В Париже был скандал, какой-то злодей повадился писать гадости об архидьяконе Жозазском прямо на стенах священного собора. Клод Фролло стиснув зубы каждое утро отправлял каноников отмыть очередную возмутительную надпись. Молодые священники пряча улыбки от сурового архидьякона быстрыми тенями мчались исполнять приказ. Безобразие это продолжалось почти два месяца, и что только не узнал о себе второй викарий епископа! «Клод Фролло дурак!», «архидьякон братается с дьяволом», «алхимия лжеучение», «Клот Фроллё лысый чорт!», «архидьякон скупердяй» и др. Были и более обидные надписи, повествующие о якобы имеющих место извращенных пристрастиях священника к горбуну, о том как его покойная матушка грешила со всеми встречными-поперечными и какой-то остряк поведал миру, что архидьякон является счастливым обладателем дюймового мужского достоинства. Ходили упорные слухи, что именно последнему оскорблению обязана появлением на свет сказка «Мальчик с пальчик», чей изначальный вариант как это водится, был намного жестче более поздних адаптаций. Архидьякон же просто страдал от того факта, что некие неизвестные упорно изводят его.
То, что злоумышленников было несколько не вызывало сомнений, уж слишком разнились и виды почерка, и сами зловредные выдумки. Лишь дворянская гордость удерживала Клода Фролло от жалоб епископу и прокурору Шармолю, но его почтенные друзья и так были в курсе происходящего.
Епископ повелел дежурить вокруг собора королевским стрелкам, но толи неизвестные были ловкачи, толи у капитана де Шатопера отказало зрение, но надписи продолжали появляться. Только теперь над ними первыми потешались стрелки вместе с красавцем-капитаном. В одно злополучное дежурство, явилась свету сентенция о том, что «мал поп да удал, пол Парижа пере…читал». Признаться по чести, архидьякон заподозрил самого капитана в появлении этой и многих других надписей, но доказать ничего не мог. В конце концов, он снял дежурство с собора и решил взять все в свои руки. Клод Фролло лично теперь обходил территорию по периметру Нотр-Дама вместе с верным Квазимодо. И в первую же ночь, они пропустили негодника, который изрисовал стену красными сердечками и оставил надпись «Клод Фролло я вас лублу». «Ну, хоть в имени не сделали ошибку», — со вздохом подумал архидьякон и послал Квазимодо за водой, чтобы отмыть стену до наступления рассвета.
А любовные признания возникали каждую ночь, совершенно вытеснив оскорбления. И, если поначалу священник радовался изменению лада надписей, то теперь он был подавлен. Вопреки стараниям Клода горожане все равно узнали, что теперь неизвестный признается ему в любви. Это породило бурные обсуждения и догадки, первым на разведку по поручению школяров прибежал Жеан.
— Скажи, любезный братец это ведь не ты сам себе пишешь? — невинным тоном поинтересовался юноша.
— Нет! — рявкнул старший брат.
— Тише-тише, — бесенок улыбался. — Может быть, тогда это твой горбун?
В этот день Клод Фролло чуть не примерил роль царя Ирода, когда гнал зарвавшегося младшего брата вон. Затем архидьякона вызвал епископ и после обсуждения текущих дел собора и приходов, прелат с лукавой улыбкой поинтересовался:
— Кто же твой таинственный воздыхатель, дорогой Клод?
— С чего вы взяли, что это мужчина? — спросил задетый священник.
— Ну, женщина, так женщина, — добродушно отмахнулся прелат.
А безграмотные надписи с кошмарными сердечками все продолжали радовать горожан. Священник уставший дежурить по ночам теперь просто каждое утро обреченно отправлял кого-нибудь смыть надпись. За сплошной чередой огорчений архидьякон позабыл о нарождающейся симпатии к уличной плясунье Эсмеральде. Эта девушка поразила его еще в сентябре, когда он узрел, что она танцует бесстыдно обнажив живот и чувственно поводя бедрами. Он был как-то на её выступлениях и дабы скрыть замешательство пару раз назвал её ведьмой, девчонка нахмурилась, а многочисленные поклонники юной цыганки недовольно загудели. Теперь священник и не думал о красивой девчонке, страдая от незаживающих ран нанесенных невежественной рукой по его самолюбию. И кому понадобилось так жестоко над ним потешаться?
Однажды ночью он был разбужен от громоподобного стука в дверь и женского крика. Спотыкаясь в темноте о книги священник метнулся к столу, где зажег свечу, после чего с подсвечников наперевес отправился открывать дверь. На пороге стоял торжествующий Квазимодо, который цепко держал за локоть вырывающуюся Эсмеральду. Священнику сразу бросилась в глаза краска покрывающая смуглые ручки.
