Одни дома

      Автомобиль въехал на участок перед особняком и плавно затормозил. Двое подростков подцепили свои школьные рюкзаки и направились к входной двери. Дом встретил своей привычной роскошью и одновременной суетой, которая происходила здесь, казалось, все время с тех пор, как две семьи стали обитать вместе под одной крышей.       Даня сразу же забежал по лестнице на второй этаж, поскольку случайно облился в машине водой, и теперь стремился поскорее вылезти из неприятно намокшей одежды, а Ваня направился в гостинную, к источнику всеобщего шума. Там сидели обе мамы, которые дружно обернулись на сына, прерываясь от своего обсуждения: — Ванечка, вы уже вернулись! — воскликнула Лида, откладывая на журнальный столик чашку с чаем. — Проходи, милый, — парировала Полина, похлопывая по месту рядом с собой на диванчике, — как дела в школе? — Вопрос не по адресу, — усмехнулся Ваня, — нормально все, — затем все–таки ответил он. — Ну и ладно, — махнула рукой Лида, — нам все равно надо с тобой не об этом поговорить. — заинтриговала она. — В общем–то мама права, —продолжила Полина, — сегодня дом остается на вас с Данечкой, мы с мамой Лидой и Миланой идем на открытие выставки, потом скорее всего задержимся на фуршет, — продолжала она, но была перебита Лидой: — Еще бы, Миланка не задержалась, там же это, телевидение снимать приедет, —широко рассмеялась она. — Ну да, не без этого. — снисходительно подтвердила Полина. — А все остальные? — заинересованно протянул Ваня, поскольку покой обычно этому дому только снился. — У папы Антона встреча с друзьями в доме у Оганянов, а у папы Леши и Виктора Алексеевича свои планы, — неопределенно махнула она рукой и снова оказалась перебита Лидой: — Да, конечно, планы у них, а то я не знаю, что у них за планы, примут сорок градусов на грудь и все, счастье им! — И ты его отпустила? — усмехнулся Ваня. — Да черт с ним, пускай идет, настал и на его улице праздник. — Я что–то пропустил? — спросил Даня, незаметно подкравшийся сзади, и теперь возвышался за Ваней, невзначай касаясь пальцами его плеча. — Нет, милый, рассказывали только что Ване, что дом сегодня остается на вас, и в связи с этим большая просьба, собственно из-за чего и затевался этот разговор – не устраивайте, пожалуйста, здесь ничего грандиозного, я не хочу потом по дому натыкаться на всякие осколки, которые проглядела Катя, и, не дай Бог, еще что–то посерьезнее. Плюс папа Антон будет совсем неподалеку, и, давайте, не будем его расстраивать. — Да без проблем, мам. —обворожительно улыбнулся Ваня, в голове которого уже зрел совершенно другой план, отнюдь не связанный ни с чем из вышеперечисленного мамой Полиной.       После этого разговора мальчики направились в свою комнату, и, как только за ними захлопнулась дверь, Ваня вальяжно раскинулся на кровати, буравя взглядом Даню, который все еще очень забавно стеснялся от такого внимания. — Ну, что, Данек, какие планы на вечер? — усмехнулся он. — Мамы же сказали: никаких вечеринок, — ответил тот, опускаясь на краешек кровати. — А я не про это говорю, — заговорщически улыбнулся Ваня, — по–моему, это тот редкий случай, когда мы с тобой совсем одни, и никто не вломится в эту дверь, не позовет нас с первого этажа и не помешает нам. Понимаешь, о чем я говорю? — Кажется, понимаю, — вновь засмущался Даня, отводя взгляд куда–то в сторону, — ты хочешь, чтобы этот вечер был только нашим. — И не только вечер, малой, не только вечер.

