Вестерос, навеки разделенный

Серые тучи укрыли небо над Харренхолом. Мизерных лучей Солнца, пробивавшихся сквозь серое покрывало, еле хватало чтобы осветить огромные внешние стены замки, подобные горным склонам, что спрятались под легким туманом, ещё утром укутавшим их черные очертания. Зима постепенно покидала эти места, снег сошел всего полгода назад, но время от времени холод и хмурая погода возвращались в Речные земли. Они всегда были богаты на дожди и тучи. Множество ручьев, речушек и струй протекало здесь, свивалось, вонзалось один в одного и в конце сливалось в один огромной поток, что именовался рекой Трезубец, ибо состоял из трех больших рек, вместе впадающих в Крабий залив, расположившийся между Лунными горами и полуостровом Расколотой Клешни. Реки делали эти земли плодородными, а, следовательно, богатыми и это богатство всегда привлекало сюда захватчиков из земель не столь благодатных. Из земель суровых, где не всегда текут реки, но всегда течет кровь и живут лишь те, кто способен продолжить этот красный поток. Сначала Речные земли покорили Первые люди, затем железным вихрем по ним прошлись андалы, насаждая Веру Семерых и рыцарский уклад среди их жителей. Более чем семьсот лет назад Речное королевство было покорено Штормовыми короля с Юга. Штормовые короли сотни лет были могущественнейшими правителями Вестероса, никто не осмеливался бросить вызов их могуществу. А потом, через триста лет, король Железных островов, Харвин Жестокая Рука отобрал эти земли у них и провозгласил себя королем Островов и Рек. С тех пор прошло множество лет, и его потомок стоял перед черными стенами Харренхолла. Харвин, первый сын короля Хоргара, третьего и второго в своем имени, видел их уже сотни раз, но никогда ещё их вид не был столь грозным, столь давящим и злым. Они устремлялись на сотни футов ввысь будто построили вовсе не люди, но великаны или сами боги. Но их построил Харрен, прозванный Черным, третий из королей Островов и Рек, внук Харвина Жестокой Руки. И вот уже триста лет возвышаться черные стены Харренхолла — величественный монумент власти над Трезубцом, символ власти его правителей. В черных стенах Харренхола была сделана арка, семидесяти футов в высоту, — невероятно большая для любого здравомыслящего человека, не такая уж и великая для этого монструозного творения. Сквозь неё продвигался небольшой конвой из всадников и стражников. Впереди него ехал молодой рыцарь в грязных доспехах, его длинные кудрявые волосы спадали на плечи из-под черного шлема. За ним ехал средних лет лорд в сюрко, что изображало дивный герб: на двух его четвертях был черный дракон на белом фоне и на двух — золотые глаза на черном. На лице у лорда багровело родимое пятно непонятной природы. Далее ехали бородатый мужчина с обветренным лицом и синими, как море, глазами, полноватый лорд в простой тканевой одежде, уже не молодой рыцарь, в доспехах красного и синего цветов. Всадник позади был стар и одет в грубую кольчугу. Один из всадников был одет по моде Железных островов. Конвой обступил малую повозку с черной тканью поверх. Все знали, что было под тканью. Сам Харвин был одет в черно-красный дублет с желтыми рукавами — цвета дома Хоаров. Он был высоким и красивым юношей семнадцати лет от роду. Как и у всех Хоаров, зрачки его глаз, подобно его волосам, были черными, будто смола. По правую руку от него стоял родной брат Освелл, всего на год младший, с более вытянутым лицом; всегда он был веселым и бойким, но сегодня, подобно другим, его взор был хмур и направлен вниз. По левую руку от Харвина стояла его мать, Мелисса из дома Талли. На руках она держала Куоррена, ещё слишком маленького, чтобы полностью понимать происходящее, а в тканях её платья стояла напуганная Лиза. Куоррен и Лиза, приходившиеся Харвину ещё более младшими братом и сестрой, имели