----
Том сидел на ужине за слизеринским столом и не отводил глаз от входа в Большой зал. И ведь знал, что она не покажется, но надежду не оставлял. Он не мог думать ни о чем, кроме нее: о том, как ему хотелось, чтобы она была рядом; как он понимал, что она, словно солнце, освещала его вселенную; как он переживал, что кошмары не дадут ей спать; как он скучал по утрам, когда просыпался и притягивал ее ближе к себе… Прошло два дня с тех пор, как он видел ее в последний раз. Два кажущихся вечностью дня, каждая секунда которых тянулась невообразимо долго. И все более ясно становилось, что Том с трудом выдерживал без нее даже такой короткий срок. А уж вечность без нее звучала теперь как наказание, а не цель. Проклятие. Вот, чем становилось бессмертие в одиночестве. Не было ни минуты, чтобы Тома не разрывало от воспоминаний о том, как она посмотрела на него, когда он предложил ей создать крестраж. С ненавистью. Болью. Словно ее предали. Кажется, этот взгляд он не забудет уже никогда. Потерять ее из-за собственного эгоизма… С таким тяжелым уроком Том не сталкивался ни разу за всю свою жизнь. И он обязан был все исправить. Потому что она – его будущее. Без нее у него не оставалось ни мечты, ни утешения, ничего. Лишь очень привычная пустота. И пусть никогда сердце Тома не пронзало столь сильной болью, он все равно выбирал ее, а не ту пустоту, что жила в нем до встречи с Авалон. Авалон. В ней весь смысл. Был и всегда будет. Но самое ужасное — Том не был уверен, посмотрит ли она на него как прежде хоть когда-нибудь. Боялся, что потерял ее навсегда. И ведь именно его любовь к ней в итоге лишила ее доверия к нему. Его желание держать Авалон рядом оттолкнуло ее далеко от него. Страх потерять ее привел к тому, что Авалон ушла, а Том никак не мог осознать, что она так стремительно ускользнула сквозь пальцы, в то время как он только узнал, что вообще такое любовь. Том все еще учился. И он продолжит учиться, пока не станет тем, кого она заслуживает. Потому что, даже если она никогда больше на него не посмотрит, его взгляд предназначался только ей. До конца времен его сердце будет в ее власти. От еды становилось тошно – у Тома и так не было аппетита, а от радостного щебетания вокруг еще сильнее болела голова. Поэтому он встал и торопливо вышел за дверь. Мир расплывался в тумане – безликие люди, неразличимые разговоры, неуловимое счастье… Вплоть до слизеринских подземелий ноги несли его вперед и вперед. Словно чужой для времени, в одно мгновение он стоял в коридоре, в следующее – рассеянно врезался в кого-то на пути в свою комнату, а потом – уже положил ладонь на ручку и толчком открыл дверь. И как только Том вошел, его охватил ужас. Липкое сомнение, непроходящее раздражение и мучительное опустошение накрыли Тома приливной волной, обрушиваясь на него и топя в своем отчаянии. И он нехотя приблизился к прикроватной тумбочке. Пальцы вцепились в ящик, выдвинули его, и свету открылись две самых больших ошибки Тома. Кольцо, которое он попытался взять, тут же начало жечь, и Том, поморщившись, быстро запихнул его в карман – настолько невыносимой была боль. Избавиться от него хотелось как можно скорее. Следом взгляд Тома упал на дневник. Он лежал там, будто насмехаясь над ним. Дразня его. Испытывая. Сердце стучало быстрее чем когда-либо, и он нехарактерно дрожащими руками потянулся и взял этот проклятый дневник. Иронично. Никогда в жизни он не думал, что его собственная душа будет бороться против него же. Отгонять его, чтобы защитить себя. Том изо всех сил старался не обращать внимания на словно разрастающуюся в груди дыру. Если поддаться создаваемому крестражами страху, станет только хуже, поэтому Том задавил его и сосредоточился на том единственном, что могло помочь