Через тернии к звездам

      Шрам ориентировался с помощью навигатора КПК и немного божьей. Время от времени Стрелок подсказывал, что водитель пропустил нужный указатель, свернул не в ту сторону или попросту мчит на красный. В темени ночи наемник еле различал разметку на асфальте несмотря на яркое освещение, льющееся водопадами лучей с фонарей и ярких вывесок. Киев сиял, как новогодняя елка, но Шрам запутался в витиеватых очертаниях цивилизованного города. Немудрено, он отвык, а то и вовсе никогда не знал, что такое большой город.       «Тула-200» перестала искрить, как это было обычно. Спустя больше года у Стрелка наконец-то дошли руки доварить контейнер, где хранилась волшебная батарейка. А еще покрасить их легендарный транспорт! Никто не обращал на них внимания, потому что мотоцикл был старым, но с виду совершенно обычным. Стрелок удивленно смотрел в окна проезжающих мимо них машин. Там находились то девушка, что пялясь в зеркало заднего вида подмазывает свой алый свисток, то неопрятный средних лет дядька с пузом – он непременно смолит вонючую сигарету, не вынимая хобчик со слюнявых губ, то семейная пара пожилого возраста с озадаченными лицами неторопливо пыхтит на старой машинке в сторону дома. Ужас, да и только. Оказывается, крепкий молодой мужик, которым заселена Зона, практически исчезающий вид в мирной жизни. Стрелка пугали осевшие на гражданке люди. Было в них что-то инертное, полуживое. Разжиревшее от сытости. Безобразное.       – Я потерялся, где мы, – бросил через плечо Шрам. Если раньше он казался потрепанным бомжом с жуткой рожей, то теперь чуть ли не эталоном, каким должен быть человек.       – Да, я тоже не понимаю ничего. Куда-то тебя занесло.       Они притормозили возле автобусной остановки. Стайка местных жителей, что мерзли в пуховиках, дожидаясь последнего общественного транспорта, равнодушно скользнули глазами по древнему мотоциклу. Про себя Стрелок отметил, что на них посмотрели, как на кретинов, особенно тетушка в черном полушубке и гнездом на голове вместо прически. В животе замутило от непропорциональности ее фигуры – живот вздутый, как шарик, а ножки тонкие. Хорошо, что в темноте не видно, какой помадой и прочей хренотенью она разукрасила морщинистое лицо, иначе бы Стрелок точно блеванул. Отвратительно. Интересно, оно разговаривает? Бывший сталкер поправил вязаную шапку.       – Подскажите, как до вокзала доехать? – обратился он к ней. Чтобы выглядеть убедительнее, он улыбнулся, выбрав из своего арсенала улыбок самую очаровательную, как у выходца из приличной семьи. Шрам закатил глаза. Пяти минут не прошло, а он уже конфликтует с социумом. Жаба в шубе смерила парочку брезгливым взглядом.       Инструктаж длился меньше минуты. Она так торопилась избавиться от неблагополучного общества, приставшего к ней с расспросами, что направила их сперва на Площадь Независимости, «а там недалеко, на месте разберетесь». Стрелок отсалютовал тетушке, словно та была его старым корешем, и «Тула-200» отъехала во мрак, подсвеченный городскими огнями. У всей остановки остался осадочек, непонятно только позитивный или нет. В одном замерзшие люди негласно солидарны друг с другом – этим двум отморозкам точно туда...       – Мы не опаздываем? – поинтересовался Стрелок.       – Нет.       Мотоцикл несся по трассе мимо фонарей, остановок и редеющих машин. Все меньше и меньше становилось обычных людей на обочинах, и все чаще стали встречаться странные ребята, похожие на сталкеров. Шрам смотрел на дорогу, поэтому не сразу заметил, что в воздухе что-то переменилось. Некоторые фонарные столбы ослепли, рассыпав у своих подножий блестящие осколки. Загривком Стрелок чувствовал что-то недоброе. Чем ближе «Тула-200» приближалась к Площади Независимости, тем тревожнее ему становилось. На фоне серых зданий мельтешил серый камуфляж, словно они пригнали куда-то на ЧАЭС в рассадник «Монолита». Нет, Стрелок был готов стерпеть любую странность, но когда в нос шибанул резкий запах паленой резины, а впереди под самым небом разверзлись два зловещих крыла монумента Независимости, он обратился к другу:       – Стой! Давай объедем.       – Да не, – поспешил успокоить напарника Шрам. – Сейчас проскочим, не отвлекай.       – Точно проскочим?       – Проскочим, не волнуйся.       Площадь наводнилась людьми, что стали для бывших сталкеров настоящим стихийным бедствием. Уровень шума достиг невыносимого: из легких молодежи, сконцентрировавшейся в центре Киева, вырывались громогласные лозунги на украинском языке; хрустели стекла «буханки», которую озверевшая толпа опрокидывала на бок; но самым страшным стали для них недалекие взрывы.       В сердцах выматерившись, Шрам дал по тормозам сразу после поворота. Перед ними неожиданно возникло препятствие, которое проигнорировать уже не представлялось возможным. «Тула-200» выехала прямиком к баррикаде из горящих адским пламенем автомобильных покрышек. Шестое чувство не раз спасало сталкера в Зоне, спасло и сейчас. Стрелок схватил свой рюкзак и наемника за воротник, уводя прочь от дороги.       – Ты спятил?! А как же...       Он не успел озвучить вопрос, как за их спинами брызнуло битое стекло. Устремленный в небо столп огня обжег затылки жаром. «Надо было объезжать...» – только и подумал Шрам, вытаращившись на «Тулу-200», объятую пламенем коктейля Молотова. Теперь стало по-настоящему страшно. Страшнее, чем в Зоне.       В Зоне было оружие.       На гражданке нет.       Рассуждать, за что их подбили, не было времени.       Какофония смешалась в единый ком гула. Толпа скандировала. Слышались выстрелы – редкие, но настоящие, не киношные. Мир горел. Протесты достигли своего апогея, став маленькой горячей точкой, в центре которой черный силуэт старой доброй «Тулы-200» безмолвно умирал в огне. Бензобак не взорвался, он был вот уже многие годы пуст. Резина колес поплавилась, новая краска слезла безобразными лохмотьями, обнажив голое железо. Как в последний раз из контейнера со «вспышкой» выбилась предсмертная искра, будто слезинка живого существа, Шрам не увидел.       Он и Стрелок со всех ног бежали прочь мимо брезентовых палаток, перепрыгивая через горы мусора и огибая молодых протестующих. Рюкзаки с пожитками оттягивали спины, делая сталкеров неповоротливыми. Стараясь никого не задеть плечами, Стрелок и Шрам сбегали от тех, кто только что желал им смерти непонятно за что. То, что подразумевалось как митинг, переросло в массовые беспорядки, привлекающие своей зрелищностью всевозможных отбросов из маргинальных прослоек общества. Их можно было легко отличить по быдловатым выкрикам из недр грудных клеток. По лицам, не обремененными интеллектом. По тупому жестокому взгляду и угрозам кулаками куда-то в воздух. По гоготу. В поле зрения Стрелка их были сотни, а что же за ним? Сколько их? Тысячи? Стало жутко от того, что он меньше каждого хотя бы на полголовы, худой, безоружный. Стало жутко от осознания факта – сейчас ему надо прокладывать дорогу наугад. И он прокладывал! Кто-то попытался перегородить Стрелку путь. Из-за спины худого сталкера возвысилась черная тень, которая без сантиментов как следует вломила с правой по оскаленной челюсти провокатора. Агрессивный гопник схватился за лицо. Когда он сделал шаг назад и плюхнулся на задницу, Стрелок уже промчался мимо, оглядываясь то на алые вспышки дымовых шашек, то на монумент, то на военные шатры, то на разбитые машины, то на черный дым до небес...       