Шестью годами ранее…
Евгений Дмитриевич: Саш, вот хочу тебе одно сказать, твои родители – просто удивительные люди. Алексия: Почему Вы так думаете?) Евгений Дмитриевич: Потому что они воспитали такую не по годам развитую дочь! Алексия: Спасибо) Евгений Дмитриевич: Ну правда, общаюсь с тобой, вроде, школьница еще, юная, маленькая, а кажется, что со сверстницей разговариваю, вот честно! Алексия: Спасибо, Евгений Дмитриевич) Вообще, мне и другие иногда говорят, что я взросло мыслю. Да я и сама себя ощущаю старше, мне с ровесниками как-то не особо интересно, если честно. Евгений Дмитриевич: Ну вот, я об этом и говорю, а что за другие?) Еще кого-то очаровать успела? Алексия: Да нет, другие – просто разные знакомые, я никого не очаровывала вроде) Евгений Дмитриевич: М, ну ладно тогда. Хотя уверен, парни за тобой табуном бегают, ты же такая сладкая красавица! Алексия: Вы меня прям завалили комплиментами) Не знаю, не замечала, чтобы за мной кто-то бегал. Мне раньше Влад нравился, который из нашего класса, но это не взаимно. Евгений Дмитриевич: Это не комплименты, я просто говорю правду, которую вижу, как нормальный мужчина. Сейчас тебе тоже Влад нравится? Алексия: Спасииибо)) Нет, сейчас уже как-то не особо. Евгений Дмитриевич: Ну и правильно! Зачем он тебе? Он же еще совсем ребенок, ухаживать не умеет, с девушками обращаться не умеет, ничего не умеет. Алексия: Я, значит, тоже ребенок? Мы же с Владом ровесники. Евгений Дмитриевич: Нет, ты уже не ребенок, ты просто исключение. Ты и головой старше, и внешне уже самая настоящая девушка, впрочем, в вашем классе все девочки уже девушки, но ты самая красивая, только другим не говори, что я тебе так сказал, хорошо? Алексия: А что, Вы им тоже самое пишите и боитесь, что узнают?) Евгений Дмитриевич: Нет, Саша, ты чего? Прям обидела меня. Не в этом дело, я просто о тебе беспокоюсь. Девочки разозлятся, если узнают, что учитель кого-то больше выделяет. Наверняка же видела уже такое? Обычно любимчиков учителей другие дети обижают. Алексия: Извините, пожалуйста, я просто пошутила( Евгений Дмитриевич: Хорошо, извиняю. Да я вообще не могу на тебя злиться, Сашенька. Кстати, поздно уже, чего спать не ложишься? Алексия: С Вами общаюсь, вот и не ложусь. Евгений Дмитриевич: Так, значит, ты из-за меня ночью не спишь? Получается, я для тебя важнее, чем сон? Алексия: Ну, получается, да)Настоящее время.
Я не имела ни малейшего желания разговаривать с этим чертовым педофилом. Он же уехал из города, еще года два назад, почему он снова тут? От растерянности, я так и не смогла нормально его послать, промямлила невнятные ответы на его дурацкие вопросы, схватила свои покупки и выбежала из магазина, как ошпаренная. Не хотелось себе признаваться, но я чувствовала страх. Я реально до сих пор боялась своего бывшего физрука. Эта внезапная встреча выбила меня из колеи, очень сильно захотелось поддержки, тепла, защищенности. Дома ничего подобного получить было нельзя, так что оставался последний вариант. Кирилл. В сети парень не появлялся уже несколько часов, так что проще было позвонить. Трубку он взял после четвертого гудка. — Да, алло? — Привет, Кирюш, чем занимаешься? — Играю, а ты? Подойдя к пешеходному переходу, я глянула в обе стороны, хотя движение тут было односторонним, и быстро перебежала через дорогу. — Из магазина иду, встретила одного знакомого… Но там долгая история, потом расскажу. К тебе сейчас можно приехать? Кирилл молчал, но слышался звук щелчков клавиатуры. — Угу-у-ум, — наконец протяжно произнес он. — Как раз пока один. — Хорошо, тогда скоро буду. К парню я поехала, не заходя домой, хотя следовало бы захватить сменную одежду, потому что планировала остаться с ночевкой. У домофона пришлось постоять прилично, наверное, Кирилл опять не мог отлипнуть от компьютера, и это начинало здорово бесить. К сожалению, ни