Особый проект

      – Каждый уверен, что именно он герой в своей истории, – сильные электрические помехи искажают некогда глубокий бархатный голос бывшего директора Гипериона. Пусть речь все еще можно разобрать без труда, скрипучие отрывистые звуки раздражают слух, и голова Риза начинает болеть сильнее, чем после удара о лобовое стекло спасательной капсулы. Голограмма на заляпанной поверхности окна, потрескавшегося от жесткого столкновения с Пандорой, движется медленно, идет рябью, периодически пропадая, и, кажется, теряет насыщенность привычного светло-синего цвета с каждой секундой разговора.       Риз стоит в легком оцепенении, даже дышит поверхностно, впитывая каждой клеточкой своего тела последние слова все-еще-кумира. Внутри что-то ноет и болит, скребется и подозрительно напоминает чувство вины, но откуда оно? Риз ничего такого не сделал: всего лишь отправил Гелиос и тысячи его работников прямиком в ад, а когда-то почитаемого, словно божество, Красавчика Джека – на самое дно преисподней. Но разве у него был выбор? Хотелось жить, очень хотелось. Да и оставаться без второй руки или ноги за вариант не рассматривалось, так что пришлось действовать быстро, не задумываясь о последствиях с точки зрения морали.       – Я должен был это предвидеть, – с грустной усмешкой произносит Джек, и выражение на полупрозрачном лице напоминает смесь безысходности и принятия, – С того дня, как я оказался в этой сраной, пропахшей мокрой псиной, дыре, которую они называют планетой, меня предавал каждый, на кого мне было хоть немного не похер. Мой босс. Подружка. Даже родная, чтоб ее, дочь.       От острой боли в чужом голосе хотелось взвыть. Такая непривычная, неслыханная уязвленность. Израненное сотнями слов сердце, истоптанная чужими ногами душа, исполосованная глубокими шрамами спина. Поломанная психика и судьба ей под стать. Такого даже врагу не пожелаешь, тем более о таком не хочешь слышать от кого-то, в ком раньше видел пример для подражания.       Риз с трудом сдерживается от того, чтобы не закричать. Прекрати. Остановись. Хватит! Не заставляй тебе сочувствовать, не заставляй сомневаться в том, что твое место – в могиле, нет, в сточной канаве, где тебя без труда растаскают по кускам скаги или психи. Хотя растаскивать то и нечего, твое тело уже давно сгнило где-то здесь, на этой планете, которую ты так ненавидел и презирал. Ты силился уничтожить ее, вычеркнуть из истории всех и каждого, кто родился здесь, но где ты теперь? Доживаешь последние мгновения на обломках своей же империи, которые навсегда будут погребены на Пандоре в назидание любому, кто решится пойти по твоим стопам. Хотя навряд ли кто-то захочет повторить твой путь, если узнает, чего стоило твое восхождение на трон.       –Может, я это заслужил,–Джек прочищает горло и на долю секунды становится немного более живым в глазах Риза, что тот списывает на сотрясение мозга и помешательство, –Благими намерениями вымощена дорога в ад, да? И те, кого мы любим, сорят у обочины.       Комната на долгие мгновения тонет в вязкой тишине, разбавляемая лишь тихим треском пламени, пожирающим остатки фюзеляжа. Голограмма на экране стоит в пол-оборота, уголки губ понуро устремлены вниз, взгляд затуманен воспоминаниями и сожалениями, и даже идеально уложенная прическа выглядит неожиданно неопрятно, чего не могло быть в принципе.       Риз понимает, что у него едет крыша. Видеть малейшие признаки человечности в этом существе – это абсолютное безумие, растекающееся по венам, словно яд, и отравляющее клетки мозга одну за другой.       Когда Накаяма создавал цифровую копию Красавчика Джека, он постарался на славу: сохранил все мельчайшие черты лица, каждую морщинку, каждый седой волосок и многочисленные слои костюма. Наверняка, не упустил ни единой, даже самой интимной детали, лишь бы создать неотличимую от оригинала версию, увековечить истинный образ Красавчика Джека, превратить его в бессмертное существо, насколько это возможно в условиях современных технологий. Поэтому Джек не может быть неидеальный – это лишь мерещится Ризу из глупого желания видеть бывшего начальника чуть более настоящим. Живым. От этого в сердце плещется непонятная надежда, а в душе расцветает что-то, что Риз не осмелится обозвать даже мысленно. Он пытается урезонить эти чувства в себе примитивной логикой: после многочисленных ударов головой он стал видеть галлюцинации, которые играются с его разумом и сердцем. А Джек видится Ризу взъерошенным только из-за крупной шишки на затылке, вовсе не потому что он может быть действительно надломленным от принятия собственного поражения.       – Как же это все… утомительно, –тяжело вздыхает Джек, и в его голосе действительно слышится усталость, с которой Риз не встречался ни разу за несколько месяцев их вынужденного сосуществования. Усталость не после забега по Пандоре, не от нудных встреч с отделом разработок, не из-за ядовитых слов всех и каждого на Пандоре, а усталость от самой жизни. «От такой жизни» – поправляет себя Риз и признает, что он, наверное, все же совсем сошел с ума.       Красавчик Джек, впервые за долгие минуты разговора, поднимает свой взгляд, который чудится Ризу таким живым, наполненным тоской, присущей лишь человеку, и одновременно с этим стеклянным, словно у одного из нетронутых девиацией грузчиков. И все же у настоящего Джека, из плоти и крови, глаза были совсем другие: редкая особенность, на пару с горящей на дне зрачков уверенностью, сделала его поистине неповторимым и запоминающимся. На него слюной капал каждый второй работник станции и каждая третья девица Пандоры, стоило только директору всея Гипериона посмотреть в их сторону. Даже если после этого он выпускал им пулю прямо в лоб или отправлял полетать в космос.       Гетерохромия сыграла Джеку на руку, создала единственный в своем роде имидж: из-за нее один глаз был небесно-голубого цвета, напоминающий оттенок его нынешнего, голографического, тела, а второй – в тон той самой, нежной и сочной зелени, высаженной по всей территории Перспективы, лишь бы место как можно сильнее контрастировало с типичными пейзажами Пандоры. Цвета свободы и светлого будущего, как это описали в каком-то журнале, что бережно хранится Ризом в нижнем ящике стола в его скромно обставленной спальне. Хранился. Скорее всего, он догорает где-то в радиусе пары километров отсюда вместе со всей станцией и журналисткой, что написала эту статью.       Ризу становится немного не по себе: желудок скручивает в легком спазме, и хочется проблеваться, лишь бы отделаться от подкинутого надломленной психикой мертвого женского лица перед глазами. Когда Риз разворачивается на пятках, несильно прижимая руку к груди и подавляя рвотные позывы, за его спиной вновь раздается голос.       – Хорошенько осмотрись, Риз. Так выглядит успех,– Джек звучит так, будто гордится тем, что его неудавшийся приемник обрушил дорогостоящую станцию с орбиты прямо на Пандору и погубил большую часть тех, кто когда-то прославлял Гиперион своим вкладом в общее дело, – Рано или поздно ты поймешь, что триумф напрямую связан с разрушениями. Сначала нужно снести все под корень, чтобы после возвести что-то новое.       Риз окидывает взглядом погнутые в нескольких местах балки, охваченные огнем обшивку и куски ковра, перевернутые стулья и то, что осталось от стенда с трофеями, которые Джек долгие годы собирал в каждом уголке Пандоры и Элписа. За спиной пару раз мигает голубоватое свечение, отражаясь в металлических деталях корпуса, которые еще полчаса назад формировали образ величественности и полной защищенности Гелиоса. Риз смотрит на все это и понимает, что собственными руками привел ставшую родной станцию к краху. К точке невозврата. Совесть, которая своими цепкими пальцами все еще держалась за медленно гниющую душу Риза, шепотом упрекала его в содеянном, заставляя чувство вины выгрызать побитое тельце изнутри.       – Это твой первый шаг, – продолжает почти нежный голос Джека, – Ты поймешь. Осталось еще столько всего, что можно разрушить, чтобы отстроить заново. Риз, ты спра…       Слова тонут в жутких помехах и тут же обрываются с тихим писком динамиков, вместе с этим гаснет экран за спиной Риза. Системы станции, которые стоически держались на протяжении всего монолога Джека, наконец сдаются, выходят из строя и погружают остатки директорского кабинета в неприятную мертвую тишину. Риз ежится от мурашек, пробежавших по позвоночнику, и оборачивается, ожидаемо встречаясь с пустотой. Не только на экране, но и где-то под ребрами.       Внезапно в сознание врываются скрипы и скрежет, с которым постепенно оседают детали разрушенной станции, и Риз принимает решение выбираться. Вот только он на доли секунд замирает, глядя на дубовый стол, покрытый многочисленными царапинами. Риз подходит ближе, доставая чип Накаямы, лишь чудом не сломавшийся от падений и ударов, которые пришлось пережить самому Ризу, и после долгих мгновений колебаний все же вставляет его в порт на боковой стороне стола. Когда датчик на чипе кротко мерцает, Риз бережно кладет носитель в карман форменной жилетки и, аккуратно ступая, выбирается той же дорогой, которой пришел.

