Не святые

      У края низины тянуло сырым, затхлым воздухом. Майю перекручивало в истеричной тревожности. Раскинутый вид, отдалённо напоминающий что-то межпланетное, внеземное, напугал её до дрожи.       Они спустились на заключительный круг Ада. Если храм был порогом, то здесь круг замыкался, здесь всё зародилось. Понимание, что это существовало под землей многие миллионы лет, не укладывалось в обыкновенном человеческом разуме, болталось, как не припаянная важная деталь, не складывалась в уме. — Боже… — Майя сглотнула, переосмысливая свою прожитую жизнь. Тяжело, когда ты видишь подобное; а оно здесь было давно, еще до твоего рождения и во время. Пока ты переключал каналы на мультики, когда тебе было четыре. Пока бегал по двору, вылавливая белок у деревьев. Пока сидел за партой, отвечал на уроках. Пока смеялся с шуток брата и давился невкусным, сливовым пирогом. — Что это за место? — глухим звуком выронил Салим, осматривая в зеленоватой дымке окружное пространство. — Согласен. Что это, блядь, за место? — Джейсон встал поближе к Майе, растерянно оглядываясь. Салим тяжело, глубоко выдохнул, присев на колено, словно ему стало плохо. — Мы перед судом. Аллах наказывает нас всех за совершенные ошибки.       Майя вздрогнула; кожа покрылась неприятным, скользким ознобом. В голове, как в проекторе, заплясали по полотну выбеленной головы воспоминания. Майя вправляет матери выбитые пальцы. Майя волочет домой сестру с разбитыми коленями, ревущую на всю улицу. Майя пытается наложить дрожащими руками брату и сестре омлет, пока мать рыдает в соседней комнате, перематывая сломанную руку. Майя едет в школу, скусывая с губы зажившую ранку и щупает опухший глаз с подведённым желтоватым синяком.       Майя, у которой руку оттягивает тяжесть пистолета и в ушах звенит от раскатистого выстрела.       Салим говорил о сыне, смотрел в пустоту, чёрным, горьким взглядом; не враг, просто мужчина, и не важно в форму какой страны он одет; это не важно, потому что Салим хороший человек.       Майя почувствовала, как руки её беспорядочно задрожали, горло схватило. Джейсон рядом выглядел таким же горько-печальным, беззащитным, он тоже вспоминал о чём-то. — Твоя совесть чиста, Джейсон? — услышала Майя, выныривая из своих глубоких раздумий, почти не слыша, о чём мужчины говорили, только отрывки; Салим смотрел на Джейсона.       Колчек сглотнул. — Зеленая зона. КП, — не смотрел ни на кого из них, поджимая губы. — Что за КП? — спросил иракец, поглядывая на Майю, которая всё поняла, вспомнила. — Мы с Ником… там была толпа, — начал Джейсон, осматривая что-то впереди блеклым взглядом. — Эту точку раньше уже атаковали смертники. И женщина…       Он сделал паузу. На щеках перекатывались желваки, глаза тревожно блестели. — Она несла сумку, — Майя услышала, как голос у Джейсона дрогнул; хотела взять его за руку, успокоить, попросить не продолжать, но не нашла в себе сил остановить его; ему всё ещё было больно, он чувствовал вину. — Блядь.       Джейсон снова замолчал, на несколько долгих секунд, под глухой перестук тревожно бьющегося сердца. — Говори, — попросил Салим, и он продолжил, словно переступал через себя: — И я приказал ей остановиться, всё как надо, но нет же. Она продолжила идти. И мне… пришлось решать, — его глаза увлажнились; Джейсон смотрел только вверх, не встречаясь взглядами ни с Майей, ни с Салимом; голос его становился глухим, ломаным. — Ник… застрелил её.       Салим покачал головой. Майи там не было, в тот самый момент, она не могла вспомнить почему. — Что было в сумке? — Продукты. — Я не понимаю, почему она шла? — озадаченно спросил Салим, обращаясь к пустому, бледному лицу Джейсона. — Не услышала. У неё были наушники, — он нервно хмыкнул, опустив голову, словно раздумывая, как сказать. — Это херня полная. Я здесь не ради погибших. Просто… моя жизнь катилась под откос. Вот я сюда и записался. — У всех свои причины, необязательно глубокие, — сказала Салим. Майя в разговор не вмешивалась, будто онемела; грудь стянуло в судорожном, неглубоком вдохе. — Глубокие?.. — Джейсон постучал пальцем по своей кепке, усмехаясь. — Когда рухнули башни, я был обдолбан в говно. Через неделю узнал, что произошло. Глубоко, правда?       