особого внимания к своей истории про физрука, правда, без лишних подробностей, ни тепла я так и не получила. Сначала сидела на диване, ждала, пока Кирилл доиграет, про Евгения он послушал вполуха, уточняющих вопросов не задал, а когда доиграл, начал приставать. Мне совершенно не хотелось спать с ним в тот момент, и на мои попытки отодвинуть его, парень, можно сказать, обиделся. Во всяком случае, настроение у него точно испортилось. — Блин, Лекс, мы и так одни почти никогда не можем остаться, сейчас есть возможность, а ты ломаешься, — зло и расстроенно произнес он. Это все звучало неприятно, где-то в глубине души даже начала ненавидеть себя за то, что терплю подобное отношение, но страх остаться совсем одной и не иметь возможности куда-то уйти из дома был сильнее всех остальных чувств. В итоге, я все же согласилась. Кирилл снова полез целоваться, обниматься и лапать, и весь этот телесный контакт здорово подменял восприятие и затыкал нехватку духовного. Мы переспали, но удовольствие от процесса я не получила, зато засыпать в объятиях парня было довольно приятно и спокойно. На учебу на следующий день приехала с сильным опозданием, так как все же заскочила домой переодеться. Одного из наших преподавателей сегодня заменял Герман Александрович, но об этом мне стало известно, только когда я, постучавшись, заглянула в аудиторию. — Здравствуйте, извините, — шепнула я, проскальзывая внутрь, и не сразу осознала, что за преподавательским столом сидит не тот, кого ожидала увидеть. Наша преподавательница, Евгения Антоновна, не любила опоздания, но никогда не ругалась, а ко мне вообще относилась хорошо и очень лояльно, так что тот факт, что кое-кто сегодня появился только к началу третьей пары, не напрягал вплоть до этого момента. Пронизывающий взгляд Германа заставил почувствовать себя подавленной. И это буквально за одно мгновение. — Здравствуйте, Алексия, проходите, — после этой фразы он вновь повернулся к группе, — так вот,… Повесив куртку на крючок, я быстро подошла к парте, где уже сидела Катя. Подвинув свои вещи, чтобы освободить мне место, девушка покрутила головой, разминая шею. — Я думала, ты уже не приедешь, — шепнула она. — Проспала сегодня. На стол легли тетрадь и ручка, хотя писать конспект было очень лень. — Могла и не приезжать, смысл уже какой? Осталось то меньше двух пар, — подруга поставила один локоть на стол и лениво подперла голову рукой. — Лучше тут, чем дома. — Понимаю. Новая информация воспринималась с трудом, странички в открытой тетради оставались чистыми, но для вида я держала над ней ручку и даже сняла колпачок. Преподаватель спокойно читал лекцию, не уделяя особого внимания никому конкретно. Последнее время любой взгляд Германа Александровича влиял на меня очень странным образом, и понять природу этих чувств так и не удалось. Непонятные ощущения мужчина вызывал еще с первого дня знакомства, сначала даже приняла это за вспыхнувшую симпатию, ведь он был довольно красив, внешне напоминал одного американского рок-музыканта, но все же тут было что-то другое. Я знала, что такое симпатия, я испытывала прежде это чувство к разным парням, но и симпатия, и влюбленность ощущались иначе. Желая хоть как-то поразвлечься, я стала играть в игру «поймай взгляд Германа», но просто пялиться на него в упор не помогало – максимум, мужчина мельком проскальзывал по мне глазами, не фокусируя внимания. Уронить ручку, громко перелистнуть тетрадь, покашлять – ничего, ноль эффекта. Казалось, выиграть в эту игру нельзя, так что пришлось забить. Дело было не в желании внимания, дело было именно в том непонятном чувстве, уж очень хотелось понять его природу, но для этого его следовало ощутить и как следует прочувствовать. Прочувствовать чувство – это очень точная формулировка, потому что, например, радость, просто ощущают. Ну, радость – и