Проклятая площадь осталась позади. Мужики даже не смотрели на какую улицу свернули. Самое главное – эпицентр адища остался позади, однако, даже здесь разгуливали «патрули» из митингующих. Ошалевшие от происходящего напарники так растерялись, что не удосужились вслушаться в суть их требований. Что-то там про гиляку. Схватив Шрама за лямку рюкзака, Стрелок скрылся в темной подворотне, спрятавшись вместе с другом между мусорными баками, изрисованными дурацкими граффити. Оба сели на корточки. В темноте зажегся экран допотопной мобилки.       – Даже в Припяти было тише, – прошептал Шрам, вспоминая первые дни их знакомства.       – Да ваще капец... Алло? Алло, Одноглазый, ты?       – Это кто? – удивленно буркнул Шрам.       – Мы неподалеку от Площади Независимости и...       Никакого музыкального слуха не требуется, чтобы услышать, как с того конца провода старый бандит заорал: «Вы что, совсем оху...?!»       – Мы не знали! – криво-косо стал оправдываться Стрелок. – Помоги добраться до вокзала... Нет, мотоцикл сожгли... Не мы сожгли!.. Так, мы... – он опустил трубку, – Сань, посмотри где мы.       Пришлось высунуть на свой страх и риск из укрытия нос. Скоро вернулся.       – Улица Про... Про...ризна? Вроде бы так.       Одноглазый услышал. Повисла тишина. Он что-то объяснял сталкеру, а тот сосредоточенно запоминал указания. Стрелок, несмотря на напряженность ситуации, был готов биться об заклад, что Одноглазый сидит сейчас где-то в сауне, одетый в чистый белый халат, попивает коньячок с лимоном, а окружающие его голые девки игриво ноют и зовут веселиться в парилку. А он, как бывалый решала, координирует попаданцев, не упуская возможности хлопнуть какую-нибудь из своих куриц по упругим ляжкам.       На самом деле Одноглазый сидел в своей прокуренной киевской квартире, одетый в серую майку и треники. И занят он был гораздо более серьезным делом, чем бани и девки – у него в самом разгаре шла лютая катка в «кол оф дюти», а тут эти со своими проблемами!       В проеме между домами мелькали злые тени, размахивающие черно-красными полотнами. Ах, если бы на них была изображена эмблема «Долга», Стрелок бы выбежал к ним с распростертыми объятиями! Он бы расшаркивался и кланялся, умоляя здоровенных мужиков в форме дать пиздюлей тем распоясанным дебилам. Готов был даже поплакать для убедительности! Увы, этот флаг оказался ему незнаком, но веяло от него чем-то страшным... Он съежился за мусорным баком и понизил голос в разговоре с бандитом до еле слышного. Шрам тоже чувствовал что-то подобное. Главное, чтобы эти не заметили их. Почему? Они не знали. Предчувствие просто какое-то. Шеренга «черно-красных» редела. Вновь кто-то зажег дымовуху. Завоняло гарью, глаза заслезились. Звонок закончился.       – Иди за мной, – шепнул Стрелок, потянув наемника за рукав куртки.       Как интересно. Они начинали с этого. Они петляли по улицам кипящего города, прятались, боялись высунуть головы и быть замеченными. Они искали выход, прокладывая тропы через каменные джунгли, они стремились сбежать. Они думали, что выйдут из Зоны в мирную жизнь, но по итогу вышли в Киев, охваченный такой же мясорубкой, а то и похуже, чем Припять в первые дни с того момента, когда лихой сталкер Меченый отключил «выжигатель».       Лишь когда гуща событий осталась позади, до него дошло, что он так и не вслушался в лозунги толпы и не узнал в честь чего такой кипиш. Возвращаться, чтобы удовлетворить любопытство, он не собирался. Позади шаг в шаг бежал Шрам. Полы зимних парок развевались, подошвы берц ловко скользили по обледеневшим лужам на асфальте. Ночь сгустилась. Во рту щипало кислятиной и горечью.       Стрелка вновь окунуло в философские мысли. Только сейчас до него дошло, как на самом деле он перепугался, не обнаружив на поясе кобуру с «кольтом». Как он на самом деле мало стоит, не имея в руках оружия. Маленький, живучий таракан, вынужденный ради спасения шхериться по мусоркам. Нет, принципиальное отличие от начала пути имелось – в Припяти он не был столь беззащитным. Тогда у него была возможность выстрелить во врага. Сейчас только закрыться руками и молить о пощаде. Мерзко. Ощутив подкатывающую к горлу тошноту, Стрелок на мгновение обернулся, замедлив бег. Шрам обогнал. Опять неподалеку кто-то орет. Разворачивался локальный конфликт. Раздался выстрел.       Уловив, как напарник охнул, Шрам развернулся на сто восемьдесят. Стрелок махнул рукой, мол, все в порядке – споткнулся. Они спешно проскочили через неизвестный темный двор и выбежали ровнехонько к проспекту с автобусной остановкой. Чернеющие крылья монумента, окутанные ядовитым дымом, остались далеко позади. Завизжали покрышки, и перед напарниками затормозила красная «копейка». Из опущенного стекла высунулась рожа Шкалика.       – Опа! – весело поприветствовал он парочку. – Добро пожаловать на Еуромайдан!       – Реще давайте! – с ноткой параноидальной истерики крикнул им с водительского сидения Торба.       – Это свои, – пояснил Стрелок.       – Мужики, что происходит?! – не своим голосом спросил Шрам, подбежав к машине. Дверца открылась с третьего рывка. Шкалик неторопливо пояснил:       – Шо происходит? Все воруют, друг друга душат. Идет спокойная цивилизованная жизнь.       И заржал, как конь.       Забросив рюкзаки в салон, Шрам плюхнулся на сиденье и резко затащил Стрелка. Бедняга побледнел, как молоко. Впрочем, они оба выглядели так, словно на фронте побывали. Наемник перегнулся через напарника и сам захлопнул дверь. Не понравилось ему, как дышал друг. Торба газанул.       – Забейте, мужики. Ехайте в свою Россию и не забивайте себе голову нашими проблемами.       – А моцык куда дели? – обернулся на пассажиров Шкалик.       – Сожгли, – угрюмо ответил Шрам.       – Нафига?!       – Не мы сожгли. Нам сожгли. Не знаю почему.       – А-а-а, у вас номера были российские, – догадался Торба. – Вам Саня Дегтярев подсказал российские номера повесить?       – Дегтярев нам подсказал просто номера повесить, а какие именно не уточнял. Какие нашли, такие и повесили. И правда российские...       – Ну, я вас поздравляю, на. Сверхразумы, емае. Вам тут правосеки во всю глотку орут «москаляку на гиляку», а они с российскими номерами и паспортами гуляють, дыбылы, – Торба повернул руль. Из-за плотности застроек терялся горизонт, виднелись только каменные фасады и мишура огней. Шрам рассердился. Шумно выдохнул носом, еле сдержавшись, чтобы не ответить бандиту крепеньким словцом.       