ему справиться: Авалон. На мыслях о ее смехе, улыбке, глазах, коже, обо всем. Мыслях о ней. Сознание подуспокоилось — но лишь настолько, чтобы напомнить Тому, что он должен был сделать. Не мешкая больше ни секунды, он вышел из комнаты и направился в сторону второго этажа замка. Тем временем Авалон сидела на своей кровати, сверля взглядом маховик времени. Весь день у нее в голове крутилась одна и та же мысль: она могла уйти. Вернуться домой. По-настоящему. Могла попытаться продолжить свою жизнь. Попытаться забыть обо всем кошмаре, который она натворила здесь. Вернуться туда, где ей было место, и попробовать спасти то, что она потеряла. Возможно, Том изменился достаточно, чтобы не свернуть на дорожку Лорда Волдеморта. И, возможно, Орион и правда мог за ним присмотреть. Вдруг Авалон в принципе никогда и не нужно было убивать Тома? Что, если на самом деле ему лишь нужен был человек, который подтолкнул бы его к свету? Она взяла маховик в руки, не сводя с него потерянного взгляда; большой палец провел по внешнему кольцу. Как же ей хотелось просто прокрутить его вперед и вернуться в ту жизнь, которой она жаждала… Авалон оглядела комнату, и на губах появилась грустная улыбка. Вопреки всему, в этом времени она нашла свой второй дом. В Орионе, Зельде, Кларе… и красивом разрушительном рае с Томом. Услышав приближающиеся шаги, она быстро запихнула маховик времени в школьную сумку, а в следующую секунду в комнату зашла Зельда. Авалон заставила себя улыбнуться и отодвинула свои мысли куда подальше. Потому что, как бы соблазнительно ни было вернуться домой, она знала: до тех пор, пока у Тома остаются крестражи, она ни за что не сможет уйти с чистой совестью. Такой риск она себе не позволит. — Я тут занималась с Джейн какое-то время, — Зельда закинула книги на стол и, опершись на стул, внимательно посмотрела на Авалон. — И уже возвращалась сюда, как вдруг увидела Реддла… и он выглядел довольно… нервным? Так что я типа… прогулялась за ним немного…. — Ты за ним следила? — неверяще усмехнулась Авалон. — Как любая хорошая подруга! — возразила Зельда, вскидывая руки в воздух. — Но потом я увидела, как он зашел в туалет девочек на втором этаже… — Заброшенный? — прищурилась Авалон. Зельда кивнула. — Конечно, это показалось мне немного странным. Туда я за ним не пошла — подумала, что он увидит меня, если попытаюсь. Но я решила, что лучше дать тебе знать. При мысли о том, зачем Том мог вернуться в место, где он убил Миртл Уоррен, Авалон охватил всепоглощающий ужас. В голову закрались подозрения – и Авалон молилась, чтобы ее теории оказались ложными, — но терять время было нельзя. Она быстро бросила тихое спасибо Зельде, а затем схватила палочку, выбежала из комнаты и со всех ног помчалась мимо людей в гостиной. Мысли метались как бешеные. И пусть Авалон не до конца понимала, чего ожидать, дурное предчувствие съедало ее изнутри. Больше всего пугало то, что она совершенно не представляла, что он мог затеять. И эта бесконечность вариантов тревожила неимоверно. С Томом никогда ничего нельзя было знать точно: она никогда не знала, ни что между ними происходит, ни на что он все еще способен, ни где он лгал, ни что будет дальше. И именно это отталкивало от него, но в то же время… именно это и притягивало. Она никогда не знала, чем он ее удивит, что он сделает, чтобы украсить ее день, до чего дойдет, чтобы показать, что ему не все равно. И никогда не знала, чего ожидать: хорошего или плохого. Авалон бежала по замку, всем нутром ощущая – нужно спешить. И едва ли замечала однокурсников, которые пытались остановить ее, чтобы поздороваться. Очень быстро тревога брала над ней верх, и Авалон ничего не могла с этим сделать. Она боялась. До ужаса боялась думать, что Том мог