***

       Отношения между парнями начались пару месяцев назад, когда Ваня однажды ушёл в душ, совсем непредусмотрительно забыв свое полотенце в комнате, и стал вызывать подмогу в лице новоявленного брата. Тот, конечно же, не отказал в помощи, но в очередной раз как–то неприлично долго задержал взгляд на влажных каштановых локонах, каплях воды, стекающих с них на подтянутое тело к кромке черных боксеров, и на стройных, чуть расставленных, длинных ногах. Пальцы коснулись пальцев, перебирающих мягкое полотенце, а по телу при этом вновь прошелся какой-то разряд тока. Ваня, решивший, что хватит между ними этих странных недомолвок и напряжения, которое порой можно было потрогать в воздухе, притянул Даню за это самое полотенце к себе и поцеловал, рассчитав, что сейчас ему либо позволят, либо оттолкнут раз и навсегда. Не оттолкнули. А ответили, очень неумело и робко, но ответили. После этого они негласно начали отсчет своих отношений, но дальше тех же поцелуев и редких ласк они никогда не заходили, ночуя вместе не так часто, как хотелось бы, ведь дом, полный людей, никак нельзя было не брать во внимание. Но Ваню, более продвинутого в делах амурных, такой расклад вещей уже не совсем устраивал. Ему хотелось перейти ту самую грань, всецело забрать себе своего человека, отдавшись, кажется, первому в жизни настоящему чувству. Даня, наверняка, этот взгляд тоже разделял, но, в силу своей природной стеснительности, не выражал этого так явно.       И вот, домочадцы все разъехались по своим делам, а Катя была законно отпущена пораньше на выходной в субботу вечером. Ваня вошел в комнату, на всякий случай, все–таки запирая за собой дверь, а Даня все еще копался в своем ноутбке: — Данек, смотри, что нарыл. — продемонстрировал он бутылку вина, стащенную из отцовских запасов. — А ты готов прямо с порога начать, я смотрю? — усмехнулся Даня, оборачиваясь к нему. — Ну, да, а что тянуть–то. Или ты передумал? — настороженно поинтересовался он. — Нет, но, может, мы сначала фильм там глянем... — протянул тот, с надеждой поглядывая на Ваню. Ваня дураком не был относительно того, что касалось его Дани. Он прекрасно понимал, что тому, наверняка, страшно и неловко, поэтому согласился, бросив: «фильм, так фильм».       Вино все–таки разлили по бокалам и устроились на широкой кровати с ноутбуком на коленях, выбрав что–то нейтральное, без особого сюжета, потому что оба в глубине души понимали, что кино, очевидно, досмотрено не будет. Где–то после первых десяти минут Ваня заботливо приобнял Даню, а тот устроился на его плече, щекоча шею волосами. По мере того, как опустошались бокалы с изысканным французским брютом, Ваня медленно, но верно переходил к действиям, рассудив, что алкоголь уже достаточно расслабил слегка зажатого парня рядом. Он поглаживал его плечо и водил носом по макушке, затем стал оставлять на ней невесомые прикосновения губами, медленно переходя ниже на скулы, а затем подцепил пальцами подбородок, приподнимая голову и затягивая в настоящий поцелуй. Другой рукой он закрыл ноутбук, откладывая его в сторону. Парень почувствовал, что его обнимают за талию, и потащил Даню вниз, полноценно укладывая его на спину, при этом оглаживая руками все, до чего мог дотянуться – касался лица, а потом перешел с поцелуями на шею. Даня же зарывался руками в мягкие волосы, перебирая их пальцами и постанывая от переполняющих его эмоций. В какой–то момент только шеи стало Ване недостаточно, и он нетерпеливо приподнял край чужой футболки, обнажая чуть впалый живот и опаляя горячим дыханием уже его. Даня расценил это по–своему и стащил футболку совсем, отбрасывая ее на пол. Его бока тут же огладили длинные пальцы, а к ребрам припали желанные губы.       Даня буквально плавился от нежности и, желая отплатить за это, потянул Ваню наверх, на миг задержался в невесомом поцелуе, одновременно снимая и его футболку тоже. Он уложил парня на спину, забираясь на него сверху, точно так же спускаясь поцелуями вниз, к кромке свободных спортивных шорт, оставил вдоль влажный след и услышал сверху стон, потревоживший тишину комнаты, наполненной только тяжелым дыханием. Он осмелел, казалось, окончательно и снял шорты, оставив Ваню только в боксерах, которые облегали его возбужденную плоть. Даня провел по ней носом, а затем приспустил белье, обнажая влажную головку и, словно на пробу, прошелся по ней языком. Ванины пальцы, до этого беспорядочно метавшиеся по простыни, зарылись в светлые волосы, чуть надавливая, но не требуя. Даня полностью снял боксеры, пару раз взяв член неглубоко в рот, но был притянут обратно наверх для поцелуя и вновь завален на спину, чтобы быть освобожденным уже от своей оставшейся одежды.       