Вдруг на плечо свалился Стрелок. Даже в полумраке Шрам увидел, что друг бледный, как мел, и держится за бок окровавленными пальцами. В секунду от раздражения ничего не осталось. Наемник испугался до смерти.       – Э, Сикарио, ты чего? – растерялся он.       «Отстой», – печально подумал Стрелок и опустил веки.              ***              Тонкая корочка льда подернула узорами лужицы Болот. Она хрустела под осторожными шагами Лесника, деребя своей мелодичностью тонкие струны души. Что-то особенное было в этом звуке. Хотелось остановиться всего лишь на минутку возле скопления «копытц», чтобы проломить носком ботинка каждое, насладиться морозным треском, раствориться в нем. Пока свидетелей рядом нет, старик разрешил себе крохотное развлечение, словно ему всего семь, а не семьдесят. Но недолго! Сумерки уже давно опустились на обледеневшие земли. Выли вдали ночные птицы, готовые выходить на охоту за полусонными наземными зверьками. Словом, ночь настала.       Вот и показался на горизонте дом Доктора. Сперва повеяло терпким запахом дыма из печной трубы, а затем заплясали среди ленивых снежинок, падающих с неба, теплые окна гостиной. Старик подышал в задубевшие ладони и ускорился.       Куртка отправилась на вешалку возле двери, сапоги в угол. За дверью в комнату раздавались голоса. Спокойные такие, без надрыва, немного деловые. «Ты не видел, где лежит...?» – «В тумбочке посмотри.»       – Вот вы где, охламоны.       Лесник скрестил руки на груди, чтобы выглядеть в глазах подопечных строгим и сердитым. Реплика отвлекла Шрама от скрупулезного складывания одежды в рюкзак. Поверх исписанного почти до самого последнего листа ежедневника высунулся длинный нос Стрелка, а затем опустился. Первый несколько растерянно застыл возле дивана, обложенный со всех сторон пожитками, второй, сидя у окна за столом, залитым ярким желтым светом лампы, вернулся к своим заметкам.       – Чаю даже не предложите? – смутился Лесник.       – И тебе здарова, хрыч, – посмеялся Стрелок, откладывая список задач на потом. По пути до гостя он громыхнул железным чайником о печную плиту и полез обниматься. У Лесника аж отлегло. А то вдруг пиздюк впрямь повзрослел, посуровел, деловым стал... не тот уже был бы пиздюк-то.       – Козел ты малолетний, кхе, – погладил старик его спину. Выбравшись из объятий, дед взглянул в лицо Стрелка, держа того за плечи на вытянутых руках. – Эх-х-х... Ну как жеж я без вас буду, эх, мальчишки... – запричитал он, мотая головой.       – Ну, ты не расклейся только, – буркнул Шрам.       – Что ж вы бросаете стариков, а? Кто ж делает так?       Стрелок взглянул на друга. На растерянном лице читался вопрос: «Что делать?!» Делать вот что: Лесника посадили на диван, дали время понудеть, сунули в руки чашку чая и сели по бокам выслушивать бубнеж и сантименты. Шрам, чтобы дед совсем не отчаивался, обхватил его за шею, пытаясь как-то поддержать.       – Столько у нас приключениев было-то, а! Я многим сталкерам работу предлагал, всяким, – вещал Лесник надтреснутым голосом, – но для вас берег самую лучшую. Все для вас делать старался. А то ж вы олухи, сами-то? Э-э-эх... А теперь все уже.       – Мы вообще-то тебе предлагали уезжать с нами, – вклинился Стрелок. Кажется, он сделал только хуже.       – Тьху, дурак. Меня восьмисят шестой никуда отсюда, а вы два тем более не сможете. Ехайте уж, для того и старались все это время, – махнул морщинистой ладонью старик. Последняя фраза прозвучала, как приговор. Лесник переживал и грустил, что все подошло к концу: золотая осень, год, легенда о Шухове с Семецким. С легендой расставаться было тяжело. Прикипел он к Стрелку со Шрамом. Как без них теперь? Как родные же!       – В общем... э-э-э... ну...       – Паш, замолчи, – попросил наемник. – Мы все равно уходим завтра. Что ты завел шарманку, старый? Успеем еще посидеть на дорожку.       Кислая рожа Стрелка вызвала у старого смешок. Покачав головой и закатив глаза, сталкер утопал обратно за стол, решать какие-то свои задачи в ежедневнике, а Лесник остался на диване пить чай и смотреть, как Шрам утрамбовывает необходимые тряпки.       – Когда я только с тобой встретился, твоя книжка была пустая, – заметил наемник.       И правда, ведь теперь из ежедневника торчали веерами разноцветные закладки, какие-то бумажки, клочки, а страницы с кофейными кругами были исписаны вдоль и поперек. Оставались какие-то жалкие чистые листочки, готовые вот-вот заполниться.       – Когда мы встретились, ты был занудным хмырем, и, в общем, ничего не изменилось, – пробросил Стрелок, пожимая плечами, за что тотчас ему в голову прилетел спичечный коробок. – Айщ!       – Я хотел предложить подарить тебе на новый год новую, но кажется только что передумал.       Лесник умиротворенно смотрел за тем, как двое его подопечных занимались делами, изредка прерываясь на безобидные перепалки. Был в его настроении налет грусти и сожаления о том, что он непростительно редко собирался вместе с ними просто так.       Когда-то давно, когда в Рыжем Лесу стоял двухэтажный особняк, он был занят тем, что раздавал задания сталкерам, диспетчерил отряды, машиной своей в гараже занимался, пока Шрам со Стрелком были предоставлены сами себе. После странной истории в Лесу уже Эльфийском, когда все трое попали в дом Болотного Доктора, Лесник был занят всем тем же самым, плюс попытками наладить контакт с хозяином богадельни, но только не Шрамом и Стрелком. Когда они все переместились на базу «Чистого Неба»... Не стоит продолжать. Эти пацаны всегда были на особом счету у старика. Но показывал ли он свое отношение к ним в должной мере? Будут ли его помнить как старшего товарища, как наставника? Они вообще знают насколько Лесник ими дорожит?       Все, что ему оставалось, это смотреть, как щепетильно Шрам организует рюкзаки, а Стрелок рыскает в интернете, бронируя ночлежки и билеты. Правильно. К этому все и шло. Правильно – не обязательно приятно.       На следующий день было свежо и морозно. Светило солнце, играя бликами по паутинкам льда на лужах. Низкая болотная трава со мхами оделись в белесый иней, местами лежал снежок. В доме собралось четверо, не считая собаки. Беседа не клеилась. Устроить день воспоминаний не получилось, поскольку виновники торжества то и дело бросали взгляды на Плотву, навьюченную рюкзаками, сверкающую новеньким украденным номером с триколором. Только Болотный Доктор заводил пластинку с избитым началом «а вы помните», как ловил отрешенность подопечного. Он все помнил, просто хотел идти вперед, а не всматриваться в то, что было раньше. Изменение темы на напутствия тоже не пошло четверке на пользу. Все было просто. Разговора не вышло, потому что Лесник с Доктором находились здесь, дома, за обеденным столом, а Шрам со Стрелком уже там, далеко-далеко за горизонтом. За тысячи километров от них...       