может, он и не будет ни с кем сражаться, ему просто нужно поговорить с Волком, да так, чтобы тот рассказал всю правду о том, что произошло больше тридцати лет назад. Сегодняшний день показал Волкову, что волчий вожак слишком хитрый и быстрый для того, чтобы разговор с ним прошел легко. Но легких путей Олег и не ищет. — Значит, в кулоне была камера? — Василий Павлович кивает своим мыслям. — За этим я сюда и пришел. Выходит даже лучше, чем я думал. Вы, — обращается он к Олегу, — сможете продать эту запись львам за кругленькую сумму. Если, конечно, на ней будет что-то полезное. Кризалис, — Огонек указывает на льва, — или его слово поможет Вам в переговорах и послужит гарантом подлинности. В будущем Вы можете на него рассчитывать. — Хей-хей, сбавь обороты! — протестует Кризалис, пытаясь схватить Огонька за шиворот и подтянуть к себе, но рука его нащупывает лишь воздух. Приходится смириться с вампирскими фокусами и говорить дальше так: — Ты не можешь просто прийти, познакомить меня с непонятным мужиком и уйти обратно! Я хотел бы услышать хоть немногих объяснений. — Как жаль, что ты их не получишь, — невозмутимо замечает Огонек. Олег, не обращая внимания на их препирательства, включает телефон и заглядывает на транслируемое камерой изображение. Теперь Волк неторопливо идет, но обстановку вокруг него узнать невозможно. Он словно попал в зеркальный мир — дома, деревья и прочий пейзаж ощущаются не на своих местах. — Попробую найти это место, — говорит Волков в пустоту, пресекая разворачивающуюся перед ним ссору. — Как мне с тобой связаться? — по-деловому уточняет он, обращаясь к Кризалису. — В том случае, если прайд мне понадобится. Огонек думает о том, что Кризалис может злиться на него сколько угодно, но он даже не понимает, какой подарок Огонек ему только что сделал, познакомив его с таким многообещающим кадром. И с чего львеныш взял, что вампир не знакомил его с непонятными мужиками? А как же Поэт? Эээх, молодежь, добра не помнит, ничего не понимает и все ждет, когда ей все разжуют и в рот положат. С учеником Огонек еще готов так возиться, но со львом — нет. Ну хоть Волков — товарищ понимающий, ему говоришь «надо, значит, надо», и он возражений никаких не имеет. Дисциплина! От знакомства с Олегом отказываться глупо. Во-первых, Ника говорила наращивать связи, а она в этом разбирается. Во-вторых, если очень постараться, то Волкова можно припрячь к опытам, он же рожденный оборотень, а не как Джесс, обращенный, так что его слюна тоже подойдет... К волкам из стаи идти нельзя, заподозрят что-то и сдадут Волку, а этот свой, к тому же, одиночка и работает на Огонька, верить, в принципе, можно. Пока Кризалис обменивается с Волковым телефонами, заодно дав номер Мердока на экстренный случай, и пытается аккуратно затронуть тему слюнообмена, Огонек незаметно исчезает, посчитав, что его работа на этом окончена. И Кризалиса это, разумеется, злит, потому что поговорить с Палкой нормально так и не удалось, а отвечать на его звонки этот суперзанятой хмырь не будет, считая, что достаточно ему рассказал. Недовольный лев возвращается в полутьму душного зала, пытаясь понять, что это такое, собсна, было. Он вновь пьет с первым попавшимся волком, хотя волки его теперь раздражают — все до единого, — как вдруг его внимание привлекает драка Джоша и Ники. Такого за ними давно не водилось, поэтому он, не желая пропускать все веселье, спешит к ним, замечая рядом фигуру Поэта, застывшего с пустой бутылкой в руке. От этого все действо окрашиваются в более интригующие краски. Кризалис только надеется, что до его прихода никто никого не убьет.