Он помолчал, посматривая на Салима, на притихшую Майю. — Я даже не знаю, что тут делаю, — признался лейтенант. — Ты служишь своей стране, — твердо, уверенно произнес Салим; Майе показалось, что слова Джейсона его вовсе не оттолкнули, как и её; он всё так же смотрел на него, открыто, без неприязни, с легкой горечью и усталостью.       Джейсон шумно сглотнул, глаза заблестели от вины. — У неё была семья, друзья. Вся, блядь, жизнь впереди, а мы отняли у неё всё одним выстрелом… какого хуя? — произнес он на выдохе, глухо, чуть дрожащим голосом; боль сквозила через его слова, оседала тяжелой, сырой пеленой на плечи окружающих; они всё понимали.       Повисла гнетущая тишина. Джейсон шмыгнул носом, закрывшись козырьком кепки. Майя стояла рядом, ощущая сколы разбитой на части тоски; ощутимое чувство нежной боли затопило её, ей снова захотелось кинуться к Джейсону, обнять, заверить, что он не виноват и что причина остаться на службе не хуже многих других. Но что-то её удержало, возможно, собственная тяжесть, горестным, свинцовым грузом, навьюченная на плечи; с ней она жила почти десять лет, с этим чувством омерзения к себе, вины за необдуманный поступок. — Майя, что с тобой? — Салим заглянул ей в глаза, касаясь её плеча. Майя чуть ли не сгибалась под бременем воспоминаний; сжимала плотно губы, бесконечно сглатывала, собирающийся под горлом стеклянный ком; глаза собирали под ногами узорчатую плиту платформы. Она тяжело-тяжело вздохнула, словно готовилась прыгнуть в воду. — Я здесь, потому что не смогла свыкнуться, — заговорила она и собственный голос показался отдаленным, чужим. — Я…       Затихла под пристальными взглядами Джейсона и Салима. А стоит рассказывать? Нужно ли? Об этом никто не знает, только четыре человека: мать, сестра, брат и она. Она не говорила никому, даже своему психологу, даже по пьяни не разболтала… даже на допросе. — С чем свыкнуться? — спросил Джейсон, замечая, как резко побледнело её лицо, как руки затряслись, и она начала переступать с ноги на ногу.       О таких вещах не говорят, не делятся даже с друзьями. Но Майя чувствовала, что сейчас можно. — Это я застрелила отца, — проговорила она выдохе, глядя на Джейсона; рука потянулась в волосы, растрепала весь рассыпанный хвост. — Не мой брат. Он взял вину на себя. Мне оставалось доучиться в академии полгода, и я выпускалась. Даррен взял с меня, мамы и Даны слово, что мы будем молчать о случившемся. Что было на самом деле.       Джейсон изумленно смотрел на неё, будто впервые увидел. — Что случилось? — спросил он. Майя боялась поднять на него глаза, на Салима. Боялась увидеть в них презрение, осуждение. — Не помню, мы что-то праздновали. Я ненавидела отца. Он нас всё детство бил. Избивал мать. Издевался, унижал, относился как к скотине. Он меня взбесил тогда, мы не видели его неделю, и он заявился. Начал учить жизни Даррена. Что-то наговорил маме и Дане. Сука. Я не выдержала. Не смогла больше терпеть его.       Майя тяжело задышала, заламывая пальцы. Губы были искусаны чуть ли не до крови, глаза упирались в землю, голос не дрожал. — Я застрелила его, — заговорила она глухим, еле слышным звуком. — Даррена посадили. Мать и сестра от меня отвернулись. Мы не общаемся с ними. Вообще. Уже восемь лет прошло, а видела я их в последний раз, когда мать вышвыривала мои вещи на порог, и сестру, в том году, она катила коляску в парке, сделала вид, что не заметила меня. Прошла мимо. Моему племяннику уже год, исполнится завтра.       Кто-то отрывисто вздохнул. Майя упорно не смотрела на них. Будто отделилась. Будто тут вовсе стояла не она. — Я себя не смогла простить. Думала, если пойду в армию, то это что-то изменит. Даррен служил в пехоте. Его досрочно освобождают через четыре месяца. Я так к нему ни разу и не пришла. Не решилась, — помолчала, вздохнула, низко опустив голову, губы дрожали. — Единственное о чём я жалею, то, что Даррен там, а я здесь. Так не должно было быть. — Твой брат сделал выбор. Он всё для себя решил, — Майя вскинула голову, встречаясь с Джейсоном глазами; всё тот же глубокий, тёплый взгляд, всё то же, знакомое лицо. Он не злился на неё, не кривил