материнские рыжие волосы, столь частые в роду Талли, хоть и глаза их были такими же черными. Позади них стояла большая толпа из служек и охранников. Много кто там был: повара, оружейники, цирюльники. Замок Харренхол был столь велик, что сам превратился в город, где жило больше, чем в множестве селений Вестероса. Ближе всего к Харвину находились стюарды Харренхола. Ему их требовалось целых пять. Эдмин Пайк был верховным стюардом: под его ведением находилась Королевская башня и ему были подотчетны все остальные. Сам он был бастардом из Хоаров и потому так же был черен волосом и глазом. Помимо него там стояли ещё четыре стюарда: сир Джон Блейнтри из Высокой башни, сир Аксель Риверс из Вдовьей башни, сир Дейрон Баквелл из Башни Меча и Мартин Фрей из Речной башни. Чуть в стороне вместе стояло три человека: мейстер Виман, старый человек с уставшим взглядом и маленькой седой бородкой, септон Уот, чуть полноватый и круглолицый, и жрец Мейкар, прозванный Серым, что был самым высоким из их троих с длинной седой бородой до пояса – ученые мужи этого замка. Не сказать, что им нравилась компания друг друга, но всем приходилось вести себя согласно обычаю. Конвой, состоявший по меньшей мере из тридцати человек, подъехал к королевской чете. — Это он? — спросила мать. — Да. — тихо ответил Тристан Харровей, капитан королевской гвардии, молодой рыцарь в грязных доспехах с каштановыми кудрями. Недолго думая мать отдала Куоррена близстоящей служанке и подошла к телеге. Харвин продолжал стоять. Мать не должна была сейчас это делать. Согласно обычаю, ученые мужи, что сейчас стояли чуть в стороне, ближе к конвою, должны были посмотреть первыми. — Ваше высочество! — крикнул лорд Карил Венс, его родимое пятно само по себе излучало некую ауру суровости. — Прошу вас, отойдите. Два стражника приблизились к матери, и та вынуждена была отойти. Харвин смотрел на это. Возможно, следовало бы что-то сделать, но обычай требовал стоять на месте, а хмурый настрой мешал даже лишнему шевелению руки. Тогда к телеге подошли мейстер, септон и жрец и они убрали черную ткань. Харвин уже знал, что там будет. Освелл отвернул голову, а Лиза в ужасе заплакала, только Куоррен непонятливо смотрел по сторонам. Ученые мужи осмотрели содержимое телеги и отошли. Тогда Харвин подошел ближе. Освелл пошел с ним, когда мать уже там стояла. Тогда же перед принцем открылось содержимое телеги. Здоровый и широкоплечий мужчина с побледневшей кожей и навеки закрытыми черными глазами. Его черная одежда была чистой, его волосы и небольшая борода аккуратно уложены, а закрытые глаза источали жуткое спокойствие. Но не это страшило. Его шея была вспоротой, красной; шкура разодрана, и плохо пахнущая плоть выходила наружу. Освелл скривился от столь мерзкого вида, а на лице матушки выступили слезы. Взгляд Харвина оставался неизменным — не время давать волю эмоциям, отныне такого времени у него никогда не будет. — Накройте обратно! — скомандовал он. «Негоже чтобы короля видели в таком виде». Двое стражников подошли и обратно накрыли тело его отца черной тканью. — Как это случилось? — спросил Харвин. — Я уже вам писал в письме, — ответил ему Харровей. — Я хочу услышать это лично. — Что ж. — вздохнул капитан гвардии. — Это был третий день охоты. Мы заехали в глубины Личестерского леса. Тогда нам сопутствовала неимоверная удача и нам попалось аж два оленя. Но успех только раззадорил короля. Он захотел большего. Ранним утром мы заметили волка. Но клянусь Семерыми, никогда я не видел такого волка. Размером он был подобен небольшому оленю или пони и цветом был бел как снег. Мы гнали это чудовище целое утро, а затем целый день. В какой-то момент Его Высочество вырвался вперед и оторвался от нас. Мы скакали за ними как могли, но прошло время, и он исчез вместе с волком. Лишь глубокой ночью