***

Поэт успевает разозлиться на Кризалиса, мстительно пожелав тому поноса, потом отменить понос и заменить его на просто чесотку, потому что терпеть этот ужасный зуд с каждым часом становилось все сложнее; затем за все мотылька простить и нажелать огромной удачи, потому что удача Кризалису, конечно же, понадобится. Запах льва надежно защищает Поэта от возмущения оборотней, но есть и отрицательные стороны: к нему постоянно кто-то подходил, то в поисках самого Кризалиса, чтобы с ним выпить, то для того, чтобы пофлиртовать и склонить к более близкому знакомству. Отказав нескольким волчицам и одному совершенно окосевшему волку, Поэт уже решается пойти на поиски Кризалиса, чтобы помириться с ним, когда его на полпути перехватывает Ника. Голос у девушки начал садиться — она бегала по всему залу, то переводя распоряжения ирландцев, то налаживая отношения между новообразующимися парочками на одну ночь. Поэт не мог представить, как волки и львы, решившие вступить в отношения, представляют свою дальнейшую жизнь. Если они однополые — проблем нет. Но какие дети могут родиться у девушки-волчицы и мужчины-льва? Представить страшно! К Рубинштейну на эксперименты таких иногда привозили. Только долго они не жили… — Ты Криса не видел? — открывает его Ника от тяжелых размышлений. Поэт пытается понять, о ком именно идет речь, а то Крисом львы называли и Кризалиса. Поняв его заминку, она уточняет: — Мелкого, я за ним приглядывать должна, но он куда-то делся. — Я видел, как он подходил к Мердоку, просил его отпустить. У него, кажется, заболела голова. Не кажется, а точно. Поэт слегка перестарался, когда пытался подавить чужую волю. Использование стихотворений вместо обычного гипноза имеет свои преимущества: во-первых, его воздействие сильнее, а во-вторых, само наличие гипноза практически невозможно определить, если кто-нибудь решит это проверить. Все-таки гипнотизировать племянника вожака львов прямо у того под носом — не самое безопасное занятие. Но Поэт мальчика ни к чему не принуждал. Просто предложил сделку. — Почему он не подошел ко мне? — огорчается девушка. Криса она любила, он напоминал ей ее в юные годы. Он, правда, относился к ней настороженно и постоянно от нее сбегал. Финн с Кирком, наверное, настроили его против всех русских, а Мердок не возразил. Поэт сказал бы ей это, но промолчал. Не стоит отворачивать от себя последние крохи знакомых, которые не желают тебе смерти. — Может, ему таблетку дать надо? Кто с ним остался? — Старший МакАлистер передал его Кирку. Все в порядке. Можете за него не переживать. Кажется, Поэт сказал это резче, чем собирался. На его взгляд, Ника слишком сильно печется об этом ребенке. Тот уже полноправный член прайда и может ходить, где ему вздумается. Мальчуган показал ему свои когти, ими без проблем можно убить. Вряд ли волки затеяли диверсию и украдут Кристофера, так чего о нем волноваться? — Ты выглядишь раздраженным, — тут же отмечает Ника. Вокруг них — темнота, изредка разрезаемая разноцветными кляксами, поэтому непонятно, как она могла что-то разглядеть. Расслышать раздражение в его голосе тоже непростая задача: в зале слишком шумно. Девушка оттаскивает Поэта в наиболее тихое место и заговорщически спрашивает: — С Вовой поссорился? — С чего Вы взяли? — холодно интересуется он. Ему не хочется сплетничать о собственных отношениях со львом, потому что он и сам в них пока не разобрался. Да и может ли Ника гарантировать, что не растрезвонит все его мысли прайду? Здесь каждый про всех всё знает, а Поэту хотелось бы, чтобы личное оставалось личным. — Я видела, ты разговаривал с ним, а потом резко ушел. — Все нормально. — Точно? Ника берет со стола бутылку шампанского и, подхватив его под руку, тащит сквозь толпу. Такой прыти