Здесь и сейчас

Мрамор стены холодит кожу даже сквозь одежду. Пальцы сжимают горло. Адреналин разгоняет сердце. Га Он делает судорожный вдох и на миг закрывает глаза. Темнота усиливает запах дорогого парфюма, сквозь который пробивается уникальный и пряный запах мужчины. Га Он поднимает веки, чтобы столкнуться взглядом с судьей Каном. И видит огонь. Запах сводит с ума. Га Он смотрит ниже, на тонкие губы, не в силах переключить внимание на что-то еще. Кан Ё Хан изучает его и, как только замечает, куда устремлен его взгляд, меняется в лице. Выдыхает жарко и жадно. — Щенок. Так бы и трахнул тебя. Га Он округляет глаза, делает судорожный вдох и чувствует, как горячо становится в паху. Они сверлят друг друга взглядами, пытаясь поймать все то невербальное, что может выдать тело и оба понимают, что зашли слишком далеко. — Оттолкни меня, — шипит судья Кан, — и я тебя не трону. Ты выйдешь из кабинета и мы забудем об этом. Не оттолкнешь — я трахну тебя здесь и сейчас. Га Он кладет ладонь на горячие пальцы, обвившиеся вокруг его горла, и смотрит с вызовом. — Давайте. Вскидывая брови, Кан Ё Хан наклоняет голову и дьявольски усмехается. Он делает полшага назад, разворачивает Га Она спиной к себе и с силой бросает его в стену, а затем — вжимается пахом в ягодицы. Волосы на шее встают дыбом, когда её касается горячее дыхание. Га Он стискивает зубы и сжимает кулаки. Чёрт, он уже давно не был настолько возбужден. Руки начальника расстегивают ремень и ширинку. Га Он втягивает воздух сквозь зубы, когда шершавые пальцы обхватывают его налившийся член. Еще несколько толчков сзади и Га Он чувствует, как руки поднимаются к бедрам, хватают верх брюк и стягивают их, пока ткань не соскальзывает на пол. Холод. Шаги. Открывается ящик тумбочки. Га Он стоит посреди кабинета, вжатый в стену, обнаженный. Унижение. Возбуждение. Ожидание. Предвкушение. Он не в силах открыть глаза. Звук расстегивающейся ширинки и рвущейся обертки от презерватива. Шаги, дыхание в затылок, от которого волна мурашек сбегает по телу. — Открой рот. Га Он повинуется и чувствует, что Ё Хан заталкивает в него небольшое полотенце. Горячие руки снова на теле, поглаживают бока, грудь, шею, плечи. Шепот на ухо. — Умеешь щелкать пальцами? — Мгм. — Если захочешь все остановить, щелкни два раза. Понял? — Мгм. — Я трахну твои бедра. Ноги сжал! Га Он повиновался. Кровь шумела в ушах и он чувствовал как бьется жилка на виске. Звук открывающейся крышки. Хлопок. Удар отброшенного тюбика об пол. Еще немного. Еще чуть-чуть. Ё Хан с силой обхватил его бедра и толкнулся членом в промежность. Га Он застонал в ткань и отнял лоб от холодной стены, а иначе его размозжило бы об нее от ярости толчков. Пару минут Ё Хан вбивался в него, но потом сжалился, потянулся и обхватил член. Га Он толкнулся в кулак, издавая стон. Колени ослабли, но Ё Хан подхватил его за талию. Горячо. Быстро. Сильно. Толчок за толчком. Шершавые пальцы огладили головку. — Мгн! — Тихо! Еще быстрее. Сильнее. Невыносимо. Га Он почувствовал, что судья Кан оттянул ворот его рубашки, затем — боль от впившихся зубов. — Мгннн! Ё Хан вжался в него и кончил. Рука остановилась на миг, но продолжила движение как только Ё Хан отдышался, и ускорила ритм. Вторая рука обхватила мошонку. Спустя пару минут Га Он дернулся, резко выдохнул и излился в кулак. Холод, шаги. Звуки мятых салфеток, ширинки, пряжки ремня. Он один, посреди комнаты, голый, в своей сперме и смазке между ног. Унижение. Стена холодит горячий лоб. Внезапно руки возвращаются, вынимают полотенце изо рта и аккуратно и нежно вытирают им обмякший член и бедра. Краем глаза Га Он видит, как его начальник присаживается, затем чувствует губы на ягодице, а затем — как руки поднимают его штаны, заправляют в них рубашку, застегивают ширинку и ремень. Чувствует, как к нему прижимаются сзади, обнимают и целуют шею. Они стоят так пару минут. Дышат. Молчат. Ощущают друг друга. Насыщение. Покой. Удовлетворение. Странная близость. В конце концов, Кан Ё Хан отстраняется и шепчет: — Вечером едешь ко мне, понял? А теперь вон из моего кабинета. Он отворачивается и ждет, когда хлопнет дверь. Затем окидывает взглядом пустой кабинет. — Вот черт, стену мне обкончал. Берет салфетку и вытирает белесые капли, стекающие по мрамору. И если бы кто-то был рядом, то увидел бы сытую лукавую улыбку, знаменующую предвкушение большего.