Прощание тоже было скомканным. Доктор слишком долго обнимал Стрелка, а Лесник Шрама, и из-за этого оба два почувствовали себя ничтожествами, бросившими своих стариков умирать в Зоне, на холоде, в сырости, жестоко и бесчеловечно. «Вот это и произошло», – думали они, когда садились на «Тулу-200». «Нет, они же сейчас исчезнут навсегда!» – испугался Стрелок, глядя, как наставники постепенно теряются из вида боковых зеркал. Какое-то время за ними бежал Дружок, свесив язык, а потом устал и отстал. Взгляд слепого мутанта разорвал Шрама в клочья изнутри. Спустя несколько километров по пустой трассе им пришлось остановиться, чтобы посидеть на обочине, собраться с мыслями, пережить шокирующий переломный момент.       Замерзшие руки грела теплая кружка от термоса. Вперившись куда-то в пространство, Шрам наблюдал, как горячий пар закручивается в вихры узоров на морозном воздухе. Как солнечные лучи играют в их водовороте. Как красиво. Помогает отвлечься от тягостных мыслей.       – Я буду скучать, – сказал Стрелок. Вот уж кто никогда не может сбежать от самого себя. Что ему ответить? Шрам ободряюще погладил его по плечу, а затем снова уставился в макро-мир над сладким чаем. Каждый справлялся по-своему. Он никогда не забудет отчаяние Дружка, не понимающего за что его бросили.       Пора покидать пустынную дорогу.       Неужели этот день настал.              ***              – Не дергайся, дай сюда!       Стрелку было очень больно, когда Шрам силился стащить с него куртку, вот и сопротивлялся. Он шептал какие-то нелепые требования: то «оставь меня в покое», то «отвали». Разве Шрама возможно остановить? Вот уж чего. Продырявленная куртка улетела на пол салона «копейки». С переднего пассажирского сидения Шкалик протягивал чемоданчик с аптечкой.       – Если болит, значит нервные окончания целые, – бандит постарался воодушевить Стрелка. – Может, задело только.       Шрам задрал свитер с футболкой.       – А тебя и правда только задело.       – Серьезно? – промямлил Стрелок. – А болит так, будто мне кишки на палку намотали, потом попинали и подожгли.       Облегченно выдохнув, наемник стал накладывать перевязку на царапину. Делать это приходилось практически вслепую. Боясь, что с улицы кто-то заметит странную возню в машине, Торба решил не включать свет.       – Придется тебе ковылять по вокзалу до нашего вагона. Справишься?       – Эх, куда я денусь...       – Кто-нибудь из вас может отдать свою куртку? Мы же не попремся в кровавой.       Шкалик и Торба переглянулись. Оба были одеты в обычные тонкие пуховики, но вопрос упирался в размер. Стрелецкий утонет в обеих. Махнув рукой, Шкалик согласился помочь шмотьем. Ерунда ведь! Когда перевязь закончилась, Шрам опустил край свитера, а машина отъехала от парковки. Все облегченно выдохнули – сталкер Семецкий не умер, все идет по плану, а еще...       – Вы опаздываете, – как бы между делом пробросил Торба.       В груди что-то бухнуло.       С бандитами удалось попрощаться куда более органично, чем с Лесником и Доктором. Тут времени на сантименты не осталось от слова совсем! Торба выбрасывал из салона «копейки» рюкзак, потом второй, и напоследок свою куртку. Таксисты на парковке увлеченно наблюдали за тощим привидением, одевающимся на ходу, и здоровенным лбом, который чудом сохранял трезвый рассудок, покуда из тачки доносилась филигранная ругань.       – Давайте, пацаны, ни пуха, епта! – махал из окна кулаком Шкалик. – Смерть мусорам, свободу ворам! Попутного ветру в горбатую спину, хуе-мое, и помните, что согласно правилам бандитского этикета, болт следует держать в правой руке, а шелупонь в страхе!       – Мы поняли, Шкалик, заткнись бога ради! – попросил Шрам, закидывая оба рюкзака на себя. Стрелок в сторонке заржал и тут же скорчился от боли.       Из динамиков раздалась плавная короткая мелодия, и следом объявили, что поезд Киев-Москва уже подан под посадку.       – Покеда, пацаны! – орали бандиты вслед удаляющимся Легендам Зоны. – Пишите письма!       На себя пришлось взвалить еще и Стрелка, который еле плелся. Но прок от него был еще какой! В отличие от Шрама он не испугался обилия заграждений, магнитных рамок, незнакомых запахов и толп с детьми и чемоданами. Даже здесь, за пределами Зоны, в обычной мирной жизни они оставались боевыми напарниками. Наемник всецело доверился указаниям друга, заворачивая, куда он скажет, вытряхивая карманы на пункте досмотра и отправляя рюкзаки по ленте, чтобы их просветила девушка лет тридцати со скучающим видом. Монитор по ту сторону шайтан-машины не показал ничего ужаснее кухонного ножа, поэтому вскоре мужики бежали (Шрам бежал, волоча под руку Стрелка) по опустевшему перрону. На платформе стояли провожающие. Некоторые нетерпеливо ждали, когда уже поезд тронется, чтобы они закончили свои ритуальные проводы и ушли домой, а кто-то искренне улыбался, помахивая ладонями в толстые окна. Пахло углем. Проводница вагона номер шесть лениво развернулась. Сейчас она поднимет помост, и...       – Стойте!       От медвежьего рева под ухом Стрелок чуть не испустил дух. Шрам на ходу всучил дамочке в руки два паспорта с торчащими оттуда билетами. Не дожидаясь приглашения, он помог залезть сперва другу, после чего втиснулся и сам. Проводница отнеслась к выходке философски, то бишь, без паники. Зашла за ними. Помост поднялся, дверь закрылась. Осознав, что минутой позже они бы уже опоздали, Шрам выдохнул. Сполз по стенке. Сел. Почесал седины под шапкой. Надоело ему за сегодня впадать в ощущения вселенского ужаса.       – Заранее надо было приходить, – спокойно сказала проводница, проверяя документы. – Семнадцатое и девятнадцатое места. Курить только на остановках, туалет в конце вагона, кипятильник в начале, чай, кофе спрашивайте у меня.       – Угу, спасибо.       – И это... Вы бы пересели в сторонку, а то вам сейчас кто-нибудь дверью по голове даст.              ***              – Интересно, как там наши мальчишки, – задумчиво проронил Лесник, смотря из окна в непроглядную темень Болот. Услышав знакомое слово, Дружок печально хрюкнул. Голову не поднял.       – В поезде уже, небось, – пожал плечами Доктор. На его лице появилась добрая улыбка. – Наверное, приехали слишком рано. Успели по Киеву погулять. Стрелок мне сказал, что он спланировал даже гулянки. Показал в этом своем интернете, куда хочет сходить. Не может на месте сидеть.       – Вот потому-то Шрам мне и плакался, что убить этого пиздюка хочет.       Хорошо быть людьми, не следящими за новостями. Как бы сталкерское братство не злословило на Зону, а все же она оберегает их от суеты, подобной той, что прямо сейчас разворачивалась в центре столицы Украины. В какой-то мере Шрам и Стрелок стали пионерами, покорившими просторы Больших Земель. Именно они донесли в этот ныне кажущийся им уютным уголок вести с гражданки. На столе зазвонил КПК Лесника. Они ждали этого.       – Ну шо там? – восхищенно спросил дед. Ему ответили по громкой связи.       – Да как бы тебе сказать! Мотоцикл подожгли, Стрелок слегка огнестрельно ранен, мы с бандитами на «копейке» убегали от э-э-э... как он их там назвал? Короче черно-красных каких-то. На главной площади адище покруче, чем на ЧАЭС осенью одиннадцатого. На поезд успели в самый последний момент.       