Агнесс

Пол раскрашен пятнами желтого солнечного света, отчего старый коврик похож на волшебную лужайку. В углу, возле окна – кровать, застеленная потертым изрисованным покрывалом, у другой стены – письменный стол, заваленный бумагами и карандашными очистками, такие же бумаги и очистки разбросаны по всей комнате. Возле двери - большой деревянный шкаф, пахнущий дешевой краской. На белом известковом потолке одиноко торчит лампочка. На кровати, по-турецки поджав ноги, сидит девочка лет тринадцати в красной клетчатой пижаме. Длинная засаленная челка все время лезет в глаза, лицо покрыто густой сетью то ли веснушек, то ли родинок, пепельные ресницы тихонько дрожат. Она что-то сосредоточенно рисует в толстой потрепанной тетради. За дверью раздаются шаги, и через мгновение на пороге появляется очень худая светловолосая женщина в сером халате. - Агнесс! Думала, ты еще спишь. Молчание. Женщина проходит в комнату и садится на кровать рядом с дочерью. Кровать скрипит, и девочка вздрагивает, роняет тетрадку и испуганно поднимает глаза. Светло-серые, точь-в-точь как у матери. - Что такое, милая? – голос женщины звучит мягко и устало, и девочка успокаивается, снова берет в руки карандаш и тетрадь. - Можно посмотреть? – женщина берет тетрадь из рук девочки, та вяло сопротивляется. На клетчатом листке – разноцветные линии, темно-красные, серые и зеленые, очень толстые, переплетающиеся между собой в каком-то грубом узоре. – Что это? - Лучи – шепчет девочка одними губами и кивает в сторону залитого солнечным светом пола. Женщина пару мгновений смотрит на рисунок, затем вздыхает и возвращает тетрадь дочери. - Милая, нам пора собираться. Машина приедет через пару часов, а ты еще не одета. Потом соберем оставшиеся вещи и твои рисунки, и… - А папа поедет с нами? – перебивает дочь, резко тряхнув волосами и сверля мать бессмысленным взглядом светло-серых глаз. - Папа? - Ну да. - Нет, не поедет… не поедет, милая. Женщина вдруг начинает всхлипывать, тонкие губы изгибаются в какой-то дикой плаксивой усмешке, по сухой щеке скатывается крупная слеза. Она закрывает лицо руками и дрожит в тихих сдавленных рыданиях. - Что такое, мамочка? – девочка в недоумении смотрит на мать, затем неловко тыкается носом в ее плечо, чувствуя теплый запах халата и мыльный - волос. Ее руки мягко обвиваются вокруг шеи матери, и обе – мать и дочь - на минуту застывают. Слышно, как тикают пластмассовые настенные часы. - Теперь все изменится, Агни – женщина тихонько высвобождается из объятий дочери и серьезно смотрит ей в глаза. – Мы поедем к тете Эллис – помнишь ее? – у нее такой маленький домик и сад, где растут груши, а еще там рядом живут твои друзья, Питер и Мэг, и, когда ты была маленькой, мы все вместе любили устраивать пикники в парке. Помнишь? Тетя Эллис выделит нам с тобой комнатку, и мы поживем у нее, пока я не найду новую работу. А потом подыщем себе квартирку в Йорке и… - Мам! – девочка нетерпеливо перебивает. Два одинаковых удивленных взгляда сталкиваются друг с другом в повисшей тишине. - Мам! А почему папа не поедет с нами? Женщина с минуту молча смотрит на дочь, чувствуя, как к горлу подкатывает комок. - Но… ты знаешь, почему… - Мам! Но мы же не можем уехать и оставить его одного! – звонкий голос девочки эхом отражается от голых известковых стен. Женщина словно как бы съеживается, ее голос звучит тихо и жалко. - Милая… но ведь… он никак не может поехать с нами… Ты прекрасно знаешь... - Но я люблю папу! Я никуда не уеду без него! – девочка сердито вскакивает на ноги. Карандаши с тихим стуком рассыпаются по полу, тетрадь соскальзывает вслед за ними. - Милая, но он плохой человек… ты... знаешь.... - Я никуда не уеду без папы! Слышишь? Никуда! – девочка хватает мать за плечи и в ярости встряхивает ее, отчего женщина словно съеживается и еще больше худеет, ее широко распахнутые глаза заволакиваются новыми слезами. Девочка стоит напротив матери и сердито смотрит на нее из-под нависшей челки. Солнечные блики золотят ее волосы, густые светлые брови нахмурены, искусанные губы дрожат. Она такая же худая, как мать, и красная пижама висит на ней бесформенным мешком. Тонкие пальчики бессознательно сжимаются в кулачки. - Я... я не уеду без папы. Ты меня слышишь? - Да… я слышу тебя, милая. - женщина медленно, словно во сне, поднимается с кровати, и, не глядя на дочь, выходит из комнаты. Раздается тихий щелчок двери. Девочка несколько секунд стоит, все еще сжимая кулачки, и внимательно вслушивается в удаляющиеся шаги. Затем подбирает тетрадь и вглядывается в уродливые зеленые и серые линии. По ее губам скользит бледная усмешка, и она перелистывает страницу. «Мы никуда не уедем, пап. Мы будем тебя ждать» – и ее пальчик нежно касается тонкого карандашного наброска, изображающего темноволосого мужчину с острыми скулами, крупным орлиным носом и густыми, насмешливо вздернутыми бровями. *** Доктор Баррет вешает трубку и устало откидывается на неудобную спинку стула. Его глаза несколько мгновений блуждают по пыльным книжным полкам, заставленным папками с делами пациентов, пока наконец не фокусируются на вопросительной физиономии своего племянника, молодого студента психиатрии Эмерсона. Тот решил пойти по стопам дяди и пару месяцев назад подвязался в ассистенты. Впрочем, «ассистент» - это сарказм. Вот и теперь сидит, дымя сигаретой и нервно постукивая пальцами. - Дьявол, Джим, сколько можно просить не курить в моем кабинете! Эмерсон лишь присвистывает. - Кто звонил, док? - Миссис Вайнтерс. - Та самая? - Угу. Ухмылка Эмерсона медленно сползает, и он чуть подается вперед. - Ну как они, собрались? - Агнесс не хочет уезжать без отца. Как только приехало такси, забилась в истерике. Эмерсон стряхивает пепел и хмурится. - А сейчас что? - Мать дала ей успокоительное. Что делать дальше, не знает. Самолет они уже пропустили. - Наверное, в следующий раз вам лучше быть там, док. Баррет молча кивает. - Я одного не могу понять: неужели мать раньше ни о чем не догадывалась? - И здоровых детей можно довести бог знает до чего, Джим. А уж эту девочку-то ты видел. Ей и в голову не приходило, что папа делает что-то неправильное. – он сплетает сухие пальцы и снова кивает, погруженный в свои мысли. - Да и миссис Вайнтерс ты тоже видел. Ей самой надо бы курс лечения. Студент нервно затягивается, его пальцы снова стучат по полированной столешнице. - Вот мразь! Насиловать больную дочку... Баррет устало закрывает глаза. - Больно ты впечатлительный для будущего психиатра, Джим. Таков наш мир. Эмерсон хмурится и молча тушит сигарету.