замышлять что-то за ее спиной – что он мог просто вернуться к становлению Темным Лордом. Потому что Авалон знала, что у нее не оставалось никаких последних шансов для него. Если он еще хоть раз перейдет черту, ей придется стереть их обоих с лица земли адским пламенем. Она боялась, потому что он не должен был значить для нее так много. Такого она точно не планировала. Она не думала, что полюбит его. Не думала, что вообще узнает его. Но, к лучшему или худшему, его сердце она теперь знала, как собственное. И ей хотелось, отчаянно хотелось цепляться за надежду, что даже после всего, что он сделал, у него еще был шанс на искупление. Но, когда она вошла в заброшенный туалет, веры быстро поубавилось. Нервно сглотнув, Авалон окинула взглядом тихое помещение. Миртл не показывалась. Впрочем, она и умерла только год назад… Интересно, сколько пройдет времени, прежде чем она вернется, до конца времен запертая в стенах замка?.. При мысли, что Том меньше года назад отнял невинные жизни, становилось невыносимо горько. Единственное, что сделала Миртл, – была маглорожденной. И из-за предрассудков, за которые так долго держались Том и его последователи, она лишилась жизни. Авалон подумала о Кларе. Как Том столько времени позволял своей шайке так ужасно с ней обращаться… как он прощал и даже поощрял столь жестокое обращение без всяких на то причин, кроме фанатизма и ненависти. Это ужасно разочаровывало, и как бы Авалон ни хотела видеть в Томе лучшее, она постоянно держала в голове его бесчисленные ошибки и недостатки. Но потом она подумала о многообещающей дружбе Тома с Кларой, которая сложилась теперь. Как они вдвоем сидели в Выручай-комнате и сравнивали записи, пока Авалон и Орион общались в сторонке. Как Том огрызался на других парней, когда те высокомерно отзывались о маглорожденных – как он казался совсем иным человеком. Однако правда заключалась в том, что он был все тем же Томом. Ошибки минувших дней останутся с ним навсегда. И как бы Авалон ни хотела верить, что она могла отделить Тома от его прошлого, на то, чтобы исправить эти ошибки, ему придется потратить всю жизнь. Вздохнув, Авалон тряхнула головой и шагнула вглубь уборной. Тревожную тишину, от которой по спине пробегал холодок, нарушали лишь эхо ее шагов и слабо покапывающий где-то кран. Тома нигде не было видно, но, как только Авалон посмотрела вперед, стало ясно, почему. Перед ней в самом центре стояла раковина, открывающая темную, зловещую лестницу, которая спускалась в беспросветный мрак. Подойдя ближе, Авалон заметила крошечную змейку, выгравированную на медном кране. Вход в Тайную комнату… В мыслях всплыли воспоминания о том, как ее открывали на втором курсе. Сложно забыть то отчаяние, которое Авалон чувствовала поздними ночами, когда они с Гермионой засиживались в библиотеке до первых лучей рассвета, пытаясь выяснить, что стояло за внезапными нападениями на студентов, и наблюдая, как их сверстники становились жертвами неизвестной твари… Василиска. Воображение моментально подкинуло яркую картинку ужасов, что подстерегали ее там, внизу, и к горлу подкатила тошнота. Кто бы мог подумать, что вход в Тайную комнату окажется в туалете для девочек… Вот в такие времена Авалон очень жалела, что Гарри не рассказал ей больше о событиях второго курса. С ним и Роном она сблизилась только на третьем, когда Гермиона познакомила ее с ними, и как бы сильно Авалон ни хотелось выведать у них все секреты, подходящего времени на вопросы так и не представилось. И сейчас, при виде загадочного прохода, все внутри сжалось от тревоги, и лицо перекосило. Зачем Том отправился в Тайную комнату? Авалон не знала и не была уверена, что хочет знать. Сил хватило лишь на то, чтобы сделать глубокий вдох и попытаться