Они переглянулись. Что они только что услышали? Пес вылез из-под стола. Он обязан знать!       – Сынок, ты бредишь?       – Не бредит он! – сердито крикнул Стрелок. – Вы нам подсказали, как КПП обойти, а как это ГОВНИЩЕ – нет! Мы ваще не знали! Не получит майор свою Плотву в наследство, так ему и передайте. В нее коктейль Молотова кинули, она сгорела. Все потому, что надо было нормально говорить, какие номера вешать. Мы российские повесили, и все, полное чики-брики.       – А долговцы там что делают? – опешил Доктор.       – Черно-красные – это не долговцы... – устало пояснил Шрам. – Короче, Склифосовский. Было сложно, но мы сели и поехали. Не думал, что когда-нибудь это скажу, но в Зоне было спокойнее. Хорошо, что Лесник остался, нехер ему здесь делать.       Деды переглянулись еще раз.       Ну и ну...              ***              Утро. Колеса размеренно отбивали металлический такт по рельсам. Чучух-чучух... Чучух-чучух... Стрелок уложил подбородок на ладонь, смотрел в окно на зимний рассвет, пока Шрам нарезал им бутерброды на завтрак. Как водится, с отвратительной колбасой из погребов «Ста рентген».       – Как ты себя чувствуешь? – спросил он.       – Получше.       На столе лежал КПК с открытой страницей книги. В кои-то веки он взялся что-то почитать, но быстро отвлекся на однообразные пейзажи. Сегодня они оба хорошо выспались. К ним никто не подсел, так что им удалось провести ночь в тишине и покое. Через несколько часов пора будет выходить. После вчерашнего Шрам решил побыть еще мягче, чем обычно, так что отвлек друга от созерцания прикосновением к плечу.       – Просыпайся давай, Сикарио. Кофе стынет.       Из-за горизонта сияли первые лучи солнца, проливаясь морозным светом через тонкие золотистые облака. Утренняя акварель. На измученных лицах впервые за годы появились умиротворенные расслабленные улыбки. Давно ли они молча сидели напротив и любовались видами из окон? Кажется, ни разу. А сегодня захотелось.       Состав замедлился у очередной двухминутной станции. Теперь, когда тряска перестала мешать, Стрелок наспех закрыл шторки, спрятавшись от посторонних глаз. Шрам не сдержал улыбку от уха до уха. Вроде бы весь такой из себя цивилизованный, даже рамки на вокзале прошел без труда, а людей шарахается, как опоссум. Беда пришла откуда не ожидали. В купе постучались.       Разочарованный Стрелок цикнул, подойдя к двери. Замок сухо щелкнул. На пороге стоял дядька немного за пятьдесят. Из-за расстегнутой куртки торчал необъятный пивной живот, обтянутый шерстяным свитером. Побагровевшие от холода ладони сжимали ручки дорожной сумки. Из бокового кармашка торчала свеженькая свернутая газетка – заголовок начинался буквами «ЕВРОМ», а чтобы прочитать вторую часть слова, надо развернуть прессу целиком. Купе тотчас наполнилось запахом одеколона, чувством присутствия и простяцким позитивом. Толстяк улыбнулся, надув красные, как половинки свеклы, щеки, воскликнул добродушное «здрасьте» и ткнул сарделькообразным пальцем в верхнюю полку.       – Мне к вам!       – Ясненько, – проворчал Стрелок, скептично рассматривая грузное тело. Спрятался к себе, замкнулся, взял в руки КПК. Шраму пришлось сделать максимально неодобрительный взгляд, чтобы его нелюдимый друг завалил хлебало и не хамил всем подряд.       – Я наверх забираться не буду, – тараторил новый пассажир, – я выхожу через полтора часа. Разрешите внизу посидеть?       – Без проблем, – кивнул Шрам на свою заправленную койку. Разумеется, на противоположном месте громоздилось гнездо из одеял, откуда высовывался острый хищный нос. Обиделся на жизнь.       – Володя, – протянул толстяк руку.       – Александр...       – А вас как?       – Павел, – нехотя поздоровался Стрелок. Сразу после рукопожатия он сделал брезгливую харю и вытерся о занавеску. – У вас ладошка потная...       Еще одно слово, и Шрам будет готов прибить друга на месте. К счастью, гость только посмеялся. Он пояснил, что потная вовсе не ладошка, а бутылка вкусной водочки, которую он перекладывал по отделениям сумки прямехонько перед посадкой в вагон.       Поезд ехал дальше, как ни в чем не бывало, а на семнадцатом и девятнадцатом местах произошли разительные перемены. Толстяк сочувственно покачал головой, глядя на убогие бутерброды. Вскоре на стол был проставлен завтрак получше. Вместо колбасы из туалетной бумаги была подана сырокопченая с вяленой вишней. Контейнер с настоящим сыром источал какой-то божественный запах, доселе незнакомый бывшим сталкерам. Помидоры, огурцы, свежий, будто только из печки, хлеб, куриные голяшки в таких чудесных специях, о существовании которых мужики даже не догадывались, а венчала эту королевскую роскошь элитная можжевеловая водка из морозилки. Стрелок пытался делать беспристрастный вид книгочея, но не смог спокойно смотреть, как его товарищ наворачивает вкусняхи, заливает шары и ржет над историями Володиной юности, когда тот работал на молочном комбинате. И ведь Шрам не придуривался! Ему всамделишно прикольно поболтать! После грубиянства было как-то даже неловко тянуть ручонки к гастрономическим излишествам, поэтому приходилось молча терпеть.       Сосед по купе им достался простой, как валенок. Обычный добрый дядька, в прямом смысле не нюхавший пороху, сохранивший к своему возрасту способность оставаться человеком открытым, без заморочек. Ему бы и в голову не пришло, что это мелкое создание напротив него готово захлебнуться собственными слюнями, но приложиться к поляне ему не позволяет стыдливость. Зато Шрам, вдоволь насладившись метаниями друга, сжалился. К Стрелковой половине стола пододвинули всего понемногу. Пусть жует.       – Друг ваш необщительный, смотрю, – заметил толстяк жест собеседника. В стаканы в серебристых подстаканниках лилась водка.       – Он приболел слегка, – уже прилично поддатый наемник улыбнулся. – Сиди спокойно, я тут вместо тебя пообщаюсь.       Стрелок постыдился.       – Мне просто рассказывать нечего. У вас истории про коров интереснее, чем мои про... эм... ну, скучно я живу, в общем.       – А ты выпей, и язык сразу развяжется, – игриво подмигнул Шрам. В кои-то веки в его глазах плясали чертята.       – Во-во! Ехать-то час еще. Где работаете? Чем занимаетесь? – активно садился на уши толстяк Володя. Жирные пальцы подхватили кусок сыра и подстаканник с «беленькой». Шрам покивал, дескать, действительно, вливайся, а то как неродной. Он и влился. Посудины бряцнули друг о друга. Кадык загулял вверх-вниз: Стрелок не играл по правилам. Он по привычке выхлестал сразу половину залпом, закусив в конце перформанса тонким колечком огурчика.       – Слышали про Чернобыльскую Зону Отчуждения? – лукаво спросил он. Шрам оказался не в силах сдержать смешки. Сейчас начнется!       