губы в отвращении. — Не думаю, что ты могла на него повлиять. — Я могла всё рассказать! Я могла остановить его, когда он стирал с пистолета МОИ отпечатки. Когда уговаривал мать и Дану на то, что это он, а не я застрелил этого ублюдка. Я МОГЛА! Но я не сделала ничего, понимаешь? Я… я здесь заслуженно. — Даже если и так, Майя, ты ничего уже не изменишь, — Салим проникновенно заглянул ей в глаза. Майя почувствовала, что расплачется, что еще несколько минут и разрыдается пуще истерики в пещерах; но сейчас нельзя, сейчас нужно выбираться и бежать подальше от этой проклятой местности. — Прости себя, и, как вернешься, навести брата и поговори с мамой и сестрой. Вы всё еще семья. И роднее вас никого не будет.       Майя кивнула, вспоминая, что носит с собой письмо в кармане. Так и не отослала. Адресовано Маме и Дане. В нём она извиняется, жалеет, что всё так вышло, что она сделала это необдуманно и что слишком их любит, и ей плохо одной. — Мы не святые, Майя. У каждого за душой свои прегрешения, — Джейсон дотронулся до её руки, мягко, осторожно; притянул её в объятья, кожа к коже, сердце к сердцу. Майя была ему благодарна.       Она не могла до конца осознать, что только что призналась в убийстве и рассказала всё то, от чего терзалась долгие годы; всего-то нужно было упасть в шумерский храм и добраться до самого дна; бесплатно, ни цента не потрачено, только нервы всё равно лечить придется.       Исповедальня закрылась.       Они пошагали дальше. Вглубь мрачного и выматывающего места. Всё тут было другое, странное, слишком нереальное. По земле стелились отростки с зелеными, мелкими градинами неизвестного растения. Животворящие коконы, выплевывающие тварей, стояли скрученные в спиральные воронки. Металлические глыбы, разбитого, утраченного свой прежний блеск и мощь, неопознанного объекта. Зеленовато-серый свет скрадывался, полз по вымощенным зарубками плитам и землистому ковру.       Майя хмурилась, не переставая прокручивать услышанное и сказанное, несколькими минутами ранее. Они с Джейсоном в одной лодке. Было странно и приятно, что у них было что-то общее, пусть даже звучало это крайне аморально.       Мысли не вязались с нынешними обстоятельствами; её разум словно нарочно отвлекал, не зацикливаясь на местности, на этой широте плоскоземного дна, докуда они доплелись, опустились. Ей хотелось думать только о хорошем: о том, сколько работы стоит проделать по возвращению домой; об их с Джейсоном ещё пока неустоявшихся отношениях; о его тёплом, пусть и печальном взгляде и крепком плече рядом; о надёжности будущего, что у неё ещё есть шанс выбраться, исправиться, искупиться здесь. Майя верила искреннее некуда. — Почему ты не рассказал мне тогда, после случившегося? — она поднырнула к нему с левой стороны руки, пытаясь словить его взгляд, отвлечь от происходящего тут. — Не хотел ни с кем это обсуждать, — резко ответил Джейсон, но тут же осёкся, растерянно осматривая под ногами землю, глыбы мутноватых силуэтов вдалеке. — Ненавижу, когда в душу лезут, и мне тогда было херово, я даже с Ником не разговаривал.       Майя кивнула, поджав губы. Она поняла, как такое не понять. Джейсон не выглядел любителем задушевных бесед и откровенностью тоже не блистал; тут, в этом богом забытом месте, всё переворачивалось с ног на голову, виновные сознавались в ошибках, каялись в содеянном, пытались доказать, что ещё достойны; но кому? — А ты, — повернулся он к ней, заставил посмотреть на него, прямо открыто, мол скрывать больше нечего, признавайся, какие козыри на руках. — Как ты жила столько лет с этой ношей? — Честно? Сама не знаю. Оглядываюсь назад и понимаю, что столько раз была на краю. Всегда кидалась первой в самое пекло и мне всегда везло. Наверное, я желала себе скорейшей смерти, не жалела себя, — она обогнула связку зеленого мха или, как Майя про себя подумала, инопланетной икры; отдалилась от Джейсона на пару секунд, вернулась, теряясь в размышлениях и лоснящихся, быстрых мыслях, хмурилась. — Я правда хотела, чтобы всё закончилось. Было невыносимо. Сейчас тоже. Но это уже другое, понимаешь? Я пытаюсь свыкнуться с тем, что я не в силах что-то изменить. Это уже случилось, как и сказал Салим. Но вряд ли я себя когда-нибудь по-настоящему прощу. — Что думаешь делать, когда выберемся? — спросил Джейсон, помогая забраться ей на высокий выступ; впереди мелькал Салим, всего в паре метрах о них. — Думаю, пора начинать что-то менять, — задумчиво поводила она взглядом вдоль сырых тропинок, ведущих между окаменелыми силуэтами существ. — Отправлю наконец письмо маме и Дане, оно всегда со мной, — похлопала себя по карману жилета и продолжила. — Запишусь к психиатру. Приглашу погостить тебя к себе в Миннесоту.       