успокоиться, а потом одним взмахом палочки разбить ближайшее зеркало. Потряхивающимися руками Авалон взяла самый большой осколок, который ей удалось найти, и на секунду задержала взгляд на своем отражении, собираясь с духом перед тем, что ждало ее внизу. В глазах застыл страх, но она, стараясь не думать об этом, мотнула головой и медленно шагнула в проход. Авалон шла максимально тихо, однако в спускающейся во тьму пещере все равно звенело пугающее эхо шагов и капания воды. От холодного воздуха кожа покрылась стаей мурашек. Когда Авалон оказалась у подножья лестницы, увидеть что-то перед собой стало почти невозможно: всё окутывала тьма. Авалон прошептала «люмос» и осветила пространство, чтобы хоть как-то разбирать дорогу. Но даже со светом тоннели оставались не менее зловещими, чем та страшная сцена, которая вырисовывалась у нее в голове. Авалон поплелась вперед, краем сознания замечая, что передвигать ноги получалось все сложнее из-за прилипавшей к подошве грязи. Воздух был спертым от запаха плесени и застоявшейся воды, но Авалон сосредотачивала все внимание исключительно на тех едва различимых звуках, эхо которых разносилось по тоннелю. Они вели все глубже и глубже в темноту, и сердце Авалон бешено стучало, но она решительно отдалялась от безопасности замка наверху. Каждый раз на развилке или повороте Авалон останавливалась и осторожно придерживалась рукой за угол, заглядывая в зеркало, чтобы убедиться, что василиск не ползал где-то в тени, и только потом делала глубокий вдох и продолжала путь. Время тянулось так, будто каждая секунда длилась целую вечность, и она поймала себя на том, что надежда найти выход из бесконечных тоннелей, захлопывающих ее в ловушке, стремительно иссякает. Уже и собственная тень кралась, словно притаившееся чудовище, которое следовало за ней по пятам. С неохотой Авалон сделала очередной шаг, но тут же отскочила назад – внизу что-то отчетливо хрустнуло. Она опустила взгляд — под ногами и вдоль всего дальнейшего пути были разбросаны бесчисленные кости. Брезгливо зажмурившись, Авалон постаралась унять отвращение и только тогда смогла продолжить идти – хотя теперь она уже внимательно проверяла, куда ступает. Впрочем, костей вскоре стало настолько много, что уже всю поверхность усеивали останки несчастных существ, когда-то забредших в эти тоннели. Но что беспокоило Авалон гораздо больше – так это огромные, хаотично валяющиеся острые клыки… Она не знала, сколько времени провела в этих проходах. То ли несколько минут, то ли несколько часов. Словно в неуловимом тумане, она спотыкалась и бесцельно брела мимо поворотов, изгибов, а сердце, подгоняемое усиливающимся переживаниями, стучало все быстрее и быстрее.----
Том стоял в центре Тайной комнаты. В ушах ужасно, противно звенело. В одной руке он держал дневник, а в другой – клык василиска.. План уже был обдуман, решение принято, но смириться с тем, что ему предстояло сделать, становилось ничуть не легче. Том опустил взгляд на дневник, созданный почти шесть месяцев назад. Насколько же иначе все казалось тогда… Прежний он хотел лишь одного – спастись от вездесущей угрозы смерти, и это отчаяние привело его к поиску бессмертия как единственного пути гарантированно избежать своего самого большого страха. Но теперь Том понимал, что в мире существовали вещи в разы хуже смерти. Понимал, что в мире есть человек, жизнь которого он ценил больше собственной. И если ради ее счастья ему придется уничтожить весь мир дотла и самому пойти с ним ко дну, он сделает это. Потому что она – его величайшая любовь, величайшая надежда и величайший страх. Поэтому, отбросив все сомнения, Том упал на колени, положил дневник, и в следующее же мгновение клык василиска взмыл в воздух, чтобы вонзиться в кожаный