Два чудовища: старый знакомый

На рассвете я вошел в темную спальню Теххи и оцепенел от ужаса: из лиловых утренних сумерек на меня уставились пустые светлые глаза какого-то незнакомого существа. … Я ошеломленно посмотрел на жуткого белоглазого незнакомца, наступавшего на меня из темноты. Теперь он выглядел совсем юным и ужасно растерянным. Действительно, мое собственное отражение… (Макс Фрай, «Зелёные воды Ишмы»)

Когда в Ехо приплыло чудовище из залива Ишма, воды Хурона, в которых оно поселилось, стали опасной ловушкой для многих людей. Странный сон-наваждение о зелёной воде заставлял людей терять всякий рассудок и сломя голову кидаться в воду, на корм Жителю Зелёной Воды. Тайный Сыск спас спящих, а сэр Макс победил песню чудовища, подчинив себе саму реку. По правде говоря, получилось это по нелепой случайности, что, разумеется, не отменяет действия. Побеждено было лишь одно наваждение, но чудовище могло создать новое. И самое главное — ему был брошен вызов. Сэром Максом, кем же ещё. И ему же выпало довести это дело до конца. В качестве приманки. Впрочем, именно у него были достаточно высокие шансы выжить, так что неудивительно. Дело было довольно опасное, впрочем, как и процесс жизни в целом, и сэр Макс это наконец-то осознал. Когда были сделаны те дела, которые нужно было совершить уже давно, и те, которые настойчиво просили выполнить их сейчас, Макс был готов сыграть свою роль в охоте на Жителя Зелёной Воды. Был вечер. Чудовище должно было проснуться ближе к закату. Ночной воздух пьянил ароматом редких цветов и пряностей, ветер приносил от водной глади Хурона свежесть и прохладу. В такие моменты чувствуешь себя неопровержимо, по-настоящему живым. И будто слышишь дыхание самого Мира, в тихом плеске воды, крике птицы, порыве ветра, шуме листвы. Наверное, ради этого чувства и стоит жить. Паром наконец причалил к пристани. Тайные сыщики сошли на берег и уселись прямо на холодные камни у самой воды. — Твой ход, сэр Макс, — весело сказал Джуффин. — Попробуй позволить этому наваждению овладеть тобой. Макс кивнул и уставился на пестрое мельтешение фонарей, отражавшихся в темном зеркале Хурона. Вот среди жгуче-оранжевых точек появилось несколько зеленоватых пятнышек, а потом вся поверхность реки вспыхнула пронзительным изумрудным светом. Невидимый меч Короля Мёнина бдительно заворочался в груди Макса, вызвав острую боль. Она неизменно спасала носителя меча от многих опасных наваждений, но сейчас это было не нужно. Напротив, приманить чудовище можно было только попав под действие его Песни. — Дай мне уснуть! — Обратился Макс вслух к своему назойливому защитнику. — Я хочу немного поиграть в эту игру и проснуться, когда опасность будет совсем близко, не раньше и не позже. Это можно устроить? Но меч Короля Мёнина не согласился с этими доводами. Во всяком случае, боль и не думала исчезать. — Между прочим, у каждого есть свой любимый способ вести переговоры, — заметил Джуффин. Его голос доносился откуда-то издалека. — Если ты сам предпочитаешь беседовать вслух, это еще не значит, что твое мнение разделяют все остальные. Насколько мне известно, однажды этот хитрец Мёнин вступил с тобой в дружескую переписку. Почему бы тебе не ответить тем же — не ему, так его бывшему оружию? — Написать письмо мечу Короля Мёнина? — удивился Макс. — Бред, конечно, но… А у вас есть бумага и карандаш? — Ох, сэр Макс! Ну зачем тебе бумага и карандаш? Ты попробуй написать свое письмо без карандаша и бумаги — это и будет настоящая магия. Макс его понял. Написать письмо без карандаша и бумаги — это немного похоже на уроки Безмолвной речи. Макс сосредоточился и представил, как в неописуемом — или вовсе несуществующем? — пространстве, где-то перед его лицом, в том самом месте, которое кажется темным, даже когда глаза остаются открытыми, вырисовываются крупные неровные буквы. Буквы послушно складывались в слова, а слова — в нужные фразы, те самые, которые он только что говорил вслух: «Дай мне уснуть, я хочу немного поиграть в эту игру, и проснуться, когда опасность будет совсем близко, не раньше и не позже…» И на всякий случай добавил: «Пожалуйста!» Ответ не прозвучал, но тем не менее Макс вдруг понял, что проблем с упрямым мечом Короля Мёнина, готовым защищать его от наваждений даже против воли, больше не будет. Он просто знал это без тени сомнения — оказывается, и так бывает. — Переговоры завершились успешно, я правильно понял? — лукаво спросил Джуффин. Одобрительно похлопал по плечу, вздохнул, рассмеялся — все это почти одновременно. — А теперь еще раз попробуй, какова на вкус эта хваленая зеленая вода? Наваждение не было сладким, это точно. «Я так давно родился, что слышу иногда, как надо мной проходит зеленая вода», — знакомое бормотание звучало в голове Макса, тело накрывала горячая тяжесть гипнотического шепота, дыхание повиновалось его ритму. Кажется, во Вселенной больше не существовало никаких слов, кроме этих: «Я так давно родился, что говорить не могу, и город мне приснился на каменном берегу. А я лежу на дне речном и вижу из воды далекий свет, высокий