Джейсон улыбнулся, широко, не скрываясь за своим козырьком; посмотрел на неё с теплотой, с томлением; шагнул, задев свои плечом её; наклонился, застревая у неё где-то между ребер не выдохнувшим шариком воздуха. — С радостью соглашусь.       Они стремительно проникали вглубь чрева истошно-мрачного места; вот где гниды вьются, вот где их пригрело. Настороженно, вслушиваясь в каждый посторонний звук и вглядываясь в каждую скользкую тень, они шли плечом к плечу. Майя в какой-то момент поняла, что неестественно радуется тому, что, если будет погибать, так не одна. Тут и верный, надёжный Салим, наперевес с импровизированным колом, разбивающий, в прямом смысле слова, сердца местным обходительным вампирам; отбивающийся от них, точно от назойливых поклонников. Тут и Джейсон, отважный, прыгающий с головой и тяжелой винтовкой на неравного противника, давая им прикурить; прикроет спину, никогда не оставит позади, даже если у тебя откажут ноги. Команда мечты.       Майя верила, что оставшиеся из группы ещё живы; если бы Мёрвин был жив (Царствие ему небесное), то вставил бы свою колкость про нашептывающих духов и связь с космосом, иначе откуда такие познания и предчувствия, что они ещё могут выиграть эту войну.       И Майя оказалась права. С каменного, вертикального ложа из толстой скорлупы проклюнулся вампир, словно заслышал их приближение; спикировал, звонко скрежеща, собирая свою поддержку, будто зазывая на званый ужин, блядина.       Ник подоспел вовремя, когда сволочи уже нацелили острые когти в сторону Салима и Джейсона; Майя свалилась с ног, перебегая заскорузлые побеги зелёной местной флоры и оставалась лежать, перекатываясь с болезного, раненного бока; рука закрутила свою юлу боли, напоминая, что заживление это долгий, болезненный процесс. — Давай, держу, — Рейчел обвела её своей теплой, мягкой рукой, поднимая на ноги. Майя сморгнула остатки пелены с глаз, разглядела в мутном остатке окровавленное лицо Рейчел, прилипшие ко лбу и щекам волосы; аккуратной прическе пришел пиздец, но Майю больше волновало то, что Кинг всё живая, выкарабкалась из Ада два ебучих раза. — Рада тебя видеть, Рейчел, — просипела Майя, цепляя бывшего командира в короткие, совсем не по уставу, объятья. Рейчел ответила, глухо рассмеявшись: — Я ни на секунду не сомневалась в тебе, Тайлер. Уж кто-кто, а ты со своей удачей точно не пропадешь.       Теперь их было шестеро.       Майя улыбалась своим мыслям, считая лучшим видом со своего места широкую спину лейтенанта Колчека. Они проползли под каменной плитой, растирая локтями сырую, мягкую землю и выбрались в тайном закутке; если бы они оказались в игре, эту локацию можно было бы окрестить сейф-комнатой.       Салим и Эрик вчитывались в пожелтевшие от времени документы, потерявшихся еще в далеких сороковых, учёных; искатели приключений на свою жопу; их останки были раскиданы по всему храму, как напоминание, что вы не в грёбаном Индиане Джонсе и не играете за Лару Крофт; как минимум вас ждёт такая же погибель и куча оставленных, как хлебные крошки, подсказок.       План был прост: подорвать здесь всё > успеть убежать вовремя > не сдохнуть > выбраться на поверхность.       Казалось, сложностей правда не было. Теперь их было больше, а значит можно было придумать множество вариантов, как точно не помереть в этих стрёмных местах. — На, по дороге нашёл, — Ник протягивал Майе её потерянную винтовку; прохладная рукоятка приятно легла в руку, Майя тут же почувствовала себя неуязвимой, почти легкой; поблагодарила, не в силах сдержать ощутимого восторга. — Думала, буду биться на ножах, — призналась она, вытягивая из футляра замызганное лезвие.       