он от нее не ожидал. От девушки пахнет цветочными духами, мокрой шерстью, алкоголем и Джошем. Поэт ловит себя на мысли, что она и сама, возможно, умудрилась поссориться со своим кавалером и теперь просто ищет компании. Обсуждать амурные дела ему не хочется, но если вывести разговор в правильное русло… Тогда это общение может оказаться полезным. Поэт тянет ее обратно к столам, берет еще одну бутылку и два бокала. Он, конечно, тоже русский, но это не значит, что надо варварски пить из горла. Из мест, где можно разместиться, Поэту приходит в голову только балкон, но Ника тащит его в помещение для персонала, которое выглядит слегка заброшенным. Они устраиваются на полу — Поэту приходится сгибать ноги в три погибели, чтобы они хоть как-то поместились, — расставляют перед собой бутылки и бокалы. Одна бутылка оказывается закрытой, так что с ней приходится повозиться. Поэт элегантно наливает напиток в бокал, не отводя от девушки взгляда. Ее даже не надо гипнотизировать, раз она сама хочет с ним поговорить. Кладет руку ему на предплечье, выражая свою поддержку. Она спрашивает про чувства Поэта к Кризалису, про то, как он относится к прайду, как себя чувствует, и что намеревается делать дальше. В этот момент она слишком сильно напоминает заботливую мамочку, хотя Поэт, конечно, понятия не имеет, как выглядят заботливые мамочки… Отвечает он без интереса и невпопад. Ника — последнее существо на Земле, с кем он бы хотел обсуждать подобное, даже несмотря на то, что она может оказаться единственной, кто заговорил с ним об этом. Наверное, неправильно отталкивать единственного нечеловека помимо Кризалиса, который хочет узнать о тебе больше, и, если понадобится, помочь, но Поэт так сильно привык к отсутствию друзей, что заводить новых у него пока нет ни желания, ни сил. К тому же, уже слишком поздно. — В день нашей с Вами встречи… — начинает вампир выводить Нику на нейтральную и более интересную для него сейчас тему. — Вы говорили, что вели борьбу за нас, — девушка кивает, задумчиво глядя перед собой. — Вы и сейчас ее ведете? — Конечно. Не даю львам и волкам убить друг друга. Изматывающее занятие. Их языки и культуры слишком разные, тяжело балансировать на грани. Почему тебя это интересует? А ведь она сейчас, наверное, должна быть в зале. Решать конфликты, возникающие из-за «разницы в языках и культуре». Но она сидит здесь, с ним. Без всякого принуждения, хотя он не может утверждать, что песня на нее не повлияла. Ника — необычная. Именно поэтому Поэт все еще сидит рядом с ней, разглядывая поток ярко-рыжих волос и бугристые мышцы, силы которых достаточно, чтобы переломать кому-нибудь хребет. Девушки-оборотни и так сильнее людей, но Ника подняла свое физическое превосходство на новый уровень. «Добро должно быть с кулаками», — невесело заметила она, когда увидела, как он ее разглядывает. Она тогда сказала, что он стоит того, чтобы за него бороться. Такую фразу он встречал в книгах, и она относилась либо к борьбе за романтический интерес, либо за свободы народа — чернокожих рабов, крепостных крестьян. Поэт не чувствовал свою принадлежность ни к тем, ни к другим. В общем-то, он не догадывался о том, что у детей ночи вообще могут быть какие-то проблемы. Живя в особняке самого сильного и уважаемого вампирского рода, он почти не чувствовал дискриминации. Его личная несвобода не воспринималась им как нечто критичное. Но когда он попал в Исследовательский Центр имени Рубинштейна… Он видел тех, кого ловили люди. Над кем издевались, проводя опыты, препарируя. Даже зная о существовании этой стороны медали, Поэт не посвятил себя освобождению всех остальных и привлечению внимания к этой проблеме. Есть те, кто стоят на вершине. Есть отбросы. Он, Поэт, перешел в разряд