переплет. А потом – боль. По комнате разлетелся мучительный крик – от раздирающей пытки, взявшей верх над всеми его чувствами. Не похожей ни на что. Тело охватила невыносимая агония, своим напором заставив Тома рухнуть. Разум его молил лишь об одном – пусть оно прекратится. Время потеряло значение. Боль разрывала его тело на части, не оставляя ни секунды покоя, и крики все продолжали вырываться из горла.. Прошло несколько мгновений, но казалось, что потребовались часы, прежде чем агония постепенно начала сходить на нет. В груди горело, и Том жадно хватал ртом воздух, пытаясь собраться, но из-за отголосков этой пытки сфокусироваться было невозможно. И ведь это даже не конец. Пошатываясь, Том потянулся в карман и достал кольцо, которое тут же бросил на пол перед собой – оно обжигало. Смотреть на него было странно. Последняя оставшаяся часть его разорванной души, дрожащая на полу от предчувствия неизбежной гибели. Голова раскалывалась от тонкого звона в ушах, а сердце билось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Привычное Тому спокойствие полностью взял в заложники невообразимый ужас. Трясущимися пальцами опять схватив клык, Том устало подошел к взбесившемуся кольцу. Чем ближе он подходил, тем сильнее болела голова, пока боль не стала настолько острой, что он со стоном поморщился. Звук, словно издевка над ним за предательство самого себя, оглушающе пронесся по всему помещению. Но Тому было плевать. Он уничтожит чертово кольцо, даже если это будет последнее, что он сделает. «Ты совершаешь ошибку». Голос Авалон прозвенел в его голове столь ясно, что взгляд невольно заметался по комнате, в отчаянии желая ухватить отблеск той, кому голос принадлежал. Но ее нигде не оказалось – это была лишь последняя попытка крестража защититься. «Ты теряешь себя ради того, кого и так уже потерял». Том яростно замотал головой, стараясь не слушать, но отгородиться от этого голоса, который жил в самой глубине его сознания, было почти невозможно. «Это ничего не изменит. Тьму в тебе не убрать. А я никогда не смогу полюбить такого человека, как ты». Авалон услышала крики Тома и стремглав помчалась на звук. Только когда она начала видеть тусклый свет в конце тоннеля, к ее упавшему духу вернулось подобие надежды. Медленными и осторожными шагами Авалон тихо пошла на свет, и первым, что она увидела, оказалась огромная каменная дверь, возвышавшаяся впереди. Ее очерчивали такие же каменные змеи, разделяясь у края и открывая взору Тайную комнату. Само помещение встретило Авалон длинными рядами змеевидных колонн, которые отбрасывали тени по всему освещенному слабым зеленым светом проходу. Быстро спрятавшись за ближайшей колонной, она аккуратно заглянула в осколок зеркала, чтобы увидеть хоть что-то, и в следующую же секунду заметила Тома – всего за мгновение до того, как он погрузил клык василиска в кольцо, лежащее перед ним на полу. Том думал, что боль, хуже той, которую он испытал при уничтожении дневника, представить невозможно – он чудовищно ошибался. Это было невыразимо. Нечеловеческая пытка. Такая, что заставила бы даже самого сильного человека молить о смерти. Такая, что ранила даже не физическое тело – а изнутри разрывала на кусочки саму душу. Мука от потери части самого себя. Боль от создания крестража – которая буквально раскалывала душу – не шла ни в какое сравнение с чувством от уничтожения осколков, создание которых далось ему с таким трудом. Он не мог даже дышать. Где-то на краю сознания Том услышал, как кричат его имя, и увидел размытую фигуру, что бежала к нему. Но, как только почувствовал прикосновение к руке, он понял, что это она. Различить, что она говорила, не получалось, но в голосе ее звучал безумный страх. Том хотел взять ее руку и