Они готовились встретиться с безумием лицом к лицу, в очередной раз. Считали припасы, распределяли, читали старые, отсыревшие документы, которые бы дали хоть каплю разъяснений в происходящем.       И всё бы было хорошо, и всё бы закончилось на позитивной ноте, после записей из дневника, которые читал Салим, после их действий на неизвестном, но от этого не менее завораживающем устройстве, издающем мелодии, звуки, густые, будто церковный орган; но Рейчел заразили.       Случился коллапс. Майя замерла, выглядывая из-за спин мужчин на кричащую, в бредовом припадке Рейчел.       Боже, Рейчел…       Майя была уверена, после увиденного здесь, пережитого, её мировоззрение поменялось; что-то в жаропрочном сердце снова треснуло и отпало. Рейчел выблевала паразита. Рейчел его убила и осталась в живых; но Майю это потрясло настолько, что если бы её спросили прямо сейчас, как она оценивает происходящий на данный момент ужас, она бы поставила сотню из десяти; или даже ёмко и кратко «мир дал ёбу, оценивать тут нечего».       Они пошли по намеченным целям, ставить заряды, рвать коконы в щепки и добивать мразотную живность, которая обитала тут неясно сколько лет. — Так, кто пойдет и заложит динамит? — спросил Салим, не конкретного у кого-то одно, а у всех сразу.       Огромные холмы из коконов, в каждом по живому вампиру, издалека они напоминали ульи, слепленные пчёлами, и лучше бы так и было; в окулярах бинокля вампиры стряхивались из скорлупы своих гнездилищ, уже рыскали внизу, будто почуяв с расстояния, что скоро им пиздец. Майя вскинула голову, открыв рот для согласия. — Я пойду, — вызвался Ник, окидывая беглым взглядом каменные выступы снизу. — Хуй с ним. — Я с тобой, — дала она себе закончить, пытаясь не наткнуться на взгляд Джейсона; все воззрились на неё, как по команде, словно Майя сказала, что-то неприличное, разболтала чью-то грязную тайну. — Уверена? — Салим протянул ей в руки бинокль. — Уверена. Вдвоем мы быстрее заряды заложим и, если понадобится, прикроем, — рассматривала она далекие цели, уже просчитывая в голове с каких сторон и как лучше подбираться. — Ты ранена, Майя, думаешь, стоит так рисковать? — озвучил мысли многих полковник, осматривая её внимательным, придирчивым взглядом. — Неясно сколько потеряла крови. Удивительно, как у тебя еще хватает сил.       Майя повернулась, встречаясь глазами с Джейсоном; он был молчалив, смотрел на неё непонимающе, отсутствующе, ей показалось, что он порывался её взять и оттащить от края, прижать к своему боку и никуда не отпускать; но ей, вероятно, почудилось, ведь Джейсон качнул головой, звонко цыкнул, огибая взглядом округу. — Если Тайлер считает, что справится, значит так оно есть. — Так и есть. Мы теряем время. Уже туда и обратно бы сгоняли.       Ник кивнул, передал Джейсону детонатор. — Если не вернемся…       Колчек поджал губы, попробовал возразить: — Не надо, блять… — Послушай. Если что, ты должен взорвать заряды, — голос Ника был твёрдым, не терпящим возражений. Майя сглотнула, собирающуюся панику. Она справится. Всегда справлялась. — Всегда будьте на связи! — Джейсон поймал Майю за руку, как только она поднялась; заглянул в глаза, будто пытался достать до самого дна, увидеть, а что там у неё, что погребено под илом мыслей; крепко сжал прохладные пальцы своими горячими. — Майя, не лезь на рожон, поняла? — Поняла, — она улыбнулась ему, и Джейсон её отпустил.       Легкости в ней было хоть отбавляй; она считала про себя, на три счета ставила заряд, вставала шла к другому месту; проговаривала про себя «всё будет в порядке», как мантру, по семь раз, по три, по пять, отбегала к другому краю, оставаясь незаметной для чутких ушей жителей этой подземной общаги.       Ника она потеряла из поля зрения, но не подумала ничего плохого, он точно был рядом. Голос Джейсона водил по удобным, обходным путям, вёл её, как слепую по минному полю.       