— Отпусти глухой черт! — кричала она, но горбун уже затащил её внутрь.
— Вот, отец Клод, — с трудом выговорил Квазимодо. — Это она, я её застал! Она писала!
— Ты дурак?! — девушка пинала звонаря. — Я не умею читать и писать, вообще я случайно наткнулась на эту надпись, в темноте облокотилась о стену, а там краска!
— Это она! — гнул свою линию горбун.
Священник посмотрел на маленькую оборванку, которая приняла воинственную позу. Забавная мелочь, неужели это она? Он попросил её замолчать, сам же подошел к столу открыл пузырек с чернилами и что-то написал на обрывке бумаги. Когда он поднес написанное к цыганке, то Квазимодо усмехнулся, а та непонимающе захлопала глазами.
— Что здесь написано? — спросила она глядя на священника.
— Неважно, — он быстро смял лист. — Можешь идти и не шатайся по ночам.
Девушка возмущенно цыкнула и опрометью выскочила из его кельи.
— Это не она, — сказал Клод воспитаннику и тот согласно кивнул головой.
***
Надписи прекратились, и священник вздохнул спокойно, он вернулся к алхимическим изысканиям. Цыганка Эсмеральда часто танцевала на соборной площади, но он уже не замечал её. Девушка же напротив все чаще думала о высоком священнике, что он такое ей показывал и почему это повеселило горбуна. Не иначе какая-нибудь гадость, чего еще ждать от противного попа? Но дни шли за днями, а цыганка все больше злилась. Девушка поручила парочке оборванцев следить за священником, так на всякий случай. Ей доложили, что, по крайней мере, раз в неделю он один ходит в какой-то заброшенный дом. Побывав там цыганка не нашла ничего интересного, какая-то рухлядь, к тому кишащая крысами. Но движимая уже любопытством она продолжала приходить туда время от времени в надежде встретить священника. В одну из пятниц ей это удалось. Клода чуть удар не хватил, когда подняв повыше светильник, он увидел идущую к нему навстречу цыганку.
— Ты что здесь делаешь девушка? — от изумления он не знал что и подумать.
— Что вы мне тогда показывали? Что там было написано? — она свела брови и поджала губы, отчего стала особенно миленькой.
— Э-э, — озадаченно протянул Клод, хотя в следующий миг улыбнулся и подозвал её подойти поближе.
Священник положил на припорошенный снегом пол лампу и велел девушке присесть, чтобы лучше видеть. Когда она опустилась на корточки он встал на колени прямо за ней и вложил ей в правую руку тонкую трость, которую изредка носил с собой. Затем накрыл широкой ладонью её маленькую ручку и стал выводить по снегу какую-то надпись. У девушки заколотилось сердце, тепло исходящее от него тревожило. А священник с удовольствием вдохнул легкий аромат сандала, которым пахли её волосы и задумался о дальних странах. Вскоре он отпустил её руку и шепнул на ухо.
— Вот, что я написал тогда: «Эсмеральда старая карга с длинным носом».
Она как ошпаренная вскочила на ноги.
— С чего это я старая и почему у меня длинный нос?! — почти кричала раскрасневшаяся девушка.
А он уже поднимался на ноги и чему-то улыбался.
— Это была шутка, вроде тех, что писали обо мне. Не переживай, ты конечно же молода и нос у тебя весьма красивый, — тут он замолчал смутившись невольного комплимента.
Девушка плотнее закуталась в старый плащ и пристально смотрела на него, потом она заговорила.
— Уже поздно, вы можете меня проводить до дома?
Позже они сидели в её лачуге у зажженного очага, Джали с неодобрением смотрела на священника, а он очарованный игрой отблесков пламени на смуглом цыганском лице хранил молчание. В собор он вернулся только под утро, а через некоторое время Эсмеральда навсегда покинула Двор Чудес.
***
Епископ Парижский не был склонен к глупым шуткам и розыгрышам, но этот святоша Фролло порядком достал его. Вот почему ничтоже сумняшеся, серьезный прелат велел парочке своих верных слуг и капитану де Шатоперу два месяца изводить спесивого священника. Когда ему доложили, что Квазимодо чуть не схватил цыганку, епископ посчитал, что можно закончить с затянувшейся шуткой. Ну, что же, своего он добился, Фролло поубавил гонора и стал больше напоминать человека, а не ожившие мощи. Да уж, к каждой разновидности несносных подчиненных требуется свой, особый подход.
