Целоваться без всех этих глупостей

      В последнее время Ойкава вёл себя… странно. Даже по собственным меркам.       Нет, к тому, что их капитан любит чудить и влезать в неприятности, Иваизуми привык давно и думал, что его уже ничем не удивить. Но не тут-то было.       Всё началось с того, что Дуракава несколько дней… молчал.       Это казалось чем-то почти невероятным. Обычно этот вихрастый балбес болтал с ним, «Ивчаном», с товарищами по команде, одноклассниками, стайкой преследующих его с почти маниакальной навязчивостью девиц, дружелюбно шутил с продавцами в комбини и не упускал возможности вставить шпильку прямо поперёк урока — хоть и без лишней наглости.       А тут — едва лишь с десяток слов за день, включая «добрутро» под нос и не считая прощального взмаха рукой после школы. Тренер, тоже заметивший перемены в их Короле площадки, вскользь неуверенно пошутил, что кое-кто, кажется, наконец остепенился и повзрослел. Без особой, впрочем, уверенности. Ханаматтсы наперебой строили теории о том, что их капитана похитили столь любимые им пришельцы и провели какие-то жуткие опыты, из-за которых теперь Ойкава забыл родной японский и уже никогда не будет прежним.       Иваизуми скептически вскидывал в брови в ответ на их трёп, однако, несмотря на собственное неверие в существование зелёных человечков и инопланетных летающих объектов, хоть опознанных, хоть нет, скорее бы поверил в это, нежели в то, что Дуракава внезапно взялся за ум.       Весьма скоро, впрочем, всё вернулось на круги своя — из просто разговорчивого Тоору стал по-настоящему болтливым, видимо, навёрстывая упущенное за прошедшие дни, и некоторые жертвы его непрекращающегося потока высказываемых вслух мыслей были готовы взвыть, скучая по недавнему феномену в виде молчащего Ойкавы — ну хоть на пятнадцать минут, а!       К удивлению, вице-капитан Сейджо к числу этих людей не относился. Он даже выдохнул чуть облегчённо — его Дуракава остался таким же балбесом, а, значит, всё в порядке. Однако настороженности это не убавило.       Предположение о том, что проблема могла быть семейной, разбилось вдребезги при первом же посещении чужого дома — всё было в точности как раньше, никаких намёков на ссоры и конфликты. К тому же сама мама Тоору, улучив минутку, отозвала в сторону Иваизуми с осторожным вопросом, не знает ли он, что произошло с сыном на днях.       Иваизуми не знал. Но выяснить собирался.       В ответ на прямые вопросы Дуракава молчал как партизан. В какой-то момент брюнету начало казаться, что он стал русским и именно сейчас идёт война за контроль над Маньчжурией, а этот сидящий напротив балбес скрывает не меньше, чем государственную тайну.       Вскоре, впрочем, Великий Король, видимо, вспомнил, что он неплохой тактик, и попытался сменить подход — смотрел трогательными оленьими глазами и старательно убеждал, что у него просто было плохое настроение, он перенервничал и вообще, Ивчан, только подумай, уже скоро конец школы, экзамены, поступление, всё такое, как тут быть спокойным! Очень искренне убеждал.       Ивчан ни на секунду не поверил. Более того — теперь чувствовал себя в свои семнадцать родителем, чей ребёнок влип по меньшей мере в криминал, но никак не хотел в этом признаваться. Однако отступить пришлось — сколько бы упёртости у него ни было, другого такого же упрямого дурака как Ойкава было бы сложно найти во всей Мияги.       Уже по возвращению домой в голову Хаджиме начали закрадываться мысли о том, что дело может быть в их… отношениях. Думать об этом было всё ещё несколько странно, хотя, по большей части, ничего особо не изменилось. Они и так чуть ли не с пелёнок были крайне близки, а тут с недавнего времени после откровенного разговора добавилось разве что несколько неловкое держание за руки в кинотеатре (теперь, наверное, это можно было бы считать свиданиями) и поцелуи.       С тяжёлым вздохом Иваизуми растянулся прямо в одежде на постели, закинув руки за голову и взглядом в потолок уткнувшись — определённо стоило подумать. Пока данное предположение выглядело самым логичным. Нет, он не сомневался в том, что их решение не было поспешным и что Тоору не просто захотелось поэкспериментировать — они слишком хорошо знают друг друга и, несмотря на всё, этот балда не был таким легкомысленным. И тем более не стал бы так поступать со своим вице. Но они всё же подростки и не обязаны принимать исключительно взвешенные, разумные решения — тут хотя бы половине взрослых такую способность, ей-богу, мир стал бы куда лучше. Так что… могли же они просто запутаться? Дуракава мог просто запутаться. Самому брюнету происходящее казалось весьма правильным, хоть и несколько смущающим.       