Ник отдалился. Майя услышала их спор с Джейсоном и поняла, что он пошел ставить заряд дальше, к самому дальнему улью. — Майя, можешь возвращаться, я сейчас, — проговорил на выдохе Ник, и рация замолкла. Она растерянно встала, не зная, что ей делать; ей хотелось кинуться вслед, помочь или остановить, она еще не поняла; но осталась, замирая в неуверенной позе, под громкий крик близко проходящей твари. Попалась. — Майя! Быстро, вперед и направо! — диктовал ей голос Джейсона. Она послушалась, побежала, ощущая почти забытую тяжесть своего оружия. — Ник!.. Где Ник? — крикнула Майя, стреляя на ходу в поджидающую её из-за угла мразь. — Блять! — Я за тобой, беги! — услышала она отдаленное, и побежала, что есть сил, не тормозя даже перед окружившими их вампирами.       Вспотевшая, ослабевшая, теперь Майя поняла, что Эрик был прав. Силы кончались, рана нестерпимо болела, заливая всю руку тёплой, густой кровью; ноги подкашивались, дыхание сбивалось. Она чувствовала, что сейчас рухнет, обвалится на землю и не встанет. — Майя! Как слышно? Не беги вперед! Не беги… — голос Джейсона оборвался и с ним в ней оборвался весь воздух; кто-то со всей силы её пнул; грудь смялась от удара, ребра друг о друга щёлкнули. Майя в ужасе, в панике, свалилась назад; перед глазами плыло, воздух застревал сухим, влажным хрипом в глотке. Она, как замерзшее, еле живое насекомое, перебирала руками и ногами, соскребая ногтями землю, пыталась подняться, перевернуться. Не вышло.       Тень заслонила собой чернеющий верх потолка, и Майя увидела кто это был. Древний воин, он тут жил несколько тысяч лет назад, потом заразился и умер, а, возможно, всё было в другом порядке. Он стоял над ней несгибаемым столбом, смотрел равнодушно, пусто, как люди смотрят на муравьев, прежде чем раздавить их своим сапогом; как жнец, который пришел за её душой, целясь острием ей в сердце.       Майя не сопротивлялась, не отползала, глотая горячее, солёное сожаление; руки онемели, не шевелились; боль расползалась ядом, жарким, колючим. — НЕТ! — услышала она чей-то вскрик; что-то заструилось по её рту, из уголков губ, по щекам, густым, горячим, стекая вниз к ушам; грудь сдавило в острой, хрусткой ломоте, захолодило, будто рёбра открылись нараспашку. — МАЙЯ! НЕТ! — уши закладывало от взрыва, от отчаянного чьего-то крика. Майя вспоминала дом. (На пороге, зазубринами по косяку надписи: Даррен, 12 лет, 1.64. Майя, 7 лет, 1.47. Дана, 4 года, 1.26. И всё выше и выше, а потом для Даррена не хватило места. В заливистом, тонком смехе Дана задыхалась, давилась недоеденной шоколадкой, катилась по траве, а рядом Даррен поднимал велосипед, тоже смеялся, потирал ушибленное колено и протягивал Майе руль. Под стеклянный стук бисерной занавески, мама на каблуках из кухни в зал, из зала в кухню, за ней шлейфом фиалки, густые, кудрявые локоны, улыбается, что-то наговаривает соседке в трубку телефона.)       Майя лежала, смотрела мутным, пустующим взглядом в потолок; моргала медленно, почти не дышала; распоротая, а под белыми ребрами всё так же билось сердце; до боли, до хруста, раскалывался красный, её жаропрочный хрусталь. Майя вспоминала Джейсона. (Растерянные, карие глаза напротив, не ожидал, что будет Майя, а не Тайлер, извинился, поправил кепку и повел к корпусу. Смотрела на него, не поднимая головы, из-подо лба, симпатичный, улыбается редко, только в кругу знакомых лиц, кажется Ник и Джоуи, руки красивые, внимательные глаза, хороший, встает на её сторону в любом споре. Выглядывала его примятую кепкой челку, его покатые, широкие плечи и вслушивалась в знакомый, порой раздражающий южный акцент, в сплетение слов, в хриплый, отдающий в ней мягкой дрожью, смех.)       Майя чувствовала, но все равно не ожидала, что будет сегодня умирать; кровь густыми толчками наполняла рот, стелилась по щекам и шее; сердце отдавало последний удар и заключительный круг по венам, капиллярам. — Не надо, Майя. Не закрывай глаза, — кто-то грел ей похолодевшую руку, держал в своей. Джейсон. Майя сглотнула металлом отдающий всхлип, всмотрелась в его лицо, всё такое же знакомое. — Майя…       Голос затихал, выпадая звуками из её головы. Майя не слышала. Не видела. Джейсона не было перед глазами, только лоскутами темени потолок или что это было; она лишь чувствовала тепло, дрожащую ладонь в своей руке, замирающее под костяными ставнями сердце и мысли, столько мыслей, глухим раскатом, долгим, шумным.       