дом, зеленый луч звезды». Макс и сам уже лежал на дне речном, окутанный зеленым туманом, скорчившись от невыразимой тоски и неописуемой боли в сердце. Это было гораздо хуже, чем обыкновенная физическая боль. Он лежал на дне Хурона, неподвижный, бездыханный и бесконечно беспомощный — почти мертвый. От него не осталось ничего, кроме способности слышать шепот, который говорил ему, что в его жизни вообще никогда ничего не было, кроме смутных, суматошных снов о невероятной человеческой жизни, о подвигах и приключениях, о любви, боли и чудесах. Обо всем, что никак не могло случиться с ним наяву, потому что его самого тоже никогда не было. Был только никчемный кусок бесполезного мяса, наделенный смешным талантом видеть сны — о прекрасном городе на каменном берегу, например. Не было сил избавиться от отвратительного наваждения, не было сил подумать о чём-то ещё, кроме настойчивого шёпота и того, что он навевал, в чём убеждал. И почти убедил. Единственным, что не давало раствориться в страшном наваждении окончательно, было незыблемое убеждение в том, что если сознание человека способно ещё хоть на что-то, хотя бы и слышать гипнотический шёпот о собственном несуществовании — значит человек всё ещё жив, или по крайней мере существует хоть где-то. Вот такой парадокс. Но осознать его, собрать силы для проведения дальнейшей логической цепочки было решительно невозможно, разум заполняло чужое бормотание о зелёной воде, как вода заливает прохудившуюся лодку. В этот момент Шурфу показалось, что наваждение приобрело над его другом слишком большую власть. Но он не решался разбудить его, несмотря на своё беспокойство. Он ждал, что будет дальше, готовый атаковать чудовище, как только это станет возможно. Макс больше не лежал на месте. Его подхватило какое-то мощное течение и поволокло по речному дну — неспешно, но неумолимо. Шурф последовал за другом по воздуху, напряжённо следя за развитием событий. Он догадался, что течение не было естественным, а значит чудовище клюнуло на живца… Теперь — самое важное. Уничтожить монстра, едва можно будет понять его точное местоположение, едва он хоть чуть больше проявится в мире. А сделает он это только для трапе… Огромное щупальце со страшной скоростью рассекло воздух, швыряя Шурфа в воду. Ответ не заставил себя ждать, ослепительная белая вспышка магии ударила во врага… и растворилась в мутно-зелёном щите. Чудовище и в самом деле было древним. Очень древним. Сокрушительно древним. Оно обладало разумом и помнило начало этого Мира… И оно обладало магией, не могло не обладать, причём той всесокрушающей Силой, что присуща всяким хтоническим существам… Щупальца заключили тело Шурфа в тугое кольцо, да так, что ни поколдовать, ни даже вдохнуть толком. И с Максом аналогично. Тот по-прежнему под властью наваждения, и вот это уже по-настоящему плохо. С силой такого Вершителя даже хтоническому чудовищу тяжело совладать. Очевидно, Жителю Зелёной Воды это тоже пришло в голову. Или более яркая аура показалась более питательной? Во всяком случае, в предназначении проявившегося в этом Мире щупальца не стоило сомневаться. Такие твари вполне могли вытянуть подобными свою пищу из жертвы. А пища их — жизненная сила, сладкий нектар, содержащийся во всяком живом существе. До остального тела доходит черёд потом… Шурф знал, что в прямом противостоянии с окончательно проснувшимся Жителем Зелёной Воды нет смысла. Никто не победит. Может, и удастся спровадить тварь прочь… И заодно разрушить в противостоянии весь Ехо. И то не факт, что монстр не справится с горе-охотниками много, много раньше, чем решит отступить. Значит, они обречены. Что ж, это не самый плохой вариант, по сравнению с гибелью от анавуайны, например… Это существо по крайней мере не трогает душу, такие материи его уже не интересуют. Да и не властно оно над этим. В конце концов, право на сохранение жизни сознания священно. Они обречены. Одно щупальце протянулось к Максу, второе уже тянется к самому Шурфу. Какая горькая ирония! Пережить Смутные времена, скрыться от жаждущих мщения мёртвых Магистров, пережить множество опасностей за годы службы в Тайном сыске, и в конце концов стать ужином древнего чудовища! Правда, ему ещё грех гневаться на судьбу! Если на то пошло, одна из передряг рано или поздно этим бы и закончилась, счастье, что столько прожил. А Макс? Он моложе Шурфа на несколько сотен лет, ему бы ещё жить и жить! В последний момент Шурф, не выдержав, прикрыл глаза. Щупальца взметнулись, предвскушая насыщение, и… остановились. Чудовище шумно, словно в гневе, всколыхнуло воды Хурона. Знакомый всепроникающий шёпот пронёсся над берегами, проникая в сознание каждого, находящегося поблизости. — Ты… Здесь… Опять… Что случилось с тобой, старый друг? Твой разум мутен, как болотная вода, Сила твоя вновь спит в тебе, словно в малом ребёнке, и память твоя подобна памяти безумца. Кто сотворил подобное? У кого хватило силы и глупости? Впрочем, ныне ты и сам не знаешь… Что ж, в память о былом, я помогу тебе и здесь. Снять с тебя заклятье мне легко, а дальше ты и сам всё знаешь…