Через час Володя вылетел из купе, как пуля. Нет, он не испугался собеседников и всяко в них не разочаровался. Просто так вышло, что у скромного на первый взгляд Павла истории про мутантов и аномалии интереснее любого комбината. И шутки-то какие искрометные! Чики-брики, это где слыхано вообще? Обхохочешься! Проблема вот в чем заключалась – этого говнюка не заткнуть! Незатыкаемый!       Так что стол опустел. Остались на нем стоять только две кружки от термосов с остывшим кофе. Поддатые пассажиры были в приподнятом настроении после первого непосредственного столкновения с нормальным социумом. Вновь защелкнулся замок двери, задернулись шторы, и Стрелок забился в свой уютный угол.       – Если ты себя распустишь так же, как этот жирдяй, я тебе об этом сообщу первый, – пообещал он.       – Ты как подросток, ей-богу, – засмеялся Шрам, забираясь руками под футболку.       – И да, раз уж мы не в Зоне, – сталкер сел прямее, воодушевленный своей новой идеей, – давай начнем обращаться друг к другу по именам наконец-то, а не по позывным.       – Кстати да. Согласен.       Вагон резко дернулся. Не удержав равновесия, Стрелок втемяшился о край стола. Неосторожное движение отозвалось резкой болью в боку. Глаза непроизвольно заслезились, руки машинально схватились за перевязку. Он одними губами произнес нецензурное словцо, после чего стиснул зубы и прорычал что-то нечленораздельное, пялясь в потолок. В поезд вернулась качка.       – Черт, – расстроился Шрам, – мне аж самому больно стало.       – Уф-ф-ф, зато свершилась твоя мечта. Видишь, я сижу спокойно.       – Теперь я даже не уверен радует ли меня это. Ладно, давай я посмотрю, что там у тебя.       Они занялись сменой бинтов.              ***              На выходе с Ленинградского вокзала Стрелок не сумел обуздать свои низменные животные импульсы и таки купил себе шаурму в сырном лаваше. Его спутнику стало даже немного ревностно, потому что во время жраки у него такое лицо, словно он откусил кусок амброзии... В однозначном порядке было принято решение сперва доехать до Старого Арбата, погулять, отметить на Красной Площади новый год, а затем ехать в ночлежку, которую забил любитель сырного лаваша еще несколькими неделями ранее. А пока они сидели на лавочке неподалеку от Комсомольской станции метро, приходили в себя после тряски в поезде. Либо наслаждались шаурмой, либо воображали себе... эм... всякое, глядя, как кое-кто наслаждается шаурмой.       День был чересчур богат на события. Мужики забросили рюкзаки в камеры хранения и отправились покорять Москву, объятую предновогодним психозом. Выносить это на трезвые головы было невозможно, поэтому когда утренняя можжевеловка выветрилась, они в срочном порядке отправились пить.       Они видели стену Цоя; сперли на память пластиковую игрушку с одной из праздничных елок; пытались втихаря заглядывать москвичкам под юбки, в которых те щеголяли по зимним морозам; но главное – совершили марафон по самым дешевым барам, накидавшись в хлам; правда, на седьмом баре выпить не получилось, потому что в их стол прилетело пьяное тело, перевернув всю посуду вверх дном... зато получилось поучаствовать в массовой драке и сбежать на улочку до приезда ментов! Продолжать можно вечно. Вырвавшиеся на свободу мужики наверстывали упущенные развлечения. Когда часы подошли к одиннадцати вечера, Шрам тоже созрел для шаурмы, и они вдвоем, сев на бордюр около памятника Минину и Пожарскому, наблюдали за главным муравейником столицы.       – Скажи, а почему тут одни хачики? – пьяно промямлил Стрелок.       – Это русские, – не менее трезво ответил Шрам с набитым ртом. Шаурма зачетная. Какого хрена в Зоне такую не делают?!       – Не, ты послушай их речь... ну, язык. Они ж не п... не... русски говорят, кароч.       В новый год в центре Москвы собрались исключительно люди с ближнего зарубежья. Таджики, узбеки... Иногда мельтешили и кавказцы, хотя в темноте сложно было отличить одну национальность от другой. Что есть, то есть. А русских... нет! Если бы не напарник, Шрам бы даже внимание на это не обратил. Подумаешь, один сплошной салам-алейкум. И что?       – Так выглядят наши братья-славяне, Пабло.       – Тогда, наверное, нас всю жизнь обманывали, и мы чистокровные узбеки. И место наше в Средней Азии.       – Конечно. Не даром наши фамилии Сикарио и Корлеоне. А это, между прочим... узбекские фамилии. Типа как Петров или Иванов у русских.       – Поехали в ночлежку, короче.       От необремененных смыслом шуток друга Стрелок поплыл в дурацкой улыбке. Кремлевские звезды утратили четкость очертаний, превратившись в красные пятнышки.       – Мы еще две тыщи четырнадцатый не встретили.       – Метро закроется. Согласись, оно тут классное? Я бы еще прокатился.       Ладно, придется признаться.       – Нам не надо никуда ехать, мы пешком дойти сможем, – тихонько ответил Стрелок.       – Тогда пошли? Я почти дожевал.       О, кажется, Шрам не понял. Это ничего страшного. Бросив прощальные взгляды на Ташкент и Душанбе, что приехали встречать новый год у Кремля, бывшие сталкеры пошагали...       ...нет, не к хостелу в грязную подворотню. Сперва за вещами, разумеется. А вот потом...       Стрелок честно экономил каждую копейку. Там, сидя в доме на Болотах, он высчитывал самые дешевые билеты, самые дешевые ночевки и самые дешевые столовки. Он изо дня в день трудился, созваниваясь с администраторами, высчитывал время, ломал голову, как сократить расходы на дорогу, пока однажды не настала нужда сходить с Доктором до ближайшего села в магазин. Нет ничего сложного в том, чтобы придерживаться списка покупок, куда записаны самые необходимые вещи, но... но почему-то соблазн купить мешок сырков был так велик... и «сникерсов»... и вафелек... и...       Вместо одной суммы денег Стрелок оставил вдвое больше. И принял на вооружение важный жизненный урок. Баловать себя – такая же необходимость. Жить в вечных ужимках невозможно, особенно когда знаешь, что можешь позволить себе этот несчастный сырок. Поэтому вместо плацкарта он взял купе.       И поэтому Шрам немало удивился, увидев, что друг ведет его не к захолустью с крысами и тараканами под половицами, а в приличный отель. Он очень быстро отрезвел, увидев в фойе здешний контингент. Он одевается лучше, обладает манерами, пользуется парфюмом и спьяну не ржет, как быдло, а сдавленно посмеивается. От обилия социального притворства наемник «завис», осознав себя в своих серых камуфляжных штанах честнее всех присутствующих вместе взятых и настолько же неуместнее. Помнится, Настя как-то раз обзывала таких «претенциозными дамочками в синих платьях». Забыла упомянуть женоподобных джентльменов в смокингах с дурацкими галстуками. Что именно она имеет против синих платьев не совсем ясно, но о ком она тогда говорила, мужик понял, принял, мысленно перекрестился. Если это нормальный социум, то они со Стрелком туда не ходоки. А вот к счастью или к сожалению... пока рано делать выводы.       