отбросов, что было весьма неприятно осознавать. Но такова, в конечном счете, жизнь. Все не могут быть равны. Ему было интересно послушать, что Ника думает на этот счет. Она ведь чуть не потеряла ноги в борьбе за таких, как он. — Обычно люди о нас не знают. Они участвуют в войнах, да. Но только потому, что их насильно в это втягивают, — Поэт говорит медленно, с расстановкой, выписывая в воздухе пальцами пируэты. Дядя использует людей всеми возможными способами. Сейчас, если на него нападут, все эти люди бросятся на врага и сметут его не силой, но количеством. — Кто-то желает бессмертие. У кого-то близкий человек стал существом ночи. Кого-то просто использовали, потому что нужно было пушечное мясо. Сознательного движения за права нас, монстров, просто не существовало… — С чего ты взял, что не существовало? У девушки заплетается язык, но сознание остается ясным. Чтобы скосить оборотня, простого шампанского мало. Они, как и вампиры, хуже пьянеют — таков уж побочный эффект силы. Но теперь Поэт этому даже рад. Ника начинает рассказывать. Рассказывать сказку об последнем в этом мире оборотне-вороне, который считал себя богом Кутхом. Его держали в таком же центре по изучению сверхъестественных существ, как и Поэта, только не здесь. Бывший узник хотел освободить всех невинных, хотел, чтобы люди жили наравне с нелюдями. Но не все, кого он отпустил, были добрыми. Они начинали мстить, кусали всех подряд. Пришел этот Кутх из России и поднял во всей Европе хаос, но в других странах об этом не узнали, потому что эфиры контролируют давно не люди, кто-то не хотел предавать случившееся огласке… — До прайда я состояла в международном агентстве по урегулированию конфликтов, — девушка горько усмехается, и Поэт интуитивно догадывается, что этой организации больше нет. — Наш отряд отправили разбираться с проблемой… Джош был со мной. Сначала мы отстреливали их, как бродячих собак. Но потом… Оказалось, что не людей нужно спасать от монстров, а монстров от людей. Оружейный магнат Август ван дер Хольт еще никогда не был так напуган, хотя ни за что не признал бы этого. Он не был религиозным или суеверным, в его наивных представлениях о мире никого, кроме людей, не существовало. Вот почему он не мог вытащить свою компанию со дна — некоторым не нравилась самоуверенность человека и его нежелание признать очевидное. Когда на улицы выскочили полчища чудовищ во всей своей красе, его первым желанием было убить их всех. Они напали на него прямо при свете дня, обычное оружие их не брало, и МакАлистеру ничего не оставалось делать, как обратиться, чтобы спасти этого идиота. Преданность друга Хольт, очевидно, не оценил. Наоборот, он осознал, как много чудовищ и до этого скрывалось среди них… И захотел изучить их сам, открыв для них новую тюрьму. Разумеется, ему помогли. — А что случилось с Кутхом? — Убили. …Убийц было Четверо. Тогда, в незапамятные времена, когда таких, как он, было больше. Ворон помнит Их. Они разрывали его на куски, делая его все меньше и меньше, пока от него не осталась только слабая птица. Им он не желал свободы. О Них он и рассказал перед смертью своим мучителям, что терзали его в надежде услышать ответы. Мертвый бог покоится на дне могилы и мечтает только об одном — перестать мыслить. Человек, запертый вместе с ним, думает о том же. Две сущности перемешались и истекают черной кровью в наказание за непослушание, и да будет так, пока не случится иначе… Поэт вздрагивает, пробуждаясь от наваждения. Это не стихи и не пророчество, это то, что уже произошло, и это Знание вторглось в него без всякого предупреждения. Может, это просто игра его собственного воображения, вызванная живым рассказом девушки, а может, нечто большее. Ника ничего не замечает. Она тянется к пустой