радость, все просто и понятно, аналогично с печалью, тревогой, симпатией. А вот прочувствовать чувство – это буквально ощутить чувства, которые возникают при этом чувстве. Такая, более сложная система. Двухуровневая. Слишком много «чувств». И в моих размышлениях, и в реакциях на взгляд преподавателя. Внезапно я придумала, как заставить его посмотреть на меня – следовало задать любой вопрос, так что пришлось попытаться вслушаться в лекцию. Я подняла руку, прямо как в школе, и Герман остановил свой рассказ. Оставив рот слегка приоткрытым, он легким кивком и вскинутыми бровями показал, что могу спрашивать. — Герман Александрович, извините, а Вы не могли бы уточнить, что такое технический паспорт жилищного помещения? Да, получилось! Правда, теперь было непонятно, где простая психосоматика и самовнушение, а где реально «магия пронизывающего взгляда». Так или иначе, в центре грудной клетки что-то сжалось, даже стало как-то тревожно, неуютно. А ведь он просто посмотрел… Наверное, все же, я слишком много навыдумывала и просто себя накрутила. А еще во взгляде мужчины читалось самое обычное, простое человеческое разочарование и недовольство. Пусть и очень слабо выраженное. — Техническим паспортом жилого помещения называется документ, который содержит техническую и иную информацию о жилом помещении, связанную с обеспечением соответствия жилого помещения установленным требованиям, как уже было сказано ранее. Нет, наверное, я все же сходила с ума, потому что и с голосом что-то было не так. Он обволакивал. Он был слишком глубоким. Или кто-то просто ударился головой во сне, потому что все это звучало как-то неадекватно. Кивнув преподавателю в знак благодарности за ответ, я снова склонилась над тетрадкой, написав в ней случайные слова. А вот на перерыве решила помучить подругу, чтобы убедиться в своей неадекватности или, наоборот, найти подтверждение непонятным ощущениям. — Слушай, Кать, тебе Герман не кажется каким-то странным? — Что ты имеешь в виду? — нахмурилась Катя. — Ну, не знаю… Тебе не бывает неуютно под его взглядом? — Только когда он палит, что я занимаюсь посторонними вещами на лекциях, — усмехнулась подруга. — А так… вроде нет. Хотя взгляд у него и правда очень пристальный, причем всегда. Ну, как минимум, это не я одна заметила, уже радует. Может, я все же не сумасшедшая? — А его голос тебе не кажется каким-то утробным? Катя задумчиво почесала шею и пожала плечами: — Ну, я бы сказала, что голос у него весьма приятный, глубокий. А что за вопросы-то такие? Что ж, в глубине мы с ней сошлись. И да, голос у него реально был приятный. — Да просто поймала себя на мысли, что Герман меня немного пугает, хоть он и безобидный, по сути. Подруга снова пожала плечами. — Не замечала за собой такого. Может быть, он тебе напоминает кого-то? Чисто внешне. Кого-то, кто тебя напугал или обидел когда-нибудь. Почему-то сразу в голове всплыл образ физрука, но они с Германом не были похожи вообще ничем: ни голосом, ни глазами, ни внешностью, ни движениями. Абсолютно ничего общего. Скорее, образ физрука всплыл из-за недавней встречи, попав под определение того, кто когда-то «напугал или обидел». Самое ужасное, что и до меня этот Евгений Дмитриевич работал в школе, и продолжил работать там после, а ведь я точно была не единственной. Наверное, все же следовало тогда кому-то из взрослых рассказать всю правду. Катя снова очень спешила после пар, она даже с последней убежала на двадцать минут раньше, так что посидеть в кафешке и поболтать снова не удалось. Искать другую компанию не стала, но и домой ехать ужасно не хотелось, так что сегодня из аудитории я уходила последняя, что бывает редко. — Вы сегодня как-то не торопитесь, не похоже на Вас, — вывел меня из размышлений глубокий голос. Вздрогнув, я подняла взгляд от сумки на преподавателя, сидящего за своим столом, и