Не успела. Не решилась, может и к лучшему, только жаль, что мама не узнает, сестра, брат, как Майя их любит, как сожалеет и раскаивается.       И Джейсон, так коротко, мимолетно, появившийся в её жизни; обнадежила себя, его.       Она расплатилась, цена была высока, но Майя знала, рано или поздно это бы произошло; оказалось, всего-то было нужно спуститься в храм, пройти весь сложный путь и в самом конце, совсем немного, остаться лежать холодным, с вывернутым наружу сердцем, телом.       Взрывы сотрясали землю, подрубали наслоенные друг на друга коконы, заглатывали рыжим пламенем город гнездящихся сволочей.       Джейсон бежал вперед, не оглядываясь, на груди звенел армейский жетон и стрекоза с лаковым кубиком рун.       Теперь их было пятеро.

*.*.*.*

      Туман стелился молочной рекой вдоль улицы; тихих, сонных домов; размывал силуэты осиротевших без зелёной листвы стволов.       Время едва перевалило за десятый час утра. Суббота.       Джейсон сжал в глубоких карман куртки хрустящий лист, перебегая дорогу. Фантомное чувство, будто что-то забыл, оставил не покидало его уже полгода; эти полгода были пиздецки тяжёлыми, груза вины прибавилось, нервов поубавилось. Он думал, что их не оставят в покое, что на Ираке его карьера, жизнь закончатся; тайна, которую приходилось скрывать, хранилась в потайном месте, в ларце из прочной стали, в его уставшем от напряжения разуме.       И Она.       Джейсон в последнее время вспоминал её все чаще; закрывал глаза, видел её смерть; открывал глаза, видел в зеркальных отражениях, будто неупокоенная её душа следовала всюду за ним. Джейсон знал, что она от него хочет.       Он забрал письмо, не без боя; долго искал Тайлеров, Дану, Даррена, Адриенну — мать. Нашел.       Висконсин встретил его палым, серым октябрем и проливным ливнем на въезде в Грин-Бей. Он тут на день, завтра улетает в Вашингтон.       Джейсон шёл, натянув сырую кепку на глаза, поскреб зудящую щеку, подумал, бля, надо было побриться, выгляжу как чмо;перебежал переулок, сверяясь с номерами домов. Уже близко.       Все что от него требовалось — это отдать письмо и идти себе восвояси, но Джейсон начал чувствовать неуместное волнение, в груди холодело, в горле сохло, пальцы нащупывали в кармане бумагу.       Сколько он потратил нервов, чтобы забрать её вещи, их было не особо много: плеер, который Майя давала только Джейсону, в крайнем случае Джоуи, вкусы в музыке у них совпадали; пузырёк с жасминовым маслом, применение которого было универсальным, хоть царапины залечить, хоть обветренные губы; несколько резинок для волос; пачка мятного Дирола и карманный блокнот с цитатами, пометками, тут было и про Джейсона: «Лейтенант Джейсон Колчек. Кольца на пальце нет, вероятно холост. Острый на язык. Хрен переспоришь. Командир по призванию. Акцент, наверное, южный, как ни странно, это делает его еще горячее интереснее. С ним легко общаться. Понравился с первой встречи. Не обделён внешними данными. Харизмой завлекает только так. Колючий. Но общий язык мы нашли… я так считаю.»       И письмо, в непромокаемом зип-пакете, кровь на него не попала, зато плееру сильно досталось, но он всё ещё работает; Джейсон не читал, просто вертел в руках, иногда порывался заглянуть, но тут же себя одёргивал. Это его не касается. Тут семья, более личное, болезненное, в отличии от матных стишков в блокноте и кратких характеристик товарищей по взводу.       Он нашел дом, остановился, почувствовав небывалую апатию.       Майи больше нет; она умирала буквально в его руках, он бы ничего не смог сделать, только если бы остановил её, не дал идти вместе с Ником закладывать заряды. Но не стал; почему?       Джейсон даже толком не поскорбел. Будто отложил на потом, поставил на паузу, а сейчас оно дало о себе знать; запрятанные чувства, холодящая скорбь, уныние, боль; он даже не был на её похоронах.       Было смешно со стороны, стоит мнётся, как пацан, не может постучаться, собраться с мыслями.       А что сказать? Почему он про это не подумал!       