нам удалось отыскать их, но было уже поздно. — Это правда? — Харвин повернулся лицом к сиру Меррину, старому всаднику в грубой кольчуге. Про него Хавин знал, что тот скажет только правду. — Да. — грустно сплюнул старый рыцарь. — Когда я нашел Хоргара, ворон уже сидел у его плеча. Харвин перевел взгляд на тело своего отца, вновь покрытое черной тканью. «Неужели это происходит так? Без посмертных прощаний и наставлений?». — Везите его в септу. — приказал принц. Тристан быстро поклонил свою голову и жестом указал своим людям в нужное направление. Конвой пришел в медленное движение. Харвин отвернулся и пошел за конвоем. Он успел заметить жалостливое лицо матери, направленное к нему. «Не время для жалости», — нахмурился принц. Может матушка решит, что он бездушен и черств, увидев его пустой взгляд? Может так решат все вокруг? В любом случае — не для этого сейчас время. Слуги присоединились к их конвою. Мать взялась успокаивать младших детей. Но Харвин не обращал не это внимания — он шел вперед и пусть его сейчас воспринимают черствым. Перед ним стояли башни Харренхола, возвышающиеся все дальше в серое небо, будто стремящиеся дотронутся небесной глади. Они прошли мимо внутреннего двора, столь огромного, что его часть отдали под хибары для прислуги. Мимо казарм, построенных вдоль всей восточной стены. Мимо Королевской башни, откуда должен править король, и где живут его ближайшие советники, где находится Зал Ста Очагов и самый большой воронятник во всем Вестеросе. Они прошли мимо Башни Меча, что близ оружейной и кузнецы. Мимо Вдовьей башни, соединенной с Королевской, мимо гигантских кухонь, мимо конюшен, где можно оставить до тысячи лошадей. Мимо Высокой башни, что казалось, достигла самого неба. Мимо медвежьей ямы, мимо бань, где в одной купальне одновременно умещается десять человек. Мимо Речной башни у Божьего озера и мимо богорощи размером в двадцать акров. Напротив Речной башни находилась септа — одна из немногих построек этого замка не из черного камня. Как и все здесь, она была велика и обширна. У входа в септу стояли две статуи, изображавшие Верховного септона и Харвина II, одними прозванного Бастардом, а другими Великим, что первым из королей Островов и Рек принял веру в Семерых. Они зашли внутрь, все кроме жреца Мейкара Серого — у него свой храм, вдали от этих земель, где солью дышит ветер над зеленым морем. Внутренний зал септы проходил на полторы сотни футов вглубь. Они шли по её мраморному полу все приближаясь к семерым могучим статуям в конце, столь великим и прекрасным. Слева, в направлении к центру, стояли грозный широкоплечий Кузнец с высоко поднятым молотом над головой, Воин, что одет в доспехи, сделанные из сверкающего аметиста, стоявший, будто готовый в любой момент набросится на врага и Отец, чья сверкающая борода доходила коленей, а суровый взгляд на лице устрашал любого на него посмотревшего. Справа же в направлении к центру стояли сгорбленная Старица с фонарем в руках и ониксовым вороном на плече, Дева, в прекрасно раскрашенном и украшенном рубинами и изумрудами платье и с лицом чью красоту нельзя было описать, и Мать с, искусно выгравированным, тихим и умиротворяющим взглядом. Статуя по центру была самая большая и доходила до середины септы. Это была фигура, полностью укрытая в черные одежды из оникса; голова фигуры была опущена вниз и спадающий ониксовый капюшон полностью закрывал лицо, только если подойти к статуе впритык и поднять голову вверх, можно было его увидеть. У входа тело отца сняли с телеги и положили в темный саркофаг с ещё открытым верхом. Его пронесли по мраморному полу и положили у подножия центральной статуи, так чтобы его лицо смотрело прямо под капюшон. Септон Уот ходил возле него и проговаривал молитвы, махая семигранным кристаллом в руке. Все вокруг затаили дыхание. Через