После ЧЗО даже номер, в котором есть две приличные кровати, душ, кофемашинка (которой никто не умеет пользоваться) и электрический свет, казался люксовым. Разбросав рюкзаки, Шрам проследил взглядом, как Стрелок падает лицом вниз в свеженькое постельное белье и загребает руками, будто по воде, после чего задал закономерный вопрос:       – То есть, ты забронировал на двух мужиков комнату с огромной ванной на два рыла?       – Да-а-а, я это сделал, – ничуть не раскаиваясь ответил тот. – Чтобы поставить поперек бортиков перегородку с тазиком пельменей, сесть в воду прямо в халатах и жрать вилками, как свиньи.       – И тебя совсем не беспокоит, что об этом подумает персонал?       – Не-е-ет, мы им платим, так что их дело вежливо улыбаться и не пиздеть. Они нам еще и вина принесут в красивых бокалах.       – Я так понимаю, что тазик с пельменями тоже. М, ясно. Какая ты циничная сволочь. Я от тебя не ожидал.       Но немного помолчав он улыбнулся.       – Мне нравится. Никогда не говори мне сколько это удовольствие стоит, договорились?       Вверх взметнулся большой палец.       – Окей!       Пока за окном разрывались новогодние фейверки, они осматривали свои среднячковые апартаменты, кажущиеся им царскими хоромами. Вызвать пожрать в номер, не поднимая при этом ничего тяжелее телефонной трубки? Невозможно... Топтать ковер, который мягче лежанок, на которых они спали последние годы, вообще пик роскоши. А кипяток? Можно просто нажать на кнопку на чайнике, чтобы заварить себе чаев-кофеев. Не надо гнуть спину, собирая дрова, разводить костер, ставить ковшик, обжигаться, уворачиваться от дыма... Не надо отшкрябывать любимую кружку от копоти горстью песка с землей в холодной луже.       А постель? Кому пришло в голову шить на одеяло БЕЛЬЕ? Спали всю жизнь в спальниках, и хватит! Так мало того, что на одеяло шьют белье, тут еще и подушки есть! Тоже одетые! Это что вообще за пидорство? Все это казалось Шраму диким. Еще нескоро до него дойдет, что дикий здесь только он. В отличие от него Стрелок быстро впал в гедонистические радости. Он с нескрываемым удовольствием лежал после горячего душа поперек кровати и гладил белоснежное махровое полотенце. Шрам к своему побоялся даже притрагиваться, таким оно было... безупречным. В отличие от него.       В эту ночь Шрам понял, что ему страшно посмотреть на себя в зеркало над раковиной. Ему было хорошо в дешевых рыгаловках пару часов назад. Ему было прикольно на тесной лежанке в поезде. Ему было прекрасно во дворе Болотного Доктора с топором в руках колоть дрова и месить говнище резиновыми сапогами. А в нормальных условиях ему неуютно, словно блага цивилизации были созданы для кого угодно, но только не для бродяги с боевыми шрамами на всю рожу, типа него. Он настолько одичавший, что недостоин даже мыла, которое пахнет вкуснее всего, что осталось в его дырявой памяти.       «Наверное, мне просто надо привыкнуть», – разумно подытожил он. И, скрипя сердцем, позволил себе постоять под горячей водой, сколько захочется.       Когда он выполз в комнату, Стрелок уже погасил свет и зарылся в одеяло.       – Ты спать что ли собрался? – возмутился он. Компромисс. Включил только ночник на тумбочке.       – Ну да? – пробурчало в ответ.       – Еще чего! А где тазик с пельменями?       – Чего?..       – Я вообще-то думал, что ты не шутишь.       Стрелок, насколько позволяло ранение, аж подскочил, вытаращившись на друга, как на привидение. Что, всамделишно?!       – Мне казалось, что ты поддержал эту идею по приколу...       – Я пойду воду набирать, а ты давай займись гребаными пельменями, Сикарио. Помнишь, как мы с тобой потанцевали на пепелище?       Стрелок помнил. Это было странно. Шрам продолжил:       – Я хочу попробовать провернуть примерно то же самое, только не в разрухе. Почувствовать себя, так сказать, в шкуре приличного современного человека из цивилизованной жизни, которого просто слегка занесло.       – Психотерапия что ли? – вздохнул он.       – Ага. Эксперимент. Только не в деструктивном контексте, а созидательном. Не когда вокруг тебя грязное пепелище с мертвыми головами, а когда напротив чистота, тепло, достаток и созидание.       – А... А-а-а! – у Стрелка загорелись глаза, хотя он тут же осекся. – Идея интересная, но мне кажется, что впадение в любые крайности не принесет тебе удовлетворения.       – Почему?       – А потому что излишек слишком сильно давит грузом на плечи. Ты берешь на себя, получается, больше, чем тебе надо, и тащишь на себе какой-то балласт. Это как взять с собой в ходку, я не знаю, вторую пару обуви. Вроде бы полезное дело, но... ты что, с одной что ли не походишь несколько дней?        Пришлось задуматься. Шрам сел на край кровати друга, прислонил палец к губам, обдумывая его слова.       – Знаешь что я предлагаю? Давай мы закажем эти пельмени и просто посмотрим «Четыре комнаты» перед сном, – Стрелок непринужденно развел руками, – я думаю, что нам этого вполне хватит, чтобы кайфануть.       Чистые, опрятные, расслабленные друзья спустя недолгое время сидели, прислонившись усталыми спинами к мягким подушкам, и смотрели новогоднюю третью комнату из легендарного фильма. Ту, где Антонио Бандерас с горячей пьяной азиаткой, двое несносных детей и мертвая шлюха в диване. Шрам пришел к выводу, что Стрелок абсолютно прав. Излишек он бы не потянул. И эти пельмени были самыми потрясающими из всех пельменей, которые он помнил. Неужели именно так выглядит отдых?       Словом, 2014й год был встречен не совсем, как положено, ведь вместо бутербродов с красной икрой были пельмени со сметанкой, а вместо шампанского какой-то дикий коктейль из всего, что горит, но все ж из 2013го никто не ушел обиженным. Хорошо, что хотя бы фейверки не подвели – что на экране на фоне пожара в немой сцене стреляли салюты, что за окном на зимнем черном небе Москвы.              ***              Они опять прошлялись целый день с рюкзаками за плечами. Вели непринужденные беседы о столичных жителях, преимущественно женского полу. Вот, к примеру, проходит мимо них разукрашенная надушенная цаца (это ближе к вечеру, утром первого января им встречались исключительно зомбированные), и все в ней прекрасно, как в картинке с обложки журнала, до тех пор, пока Стрелок со Шрамом не начинали задаваться вопросами – во сколько она проснулась, чтобы нарисовать себе лицо, выспалась ли, не надоело ли ей выполнять этот ритуал каждый день, сколько такое сомнительное удовольствие стоит и так далее. Попытки реконструировать повседневный быт горожанок доходили в своих предположениях порою до абсурда, но чаще всего до риторического «зачем». «Чтобы ее хотели трахать, наверное», – строил догадки Стрелок. «У кого с этим делом все в порядке, у того и на Настю встанет», – парировал Шрам.       Стало понятно лишь одно – они, сталкеры, и среднестатистические москвичи живут в разных мирах, которые, как две параллельные прямые, никогда не пересекутся. Хорошо, что к вечеру, когда их утомили лаваши, уличный кофе и городской шум, пора было ехать в аэропорт.       