Крыльцо скрипнуло под ботинком; Джейсон качнулся вперед, дотянулся до кнопки звонка и замер, вслушиваясь в звуки за дверью. Кто-то шумно затопал, послышались голоса, откуда-то издалека играла музыка из мультфильма или кино. Он ещё раз посмотрел на номер дома, провёл рукой по козырьку, выпрямился. По ту сторону застучали чьи-то шаги и щёлкнул дверной замок.       У Джейсона в груди что-то оборвалось и замерло; открыла девушка, так похожа на Майю и с первого взгляда он подумал, а вдруг она; а потом разглядел светлые волосы, глаза серые, не зелёные, и выглядела она даже старше своей сестры, возможно из-за ярко подведенных губ и густо накрашенных глаз.       Вопросительно на него взглянула, подняв тонкие брови. Джейсон сглотнул. — Добрый день. Вы Дана Тайлер? — спросил он, рассматривая ее, сравнивая, не понимая зачем. Просто так получалось само собой; тут же себя осадил.       Девушка слабо кивнула, оглядывая Джейсона в ответ; выглядела уставшей, печальной, заинтересованной. — Это я. А вы кто? — голос у неё был другой. Вообще она была другой, но такой же красивой, с короткими светлыми волосами и губами бантиком, точно девушка с рекламы какого-нибудь шампуня. — Лейтенант Джейсон Колчек. Я служил с вашей сестрой, Майей. Я понимаю, это выглядит странно, но у меня есть кое-что для вас, — он говорил почти не понимая собственных слов, волновался и никак не мог успокоить нервы.       Достал из кармана сложенный лист, протянул Дане, которая удивлённо, с застывшим непонятным ему блеском в глазах смотрела на него. — Это вам, — перешёл на хрип, чувствуя, как холодные уши нагревались, как в груди сердце выстукивало азбукой Морзе 'этопиздец'. — От Майи. — Дана, все в порядке? — на пороге показался мужчина, очень высокий, широкоплечий, короткостриженный, лицо в шрамах, но это его не портило, даже украшало и придавало ему большей привлекательности. Он остановился взглядом на Джейсоне; глаза зелёные, почти по-кошачьи; Джейсон понял — это Даррен, не только по его выправке, но больше по тем же губам. У Тайлеров одни губы бантиком на всех. — Это… — Дана запнулась, заправляя прядь за ухо; из распахнутой двери тянуло чем-то сдобным, сладким; Джейсон отдал письмо Дане, та взяла дрожащими пальцами, до хруста смяла, её затрясло. — Дана? Что там? Отдай мне и зайди в дом, — Даррен завёл сестру. Джейсон увидел, как плечи у неё тряслись, растерялся, остался с Дарреном один на один. — Лейтенант, — он кивнул Джейсону. — Я слышал. Морская пехота? — Да, — чуть улыбнулся, уже без напряга оглядывая мужчину. А ведь похожи, мужская версия Майи, не хватало гвоздиков в уши и длинных волос.       Помолчали. Джейсон слышал как где-то внутри дома плачет Дана, качает на руках ребенка, под мелодию из мультфильма, что-то знакомое, кажется, «Ледниковый период». — Она была хорошим человеком и солдатом, — заговорил Джейсон. Ему не хотелось этого, хвалебных речей и наигранности, но не сказать о ней ничего тоже не мог. — Знаю, — прохрипел Даррен, подкурил и затянулся. — Спасибо за это. Мы ещё не отошли от потери. Особенно Дана. Они не общались последние восемь лет…       Джейсон кивнул, будто не знал, закусил губу, взглянул на часы. — Мне пора. Был рад знакомству, Даррен, — он протянул мужчине руку, тот крепко ее пожал, выпустил сизое облако, пепельным пятном оно пристало к крыше крыльца. — Примите мои соболезнования. — И вы, лейтенант. Мы потеряли сестру, а вы подчинённого.       Не просто подчинённого, подумал про себя Джейсон. Сбежал с крыльца, чувствуя спиной пронзительный взгляд Даррена.       Вспомнил первую их встречу с Майей, щека тут же зачесалась, как в тот раз, он страдал от хуевой бритвы и высыпанного раздражения; вспомнил, как на следующий день она отдала ему свой крем после бритья, мужской с сандалом, от раздражения кожи, он не сразу догадался на кой черт он ей-то; вспомнил эти странно-беглые переглядки, её грустные, зелёные глаза, даже когда она улыбалась. Тогда он ничего о ней не знал, зато понял со временем.       Она осела приятной, болезненной тяжестью в его сердце; воспоминанием, высеченным на обратной стороне век яркой улыбкой, красивым, бледным лицом, печальным, но таким живым взглядом.       Она была и останется. Он не позволит себе забыть.       Джейсон шёл, сбивался с дыхания, пригревая на своей груди серебряную стрекозу.       Туман расступался.