несколько минут ритуал закончился — душа короля Хоргара теперь упокоится в мире. Теперь телом отца должны были заняться Молчаливые сестры — они уберут этот мерзкое зрелище с его шеи. — Можете расходиться! — сказал Харвин. Некоторые слуги и воины сразу ушли, другие подождали некоторое время. Казалось, шли часы. Ушли стюарды, что требовались на местах. Уходили слуги, повара, кузнецы, стражники возвращались на службу. Ушел Тристан, со временем ушли Меррин и Кэрил Венс, служанки увели постоянно плачущих Лизу и Коррена, мейстер Виман пошел по своим делам, не выдержал стояния Освелл. Уже ушла матушка и даже септон Уот вышел из своей септы. Остался только Харвин. Он смотрел на мертвое лицо отца. Ему вспомнилось, когда отец в первый раз привел его в эту септу. Харвин мало что помнил со столь раннего его возраста, но тот момент он запомнил на всю жизнь. Семь статуй смотрели на него, и мальчик был поражен их величием и красотой. Он смотрел сверкающий доспех Воина, на прекрасные лицо Девы, на грозных Кузнеца и Отца. «Ты знаешь кто это?» — спросил тогда отец. Харвин кивнул. Он указал на всех богов, сказал их имена и их роль. Всех кроме одного, само существование которого пугало мальчика. «Ну а это кто?» — спросил отец и указал на темную фигуру. «Неведомый», — ответил Харвин. «Что же дарует нам Неведомый?» — снова спросил отец. «Смерть», — со страхом ответил Харвин. «Правильно — усмехнулся отец. — Большинство людей боятся смерти, ибо никогда с ней не встречались. Они не дают Неведомому даров и не просят его о помощи. Но мы, Харвин, мы не такие. Мы не боимся смерти. Почему?» — Харвин не ответил ему, он только отрицательно покивал головой, пытаясь таким образом показать свое незнание. «Смерть неотвратима, сын мой, смерть всегда приходит, рано или поздно. Глупо беспокоится об неотвратимом, Харвин, беспокоиться надо о том можно отвратить. Мы не боимся смерти, Харвин, и мы не боимся Неведомого. Мы знаем о нем и принимаем его, когда приходит время. Мы смотрим ему в глаза и нам не ведом его страх. Этим мы отличаемся от других». Харвин кивнул в ответ. Тогда отец усмехнулся ещё раз и сказал: «А теперь подойди к нему и посмотри в глаза смерти». Харвин испугался — он то знал от служек и других мальчишек, что лик Неведомого всегда страшен и грозен. Но мальчик не мог перечить отцу. Переполненный страхом, он подошел к ониксовой фигуре и в ужасе поднял голову. И он ничего не увидел. Под ониксовым капюшоном было пусто. «Не страшно? — в третий раз усмехнулся отец и Харвин вновь кивнул ему, — Это и есть Неведомый — пустота и небытие. И мы смотрим в эту пустоту бездны, и иногда она улыбается нам в ответ». Харвин вынырнул из своих воспоминаний. Уже наступил вечер и септу освещал один небольшой светильник недалеко от тела отца. Харвин поднял голову вверх и увидел то же самое — пустоту в ониксовом капюшоне. Он опустил взгляд обратно на отца. Его лицо было направлено в ту пустоту. «Вот и она улыбнулась тебе в ответ», — грустно подумал Харвин. Разодранная шея уже была укрыта отдельным отрезом из толстой ткани серого цвета. С завтрашнего дня тело его отца перейдет под ведение Молчаливых Сестер, что отдали себя во служение Неведомому. А что будет с Харвином с завтрашнего дня? Завтра ворон полетит в Старомест и оттуда вороны разлетятся по всему благочестивому миру. В каждый замок прилетит черная птица и сообщит, что Харвин Хоар, четвертый этого имени, отныне король Островов и Рек. И тогда в Харренхоле он наденет на себя тяжелую корону из соли и камня, как этого требует обычай. Два королевства будет держать его корона, как это было до него и как это будет после него. Харвин в последний раз посмотрел в пустое лицо Неведомого, взял светильник и пошел к выходу из пустого храма. Сейчас уже не время скорбеть — никогда больше у него не будет времени скорбеть.