сказать, что с ним все в порядке, но не мог. Ему едва удалось хотя бы приоткрыть глаза, чтобы увидеть Авалон рядом – тело будто пронзало тысячей ножей, с каждой секундой уничтожая рассудок. Вдруг пол задрожал. Уровень воды в комнате стал стремительно расти, угрожая затопить ее всю, и очень быстро поток поднялся чудовищным цунами, а разрушенное кольцо отлетело назад, пропадая в бушующей воде. Боль начала утихать, и вовремя – потому что Том успел заметить надвигающуюся на них ревущую волну. За секунду до того, как она обрушилась на них, Том быстро схватил Авалон и потянул ее на себя, прижимая ее голову к своей груди и закрывая ее руками в импровизированной попытке смягчить удар водяного полотна. В следующее же мгновения их накрыло мучительно ледяным потоком. А потом – так же быстро, как и появилась, – вода опять исчезла в стоках, протянутых вдоль комнаты, а Авалон с Томом остались наедине с их бешеным пульсом. Слыша сердцебиение Тома под собой, Авалон медленно освободилась из его хватки и осторожно отодвинулась, а взгляд заметался по сторонам. Она заметила дневник, в центре которого, там, где его пронзил клык, зияла дыра, а страницы промокли и потрепались – теперь дневник представлял собой только пустую оболочку сосуда, в котором когда-то хранилась часть души Тома. Когда Том наконец открыл глаза, то увидел ее полное беспокойства лицо. Даже после всего, через что Авалон из-за него прошла, она все равно смотрела на него так, будто хотела, чтобы с ним все было хорошо – будто нуждалась в этом. В теле еще чувствовалась остаточная боль, но это было так, словно внутри порвали невидимую струну, тем самым отделяя его от той части себя, которую он больше не хотел сохранять. И, смотря на Авалон, Том чувствовал, что агония того стоила. Что он пережил бы такое еще миллион раз, если это означало, что, когда он очнется, она будет рядом. – Мерлин, Том, – ошарашенно выдохнула Авалон. – Ты в порядке? – Лучше не бывает, — проворчал он, опираясь на локти. Но при виде нее его взгляд смягчился. – Что, черт возьми, ты делал? – почти прошептала она. – Просто проветривал голову. А на что похоже? – усмехнулся он. – Ты их уничтожил, – проигнорировала она его слова. – Почему? Том помолчал немного, посмотрел на искореженный крестраж, осознавая, что он навсегда утратил часть своей души, и выдохнул. – Я понял, что я больше не вижу смысла в вечной жизни. – Что изменилось? – Наверное, я наконец-то пришел в себя, – он провел рукой по мокрым волосам. – Я совершил ошибку… похоже, в этом я мастер, – сказал он и, на мгновение утихнув, сел прямо. – Том… – Я не лгал, когда сказал, что люблю тебя, – выпалил он. – И я не перестану это говорить, пока ты мне не поверишь. Я обещал, что больше никогда не причиню тебе боль, но я нарушил обещание, и я прошу про… Не дав Тому договорить, Авалон наклонилась к нему, обвила его шею руками и прижалась губами к его губам, а Том плавно лег обратно на пол, не убирая руки с ее талии, и облегченно выдохнул. Поцелуй длился недолго, но казалось, будто весь мир вокруг замер. Когда Авалон в конце концов отстранилась, Том прижался своим лбом к ее и посмотрел ей в глаза. – Я люблю тебя, Том, – она нежно коснулась пальцами его щеки. – Я буду любить тебя весь тот отрезок вечности, что нам отпущен, – ответил он. ---- Пока Авалон и Том возвращались в слизеринскую гостиную, похожие не пойми на что, они волей-неволей притягивали любопытные взгляды студентов, но оба не обращали на это никакого внимания. Держась за руки, они шли по замку, окутанные молчаливым спокойствием, но то была уютная тишина. И все же Том не мог не заметить, что Авалон стала какой-то совсем непривычно тихой и озадаченно смотрела себе под ноги. – Давай уже, выкладывай, – улыбнулся он. Авалон