уж слишком надолго засмотрелась в его глаза. Конечно, это «надолго» длилось всего пару мгновений, но самое последнее мгновение было явно лишним. — Ой, извините, я Вас задерживаю. Кроме нас двоих в аудитории больше никого не осталось, обычно ключик брала староста и после пар ждала, когда все уйдут, чтобы закрыть дверь, но сегодня её не было и, по всей видимости, ключ записал на себя преподаватель. — Нет-нет, — он приподнял руки, показывая ладони, — я не к тому. Просто, наблюдение. — В таком случае, — я мягко улыбнулась, — Вы правы. Сегодня я более чем не тороплюсь. Герман продолжил сверлить меня внимательным взглядом, но ничего не сказал. Я думала, что уже и не скажет, ответа не ждала, закинула сумку на плечо и подошла к вешалке, чтобы взять куртку, но он все же спросил: — Просто нет планов или какие-то проблемы? — И то, и то, на самом деле, — обернувшись, честно ответила я, поведя одним плечом. — Что-то серьезное? — вопрос, заданный скорее из вежливости, что и понятно. — Да нет, так, семейные дела. — Ясно. Знаете, Алексия, — Герман полностью развернулся ко мне, сев на стул боком, — почему-то я так и подумал. При взгляде на Вас мне вспомнилось, как за один день в школе я получил две двойки, и ужасно не хотел возвращаться домой, зная, что родители будут ругаться. Тянул время, как мог, но и сильно опаздывать было нельзя, дома заволновались бы. Я кивнула: — Да, понимаю, у меня были похожие истории, — и сняла куртку с вешалки, собираясь уйти. С одной стороны, хотелось просто убежать из этого кабинета, было ужасно тревожно и неспокойно, ощущение опасности не покидало, но с другой… так хотелось остаться и подольше пообщаться с Германом. Этот мужчина каким-то образом умудрялся внушать страх и чувство защищенности одновременно, таким же образом он вызывал тревогу, излучая при этом спокойствие. Человек-парадокс. Ну, кто-то из нас – точно. — Меня в тот день поругали, конечно, но не убили. А выходные мы с семьей потом все вместе чудесно провели за городом, было здорово. А еще через время я вырос, и на меня вообще перестали ругаться. Понимаете, к чему я клоню, Алексия? — Думаю, да. Вы хотите сказать, что плохое не будет длиться вечно? Мужчина кивнул. — После черной полосы всегда идет белая. Ночь сменяется днем, зима – летом. — А если я ночь люблю больше, чем день? — В таком случае, день сменяется ночью. Я уже хотела развернуться и уйти, но все же еще на пару секунд задержала взгляд на Германе, тот не улыбался, но его лицо было расслаблено и даже выражало дружелюбие, хотя глаза оставались холодными. — Спасибо, Герман Александрович, я буду помнить об этом. До свидания. — До свидания, Алексия, — спокойно ответил он. Нет, все же наш преподаватель был какой-то странный. Может, психосоматика и самовнушение и утрировали мои чувства, но и те не возникали с нуля. Что-то было с ним не так. Вроде, просто спокойный, вежливый, умный мужчина, который ответственно подходит к своей работе, культурно общается со студентами, но никого не выделяет, ни на ком не фокусируется и не уделяет слишком много внимания. Если та же Алина Алексеевна общалась с нами более по-человечески, рассказывала о своих делах, спрашивала о наших, была вся такая подвижная и естественная, и можно было понять, какие к кому она испытывает эмоции, то Герман Александрович нас всех будто обезличивал. Вроде, разговаривает, смотрит на тебя, да еще и очень внимательно, но человека в тебе не видит и в себе его не показывает. Может, это и не делало его прямо таки странным, но это напрягало. А еще завлекало и пробуждало повышенный интерес. Тайна всегда интригует, соблазняет тебя узнать её, а этот человек был одной сплошной тайной. И мне хотелось узнать его, но только посмотреть издалека, не подходить ближе, не копаться в нем, рискуя собой, своей жизнью и своей безопасностью. Но всё равно узнать.