***

      Спустя долгие месяцы Грузчик собирает всех вместе. Притаскивает Фиону и Риза (пусть под дулом дробовика) прямо на базу Вона и его новой группировки, созданной из остатков обитателей Гелиоса. Приглашает Сашу и Августа, которые наконец выяснили все, что происходит между ними, и сошлись. В этот раз по-настоящему. И каким-то чудом втягивает в это дело Афину и Спрингс, хотя те усердно готовились к свадьбе и уж точно не хотели погибать в схватке с древним монстром, но любезно остались, будучи благодарными за воссоединение друг с другом.       Грузчик делает все с одной целью, и никто не посмел бы с ним спорить, ведь Гортис кажется все такой же приветливой и милой, даже спустя долгое время беспамятства, продолжает неосознанно подтрунивать над Ризом, и тот признает, что все же скучал. И по Фионе, пусть она и та еще заноза в заднице, тоже скучал.       Они вместе побеждают Путника, только чудом никого не потеряв в долгой схватке. Вместе вскрывают чертово Хранилище, за которое Вэллори когда-то чуть не посносила всем головы. Вместе открывают главное сокровище, а затем исчезают на добрые несколько дней. И также вместе загадочно молчат, когда возвращаются, не желая раскрывать тех тайн, что открыло им Хранилище. Все же не стоит недооценивать эридианцев: эти существа правили миром раньше кого бы то ни было, они уж точно знали, как защитить собственные секреты.       Теперь Риз и все те, кто принимал участие в победе над Путником, сказочно богаты. Денег, вырученных с продажи артефактов и эридия, хватит на то, чтобы беззаботно жить ближайшие несколько сотен лет. Купить себе небольшой дом, нанять парочку искателей Хранилищ в качестве охраны, да устраивать бои между психами, разъезжая по Пандоре, словно важная шишка. Или же перебраться на Элпис и жить чуть более мирно: напиваться в клубах и скупать дорогие картины для никому не нужной коллекции. Варианты более чем соблазнительные.       Однако у Риза другой план. Он заимствует у Вона несколько верных почитателей, запихивает под рамочку сертификат о покупке акций и воскрешает Атлас. Да-да, тот самый, что когда-то мог потягаться в влиянии с Гиперионом, а сейчас являлся лишь безлюдными руинами, спасибо стараниям Афины. Риз тратит уйму денег, собирая ученных со всей Пандоры и Прометея, и запускает новую линейку «умного» оружия, поднимаясь на вершину нынешнего рынка. Но настоящая его цель далека от лидерства в бизнесе, построенном на крови и костях.       Риз дни и ночи проводит в лаборатории или офисе, привлекает десятки лучших умов нынешнего столетия и неустанно контролирует свой особый проект. «Самый важный проект в жизни»,– как он однажды говорит Вону и ловит на себе те самые странные взгляды, когда человеку напротив тебя вроде бы жалко, но он не осмелиться это высказать по тем или иным причинам. Оттого каждый раз, когда Риз напивается со своим еще-более-накаченным-чем-прежде другом, Вон скромно хлопает его по плечу и выражает уверенность в успешности дела. Хотя, скорее всего, из чистой вежливости.       О странном проекте узнает и Фиона, которая за последние годы стала известным искателем Хранилищ теперь имела множество связей. Она тоже нередко приходит к Ризу пропустить по стаканчику и поговорить о жизни.       – Ты сумасшедший, Риз, – прямо заявляет Фиона, хотя в голосе ее не слышится и нотки оскорбления. Она удобно устраивается в огромной кожаном кресле, коих в офисе Риза два, и закидывает ноги на небольшой столик, взбалтывая лед в стакане с алкоголем, - Такое вообще возможно?       – Нет ничего невозможного, если очень захотеть, – глубокомысленно изрекает Риз, и двое заливаются смехом от того, как глупо звучит эта фраза. Особенно на Пандоре.       – Знаю я одного человечка, – успокоившись, произносит девушка в белой шляпе, и выражение ее лица сразу становится серьезнее, – Но ты должен быть уверен, что ситуация под контролем.       Риз тут же умолкает и задумчиво разглядывает новые ботинки из кожи скагов, погружаясь в собственные мысли. Он и сам знает, что его идея звучит безумно, сам же готов вышибить себе мозги от осознания возможных последствий его действий. Но при этом не может остановиться: все его существо стремиться достичь цели, и сдаться сейчас, когда все продвигается так хорошо, будет высшей формой глупости. Или разумности.       – Честно тебе скажу, – немного понуро начинает Риз, не сводя глаз с пальцев металлической руки, – Я ни в чем не уверен. От слова совсем. Но если я еще не сошел с ума, то все будет хорошо.       На мгновение небольшая комната, именуемая кабинетом главного директора Атласа, погружается в тишину. Звуконепроницаемые стены не пропускают внутрь оживленность коридоров, по которым снуют рабочие даже ночью, и тихий гул роботов, сросшихся с главной базой в прямом смысле. Фиона обеспокоенно рассматривает лицо напротив и видит лишь отчаянную решимость в чужих разноцветных глазах. Она отставляет стакан на стол и садится нормально, чтобы дотянуться ладонью до металлической руки друга.       – В ином случае, – внезапно начинает Риз, и на его лице расцветает улыбка. Их с Фионой взгляды пересекаются, и он без тени сомнения заявляет, – Я положу этому конец собственными руками.

***

      Больше к этому разговору они не возвращаются, и спустя пару дней в отделе разработок Атласа появляется новый, известный в узких кругах, ученый, специализирующийся на нейробиологии. А еще через полгода Фиона получает письмо с грифами «срочно» и «конфиденциально», отчего все внутри девушки переворачивается от смеси ужаса и радости за чужой успех.       – Вы готовы, сэр? – спрашивает невысокий пожилой мужчина в белом халате с планшетом в руках. Он выглядит немного обеспокоенно и даже нерешительно, бегает взглядом от двухметровой капсулы до молодого человека в красном галстуке, и обратно.       Помимо него в комнате находится еще несколько людей в белых халатах: двое юных практикантов, наблюдающих за многочисленными мониторами, и высокая статная женщина средних лет, которая что-то записывает с небольшого экрана, встроенного в боковую стенку капсулы.       Риз, которого почти все присутствующие в лаборатории не решаться назвать иначе, кроме как «сэр», с трудом пытается устоять на ногах и вспомнить, как дышать. А причиной тому мужчина, неподвижно лежащий всего в паре метров от него. На «пациенте» обычная больничная рубаха, которая практически не скрывает рельефности мускулистого тела. Грудная клетка, плотно обтянутая светлой тканью, недвижима, так же, как и крылья прямого носа, выделяющегося на смуглом, вытянутом лице. Каштановые волосы с редкой проседью аккуратно уложены и мягко блестят в холодном освещении лаборатории, что выглядит немного странно и не к месту, но никто не решится с этим что-то сделать.       – Совсем как живой, – слетает с губ Риза тихая фраза, и он, смущенно закашлявшись, выпрямляет спину. Сейчас он не может позволить себе слабину. Он обхватывает пальцами рукоять черного, с золотистым узором, револьвера, достает его из кобуры, плавно опуская дулом вниз, и кивает мужчине по правую руку, – Начинаем.       