В любом случае, пялиться в потолок в одиночестве и накручивать себя смысла не было — завтра ещё на учёбу и лучше бы начать готовиться к тесту.       Ещё лучше бы было не забывать конспект у Ойкавы, который взял его «переписать по-быстрому на перемене», но отдать забыл. Впрочем, что с него взять. Самому следить надо было. Благо, что они, считай, соседи, так что можно зайти и забрать тетрадь сейчас даже несмотря на гнетущие мысли.       Его повторному приходу совсем не удивились — Ойкава-сан, мягко улыбнувшись и крикнув в сторону лестницы на второй этаж «Тоору, к тебе пришли!», удалилась снова на кухню, а сам Иваизуми направился в комнату приятеля, отрешённо подумав, сколько километров он успел за всю жизнь намотать по этим ступенькам.       А вдруг они всё же поссорятся и он не поднимется по ним больше?..       За такими мыслями немудрено было пропустить мимо ушей чужой протестующий возглас «Подождите!» — и, открыв дверь, Хаджиме столкнулся взглядом с Дуракавой. Который весьма спешно пытался раскрутить серёжку. В языке.       Правда, осознав, что уже поздно, попытки прекратил — зато засопел почти пристыженно, но, судя по взгляду, признавать вину не собирался (а, в общем-то, есть ли за что?) и планировал защищать подобное глупое решение по модернизации своей внешности весьма рьяно.       — Я собирался сказать!.. — начал шатен сразу же на повышенных тонах, хоть и замолчал тут же — вид у Ивчана был… не то чтобы недобрый. Настораживающий. Очень. Хотелось на всякий случай выйти из комнаты — даром, что она его собственная.       Иваизуми сделал глубокий вдох, подумав мельком, что ещё пара лет — и ему прямая дорога в шаолиньские монахи с его закалёнными чужими выходками нервами, а после подошёл почти вплотную, проникновенно в глаза заглядывая.       — Ну и? — поинтересовался он у одного вполне конкретного балбеса, которому даже подзатыльник вопреки обыкновению отвесить не хотелось. Спокойнее даже стало — их взбалмошный кэп, как всегда, просто отмочил дурость и опасался получить по шапке.       А вот балбес определённо нервничал.       — Просто понимаешь, Ивчан… — взгляд Дуракавы забегал так, словно тот пытался отследить мячик при игре в пинг-понг, в то время как брюнет смотрел на него в упор, явно ожидая ответ. Пришлось прибегнуть для собственного успокоения к активной жестикуляции и затараторить, с непривычки изредка цепляя пирсингом зубы и морща нос с едва заметными веснушками. — Мне просто что-то захотелось в себе изменить, сделать что-нибудь… эдакое. Не волосы же красить, ей-богу! И не ухо колоть, я же не хулиган какой. И девчонки не поймут, наверное. Не то чтобы я всё ещё планировал с ними на свидания ходить, мы же с тобой как бы… И я о тебе тоже думал, между прочим! Читал, что с таким вот целоваться прикольнее, думал, тебе понравится…       Когда на него уставились с ужасной обидой — Иваизуми на секунду почувствовал себя действительно виноватым. Словно он просил о чём-то таком… но подумать ему не дали, втягивая тут же в обещанный «прикольный» поцелуй и мягко раздвигая кончиком проколотого языка сухие губы, в чужой рот им скользнув ненавязчиво. Что ни говори, а целовался шатен хорошо, даже ругаться на него расхотелось — особенно когда непривычный гладкий шарик серёжки проходился с осторожностью по нёбу или касался на секунду внутренней стороны щёк или языка, делая ощущения… странными. Но приятными.       — Знаешь… — шумно выдохнул брюнет, всё же чуть отстраняясь и ероша пальцами мягкие, даром что непослушные волосы (и когда он только успел ладонь на чужом затылке пристроить?), в любопытные глаза напротив вглядываясь и переходя на шёпот. — Мне ведь и так нравится с тобой целоваться. И без всех этих глупостей.       И, несмотря на сказанное, Ойкаву снова в поцелуй тянут, на этот раз цепляя с интересом губами серёжку по собственной инициативе.       Надо будет заставить после снять её насовсем. Чуть… позже. Может, через поцелуй. Или десяток.       Иваизуми невольно подумал, что всё же так поцелуи действительно… прикольнее. Приятнее.       Интересно, а только ли они?..