Тут-то Шрам и сложил на Стрелке все маты. Мало ему было геморроя на железнодорожном вокзале, так он решил все усугубить! Как будто они не переезжали с места на место, а проходили компьютерную игрушку с возрастающей с каждым новым уровнем сложностью. Очереди на регистрации, лабиринты коридоров с окнами, где мельтешат прибитые к земле самолеты, досмотр багажа, прохождение через рамки, куча правил обрушились на неподготовленного психологически Шрама, словом, уже зайдя на борт, он выкатил свою порцию раздражения на окружающий мир:       – Господи, Стрелецкий, это какой-то ад! Как ты в этом разбираешься?!       – Как сказать, – он сел рядом и перегнулся, чтобы посмотреть в овальный иллюминатор, – это не труднее, чем отключить «выжигатель». Где-то примерно так же, хе-хе.       – Я так не могу, я не понимаю ничего, – он зашептал: – Ты не предупреждал меня, что жизнь на гражданке такая... такая... сложная!       – А что в ней сложного?       – С чего бы начать... Сперва войнушка в Киеве, потом толстый причинитель добра в поезде, который под видом благодетеля агрессивно заставлял жрать водку, неприступные телки в барах, цыганский базар на Красной Площади... – Шрама понесло. – А что это была за хрень, которая должна варить кофе, который даже не надо доставать из милипиздрических банок? Ну эта, которая сложнее, чем ракету в космос запустить? Это для кого было придумано?!       Стрелок закряхтел, давя смешки.       – Хуже уже и быть не могло, пока ты не потащил меня делать круг по центру города. Я себе ноги уже до жопы стер, но и этого тебе оказалось мало, хмырина, ты затащил меня Шереметьево, которое больше похоже на калейдоскоп говна, чем на цивилизованный мир! Что дальше? Я могу взглянуть на план переезда? Я должен знать, какая дичь поджидает меня через четыре часа.       – Екатеринбург, – выдавил он, похрюкивая от смеха.       – А, ну это все объясняет, спасибо!       Стрелок догадывался, что так оно и будет, и что Шрам начнет бухтеть. Для бедняги, который предпочитал проводить время в покое, происходящее не казалось захватывающим приключением, скорее локальным апокалипсисом, поэтому он дал ему выспаться за время полета, а сам уставился в книжку на своем КПК. Иногда не сдерживался, наклонялся, чтобы посмотреть в окошко на виды городских огней в черноте ночи. Красиво. Днем, наверное, еще красивее.       Спал Шрам, как убитый. Стрелок почувствовал себя козлом, когда пришла пора будить его. Опять причинять стресс, бесцеремонно, с толикой пренебрежения растолкать наемника в плечо.       Очередной крупный город. Екатеринбург. Хоть посмотреть на крупные города в полной мере не позволяло время, Шрам про себя решил, что они похожи между собой. Одни и те же составляющие проспектов и достопримечательностей, просто скомбинированные по-разному. Хотя от Москвы у него осталось парадоксальное впечатление напряженной гонки и чувства легкости, чего на первый взгляд никак не скажешь про уральский мегаполис.       Стойко вытерпев очереди за багажом, бывшие сталкеры вышли на улицу.       – И все-таки, куда дальше? – соизволил поинтересоваться наемник, натягивая капюшон поверх шапки. Это тебе не Москва – здесь оказалось на порядок холоднее. Народ как будто не замечал, что на дворе стоит лютый дубак. Ходили себе в таких же парках и пуховиках, какие носят тысячами километров восточнее, ни о чем не заморачивались. Привыкшие? Наверное. Шрам вот быстро начал околевать. Как от мороза не трещало стеклянное здание аэропорта для него оставалось загадкой.       – Нас встретить должны. Не волнуйся, у меня все спланировано.       – Я сейчас дуба дам. Тебе не холодно?       – Да я почти уже сдох.       Мужики посмеялись. То ли еще будет на Камчатке! Знали бы, что их ждет, подумали бы в сторону какой-нибудь Кубани. Они переминаются с ноги на ногу у входа, а над ними сияет название «Кольцово». Может быть, еще не поздно развернуться, взять билет куда-нибудь, где потеплее? Где нет сугробов, ростом с наемника, где на деревьях не растут только булки, где море парное, и солнышко светит. Где люди одеваются ярко, а на лицах их улыбки вместо суровых сибирских мин. Где коты лениво лежат на скамейках в сосновых рощах, и где зелень цветет круглый год...       Из сладких мечт Шрама вырвал быдловатый девичий голос с прокуренной хрипотцой.       – Вы посмотрите кто к нам колеса катит!       К колоритной парочке, уперев руки в боки, из густой тьмы вываливалась медленной, но очень размашистой походкой не менее колоритная фигура в безразмерной куртке, похожей со стороны на мешок для мусора. Из-под гигантского капюшона торчали белые прядки, в зубах тлела сигаретка, а ноги, нарочно согнутые в коленях, были одеты в растянутые треники с лампасами.       Хотя нет, поздно.       – Привет, Настя...              ***              – Мы здесь задержимся на три дня?       – Да.       До рассвета оставалось еще несколько часов. Хозяйка уютной квартиры практически с порога свалилась спать в своей комнате, предоставив таких же усталых гостей самим себе. Они сели на кухне, попить кофейку, собраться с мыслями... В последнем особенно остро нуждался Шрам. Пока Стрелок рассматривал легкой степени бардак на столешнице и в раковине, бежевые шторки на окнах, фиолетовые кошачьи миски с разбросанными вокруг сухарями и свою кружку с нарисованными совами, загруженный событиями последних дней собеседник подбирал нужные слова.       – У меня такое впечатление, что прошел уже целый месяц, как мы ушли с Болот.       В ответ лаконичный кивок. Есть такое. Волна откровений исчезающе редко захлестывала сурового наемника. Сейчас была та самая минута. Высказаться мешало косноязычие, непривычка озвучивать то, что беспокоит, манера держать все в себе. Но надо. После паузы длиной в целую вечность он вновь попытался донести свою мысль.       – Не знаю, как тебе это удается. Мы нигде по пути не застряли. Мы ни разу не остались голодными. Не спали на улице. Не опаздывали. Выглядит, как само собой... Но ведь ты организовал все это по телефону. Я не понимаю, как. Без тебя я бы заблудился на первой же улице.       Стрелку было действительно приятно услышать слова признания.       – Но ты же понимаешь, что я иду за тобой вслепую? Это ты предложил такой огромный маршрут. Лично я до сих пор не знаю, чего хочу.       – Да, понимаю.       – Поэтому мне надо, чтобы ты указывал мне дорогу и после того, как мы осядем. Какое-то время.       Смахнув хлебные крошки со стола на пол, Стрелок потянул вперед руку.       – Поуказываю, конечно, – пообещал он. Рукопожатие.       – Я вообще не приспособлен к спокойной жизни.       – Это я знаю.       Для убедительности Шрам пристально взглянул глаза в глаза.       – Если ты решишь меня кинуть сразу, как окажешься на своей любимой Камчатке, я тебя прибью нахрен.       – Не кину.       – Смотри у меня. Я на тебя рассчитываю.       По усталому лицу бывшего сталкера пополза умиротворенная улыбка. Он покрепче сжал чужую ладонь, легко встряхнул еще раз и утвердительно кивнул.       – Я тебя не подведу.