По комнате проносятся тихие глубокие выдохи, как бывает в каждой лаборатории, готовой к запуску нового изобретения. Женщина рядом с капсулой нажимает несколько кнопок и подносит к порту рядом с экраном потрепанный временем чип. Спустя мгновение монитор высвечивает процесс загрузки, а практиканты за спиной Риза мгновенно оживают. Они переключаются от одних данных к другим и вносят некоторые из них в планшеты, тихо переговариваясь между собой. Пожилой ученый, откинувший былую нерешительность, теперь походит на настоящего профессионала: он контролирует показания на устройстве в своих руках, капсуле и основных мониторах, раздает указание остальным представителям науки в помещении и ни на секунду не отвлекается на заметную дрожь в пальцах своего начальника.       Риз не может скрыть собственного волнения: он ждал этого момента долгие годы, представлял, как все может обернуться, и сейчас сам не понимает, что конкретно чувствует. Он взволнован, немного напуган и, кажется, самую малость счастлив. Окей, возможно, он очень счастлив.       Когда женщина оповещает о том, что процесс загрузки данных практически окончен, Риз крупно вздрагивает от звука ее голоса и плотно закрывает глаза. Он считает про себя до четырех, пока наполняет легкие кислородом, затем от нуля до семи, пока задерживает дыхание, и наконец отсчитывает последние восемь секунд на выдох. Простое упражнение, и руки больше не дрожат, биение сердца не оглушает своей громкостью, а в коленях пропадает ощущение слабости.       Риз готов. Точно готов.       Он спокоен, когда мужчина в капсуле делает первый вздох. Спокоен, когда тот открывает глаза и подскакивает, удивленно озираясь вокруг. Спокоен, когда обжигающе горячие пальцы смыкаются вокруг обтянутой красной тканью галстука шее. И даже спокоен, когда в разноцветных глазах напротив горит устрашающая решимость, а воздуха в легких начинает не хватать.       Ученые уже давно отбежали в дальнюю часть комнаты в попытках выйти из лаборатории, которая была запрограммирована автоматически закрыться в ту самую секунду, когда проект будет запущен. Эти люди в ужасе настолько, что кто-то уже надсадно плачет и тихо просит о пощаде, но Риз, несмотря на обстановку, не может ничего с собой поделать и мягко улыбается. Он смотрит в расширившиеся от удивления глаза напротив всего пару секунд и закрывает свои, позволяя гладкому металлу оружия выскользнуть из ослабевших пальцев. Он даже не вздрагивает, когда револьвер с громким стуком падает на пол, вызывая несколько вскриков у перепуганных ученых.       Риз сказал Фионе, что покончит с этим своими руками. Но он не может. Просто не может.       Мир почти меркнет где-то на границах сознания, когда пальцы, вдавливающие кадык куда-то в трахею, ослабляют хватку, а Риз отчетливо ощущает прикосновение чужих губ, запечатленное меж темных бровей.       – Я вернулся, тыковка, – звучит мягкий полушепот где-то сверху, и директор Атласа открывает свои глаза, с удивлением рассматривая улыбающегося мужчину перед ним, – Ты все же справился, Риз.       – С возвращением, Джек, – чуть охрипшим голосом приветствует Риз и сжимает в объятиях вновь самого опасного человека на всей Пандоре и близлежащих планетах. Человека, чьи руки в «прошлой жизни» были испачканы кровью сотни, даже тысячи, людей. Человека, чья жестокость вошла в историю и навсегда там останется.       Человека, который трепетно целует Риза в висок и шепчет слова благодарности, пока пальцы больших теплых ладоней стирают с покрасневших щек прозрачные дорожки слез.