Ваня оставил парня под собой так же полностью обнаженным. Он не удержался и под смущенный взгляд напротив ещё раз осмотрел тело под собой, огладил его бедра. Даня словно не знал куда себя деть от этого пристального внимания, потому отвёл глаза в сторону. Ваня припал к острым коленкам, а затем оставил ещё один поцелуй чуть ниже пупка. Парень смотрел ему в глаза, словно боялся там встретить неодобрение или страх, но увидел в них только безграничные нежность и доверие. Ваня перевернул Даню на живот, слегка разведя его ноги, и потянулся к прикроватной тумбе, в которой уже пару недель лежала смазка, достал ее и щедро выдавил на пальцы: — Будь осторожней, ладно? — тихо попросил Даня, наблюдая за ним из–под опущенных ресниц. Но Ваню не нужно было просить, он точно знал, что ни за что не хочет причинить своему Дане боли, поэтому поцеловал его в изгиб шеи и прошептал: — Все хорошо, ты только расслабься. Будет слишком больно – не молчи.       Ваня согрел чуть прохладную субстанцию, растерев пальцами, и приставил один ко входу, сначала поглаживая, а затем медленно погружая внутрь. Он подождал, пока Даня перестанет зажиматься и привыкнет, и начал медленно оглаживать стенки изнутри. Пока он добавлял второй и третий пальцы, он целовал спину и лопатки, протиснул руку под его живот, обхватывая чуть опавший член. Он осторожно разводил пальцы внутри, то доставая их, то погружая вновь, пытаясь попасть по простате. Постепенно выдохи перестали быть резкими и болезненными, а Даня начал ёрзать, насаживаясь на пальцы самостоятельно и ища трения с простыней снизу, тогда Ваня понял: пора. Он прошелся пару раз по собственному члену, затем смазал себя и чуть приподнял бедра Дани, протащив левое колено вверх по простыне, приставил член к колечку мышц, но не вошел сразу, а провел им по расселине между ягодиц и только потом начал постепенно входить. Даня все равно инстинктивно сжался и попытался отползти, но Ваня сплел пальцы свободной руки с другой рукой, судорожно комкающей одеяло, и шептал что-то успокаивающее, другой рукой придерживая его за правое бедро. На пробу он слегка двинулся назад и потом обратно, осторожно повышая темп и проникая под другим углом. В какой-то момент Даня распахнул глаза, закатив их, из его горла вырвался утробный стон, а тело неестественно изогнулось, тогда Ваня стал двигаться с большей амплитудой, то и дело попадая по простате, вызывая все новые и новые стоны и всхлипы.       В комнате царил полумрак, освещенный уличными фонарями. В воздухе летали судорожные выдохи, шлепки тела о тело, и уже нельзя было разобрать, где чьи руки и пальцы, потому что двое словно слились в одно. Когда Ваня понял, что он близок к финалу, он вышел из Дани и перевернул его обратно на спину. Ему казалось, что первый настоящий оргазм они должны получить вот так, лицом к лицу, глаза в глаза. Он припал к Дане, чуть навалившись сверху, и взял оба члена в руку, доводя их до завершения. Первым кончил Даня, пачкая белесой вязкой жидкостью животы и руки, а от вида его раскрасневшегося лица, влажной от испарины челки и губ, раскрытых в стоне оргазма, через пару движений сорвался в бездну и сам Ваня. Он обессиленно рухнул рядом, пытаясь унять разошедшееся от ликования сердце и сбившееся ко всем чертям дыхание. Он повернул голову к Дане, но тот уже смотрел на него глазами, полными любви и теплоты. Потом Даня все-таки не выдержал этот всплеск эмоций внутри и потянулся за поцелуем, притягивая того к себе за шею и зарываясь руками во влажные волосы. Ваня разорвал поцелуй, но только для того, чтобы достать из той же прикроватной тумбы салфетки, чтобы привести себя хотя бы отчасти в порядок. Они полежали еще немного, а потом Ваня внезапно улыбнулся и сказал: — Ну что, как фильм? Досматривать –то будем?       Даня машинально бросил взгляд на Богом забытый ноутбук в самом углу кровати и рассмеялся: — Ну уж нет, оставим его до лучших времен, когда дома снова никого не окажется, — наконец выдавил он, успокоившись. — А ты быстро учишься, Данек, —усмехнулся Ваня, — испортил я тебя окончательно! — картинно возмутился он, а потом, внезапно сменив тон и наклокнившись к Дане, прошептал так, словно это была самая большая тайна на свете, — я люблю тебя. — И я тебя люблю. — незамедлительно ответил другой, затягивая сидящего Ваню обратно к себе и укладываясь к нему на грудь.       Где–то далеко пили из высоких бокалов Просекко две мамы, папа Антон хвастался очередными достижениями сына–гения, а дед и папа Леша открывали на пятерых неизвестно какую по счету бутылку сорокоградусной. И только в этой комнате между двумя влюбленными подростками царил свой собственный, совсем другой мир, который теперь стал взрослее и откровеннее, но от этого только желаннее и интереснее.