открыла было рот, но застыла, а потом закрыла его обратно, явно сомневаясь в своих словах. Наконец она спросила: – Где, черт возьми, был василиск? – Он приходит, только если я позову, – усмехнулся Том. – А ты хотела бы его увидеть? – Ты, мать твою, чокнутый, если думаешь, что я еще хоть раз переступлю порог того места, – нахмурилась она, зарабатывая в ответ чистосердечный смешок. Тем временем Том шагнул вперед ко входу в гостиную и произнес пароль, после чего за дверью показалась оживленная, наполненная множеством слизеринцев, комната. Все тут же повернулись на пару с до сих пор не высохшими волосами и в потрепанной одежде. На диванах в углу сидели Аксель, Розали и Орион, и при виде Тома с Авалон, взгляд последнего сузился на их переплетенных пальцах. Он встал, махнув паре рукой в призыве пойти за ним, и молча двинулся к своей комнате. Том слабо простонал, а Авалон почувствовала, как щеки краснеют от осознания, что Орион наверняка решил, что она сошла с ума, раз вернулась к Тому. Поэтому они вдвоем нехотя проследовали за Орионом. Стоило им войти, как Орион быстро закрыл за ними дверь и накинул чары от подслушивания. Когда он развернулся, презрение на его лице можно было сравнить с тем, что Авалон видела у своей тетушки, когда та ловила ее на попытке тайком вернуться домой после побегов ради выпивки с близнецами. – Кажется мне, я что-то упускаю, – кивнул на них Орион. – Да уж, это точно, – неловко потерла шею Авалон. – Я уничтожил оба крестража, – сказал Том, но Орион не перестал хмуриться. – А где гарантия, что ты просто не создашь еще? – недоверчиво спросил он. Авалон увидела, как напрягся Том, но оказалась вынуждена признать, что в словах Ориона был смысл. – Все это время я был на твоей стороне, Реддл. Но я видел, как ты снова и снова причиняешь ей боль. И, Ава, я не смогу смотреть, как тебе опять разобьют сердце. – Я больше никогда не причиню ей боль… – Но ты никогда и не хотел, так ведь? – вздохнул Орион. – Но причинял. Я хочу верить, что ты меняешься, Том, хочу, однако… – Я знаю, что виноват, – прорычал Том и, повернувшись к Авалон, добавил: – И я собираюсь потратить всю оставшуюся жизнь, пытаясь загладить свою вину. Хотел бы я сказать, что больше никогда не совершу ошибок, но не могу. Я все равно буду ошибаться, потому что учусь быть лучше ради тебя. Но я сделаю все возможное, чтобы стать достойным твоего сердца. – Тогда поклянись ей, что ты оставил прошлое позади, – вставил Орион, переводя на себя внимание обоих. Комнату накрыла ледяная тишина. Он прожигал Тома взглядом в ожидании ответа. – Орион… – начала было Авалон. – Я предельно серьезен, – перебил ее тот. – Поклянись ей прямо сейчас, что ты больше не создашь эти чертовы крестражи. Если любишь ее так сильно, как говоришь, то докажи это. Том прищурился: – Ты намекаешь на… – Непреложный обет, – кивнул Орион неумолимо. Весь воздух в комнате словно высосало, пока они втроем стояли там. Авалон и Орион ждали ответ Тома, и Том уверенно протянул ей руку. Авалон встретилась с ним взглядом, однако в нем не было ни тени сомнений. Так что она крепко взялась за его запястье, после чего Орион достал палочку, коснулся ею соединенных рук и сказал: – Клянешься ли ты, Том Реддл, прекратить поиски бессмертия? Без какой-либо паузы Том ответил: – Клянусь. Тонкая сияющая нить обвила их руки. Орион продолжил: – Клянешься ли ты отказаться от создания новых крестражей? – Клянусь, – сказал Том. Еще одна нить обвила их руки, а потом, как только Орион опустил палочку, обе растворились в воздухе. Пару мгновений никто не произносил ни слова. Авалон смотрела на свое запястье, а перед глазами все еще стояло сюрреалистичное воспоминание о светящейся связи. И он сдержит слово, подумала она про себя. Сдержит.