бутылке и слизывает последние сладкие капли. — Поэтому мы здесь, — заканчивает она невпопад, а вампир задумывается о том, что совместное распитие алкогольных напитков может быть куда полезнее гипноза. Еще и меньше энергии затрачивает. — Черт. Я сболтнула лишнего. Забудь… — она пытается встать, но спотыкается о собственные ноги. Поэт не думает о том, чтобы поймать ее, это получается само, и она в поисках твердой опоры обхватывает его шею руками. Очень неловкая получается ситуация. Еще более неловко, что именно этот момент выбирает Джош, чтобы ворваться в помещение, явно почувствовав, что с его женушкой не все ладно. Поэт вглядывается в этот напрягшийся кусок железобетонных мышц, который снесет ему голову одним ударом, и говорит первое, что приходит в голову: — Я гей. — Данное самоопределение не совсем верно, потому что Поэт весьма часто чувствует себя бесполым существом, а если ты беспол, то по определению не можешь быть геем. Потом он думает, что самоощущение — это ерунда, может быть, надо было сказать, что он не голоден, если вдруг этого громилу интересует, не съест ли он его жену. Но отступать поздно, потому Поэт, помогая девушке выпрямиться, продолжает: — И у меня есть пара… Девушка отмахивается от него и подскакивает к супругу, яростно сверкая глазами. Она на удивление быстро заводится, у Поэта она всегда создавала впечатление довольно мирного существа. С большими кулаками. — Только давай без истерик, Джошуа Донато, — рычит Ника и тыкает пальцем льву в грудь. Тот сразу как-то съеживается, теряя весь запал, и на место ярости мгновенно приходит страх. — Я еще не забыла, как ты с Джессикой прямо у меня на глазах трахался… — Но, любимая… — Джош окончательно лишается боевого духа и тактически отступает, желая сохранить голову целой. — Это было сто лет назад! — Но ведь было! Помни это каждый раз, когда хочешь меня в чем-то упрекнуть, потому что я никогда — никогда! — так с тобой не поступлю. Лев не просто отступает, он бежит задом наперед. Поэт еще никогда такого не видел, и его обуревает веселье. То ли дело в алкоголе, который пусть и слабо — проще было выпить кровь пьяной Ники, — но действует, то ли в самой ситуации, когда низенькая по сравнению с парнем девушка заставляет того бежать от нее в страхе, но Поэт не может удержать пронзительного хохота, который заставляет вздрогнуть всех, кто его услышал. Сладкая парочка что-то роняет и рушит, а когда Поэт их догоняет (что оказывается сложно даже несмотря на то, что он — вампир), эти двое уже вовсю целуются, причем львица прижимает своего кавалера к стене, чуть приподняв его над полом, и руки у нее трансформируются в когтистые лапы животного. — Эта женщина… — с восхищением тянет поспешивший на шум Кризалис. Поэт делает вид, что не замечает, насколько близко лев к нему подобрался. И горячую львиную руку на своей заднице тоже не замечает. — Я б сама ей дала, — комментирует Джесс, которая тоже не смогла остаться в стороне от такого зрелища. Она по-свойски закидывает Кризалису руку на плечо, что заставляет нервничать уже Поэта. Теперь он прекрасно понимает чувства Джоша, когда тот увидел Нику в его руках. — Где же Ваша пара, Джессика Родригез? — колко интересуется вампир и тянет Кризалиса в сторону, чтобы Джессика его отпустила. Вопрос он задает чисто из злости, но удивляется, когда получает ответ: — На ферме остался козу мою сторожить. Может, когда-нибудь еще увидимся. Поэт так и не понимает, шутит ли она. Ему вообще становится крайне тяжело думать, когда Кризалис притягивают его к себе, никого не стесняясь, и вцепляется ему в шею голодным поцелуем. Но они ведь только недавно… Хотя сейчас, наверное, уже утро… — Есть разговор, — шепчет Кризалис ему на ухо. — Но, если ты не против, разговор подождет.